Я люблю маму. Всё ещё люблю, даже несмотря на то, что она не взяла мне на Рынке ни одного печенья, а вчера долго кричала за то, что оставляю Гииту где попало.

Гиита всё так же, как и пять лет назад, смотрела на меня из-под краешка одеяла глазами-пуговицами, пока я ютилась на уголке кровати, царапая тетрадь по истории косыми линиями вместо того, чтобы учить предмет.

Из-за огромной щели промеж зубов я долго не могла перестать картавить, поэтому тряпичная кукла так и осталась Гиитой, хотя, возможно, она должна была зваться как-то по-другому.

Все предметы учебной программы были нелюбимы мной совершенно одинаково и не стоили того, чтобы тратить на них свободные минуты своего безделья после вечерней подработки. А благодаря пропуску занятия и сопутствующему увеличению рабочих часов, я тем более заслуживала отдыха под укоризненный пуговичный взор.

Хорошо, что я расчистила место в шкафу, чтобы спрятать украденный баллон, и теперь не нужно носить его с собой в Школу, иначе бы сегодня моя спина просто переломилась, воздавая хвалу вечеру, проведённому над швейным станком в положении вопросительного знака.

Линия пронзила цифру восемь, так же небрежно начерченную на листе.

11 августа 2082 — заселение Бункера уцелевшими.

На этом начинается и заканчивается загадка Могилы. Спасаясь от атомной атаки, пять тысяч мирных граждан залезли в укрытие, но когда захотели выйти, дороги наверх не обнаружили.

Подземный городок был оснащён минимальными условиями выживания, но имел и средства к автономному существованию на протяжении нескольких десятилетий. К счастью для остальных, многие погибли в течение первого года.

Росчерк в пол-листа.

Я никогда не находила в себе великого художника, но этот клубок жирных бессмысленных закорючек ясно напомнил мне человеческую фигуру. Вытянутую по струнке, плоскую. Я истратила остаток грифеля на копну коротких волос — на большее не хватило — и откинула конспект. Даже не утруждая себя заучиванием дат, я бесилась при одном только его виде.

Вероятно, на расположение духа стала влиять и кислородная недостаточность. Каждый день кусочек жизни отправлялся в другую ёмкость.

— Так зачем тебе это нужно? — когда-то спросила Вильде, видимо, уже не в первый и не в десятый раз.

Причиной её беспокойства послужила разломленная надвое линейка после того, как для начертания схемы электропередатчика мне не хватило её длины.

Я с победным рыком откинула обе половинки и заявила:

— Я подарю его маме.

Острый подбородок разочарованно сморщился. Впервые её лицо выразило несбыточную надежду... на что?

Не может быть, чтобы милая и покладистая Вильде, как и я, втайне фантазировала, что сможет по щелчку пальцев прогнуть под себя гнилостное Правительство и доказать всем, что чего-то стоит — найти путь в наземный мир. Она не испытывала нужды доказывать родителям и учителям свою значительность — её любили и ценили за трепетность и острый ум, рвение к труду и ответственность, критическое мышление, а самое главное — за выцветше-оливковую кожу.

Об этом не говорилось ни в Школе, ни в трансляциях Совета на Часах. Если над Потолком не осталось ни одной живой души, материк должны будем заселить мы, выжившие. А если встанет выбор, кого выделить для исполнения этой миссии, они выберут молодых ребят с кожей не темнее медовой. Об этом не говорилось, но все это знали.

Посему и не было смысла распалять в ней бунтарский дух — если выход будет найден, толпу поведут такие, как она (а что сейчас могут сделать два подростка с порцией кислорода на лишнюю половину суток наперевес?). А ещё Вильде была не глупа, чтобы видеть во мне героиню, способную сделать то, что не удалось взрослым.

Что она себе надумала?

Не больше пары секунд эта странная гримаса блуждала по её чертам.

— А зачем он твоей матери, если не секрет? Считаешь, она спит и видит, как родная дочь навлекает на неё ещё больший гнев Правительства?

Чёрт, она думает именно об этом. Я подняла кисти рук, чтобы растереть гудящие виски, и замерла.

— Мисс Иман, вопрос к вам, поднимайтесь.

Если бы я щёлкнула пальцами, скорость пунцовения Вильде с ног до головы была бы такой же, как и скорость этого звука. Она вцепилась ногтями в парту, из-за чего не смогла выпрямиться до конца, и стояла, точно медленно загибаясь со стыда.

— Домашний материал, мисс. Какие газы в большинстве заполняют Бункер?

Поучитель по ИХС слишком молод. Я сама помню, как он, будучи выпускником, запирал в туалете старушку-математичку (весть о таких вопиющих событиях разносится быстро, даже до учеников младшей школы, которую я тогда посещала) и устраивал митинг в столовой за увеличение ежедневных порций. Горбоносый, красивый, щетинистый, лишь голос резкий и оборванный.

— Углекислый, — Вильде приступила к загибанию деревянных пальцев. — Пропан, амиак, хлор...

— И как же людям удаётся тут жить? — иронично перебил он, скрестив руки на груди.

— Ну-у... в вакуумную маску к носу поступает кислород из баллона, который приходится таскать за собой.

Вильде так внезапно засунула локоны за уши, что едва не вырвала с корнем.

— А как же рот, например?! — деланно изумился, а все ребята уже без стеснения гыгыкали. — Почему мы ещё не наглотались углекислоты?

— У всех в гортань вживлён фильтр и клапан, — практически беззвучно.

— Как жаль, что клапан не мешает вам говорить на уроке, мисс Иман. Садитесь.

Все повалились со смеху, Вильде — от злого бессилия.

— Хорошо. Кто подскажет мне, как отреагирует ваш организм на вдыхание атмосферы Бункера?

Взметнулось несколько рук; мистер Церп указал на худощавую хорошистку с потока электриков.

— Смесь газов вызывает медленное помутнение рассудка, — произнесла она с видом знатока. — В иных точках Бункера концентрация разных веществ различна, и эффект тоже может отличаться — от легкого головокружения до отравления. Вживлённые фильтры не способны отсеивать весь яд, и он накапливается в организме. В условиях Бункера даже самый устойчивый к его атмосфере человек не способен прожить дольше тридцати-сорока лет. А также...

— Спасибо, мисс. А теперь вернёмся к теме урока. Изучение химических веществ неразрывно связано с историей, и, так как всем вам скоро сдавать экзамены... — он с усмешкой окинул взглядом класс. — Повторить основы первого курса не будет лишним.

При звуке слова «экзамены» всё болезненно сжалось у меня под печёнкой.

— Одиннадцатое августа восемьдесят второго. Люди в панике заселяют оборудованные средствами выживания катакомбы. Пять тысяч человек, не прибегая к запасам кислорода, засыпают на сырых койках в своих подземных жилых блоках, а просыпаются лишь две трети. Для пожилых людей и младенцев наличие неиследованного соединения в воздухе оказывается смертельным.

Весь класс болезненно замер. Мистер Церп умел нагнать чувство такого отчаяния и злобы за своих «сокамерников», что оно без остатка передавалось всем.

— Остальные встают с разбитой на осколки памятью. Впоследствии удалось собрать по кусочкам всю информацию о прошлом уцелевших, но о том, где находится люк на поверхность, не помнит никто.

Вильде уставилась в окно. Минутная стрелка делила двенадцатый час напополам, что знаменовало конец урока, но внимание всех детей было отдано подрагивающим пальцам Поучителя.

Сейчас он был на волосок близок к тому, чтобы сказать что-то непростительное. Что на самом деле никакого люка нет, нет никакой Поверхности. Что воздух — это иллюзия, а яд в нём — отговорка для устранения ненужных Совету людей.

Я всегда знала, что все взрослые знают что-то, чего не знаем мы — об этом говорила невыносимая горечь, въевшаяся в их тусклые зрачки. Быть может, словом «экзамены» обозначалась лекция о жизни в Яме — такой, какая она есть на самом деле? Иначе почему нас к ним не готовят?..

— Занятие окончено, — тон мистера Церпа стал бесстрастным и твёрдым. — Повторите радиационные соединения и их влияние на организм.

Все в смятении вышли из кабинета.

***

Это были самые тяжёлые дни в стенах Школы. Я, как, наверное, и остальные, начала ощущать нарастающее волнение перед итоговой аттестацией (если она таковой и являлась), но наравне с этим чувством беспокоило и второе, незнакомое. Поучители были напряжены и говорили что-то, что не касалось темы урока, были рассеяны и словно силились сдержать выливающиеся наружу эмоции. Одним из лучших примеров этого явления всё ещё оставался случай, когда миссис Ганс прямо во время урока отложила своё шитьё и спросила шёпотом у Вильде, как она думает — правда ли, что у женщины перестаёт идти кровь, если она носит ребёнка?

Эту всеобщую расслабленность в обучении ответственных за нас взрослых почувствовал и ректор, решив, что лучшее устранение проблемы — воздействие на умы детей непосредственно. Он зашёл на экзогеотику и занял всё оставшееся время учебного дня своим задом, разрывающим брюки, на краю поучительской парты.

— Все мы знаем, что до экзаменов осталась одна неделя, — начал мужчина с кислотным ожогом в пол-лица прямо с порога, и ребята синхронно подпрыгнули, будто тот же хлороводород обжёг им задницы. — И я пришёл к вам не случайно.

Его крысиная манера перетирать короткие пальчики вызывала отвращение больше, чем изуродованная щека, но я всё же отложила кусок лабораторной глины и обратилась в слух.

— Сейчас вы должны испытывать максимальную ответственность за свою будущую жизнь и тот вклад, который можете привнести в развитие общества.

«Ага, — подумала я. — Самое время развиваться обществу, которое нет-нет да вымрет через пару месяцев».

— Год назад вы определились с будущей профессией, а ведь любой избранный вами путь ведёт к поддержанию жизнеспособности всех граждан и освобождению в конечном итоге. Поучители передают накопленный опыт подрастающему поколению («и нужда в них полностью отпадёт через пару лет, потому что дети перестали рождаться», —дополнила я), — он кивнул на застывшую у таблицы плотностей престарелую преподавательницу. — Целители отвечают за здравоохранение («хотя люди по-прежнему мрут один за другим»), Советники несут государственную службу («и тихонько жируют на безосновательных правах»), Электрики дарят нам свет, Ремонтники устраняют все неполадки, Посвящённые работают с химикатами и добывают кислород, Ткачи обеспечивают нас всей необходимой материей. Все профессии очень важны, а сдать экзамены очень просто. Но, — он шутливо пригрозил мальчику в первом ряду, отчего тот болезненно позеленел. — Если вы не осилите даже пересдачу, придётся идти в Менялы на Рынок или в Поители.

Дети загалдели. Ректор унял их лёгким движением руки и подытожил всё сказанное выводом на сорок восемь минут шестнадцать секунд о том, как будет проходить аттестация и какие смешные, по его мнению, случаи на ней бывали: как юный Целитель обделался от переживаний во время устного ответа, а «девчоночка чуть выше этого стола», теперь уже уважаемый всеми Ремонтник, высыпала свои шпаргалки прямо перед приёмной комиссией на пол.

— Но собиралась-то она в Электрики, — прошипела насупленная Вильде.

Мне всего лишь хотелось, чтобы каждый мог делать то, что ему

нравится. Я верила, что где-то над куполом Потолка люди имеют такую возможность. Что едят вкусную и питательную пищу, проводят свободное время как им нравится, не знают дату своей смерти и чувство удушья.

— Как хорошо, что взрослые относятся к нам с пониманием, а не пытаются запугать экзаменами, — произнёс кто-то на выходе из Школы.

Я стояла и пялилась на слепяще-белый обод циферблата, ожидая подругу.

— Что за глупость, — прокомментировала, засовывая руки в карманы — привычка, приводящая мать в бешенство за долю секунды. — Эмоционально давить на человека, чтобы он окончательно разочаровался в своих силах, и говорить, что желает помочь? Бред, нигде не найдётся таких идиотов, даже в палате неизлечимых психов в Целебнице.

Несогласных не было. Раньше белокурая, а теперь как будто помрачневшая на пару тонов, мисс Иман вышла из Школы последней, когда я уже продрогла насквозь в плотных тугих брюках из самого дешёвого материала.

— Экзогеотичка попросила взяться за твою голову, если ты сама не можешь этого сделать. Кёна, — обратилась она безнадёжно. — Одна неделя. Пора бы уже подготовить хотя бы самые простые тестовые вопросы.

Я оскорбилась тому, насколько она в меня не верит, хотя все основания для этого были.

— Могила представляет собой параллелепипед с длиной полторы тысячи, высотой двадцать, шириной пятьсот метров, два отсека из десяти заполнены землёй, — я отчеканила приветствие Поучителя в первый школьный день, состоявшийся пять лет назад. — Потолок, крошащаяся каменная глыба, проседает, а Советники каждый день кормят нас сказками о спасении. Вот и все базовые знания, чтобы сдать экзогеотику или повеситься в своей спальне.

Видьде перестала обеспокоенно хмурить тонкие брови и даже несмело усмехаться на мою реплику — какие-то слова в самом деле её задели.

— Почему ты не веришь в то, что мы можем выбраться? — её тон был глухим, как дедушка в его последние деньки взаперти. — Советники говорили о внезапном прорыве несколько дней назад. Неужели не помнишь, какой это вызвало ажиотаж?

— Прорыв чего? — иронично спросила я. — Трубы с фильтрованной водой? Не смеши, они даже не удосужились сказать, что это был за «огромный шаг в развитии и освобождении граждан».

— У нас есть наука и желание спастись, — если дело касалось всякого рода мотиваций, Вильде считала их основной движущей силой.

Я промолчала, делая вид, что раздумываю над её мудрым замечанием, на самом деле матерясь и проклиная человеческую наивность.

Одного желания мало. Вильде, нам нечем дышать.

— Как это нечем? А запасы на Складах? А ежедневные добычи кислорода в Лабораториях?!

Великое Солнце, я сказала это вслух.

Но мою ярость было не остановить. Я обогнала её, развернулась на носках, поймав пяткой корявый самородок, и вцепилась ей в плечи.

— Ты чокнулась, Иман!

Она осталась настолько спокойной, что пришлось тряхнуть ещё раз.

— Или не помнишь, какие треволнения поднялись, когда обнаружилось, что все Склады пусты, и только в одном остались кое-какие запасы?! И как кривился Президент? Пойдём, и ты сама посчитаешь, сколько пустых полок зарастают пылью! Наша математичка будет чертовски тобой горда, если ты насчитаешь хотя бы сотню тысяч баллонов!

Она с опозданием опешила. Прямая губа сморщилась, спрятала свой край за зубами.

Отовсюду веяло холодом.

— Покажи мне.

Мой пыл сходил на нет долго, вплоть до того момента, как мы прошли мимо наших корпусов, вопреки здравому смыслу и расписанию, которое тревожным звоночком голосило мне у виска, что надо спешить на работу.

Валящий из Школы народ небыстро рассосался, и остались только мы вдвоём, боящиеся каждого шороха и ненароком встретившихся взрослых. Мы вдвоём и шагающий впереди парень с необычно волосатым затылком.

— Как тебе вообще пришло в голову ошиваться в первом квартале?

— Я... вдохновляюсь зданием Центра Света. Пришла к нему помечтать, а потом забрела в первый.

— Вдохновляешься? Может, ты ещё и стихи пишешь вместо уроков? А что, было бы неплохо! «Люблю тебя, Источник Света! Вода, печенье и галета!».

— Завали лицо, Вильде, — я указала на парня и приложила палец к губам.

Поначалу я просто переживала за успех операции, но после заметила несколько странных деталей на впереди идущем: серо-зелёная одежда такого кроя не изготавливалась уже с половину моих прожитых, и уж тем более Фабрика Текстиля не обделила бы кого-то брюками с штанинами нормальной длины, а не до щиколотки. Он передвигался так, словно оббежал весь Бункер и теперь издыхает.

Молодой человек шагнул в поворот между Складами и Лабораториями, когда я вдруг поняла, что ёмкости с кислородом у него нет. Пара метров, и он сполз по стене без сознания.