Безусловно, вся эта шумиха вокруг нас утомляла, но мы находили силы в нашем общении. Когда наступил день последнего заседания, на котором суд должен был вынести решение, я метался по номеру отеля, не находя себе места.
— Юли, прекрати, — в очередной раз попытался достучаться до меня Лоренс. —Ты уже ни на что не можешь повлиять. Мы сделали все возможное, для того чтобы нас оставили в покое. Всех нас.
— Мне бы твою рассудительность, — бормочу себе под нос и делаю широкий шаг, не рассчитывая расстояние: мизинцем ударяюсь об угол столика возле дивана. — Merde!
Подпрыгиваю на одной ноге, теряю равновесие и начинаю падать. Пытаюсь ухватиться хотя бы за что-то, но не удается, и я внутренне сжимаюсь в ожидании удара. В последний момент меня подхватывают сильные руки Лоренса и приземление выходит мягким: диван оказался ближе, чем я думал.
— И зачем? — негромко спрашивает меня Рен, щекоча шею своим дыханием.
— Они должны вернуть тебе твою жизнь, понимаешь? В этой гонке за своим благосостоянием, статусом и черт знает чем еще, они походя разрушили твою карьеру и то, что ты мог дать другим. Ведь тот проект, который ты курировал, мог принести многое для тех детей, кто уже отчаялся и перестал верить в чудо.
— Какой ты все-таки романтик, — смеется он в ответ и целует в скулу.
— Не отвлекай, — дергаю головой и упрямо поджимаю губы. — Не только ты пострадал, вот в чем дело. Они настолько привыкли к своей безнаказанности и тому, что все решают деньги и связи, что до последнего не верят, что им вынесут обвинительный приговор. И их убежденность меня нервирует. Что если все повторится вновь?
— Не повторится, мы не допустим. Жизнь тасует карты, но именно нам ими играть, Юлиан. Наша партия подходит к концу, и аргументов, доказательств на нашей стороне ощутимо больше, чем на их. Это понимают все, просто Раньи и те, кто стоит за ним, пытаются держать лицо до последнего. И уходить из зала будут с улыбкой на губах, даже если за порогом их будет сопровождать конвой.
— Раньи по сравнению с Тьоззо — мелкая сошка, хоть и строит из себя невесть что. А этот не даст своего племянника на растерзание правосудию, пусть и заслуженному.
— Ты имеешь в виду Бланкара? — уточняет Лоренс. — Министр прекрасно видит, к чему все идет. Его людей я не раз видел на заседаниях, но они ни во что не вмешиваются и своего родственника он открыто не поддерживает. Что с ним будет дальше нас волновать не должно и даже то, каким образом Тьоззо будет его вытаскивать из всего этого.
— Ему самому от этого так просто не уйти. Журналисты своего не упустят, ведь такой знатный скандал и неоднократно проверенная, рабочая схема: подкладывать своего племянника под тем или иным видом под других для откровенного шантажа. На что готовы пойти бизнесмены и политики, чтобы грязная правда не разрушила их карьеру, которая приносит хорошие деньги? На многое, если не на все.
— Ну то, что его сместят с правительственной должности в ближайшее время — точно. А дальше видно будет.
— Нельзя таких врагов оставлять за спиной, — со вздохом высказываю свои опасения и откидываю голову на плечо Рену.
— Не сходи с ума, Юли. Предусмотреть все и обезопасить дальнейшее будущее со стопроцентной гарантией невозможно. Только в том случае, если мы бросим все и уедем в глухие леса на природу и не будем иметь ничего общего с прежней жизнью. Но это не выход. А как же твои концерты? Музыка? Девочки, в конце концов?
— Ты что, — встрепенулся я и слегка приподнялся на локтях, — к ним ревнуешь?! Да быть не может!
— Еще как может.
— Не издевайся.
— И не думал. Ты же с такой любовью и нежностью о них говоришь, что не ревновать у меня не получается. У них даже свой личный хранитель имеется.
— Тебе что, тоже нужен?
— Тебя мне вполне достаточно.
— Ну так я у тебя есть.
— Хочу, чтобы все знали о том, что ты мой, — после паузы говорит Лоренс, делая акцент на каждом слове. — Но знаю, что это слишком эгоистично с моей стороны и последствия непредсказуемы.
Какое-то время молчу, оглушенный его словами. Иногда кажется, что мы ходим кругами: разными словами сообщая жизненно важные вещи, при этом избегая прозрачных формулировок в страхе, что будем отвергнуты. И сейчас он вроде повторяет то, что я слышал раньше, но все так же отступает, давая мне пространство для маневра и возможность уйти, если я посчитаю его желания неприемлемыми для себя.
Первое время я думал, что в нашем общении слабое и нуждающееся звено я. Но на практике все далеко не так просто. В силу разных характеров, воспитания и прочих факторов Лоренсу сложнее озвучивать свои потребности и слабости. Да и он не из тех, кто предпочитает принуждать. Если только мягко настаивать с полной уверенностью обоюдного удовольствия. На этой мысли я сбиваюсь, дыхание учащается, а щекам становится тепло. Воспоминания того безобразия, что мы недавно творили в постели, захватили сознание, и тело незамедлительно отреагировало на эту внезапную бурю.
— Ты чего? — моментально отреагировал Рен на произошедшие изменения. — Тебе нехорошо?
— Нет, все нормально.
— Юли, ты…
— Прекрати, — перебиваю, беру его за руку и опускаю наши руки вниз, весьма доходчиво объясняя свое состояние.
— Неожиданно, — растерянно бормочет он в ответ на мои действия. — О чем ты подумал?
— Считаешь, стоит обсудить это вслух?
Довольно улыбаюсь и одним движением переворачиваюсь, оказываясь с ним лицом к лицу, а его ладонь перемещается мне на бедро. Подаюсь вперед и тянусь к нему, буквально напрашиваясь на поцелуй. Что тут же и получаю. За секунду мои губы оказываются в желанном плену и сердце сбивается с ритма, которым приветствует своего завоевателя.
Сильные пальцы, до этого спокойно лежащие на ноге, плавно перебираются вверх, добираются до шеи и аккуратно сжимают. Второй рукой Лоренс обхватывает мой затылок, в одно движение собирает волосы в кулак и тянет назад. Прогибаюсь в пояснице, еще сильнее откидываясь. Нетерпеливо толкаюсь бедрами вперед, откровенно демонстрируя свое желание и нетерпение, на что Лоренс смеется, отвлекаясь от моего рта.
Шуршание одежды, которую мы в спешке снимали, нетерпеливый шепот и постоянные попытки сделать это, не разрывая тактильного контакта. Жадные ладони, скользящие прохладными змеями по разгоряченной коже. Солоноватый пот приправой к основному «блюду», украденный с рельефного тела. Негромкий выдох от неожиданно острого укуса и тут же влажный след игривого языка, извиняющегося лаской. Сдерживаемый крик от нетерпеливого проникновения и непрошенные слезы от ощущения наполненности и крепкой хватки сильных пальцев на подрагивающих ногах. После — сбитое дыхание и уютные объятия родных рук, рисующих невидимые глазу узоры, горящие огнем.
Перед смертью не надышишься, так говорят. Как бы мы ни оттягивали этот момент, но пришел день последнего слушания. Пальцы подрагивали, и я никак не мог справиться с галстуком, пытаясь безуспешно повязать его вот уже в который раз.
— Иди сюда, помогу, — развернул меня к себе Лоренс и принялся приводить меня в божеский вид. — Не сходи с ума, Юлиан.
— Как ты умудряешься сохранять спокойствие в такой момент?
— Никак. Я точно также как и ты нервничаю, но внешние проявления душу в зародыше. У меня нет никакого желания давать в руки кому бы то ни было эту информацию о себе. Особенно с учетом того, как ее могут извратить. А то еще решат, что мне есть что скрывать, и будут кружить вокруг стаей голодных акул в надежде на очередную сенсацию, которая поднимет рейтинги.
— В такие моменты иногда задумываюсь о том, чтобы все бросить и уйти.
— А как же твой талант? Твои зрители?
— Играть я могу и для тебя. Мне этого хватит.
— Не обманывай себя, — мягко упрекает он и хлопает меня по груди. — Готово.
— Спасибо.
По дороге мы захватили родительницу и Алекс, которая буквально подпрыгивала от нетерпения, сидя рядом со мной в машине. Лоренс в этот раз сел вперед, оставив меня на растерзание женскому полу.
— Вы готовы? — негромко уточняет мать.
— Если это так можно назвать, — признаюсь в своих страхах.
— Значит да, — уверенности ей не занимать. — Помнишь, что я сказала насчет вас?
— Отчетливо.
— Тогда соберись, иначе вас оставят на закуску и сомнут вслед за Раньи, Бланкаром и Тьоззо, которые идут основным блюдом.
— Какой ты гурман, однако.
— А то ты не знал, — смеется она и неожиданно берет меня за руку, переплетая наши пальцы. — Юлиан, — шепчет она едва слышно, — ты всегда был сам по себе и умел стоять до последнего, если считал, что прав. Не дай сомнениям затуманить разум и сломать то, к чему вы с Лоренсом стремитесь. Это шанс для вас обоих начать жить полной жизнью без оглядки на прошлое. Верь в него и в себя.
Видимо, этого мне не хватало, чтобы окончательно принять происходящее и перестать вести себя как неуверенный подросток в мире взрослых людей. Эти дни между заседаниями вымотали всех без исключения, только я позволил себе скатиться практически в панику, и, откровенно говоря, лишь моральные оплеухи подействовали отрезвляюще.
— Спасибо, — кивнул я и сжал ее пальцы в ответ на эту поддержку.
— Обращайся, — уже громче ответила она и высвободила свою ладонь, давая понять, что большего ждать не стоит. Она сказала все, что считала нужным, и в какой-то мере проявила слабость, чего она терпеть не могла. Слабой ее мог видеть только супруг и врач, которого, к счастью, она давно не навещала.
Возле здания суда было удивительно тихо, на что я не преминул обратить внимание.
— Мы не с главного входа, — тут же отозвалась Алекс. — Там яблоку упасть негде: толпа журналистов и зевак, которые ожидают сегодняшнего решения.
— Так жаждут подробностей?
— Именно. Поэтому приняли решение зайти со стороны служебного входа.
— Да уж, не о таком ажиотаже я мечтал.
— Ущемленное самолюбие? — ехидно уточнила эта пигалица. — И каково это?
— Не буди во мне зверя, — притворно грозно рычу я.
— Ну да, залижешь до смерти, — хохочет она, намекая на мой безобидный характер, но сбивается после негромкой ремарки Лоренса:
— Это он может.
Поперхнувшись воздухом и закашлявшись, застыл истуканом от неожиданности.
— Хочешь сказать, я ошибаюсь? — все так же спокойно уточняет этот провокатор.
— Во всяком случае летального исхода не было, — не сразу нахожусь с ответом. — Ведь ты живое тому доказательство.
— Я запомнил.
Невысказанный намек повис в воздухе, но развить тему нам не дали, что к лучшему — действенный способ отвлечься от действительности, но сбивает рабочий настрой, уводя мысли в сторону горизонтальной плоскости.
Вернулась родительница, которая отходила в поисках нашего адвоката. Взяв меня под руку, уверенным шагом направилась в здание суда, раздавая на ходу указания. Сегодняшний день станет поворотной точкой.
Морально я готовился к тому, что до самого вечера мы проведем в этих стенах, но ошибся. Видимо, на судей оказывали давление сверху и было негласное указание закончить дело максимально оперативно, насколько это возможно в рамках закона.
Практически все предположения оказались верными: по заслугам получили все участники старого дела о педофилии, подлоге, шантаже и хищении средств фонда. Лоренсу должны в скором времени компенсировать моральный ущерб, уже сейчас официально все обвинения в его адрес признаны неправомерными и необоснованными.
Снятие с должности министра — дело нескольких дней: пакет документов будет незамедлительно отправлен в совет министров под личный контроль премьера. Его племяннику назначили условный срок, который поставит крест на карьере.
Раньи и отчим Алекс тоже получили свое: приличные штрафы, частичная компенсация в пользу подруги и, что главное, она получила свободу от своего фальшивого родственника с юридической точки зрения. Конечно, в случае моего «благодетеля» это лишь вершина айсберга, но вот то, что его не оставят в покое и заведут в ближайшем будущем еще пару дел о махинациях, я не сомневался. Не может быть, чтобы эта история с женитьбой была единственным пятном в его безупречной до этого дня репутации.
Я обошелся малой кровью в виде нервов. Попытки разрушить карьеру не увенчались успехом, а шумиха вокруг происходящего лишь подогрела интерес к моему творчеству и личной жизни.
— Я был прав, — слышу довольный голос Лоренса.
— Ты о результатах?
— Да, о них. Реквием, как я и предрекал, прекрасен. Может, стоит его написать?
— Может быть, может быть, — в сомнениях качаю головой.
— Проявляешь великодушие?
— Нет, просто предпочитаю не марать руки. Особенно публично.
— Кто мешает сделать этот шедевр частью домашней коллекции?
— Искуситель.
— Не без этого.
Выходили из здания суда уже под вечер, несмотря на то, что последний удар молотка отзвучал свое час с небольшим назад. Помешали уехать домой охочие до зрелищ акулы пера, возглавляемые Вивьен Леру. Та, правда, больше рассыпалась в благодарностях за эксклюзив, чем выспрашивала оценку происходящего.
— Месье Бриль, — окликнула меня девушка уже на ступеньках.
— Слушаю.
— Простите мне мою настойчивость, но не могли бы вы уделить мне время и дать эксклюзивное интервью вместе с месье Русселем?
— А вы на мелочи не размениваетесь, мадмуазель, — смеется Рен.
— В такой ситуации было бы глупо упускать свой шанс.
— У нас есть ваши контакты.
— Благодарю.
— Рано, ведь мы еще ничего не обещали.
— Даже намека более чем достаточно.
— Умнеете на глазах, Вивьен, — вмешалась родительница. — Не теряйте хватку, она вам пригодится. И, самое главное, не забывайте о совести: именно с вас спросят.
— Буду стараться, мадам. Спасибо за бесценный опыт.
Бодрый перестук каблучков подсказал, что девушка нас покинула и мы остались одни, если не брать в расчет гомон нескольких десятков зевак, что еще толпились неподалеку.
— Месье Руссель, — раздался мужской голос с той стороны, — не могли бы вы ответить на пару вопросов?
— С вашего позволения, пойду удовлетворю их любопытство, — сообщил Лоренс и отошел.
— Ну а ты, моя девочка, будешь давать интервью? — интересуется мать у стоящей тут же Алекс.
— Мне некогда, увы, — задорно смеется та, но я слышу, что это наносное: едва уловимым фоном в ее голосе звенит грусть. — Меня ждет самолет. Через несколько часов я улетаю.
— Мы же вроде недавно отдыхали? — наигранно недоумевает мадам Брилль в ответ, поддерживая этот спектакль.
— Видимо этого мне оказалось недостаточно. Спасибо вам за все, мадам.
— Ох, девочка, не стоит. Ты тоже внесла свою немалую лепту. Не пропадай надолго, я буду скучать.
Подойдя ко мне, Алекс молча меня обняла, зная, что я не любитель прощаться, а особенно надолго. Сейчас был именно тот случай, и я не был к нему готов. Это решение она приняла самостоятельно, не ориентируясь ни на кого и, надеюсь, из лучших побуждений. Хочется верить, что оно окажется наиболее подходящим.
— Прости, — шепчет она мне в подбородок, роняя горячие слезы на тонкую рубашку. — Я была не права, предлагая тот безумный план на троих.
— Вернешься? — глажу эту егозу по волосам одной рукой, а второй аккуратно придерживаю за талию.
— Чуть позже и не одна…
— Ого, какие планы.
— Главное, чтобы осуществимые.
— Все получится, я в тебе не сомневаюсь.
— Спасибо, Юли, — на всхлипе произносит она и неуклюже целует в уголок губ, чем вызывает радостное улюлюканье стоящей недалеко бдительной толпы.
Алекс плавно высвобождается из объятий и отстраняется, задержав свою ладонь у меня на груди в области сердца.
— Спокойное, — с легким разочарованием выдыхает подруга. — Жаль не я заставляю его часто биться.
— Не жалей.
— Не буду. Увидимся, Юлиан. Обними от меня Лоренса.
— Не попрощаешься?
— Не думаю, что стоит. Сделаешь это для меня?
— Конечно.
— Ну, тогда я пошла.
Она ушла легкой походкой, скрывая за этим тяжесть принятого решения и горечь разочарования. Но тут я ничем не мог ей помочь, лишь ждать, как ждала она. Главное — дождаться.
— Я закончил, — довольным тоном сообщил Лоренс, возвращаясь ко мне и беря меня за руку.
— И как успехи?
— Я бы сказал неплохо, но соврал бы. С одной стороны, я опасаюсь твоей реакции, поскольку решил за тебя.
— Неужели ты меня похищаешь? — смеясь, выдвигаю нелепое предположение.
— Не угадал, — вторит мне Рен.
— Тогда что?
— Я решил узаконить наши отношения, чтобы заявить свои права на тебя официально, о чем только что и сделал заявление. Ты же не против?
— Нет, — качаю головой, не сдерживая счастливой улыбки. — Совершенно.
— Тогда нам стоит это отметить. Точнее все вместе.
Окружающее перестает для меня существовать: я поглощен своими переживаниями, с тихой радостью чувствуя нервную дрожь пальцев Рена в своей руке. Он не так спокоен, каким хочет казаться. Я не один.
— Недавно ты спрашивал меня про сердце, Юлиан, — словно не замечая окружающего шума, негромко сказала родительница, не смущаясь присутствия Лоренса. — Свое сердце ты нашел. Береги его, а оно сбережет тебя в ответ. Будьте счастливы, сын.
Осторожно погладив меня по лицу, мама ушла, не сказав больше ни слова. Она отпустила и дала свое благословение.
Прощания с Алекс выглядят так, будто ее выпускают из гнезда. И правильно, она слишком долго томилась в клетке - самое время расправлять крылья.
Лоренс и Юлиан стоят друг друга, подколки, шутки - это их конек) и они гармоничны в своей неуверенности и осторожности смешанной с едкостью и ехидством