Мерзкая дождливая погода навевала тоску и уныние. Тигрица сидела в своей комнате, выводя тушью иероглифы. Занятия каллиграфией были для неё не характерны, но сегодня все дела были уже переделаны, и мастерица развлекала себя, как могла.
Кисть выводила линии, превращая их в осмысленные слова. Порою Тигрица сама себе удивлялась: некоторые иероглифы выходили настолько идеальными, как даже мастер Журавль не умел. Совпадение это или нет, но в числе идеальных оказались имя мастера Шифу, её собственное, а также слова «любовь», «гармония», «ожидание» и «надежда». Был среди них и ещё один идеал. Этот иероглиф Тигрица писала, находясь будто бы в ином измерении. Когда же пергамент был ею замечен, мастерица невольно сглотнула и подняла написанное.
- Зачем я…
Не договорив, она резко встала, собираясь подойти к окну и закрыть его. И в этот момент холодный ветер усилился, ворвался в комнату, разметав ещё не высохшие листки. Инстинктивно заслонив морду лапами, Тигрица медленно подбиралась к окну. Когда же она открыла глаза, в оконном проёме возник широкоплечий силуэт.
Испуганно вскрикнув, Тигрица отшатнулась. Её хвост невольно задел банку с тушью, и чёрная краска разлилась по пол. Поскользнувшись на луже, мастерица больно шмякнулась пятой точкой. Капли туши основательно измазали ей шерсть, а незнакомец в окне рассмеялся: неуклюжесть Тигрицы позабавила его.
Не спуская глаз с рассерженной, но сконфуженной своим видом мастерицы, гость спрыгнул в комнату.
- Вид у тебя забавный, - заметил снежный барс. – Точь-в-точь шаловливый тигрёнок, что добрался до папиных вещей. Чем ты тут занимаешься?
Ответа он так и не получил. То, что Тай Лунг здесь, живой и невредимый, странным образом приковало Тигрицу к месту, и ей вдруг стали ясны все те скрытые от самой себя желания, которые порой пробивались наружу, воплощаясь, к примеру, в иероглифах. Тай Лунг уже приметил среди разбросанных листков тот самый, что так взволновал Тигрицу, и теперь с некоторым удивлением рассматривал его.
- Ты написала моё имя? – хмыкнул барс и выбросил листок. – Ну что ж, считай, твоё желание исполнилось. Вот он я. И у меня к тебе кое-какое дельце. Нет, - его палец прикоснулся к губам Тигрицы, и та вздрогнула, насколько быстро он оказался рядом. – Ничего не говори. Говорить буду я. Обрисую твоё унылое существование с так называемым отцом, горсткой так себе мастеров глупейшим пандой, а ты внимай. И пожалуйста, не перебивай меня. Собственно, за этим я и здесь.
И Тигрица слушала, совсем не помышляя мешать ему, а тем более звать на помощь. Тай Лунг не желал ей зла, она прочла это в глазах барса. Ему всего лишь надо было выговориться. Он убеждал Тигрицу, что она здесь пленница, иначе бы Шифу не посылал их на задания, сам при этом оставаясь во дворце. Тай Лунг считал, что после проигранной мастером битвы с ним Шифу не уверен в своих силах, он боится решительно всего, а значит, признаёт, что гораздо слабее собственных учеников. Такое поведение позорит его, пусть даже мало кто об этом догадывается. Шифу бездумно рискует жизнями других, и доказательство этому – пленение в Гун Мене Неистовой Пятёрки. В тот раз мастер вовремя одумался и пришёл на помощь, но не вечно же им будет так везти. Зачем жить под игом, выполняя указания труса, недостойного называться мастером? И Тай Лунг предложил Тигрице сбежать вместе с ним.
- Если согласна, докажи, что будешь верной отныне лишь мне, а не тому, кто заточил тебя здесь с юных лет.
- Доказать? Но как? – негромко вымолвила полосатая кошка.
- Ну хотя бы дай мне вычистить твою заляпанную шкуру, - барс указал на пятую точку и ляжки Тигрицы. – И в следующий раз надевай штаны.
Только сейчас Тигрица вспомнила, что кроме набедренной повязки ниже пояса ничего нет. Она всегда снимала всё лишнее перед уборкой или каллиграфией, чтобы не запачкать одежду, поскольку в комнату без её разрешения никто входить не смел, кроме Шифу, которого она не стеснялась. Теперь же юной мастерице стало стыдно. Казалось, её тайные желания отныне написаны по всему телу, где не было одежды. Правоту Тай Лунга ей пришлось признать, как неоспоримую истину. Действительно, она пленница, и всю свою жизнь ждала прихода спасителя. Но раз за разом потенциальные «принцы» попадали в ловушку под названием Нефритовый дворец: Журавль, Богомол, Обезьяна – и так далее, и так далее. Сегодня её потаённое желание исполнилось. Иероглиф, имя Тай Лунга, будто воскресил его из мёртвых. Вот он, перед ней, предел её мечтаний, внешне грозный и властный, и всё же столь тактично прости привести её в порядок.
- Пойдём, - позвала она, вставая. – В купальню. Должно быть, все уже спят. Не бойся, тебя не увидят.
Они без приключений добрались до помещения, где под низким потолком в большой круглой чаше искрилась чистая вода.
- Ковшик, скребок и щёлок, - Тигрица взяла с тумбы предметы и протянула их Тай Лунгу.
- Ты действительно хочешь, чтобы я тебя отмыл? – всё ещё не веря её согласию, молвил барс.
- Думаю, у тебя получится лучше, - улыбнулась Тигрица. – Хоть я и мастер кунг-фу, а корячиться, пытаясь намылить спину и ягодицы, приходится каждый раз.
- Тогда для меня это будет огромная честь, - Тай Лунг взял их и без дальнейших церемоний прыгнул в воду. Брызги полетели прямо на Тигрицу, и та не удержалась от смеха.
- С надеждой на большее, - проговорил барс уже шёпотом. Быть, в свою очередь, рабом этой рыжей чертовки он вовсе не собирался и в решающий момент готовился перехватить инициативу.
Тигрица сняла жакет, а от набедренной повязки освободилась, только когда вошла в воду. Чаша подогревалась в основании, и вода всегда была комфортной для умывания.
Всё ещё стесняясь своей наготы, полосатая мастерица подплыла к барсу, который уже посыпал скребок порошком. Увидев, что он не снял штанов, Тигрица усмехнулась.
- Мог бы и сам вымыться.
- Мне без надобности, - пожал плечами тот. – А вас, миледи, я не намерен смущать, если, конечно, вы не пожелаете обратного… А вы пожелаете?
Тигрица тут же приняла вид неприступной дамы, гордо выпятив подбородок.
- Если натрёте меня до блеска, милорд, обещаю подумать.
Облокотившись о бортик, она положила голову на лапы и вздрогнула, когда скребок опустился ей на правую ягодицу, наполовину скрытую под водой. К её удивлению, движения были нежными и осторожными. «Так ему долго придётся отмывать», - думала Тигрица, но не настаивала на грубой помывке. Барс явно побаивался навредить нежной коже под мехом, а на ягодицах мех был не таким густым и длинным, как, скажем, на ляжках, к которым Тай Лунг приступил чуть позже, но и после возвращался наверх, плавно водя скребком по изгибам, от основания хвоста переходил к другой ягодице, затем спускался вниз, к ляжке, круговыми движениями натирал её до густой пены, не забывая и о бёдрах, набирал в ковшик воды, смывал, проводил лапой по шерсти, словно проверяя результат, и вновь повторял манипуляции.
Последние следы туши давно были смыты, но идеально чистая шерсть не высыхала: её вновь и вновь натирали, уже не столько скребком, сколько лапами, а Тигрица уже не могла скрыть своих тайных желаний. Эти уже почти неприкрытые ласки заставляли её стонать сквозь закрытую пасть и слегка выгибаться, набухшие соски тёрлись о стену бассейна, влагалище припухло, раскрываясь в сильнейшей жажде мужской ласки, проникновения, порабощения…
- Ты уже готова, милая? – едва пробившись сквозь бурю бушевавших чувств, мыслей, скрытых эмоций, донёсся до неё голос Тай Лунга. – Просто скажи «да», и мы начнём. Сделаем шаг на пути к свободной жизни.
- Ох, Тай… - Тигрица убрала лапы с бортика и погрузилась в воду. Барс подхватил её и вытащил из чаши.
- Лучше сделаем это на «берегу», а под конец вернёмся, согласна?
Тигрица лишь слабо кивнула, успев чуть-чуть приподняться. Послышался всплеск. Тай Лунг вылез из бассейна и снял штаны, затем навалился на Тигрицу и взял её сзади. Она сразу напряглась, заставив барса взвыть из-за туго сжавших член анальных мышц. И всё же это было не столько больно, сколько приятно. Глухо рыча, барс быстро вогнал в её нутро свой стояк, затем приступил к неторопливым ласкам.
Чувство, что он в ней, заполняет и дополняет её, было новым для Тигрицы, и оттого таким сильным, ярким, а ставшие сверхчувствительными соски лишь обостряли желания. Мягкие лапы барса, скрывавшие когда-то (да и сейчас) убийственную мощь, очень нежно и бережно массировали одну из пар её сосков круговыми движениями. Казалось, она открыла для себя нового Тай Лунга, умеющего быть нежным, ласковым, тактичным, сочетающим грубую силу толчков в лоне самки с доводящими до экстаза, до безумства прикосновениями, поглаживаниями. И как деликатно он себя повёл, предложив сперва помыть её, при этом сдержав свою страсть и выплеснув её наружу лишь когда она сама показала, что готова. Он заслужил эту награду, и сегодня она позволит ему брать, проникать, совокупляться, пока оба не насытятся прелестью друг друга, не утонут в чаше, переполненной любовью…
Ей хотелось кричать от восторга, от переполнявшей её жажды любви, отмечать полным похоти стоном каждую его попытку войти поглубже, если бы не было столь хрупким их рисковое уединение. Стоны и крики перебудили бы всех во дворце, а рисковать своей любовью они не могли. Тай Лунг тоже понимал это и сдерживал эмоции, но Тигрица знала, что это даётся ему ещё сложнее, и чем ближе верхушка их ненадёжного айсберга, тем труднее обоим сдерживать рвущееся наружу желание прокричать о своей любви всему миру.
Доведя Тигрицу до предела возбуждения, Тай Лунг переместил лапы на её плечи, нежно массируя их, продолжая при этом двигаться плавно, неторопливо, порыкивая от наслаждения. Тигрица громко дышала через пасть, томясь в любовных муках. Её глаза были закрыты, но когда Тай Лунг целовал её в затылок, виски, проводил языком по шее, целуя и её тоже, она выгибалась под его ласками, впивалась когтями в каменный пол, и тогда он начинал двигаться быстрее, заставляя её стонать и ахать, подмахивать задом, скалиться и ёрзать, выпрашивая больше и больше. Минуты ласки всё чаще сменялись грубыми фрикциями раздразнённого самца, укротить которого Тай Лунгу было всё тяжелей, но Тигрице это, похоже, нравилось. Он заполнял её, овладевал, насаживал на свой могучий орган, и всё же ими правила любовь, а не просто жажда совокупиться и зачать.
В который раз обуздав свою жажду разрядки, Тай Лунг замер, лаская мокрую, шелковистую шерсть на спине Тигрицы. Полосатую кошку била мелкая дрожь – сладкая нега и предвкушение властвовали над нею сейчас. Поражаясь мягкости её шерсти, Тай Лунг возлежал на ней, позабыв обо всём, и водил пальцами по чёрным дорожкам полосок, и эти прикосновения лишали Тигрицу сил, ей лишь сильнее хотелось кричать от восторга и одновременно сходить с ума от нереализованных желаний: её влагалище, оставшееся без внимания, буквально горело, его мышцы, казалось, готовы были сократиться в судорогах оргазма без всякой стимуляции. Поэтому, когда барс нехотя и медленно вышел, Тигрица издала протяжный стон неудовольствия, но лишь для вида, а затем перевернулась.
Тай Лунг переводил дух, слегка лаская толстый, перевитый венами член.
- О да… - простонала она, облизнувшись. – Возьми меня в воде… Скорее!
Тяжёлое дыхание барса стало слышнее, когда Тигрица закрыла глаза и в бессилии опустила голову, затем её приподняли и медленно погрузили в воду, которая показалась мастерице гораздо холоднее, чем прежде. А может, стала горячее она сама, особенно изнутри.
Держась лапами за бортик, Тигрица запрокинула голову. Тяжесть чужого тела, уже такая привычная, придавила её, а между ног ткнулось нечто большое и твёрдое.
- Сделай это со мной… - выдохнула она, почувствовав, как сильно жаждет соития её пылающие чресла. Дыхание снова участилось, лапы сильнее сжали край чаши. С хриплым рыком Тай Лунг подался вперёд. Но осторожно, беспокоясь об ощущениях Тигрицы, ведь сейчас она почувствует боль.
Головка члена погрузилась меж раскрытых навстречу лепестков влагалища. Готовясь порвать преграду, барс сильно сжал ягодицы любовницы, подводя к себе ещё ближе, постепенно насаживая, уже упираясь в плёночку, натягивая её, прорывая…
Оба максимально напряжены, челюсти крепко сомкнуты, виден оскал, и рык в унисон вот-вот пробьётся сквозь сжатые клыки…
Оба резко дёрнулись, содрогнувшись. Сдавленное горловое мычание сорвалось с уст барса, а громкий вскрик Тигрицы, наконец, огласил купальню. Член скользнул внутрь, и вода под Тигрицей окрасилась кровью. Барс закрыл ей лапой рот и посоветовал несколько раз глубоко вздохнуть. Уже через несколько секунд боль утихла, но от вида собственной крови Тигрица скривила морду.
- Меня… тошнит.
Не позволив ей испортить такой прекрасный момент, Тай Лунг сомкнул свои уста на её устах и толкнулся глубже, до предела. Теперь Тигрица была полностью его, и ни Шифу, ни кому иному отныне не принадлежала.
Челюсти барса прикусили ей плечо, но не больно и с удивительной нежностью. Тигрица впервые ощущала успокаивающую близость другого тела, такого тёплого, успокаивающего и одновременно обжигающего её изнутри, где, пульсируя, двигался в тугом лоне доводящий до блаженства вожделенный орган, когда каждая клеточка готова взорваться от напряжения, дикой буйной страсти и запредельного восторга.
Глубина чаши была небольшой, что позволяло лапам барса доставать до дня, когда он с жадностью вонзался в Тигрицу. Не разжимая клыков, он глухо рычал, пробуя на вкус свою добычу и снаружи, и изнутри. Ему пришлось с неохотой прерваться, когда разомлевшая Тигрица потребовала поцеловать её. Тогда он сомкнул лапы на её голове и впился в губы мастерицы. Этот поцелуй восстановил силы барса, утроил жажду инстинкта, и долго, ненасытно Тай Лунг любил её, лаская языком изгибы шеи и плеч, груди, доставая до верхней пары влажных сосков, затем возвращаясь к прерванному поцелую, наваливаясь повыше, усиливая толчки, что вдалбливали Тигрицу в стенку. Тогда она сильнее налегла на бортик и обхватила ногами барса за пояс, любуясь его непрерывно работающими бёдрами. Криков похоти ей было уже не сдержать, как невозможно было остановить стремление барса кончить в лоно Тигрицы.
Ощущение собственной целостности, заполненности, когда нет больше внутри разъедающей душу чёрной дыры одиночества, даровало ей счастье в минуты соития, желание жить новой, полноценной, но пока неизведанной жизнью.
- Быстрее, быстрее!
Она молила снова и снова, с жаждой брошенного в пустыне, и боялась, что не успеет насладиться гармонией, что новый, солнечный мир, открывшийся ей, вдруг перестанет существовать, рассыплется в прах. И пока Тай Лунг, подаривший ей этот мир, рядом, она ни за что не отпустит его. Не отпустит и попросит провести её туда, где так же хорошо, как ей сейчас с ним.
Барс хрипло, тяжело задышал. Близилась разрядка.
- О-о-о, да… Да-а!
- Глубже, пожалуйста! Ах! Сильнее!
Тигрицей давно утерян контроль – над словами, мыслями, действиями. Позабыв о равновесии, она крепко вцепилась в Тай Лунга всеми четырьмя лапами, повисла, всем существом моля слиться с собою ещё больше. Они не свалились в воду благодаря Тай Лунгу, который зацепился лапами за бортик вместо Тигрицы, а затем сделал завершающий рывок.
Чуть приподнявшись над чашей, оба тела на какой-то миг замерли, затем по залу раздался их удовлетворённый стон. Потоки семени извергались в лоно Тигрицы, заполняя её под завязку, даже когда оргазм самца схлынул и рык его стих. Дрожь била тело Тай Лунга во время извержения, на морде отражалось одно лишь блаженство. Тигрица же с головой ушла в новые, невиданные ранее ощущения. Во время оргазма ей показалось, что голова и тело вот-вот взорвутся от получаемого экстаза, но вскоре буря уступила место тихому приливу. Наконец-то настал этот день! Внутри неё семя, как и должно быть у каждой самки в своё время, лишь она запоздала с этим из-за вечных тренировок и разборок с бандитами. Не по сердцу ей такая жизнь, лишь сейчас она поняла это. Её настоящее призвание – быть матерью и растить детей, а не убивать врагов до скончания дней своих.
- Я… убегу с тобой… - выдохнула она, едва член барса выскользнул из переполненного лона. Тай Лунг устало погрузился в воду, оставив возлюбленную наверху. – Прямо сейчас и убегу.
- Рад это слышать, - ответил он. – Вот увидишь, ты не пожалеешь о своём выборе.
На дворе стояла глубокая ночь. Под её покровом две кошки, пятнистая и полосатая, покидали долину Мира навсегда.