Спустя года многое из ранее любимого становится просто бессмысленным. Пальцы машинально перелистывают страницы книги, но удовольствия от этого мало. Она прочитана десятки тысяч раз, каждый диалог знаком до боли и сюжетный поворот не впечатляет, как в первый раз. Юнги откладывает книгу в сторону, подавляя навязчивое желание купить ей билет до ближайшей стены и посмотреть, как смешно она упадёт на пол. Целую секунду эта мысль внушает небывалый интерес, но потом становится скучной. Юн устал. Хочется опустить руки и поныть в свободные уши о том, как тяжело живётся на свете бессмертным вампирам. Даже если это будет враньём и ещё одним способом поддержать имидж.
Юнги, если говорить начистоту, хотел бы попробовать прожить какое-то время человеком. Один раз, не более. Всего день, если будет угодно. Лишь для того, чтобы прочувствовать всю безысходность предсмертной тоски. О ней частенько говорят старшие вампиры. Не старики, обросшие седой щетиной и полностью зависящие от палки в руках, а старшие, члены Бессмертного Совета, участники всех войн, учителя молодняка. В периоды, когда еды достаточно, и охота за ней становится неинтересной, Совет собирается за общим столом и говорит о многих не связанных вещах. Чтобы лучше узнать друг друга, как говорят они сами. Чтобы вычислить возможного предателя, считает Юнги. Они говорят в том числе и о предсмертной тоске, почувствовать которую удалось очень немногим. Мину кажется, что этих вампиров ещё меньше, а остальные просто сочиняют байки, желая показать свою значимость, но вслух он об этом никогда не скажет. Его персоне хватает лишних взглядов в свою сторону.
В основном они состоят из неприязни. Юнги даже винить их не может, наоборот прекрасно понимает и сам себя с лихвой ненавидит, ведь лучше него полную метафорическую картину мотивации разберёт только Тэхён, всю жизнь посвятивший психологии смертных и не совсем. Уж если Юнги себя ненавидеть не будет, а Тэхён отговаривать от этого гиблого дела станет, неприязнь остальных может стать обыденностью, перерасти в глупую привычку, которая решила навечно остаться в истории каракулями на полях старых школьных тетрадей. Мин не хочет так жить; заполняет гигантское эго ненавистью, вешает на дверь табличку «ведутся работы по самокопанию» и курит.
Когда на улице становится слишком темно, чтобы пытаться разглядеть в кромешной темноте возможную опасность, грозящую выпрыгнуть из-за угла, а в окна полуночников спешит заглянуть любопытная луна, мужчина достаёт из комода любимую белую зажигалку, покупает в ближайшем круглосуточном ларьке пачку самых дешёвых сигарет, игнорируя попытки молоденькой продавщицы флиртовать, и отправляется курить на чужой балкон, пока круглобокая луна не завершит свой еженощный обход. Иногда она останавливается рядом с Юнги, будто смотрит, как он подносит к губам сигарету, как выдыхает дым, великодушно позволяя ему проскользнуть между пальцами и исчезнуть, растворившись на крохотные частицы, невидимые невооруженным глазом. Вампир греет пальцы правой руки ледяным дыханием, заранее зная, что никакого результата этим не добьётся, но всё равно не может устоять перед соблазном потешить стороннего наблюдателя, притаившегося в кустах и пристально наблюдающего за одинокой фигурой на балконе. А также заслужить лёгкую улыбку хозяина квартиры, спрятавшегося от мира и луны за тёмными шторами. Но Юнги знает, что он здесь. И луна, кажется, тоже.
Она качается, будто елочная игрушка, тронутая любопытной детской рукой, и уходит. До следующей ночи. Скрывается за деревьями либо поднимается выше их верхушек, оставляя после себя едва заметное напоминание в памяти на внутренней стороне век. Юнги не останавливает. Никогда не стремился и сейчас не собирается. Он не мешает Луне сделать свой выбор. Только от неё зависит, как сложится её судьба. Юнги не хочет вмешиваться, он в этом плане немножко фаталист. Луне предстоит нелегкая задача, выбирать намного сложнее, чем следовать указаниям откуда-то сверху. Хотя, когда дело касается небесного светила, «сверху» звучит слишком иронично.
Одновременно с этой мыслью умирает сигарета, потухнув быстрее своих более дорогих сестёр. Юнги встряхивает пачку, подозревая, что глупо было ждать другого от дешёвки, разрешает зажигалке закурить новую и немного запрокидывает голову назад, обхватывая фильтр тонкими губами. Он мог бы купить дорогие, одни из тех, которые бизнесмены раскуривают в своих загородных домах, но дешевые приносят намного больше пользы. Только от них ломаются кости и дрожат пальцы. Лишь дешёвый никотин может подарить ощущение жизни тому, кто давно умер.
Темнота приятно ласкает уставшее за день зрение и даже трогает струной затаившееся где-то на глубине чувство прекрасного. Лунный свет пронзает лучами ветки деревьев, причудливым узором ложится на асфальт, освещает кусты. Вампир не прочь отдохнуть, поэтому просит мир не меняться всего на минутку, зная, как недолго будет править тишина. Если сегодня избавиться от скопа мыслей, который преследует заметно опустевшую черепушку на протяжение нескольких недель, не получится, завтра от желания жить не останется ровным счётом ничего.
Но на помощь, как всегда, обязательно придёт Тэхён. Обнимет со спины, уткнувшись носом куда-то между лопаток, и пообещает, что всё будет хорошо, что Юнги зря беспокоится. Как будто это не Ким вечно вляпывается в неприятности, заставляя старшего каждую минуту своей долгой жизни думать о непутёвом донсэне. Учитывая годы, прожитые в личине человека, цифра возраста становится ещё чуточку больше. Хорошо, что Тэхёну нет до этого никакого дела. По крайней мере, если верить его словам, которых всё равно иногда бывает недостаточно, чтобы окончательно убедить Мина. Уж слишком фантастической кажется эта мысль, сколько бы времени не прошло с их первой встречи. Юнги до сих пор сомневается.
Он вспоминает карие, почти чёрные, глаза в окружении всех тех, кого Юнги видел во время охоты на людей, и, к большому сожалению, знал не только по слухам. Они собрались тогда сворой дворовых собак, рычали, хвастались острыми клыками, и упрямо просили уйти. Здесь, на чужой территории, без подмоги своих, у вампира не было ни малейшего шанса уйти живым. Но они давали его сами. Преподносили на блюдечке и уговаривали взять подарок, практически насильно впихивали его в руки. Мин ушёл бы, если бы не увидел обладателя увиденных всего на пару мгновений глаз. Они единственные не смотрели с ненавистью, только в них Юнги видел проскальзывающую во взгляде доброту. Данный факт настолько выбивался из общей картины, настолько страшил и притягивал одновременно, что даже спустя несколько месяцев кожа готова покрыться мурашками, а пальцы грозятся избавиться от сигареты. В этом им помогает чья-то проворная рука, успевшая забрать источник никотина и не попасться в крепкий капкан. В который вместо этого попадает всё тело, недостаточно наглое, чтобы сбежать тут же, поэтому попавшее в ловушку рук Юнги.
— Так нечестно.
Его голос бьёт железным кулаком прямо под рёбра, наверняка ломая их и оставляя Юнги склеивать друг с другом оставшиеся кусочки. Вампиры не умеют бояться, не должны чувствовать, не способны дышать полной грудью, вот только Мин боится, чувствует и дышит. Как самое редкое исключение из правил.
От Тэхёна пахнет яблоком, его русые волосы мокрые, а одежда мягкая, домашняя. Юнги хочется злиться, когда капли с волос попадают ему на руки, но не может заставить себя думать об этом в негативном ключе. Главное ведь, что Тэхён пришёл к нему, тёплый и податливый после душа, поборовший нелюбовь к табачному дыму ради любви к Юнги. Ледяное сердце вампира от этого неловко дёргается, словно впервые получившее нечто подозрительно похожее на заботу. Тэ заботится о своём хёне, забирает наркотик и не поддаётся на уговоры.
— Вредный щеночек, — шепчет Юн, крепче сжимая кольцо рук, заставляя Тэхёна сдавленно охнуть и развернуться в попытках отомстить за уж слишком крепкие объятия. Однако Немезиде не суждено покарать свою жертву, она застывает нерешительно, в точности копируя недоумение на лице Тэхёна. Потому что Юнги улыбается. Едва приподнимая уголки губ, осторожно, словно боится, почти пряча лицо в темноте, но всё же. Луна пропадает из поля зрения, наверняка отправленная спать добрым жестом чужой воли.
— Улыбайся почаще, — просит оборотень, отпуская мысль о завтрашнем полнолуние в небытие. Пока Юнги рядом, Тэ не боится. Сам ведь периодически убеждает старшего, что тот зря себя накручивает. — Мне нравится, когда ты такой.
— Такой?
— Тёплый, — улыбается Тэхён.
Юнги первый тянется за поцелуем, просит разрешения и сминает пухлые губы своими, получив осторожный кивок. Потому что каждый раз похож на первый, будто они снова в тёмном переулке прячутся от пылающих праведным гневом вампиров, которые решили устроить облаву на волков именно в тот декабрьский день, именно в день рождения Тэхёна. Юн вспоминает, как младший переступал с ноги на ногу, кусал нижнюю губу и заверял, мол, отсутствие подарка прекрасно переживёт. До сих пор такое продолжается из года в год. «Поцелуй — лучший подарок», — любит оправдываться Ким. Хотя каждый раз, когда Юнги целует Тэхёна, возникает ощущение, что это у вампира праздник.
Мин отстраняется первый, отчасти из-за отнятой сигареты, отчасти из-за мелькнувшей тени в кустах. Если первое отношения не испортит, второе вполне может раздробить их в шоколадную крошку, которую Тэ так любит добавлять в кофе. Его волосы всё ещё мокрые, о чём спешит напомнить Юнги и отправляет младшего внутрь, под защиту тёплого пледа и массивной входной двери. Когда за Тэхёном закрывается дверь, вампир щёлкает кремнем зажигалки, возвращает сигарету на её законное место, оставляя на фильтре следы от зубов, и внимательнее вглядывается в кусты, где уже во второй раз замечает чужое присутствие.
На горизонте появляется тонкая светлая полоска, знаменующая собой новый день, такой же обычный, как и все предыдущие. Ровно до наступления ночи — сегодня будет полнолуние. Сигарета, зажатая меж тонких губ, решает умереть до появления на небе солнца, потому пускает в воздух едкий дым, обозначая им дорожку, стелющуюся к низу. Туда, где меж веток мелькает чёрная макушка Чонгука. Юнги уверен, что это именно он, потому что Чон уже второй год обещает пополнить головой Мина свою коллекцию.
У всех охотников за вампирами такая есть.