Я схватила цепь, чтоб не спалиться её перезвоном, отползла в самый угол, между лестницей и стеной, и приготовилась ждать.

     Грохнула крышка люка, и по ступеням сплыла высокая чёрная фигура с фонарём, от света которого мы с Эсмеральдой почти синхронно зажмурились. Повисло мучительное молчание. Они смотрели друг на друга, я — поочерёдно на каждого из них. И ничего не происходило! Но ничего, ничего — мы, кхем, подождём. В итоге, они таки завели тот самый премилый разговор.

     Последний раз я такое нетерпение испытывала, когда ехала на Нотр, предвкушая, как увижу Дана на сцене¹ и как потом пойду его караулить у служебки. И подпрыгивала от нетерпения последний раз тоже тогда.

     Когда же Эсмеральда сказала коронное:

     — Это ледяная рука смерти. Кто вы? — я вцепилась зубами себе руку, аки легендарнейший Владик, чтоб только всё не испортить.

     Фролло поднял капюшон.

     — А! — воскликнула она, вздрогнув и закрыв руками глаза. — Это тот священник!

     Я затаила дыхание. Мне даже показалось, что я вообще дышать разучилась. Как и эти двое. Потому что в этом подземелье было слышно только капающую воду — и всё. Клод и Эсмеральда опять молча сверлили друг друга взглядами. Короткая дуэль на тему «Шо есть любовь и какая она бывает», сдобренная деликатесом омойфеб-канья, и тут:

     — Слушай, — вымолвил наконец священник, и необычайный покой снизошел на него. — Ты все узнаешь. Я скажу тебе то, в чем до сих пор едва осмеливался признаваться самому себе, украдкой вопрошая свою совесть в те безмолвные ночные часы, когда мрак так глубок, что, кажется, сам бог уже не может видеть нас. Слушай! До встречи с тобой я был счастлив, девушка!..

     — И я! — прошептала она еле слышно.

     — Не прерывай меня!

     Я мысленно проворчала то же самое: лично мне интересно всё это услышать без ненужных комментариев. В конце концов, такой шанс выпадает раз в никогда, ещё и упустить его? Ага, держи карман шире. Мне было страшно выдать себя даже вздохом, да и как тут вздохнуть, когда я откровенно таращилась на него во все глаза, опять боясь хоть что-нибудь упустить. Почему «опять»? Ибо на Нотре во время Дановых арий я сидела ровно так же. Даже появилось желание за антракт разжиться спичками, вставить себе их в глаза, как в мультиках, только чтоб из-за моргания ничего не пропустить.

     Короче, ощущала я себя в первом ряду партера. Если б умела плакать от избытка чувств и переживаний — давно бы уже нарыдала с полтемницы.

     Так, медленно, но верно, как Суворов через Альпы, мы подобрались к тому моменту, когда должен начаться Клодовый стриптиз. Но Эсмеральду ведь не пытали, значит, Клод себя ножичком не покромсал, значит, стриптиз отменяется. К сожалению. Потому что я б… Неважно.

     Но всё хорошее когда-нибудь заканчивается.

     — Уходи, чудовище! Уходи, убийца! Дай мне умереть! Пусть наша кровь навеки заклеймит твой лоб! Принадлежать тебе, поп? Никогда! Никогда! Ничто не соединит нас, даже ад! Уйди, проклятый! Никогда!

     И Фролло в самом деле уже собрался уйти — я подорвалась с места, громыхнув цепями, как не снилось марвеловскому Тору, — он бухнулся на ступеньку, на автомате перекрестился и вытаращился на меня настолько круглыми глазами, что, будь я чуть поэтичнее, могла бы сравнить их с двумя Лунами, но… нет.

     — Кхем, простите, что врываюсь, — начала я самым милым голосом, какой только смогла из себя выдавить, — и нарушаю вашу несколько сомнительную идиллию…

     — Господь милосердный!.. — он вытер лоб тыльной стороной ладони. — Что ты… Как?.. Что ты здесь делаешь?

     Они вдвоём уставились на меня; я села на солому, сложив ноги по-турецки, и подпёрла рукой щёку:

     — Видите ли, прокурор оказался крайне… идейным человеком. И дело двигалось крайне бодро.

     — Шармолю? Ты о нём говоришь?

     — Конечно о нём, — хмыкнула я. — О ком же ещё, я же ведьма.

     — А, это разумеется.

     — Клод! — прикрикнула я на него и, обернувшись на ощутимый взгляд, увидела Эсмеральду с крайним недоумением на лице. — Потом объясню.

     — Но как? Доказательства — их же…  

     — Их ему и не потребовалось. У него были его воспоминания. А я слишком дорожу своим здоровьем, чтобы отпираться. На кой мне это надо? Я не поклонница Тортерю. Так что мы обе в порядке. По крайней мере, физически. Но давайте обсудим это всё, если кому-то этого, конечно, хочется, попозже, не в этой обстановке.

     При этих моих словах они обменялись ещё одним взглядом.

     — И отношения выясните тоже потом. У неё казнь — завтра, у меня — послезавтра. Не знаю, кто как, а я лично ещё хочу пожить. Долго. И по возможности счастливо. Так что давайте, доставайте быстренько ключи, отпирайте нас, и пойдёмте уже отсюда.

     — Я никуда не пойду! — Эсмеральда решительно замотала головой.

     — Ну ладно, — я равнодушно пожала плечами и обернулась к ошалевшему Фролло. Он как будто вообще не двигался — разве что моргал, но это неточно. — Освобождайте меня. Я лично на свободу хочу. Что вы так смотрите? Мадемуазель с нами не идёт. Но мы ж не душегубы какие, чтобы заставлять, правда? Хочет человек завтра поболтаться в петле — пусть болтается. А я не хочу. — Клод в режиме слоумо перевёл взгляд на меня и так и застыл. — Чего сидим, кого ждём? Давайте, открывайте уже, оно мне всю кожу стёрло. — Фролло перезагрузился, потом вытащил откуда-то из недр своей одёжи ключ и снял с меня кольцо. — Кажется, всё? Идём? — он медленно кивнул и так же медленно поднялся со ступеньки, а мне этого времени как раз хватило закутаться в одеяло. Но тут очнулась Эсмеральда:  

     — По-подождите… А… а как же я?

     — А что ты? Ты помирать собралась. Мы же не можем тебе в этом помешать! Правда?

     Вместо ответа она закрыла лицо руками и зарыдала.

     — О-он б-будет… м-меня…

     — Мне ты тоже, значит, не доверяешь?

     Эсмеральда подняла на меня круглые глаза и посмотрела, как на последнюю дуру.

     — Т-ты же в-ведьма, — шмыгнула она носом.

     — Ага, только благодаря мне тебя не пытали. А тут у них выбор явно большой, придумали бы чем. Да вон хоть ногу.

     — З-за что? Я же…

     — Ты же обвиняемая. Против тебя улики, а ты не сознаёшься. Теперь ясно? — я сложила руки на груди, и мы какое-то время сверлили друг друга взглядами, пока цыганка опять не начала плакать. — Так что? Помирать будем? Или поживёшь ещё?

     Она вытерла нос и снова посмотрела на меня:

     — А… А он со мной нич-чего не сд-делает?

     — Не сделает, — отчеканила я безапелляционным тоном, а Эсмеральда недоверчиво посмотрела на Фролло, упорно делавшего вид, что он часть интерьера.  

     — Т-только ты м-меня не оставляй. С н-ним.

     — Хорошо, — вздохнула я и, обернувшись к Клоду, пробурчала: — Нашли тоже, у кого спрашивать… — и добавила уже громче: — Сейчас съе… уйдём отсюда, доберёмся до дома, а там ругайтесь — хоть уругайтесь.

     Его Эсмеральда к себе так и не подпустила, и возиться с кольцом на её ноге пришлось мне. Благо, замок открылся довольно легко. Плащ у Клода с собой был только один, но я-то уже завернулась в типаодеяло! Он с сомнением спросил, как я в нём пойду. Как-как... Да я пойду в чём угодно, хоть в костюме Евы, как Серсея Ланнистер, лишь бы подальше и побыстрее!

     Что он сказал, посулил или чем пригрозил стражникам, я не знаю, но мы беспрепятственно миновали все подземные этажи и наконец очутились на поверхности. Свежий воздух показался невероятно прекрасным. Даже Эсмеральда как будто забыла про своё желание умереть — в идеале вотпрямщас — и тоже стояла с блаженной улыбкой, пока Фролло отвязывал лодку.

     — И куда мы едем? — осмелилась подать голос я, когда мы отчалили от берега.

     — А есть варианты? — с тревогой спросила Эсмеральда и вперилась в меня взглядом.

     — Да так, парочка всего.

     — Какой второй? — прохрипел Клод то ли от непривычной физической нагрузки, то ли от испуга.

     — Ну, у вас же ещё дом есть. Там, правда, кажется, никто уже давно не живёт, но это ж мелочи. Ну, почти. Всё-таки, на улице ещё холодно… А будем топить камин — заподозрят. Соседи — они такие…

     — Откуда?..

     — Всё оттуда же. Я же говорила уже не раз: я много чего знаю. Сколько можно удивляться?

     Но причалили мы всё же к Сите, правда, со стороны Левого берега, к мысу Террен². По тропинке добрались до ворот и проскользнули внутрь. Дома, дома, дома… И ни единого отсвета, ни единого звука — как на кладбище попали. Дурацкие мысли! Именно таких-то аналогий мне сегодня и не хватало.

     Внутри дома было так же привычно тепло, сухо и пахло смесью трав, ладана, еды и ещё какой-то дряни. Сколько ж у него подпольных лабораторий по городу натыкано? Впрочем, это последнее, что меня сейчас интересовало. Я с блаженством развалилась на стуле возле очага, где суетился Клод, прикрыла глаза — и только тут поняла, что чего-то не хватает. Эсмеральда, как выяснилось, жалась в углу и боялась лишний раз глаза поднять. В плащ она завернулась почти как в паранджу и отказалась с ним расставаться. Я ударила себя по лбу: ну конечно, мы же в этих чудесных казённых одёжках, еле-еле — по местным меркам — прикрывающих всё самое интересное.

     Пришлось поделиться с цыганкой платьем. Правда, оно на ней чутка болталось и тащилось по полу, но сейчас это были такие мелочи, что она на это даже не обратила внимания. Тут я сообразила, что и мне переодеться было бы абсолютно нелишним. Положим, мне это рубище не казалось каким-то очень уж неприличным — и покороче юбочки, знаете ли, носила, да и декольте, в общем, да… — но оно совершенно не согревало — здесь это стало ой как ощутимо. Когда с программой «Модный приговор: на выезде» было покончено, я засобиралась вниз:

     — Пошли поедим. Не знаю, как ты, а я просто уми… с ума сойти, как хочу есть, — да уж, от таких шуток, аналогий, сравнений и прочего пока что лучше удержаться…

     — И ты не боишься есть его еду?

     — Она, конечно, не блеск, но это весьма съедобно. А я сейчас готова съесть что угодно.

     Эсмеральда немного помялась, но согласилась пойти со мной. Кажется, я превращаюсь в маму-утку...

     Воздух в кухне к этому времени уже совсем прогрелся, а Клод перешёл в режим скатерти-самобранки. Понятия не имею, где он посреди монастыря посреди ночи выудил такую гору еды. С другой стороны, мне всё ещё казалось, что я способна сейчас заточить кабанчика. И, пожалуй, ножку быка… Впрочем, после грубого типахлеба с водой что угодно покажется амброзией.

     Перебороть желание съесть всё сразу оказалось не так-то просто. Но всё же помереть из-за пережора сразу после побега из тюрьмы не хотелось. Пришлось на пару с Эсмеральдой сидеть и делать вид, что мы птички. По крайней мере, в вопросе питания. Эх, Мамушка³ бы сейчас слезу от восхищения пустила. И всё шло прекрасно, пока цыганка вдруг не решила начать разговор:

     — Ч-что ты там говорила про Ф-Феба?

     — А это может подождать до утра? — вымученно протянула я. — Это затянется на часы, а я до невозможного хочу спать.

     — Я не буду тут спать!.. Так что там..?

     — Ну и не спи.

     Я поднялась с лавки, потянулась и направилась к лестнице, как Эсмеральда меня нагнала:

     — Ты же обещала… что…

     — Но я не говорила, что не буду спать. Всё, хватит… Идём.

     И вот что удивительно — хотя нет, это-то как раз не удивительно, ведь закон подлости единственный работает всегда и везде — Эсмеральда вырубилась сразу же, а я ещё какое-то невероятное количество времени лежала и рассматривала потолок. Точнее, пыталась. В итоге, не выдержав, я накинула простынь и спустилась вниз в надежде обнаружить там Фролло.

     Он и в самом деле сидел перед очагом и пялился на него так же целеустремлённо, как я на потолок. На шум, источником коего я являлась, он обернулся, привычно вздохнул «А, это ты, ведьма» и махнул рукой на второй стул. Я тоже вздохнула и села. Подозреваю, со стороны мы выглядели, как два кота, многозначительно залипших на пустой угол.

     — Так и что делать собираетесь? — подала наконец голос я, заскучав медитировать на огонь. Клод неопредённо пожал плечами. — А всё-таки?

     — Ей… Ты и сама всё видела. Она… боится меня. Ненавидит. Не то что этого…  

     — А не должна? — ехидно хмыкнула я. — Или вы ждали, что она с радостными воплями кинется вам на шею? — он нахмурился ещё больше. — Да, придётся попотеть. И в первую очередь — чтоб она не выскочила из дома средь бела дня и не полетела искать сами-знаете-кого. В идеале, конечно, чтобы она и думать о нём забыла, чтобы прям поняла, какой он «прекрасный» человек.  

     — А во вторую? — Клод помрачнел даже сильнее, чем когда Жеан у него деньги на пойло и баб клянчил.

     — И параллельно с этим добиваться её расположения. Для начала — чтоб перестала бояться. Н-да, мэтр, думаю, это будет самое сложное дело во всей вашей практике. Даже поиски философского камня ерундой покажутся. Не сразу, но точно покажутся.

     — И как с этим… Ты же сама видела, как она о нём говорит!

     — Подростки — люди трудные. Вам ли не знать? — я покрутила головой, разминая затёкшую шею, и обернулась к окну. — О, так уже светает?!. Давайте хоть немного поспим. Утро вечера мудренее.