Марк решил не говорить Лилли о Глинде. Если они были так близки, как он боялся, она уже знала. Так что Марк не удивился бы, если б ему пришлось провести вечер в одиночестве.

Но ему не пришлось.

Лилли оказалась в его кабинете совершенно внезапно, Марк и не понял, что она вошла и приблизилась к его столу, пока не осознал, что уже минуту чувствует необычный для жандармерии запах женских духов. Смущенный этой странностью, Марк поднял голову и встретился взглядом с затемненными в прорезях маски глазами Лилли. От нее пахло ландышами: которые, как известно, лилии лугов. Но и не только, еще и разгоряченным молодым телом, и Марк подумал, что она ничуть не походит на дам из книг о шевалье д’Облесть.

Он пробормотал ее имя вместо приветствия, неожиданно смущенный ее близостью, а она сказала ему взять их пригласительный билет. Марк торопливо дернул ящик, надеясь, что гостья подумает, будто полупустая бутылка виски почивает в столе уже долгое время. Осторожно и незаметно, как ему показалось, Марк прикрыл свой грех лежавшим там же, в ящике, романом.

— Я собираюсь танцевать всю ночь, — сказала Лилли, прислонясь бедром к столу, и ее нога наступила на башмак Марка. Так медленно, чтобы он точно понял, что она делает это нарочно, давая ему некое обещание.

Он понял, что она хочет ему сказать. Но не поверил.

Стоило им войти в бальную залу, Лилли бросила Марка у стола с напитками, устремившись к хозяйке вечера — леди Кларинде. Марк видел, как девушки соприкоснулись щеками в теплом приветствии. Их маски проскользили друг по другу, и Марк вообразил, с каким нежным шелестящим звуком — с такого расстояния он его не слышал. Он тоже мог бы подойти, ему не требовалось представление: они с юной леди ди Ардуа уже знали друг друга. И не то что бы Марк смущался. Но он подумал, что лучше будет немного подождать. Чтобы поздороваться в правильный момент, не докучая и произведя наилучшее впечатление. Девушки в это мгновение обернулись на него, и Стил сделал вид, что интересуется скатертью.

— О, милая, это ужасно, — сказала Кларинда, оглядывая Лилли. — Вам следовало явиться в другом платье.

Ладонь юной мисс ди Ардуа вспорхнула, готовая коснуться рукава подруги, и тотчас отпрянула, точно Кларинда не была уверена, что на Лилли чистая одежда.

— Вы сказали, что хотите устроить прием в ньеслийском стиле!

— Да, но… Это маскарад! — Кларинда всплеснула руками. — Только на прислуге ньеслийские костюмы! Подумайте, Вас будут путать со служанками.

Губы Лилли двинулись в неясном движении, однако не казалось, что она так уж смущена или опечалена произошедшим. В серебристо-белом бальном зале ее наряд цвета дикой астры выделялся страстным всполохом.

— По крайней мере, на мне мое любимое платье. Я рада была его надеть.

— И оно Вам отчаянно идет. — Произнесла леди Шевонн, незаметно подобравшись к девушкам.

— Ваше Высочество!

Кларинда и Лилли разом присели в реверансах, приветствуя принцессу. Та, свою очередь, повела приветственно рукой, совершенно игнорируя оказанное ей почтение: ни приняла его, ни отвергла, повелевая встать и убеждая, что не та обстановка для раболепства. Лилли это понравилось, так что, подняв голову, она искренне улыбнулась.

— Я так рада, что Вы снизошли до моего скромного приема, — прошептала Кларинда.

— Надеялась встретить тут Гаго Праха. — Ответила Шевонн. — Но пока его что-то не видно.

— Он обещался быть, — тише прежнего произнесла Кларинда, бросая укоризненный взгляд на Лилли.

Это не требовало пояснений. Кларинда пригласила Лилли в надежде, что та приведет с собой своего патрона, а эта провинциальная дурочка притащила скучного жандарма.

— Может быть, мы просто его еще не узнали, — принцесса усмехнулась. — это же маскарад.

Она сама хотела бы остаться инкогнито, выбрав маску со струящимися вдоль щек нитями бриллиантов, закрывающую ее лицо настолько, насколько возможно, при том, чтобы не приходилось снимать ее, если захочется пить или есть. Но трудно было не узнать наследницу престола, увидев ее хоть единожды. Шевонн превосходила все лестные слухи, что разносились о ней в столице. Безупречно красивая, эрудированная и не по годам острая на язык, она также отличалась непревзойденной грацией, тем более чарующей при ее высоком росте. Лилли могла понять, почему Гаго хотел стать ее мужем. Даже не будь Шевонн принцессой, никто в здравом уме не отверг бы подобное совершенство.

— Что ж, я подумала, что леди Кларинде было бы приятно встретить мистера Стила. — Лилли указала на мнущегося у столов жандарма. — Он мечтал…

Кларинда вздохнула так тяжело и неприязненно, что Лилли осеклась.

— По-моему, он вполне неплох, — сказала принцесса. — Для жандарма, во всяком случае. Сложен без излишней угловатости и пострадал не там, где рана вызывала бы опасения.

— Ах, милая Лилли, Вы будто не видите, — зашептала Кларинда, намеренно возражая не Шевонн. — В нем нет ничего примечательного, ни в лице, ни в фигуре. Он строен, но что с того? Все жандармы стройны. А Стил вечно выглядит нелепо.

— Он чувствует себя нелепо, но это просто...

— К тому же, я не люблю каштановые волосы.

— Так может, каштановые у него не везде, — Лилли хихикнула, отпивая игристого вина: мимо прошел слуга с подносом. Она сделала паузу, давая Кларинде время придумать ответную остроту, но, опустив бокал и слыша только игру оркестра да чужие разговоры, Лилли поняла, что допустила промашку. — Ах, точно, совсем забыла, с кем разговариваю.

— Вот именно, — выдавила покрасневшая до корней волос Кларинда. — Вы больше не в ньеслийском свинарнике, мисс Гиббс. Гаго Праху следовало нанять Вам гувернантку, прежде чем выпускать в свет. Вы позорите себя.

— Но не Вас, — Лилли улыбнулась, делая вид, что закрыла рот на ключ и выбросила его. — Будьте снисходительны к слабостям деревенской девочки, не лишайте ее прелестей своего расположения.

Принцесса, посмеиваясь, слушала, касаясь губами вина в своем бокале.

— Даже не знаю, как рассудить вас, мои милые: говорят, если у мужчины красивые икры, то непременно окажутся уродливые ступни.

— Кто так говорит? — Кларинда даже невольно отпрянула, точно слова могли ее испачкать.

— Люди. — Лилли пожала плечами. — Женщины, преимущественно.

— И что, Вы находите это высказывание верным?

— Я думаю, суть этого выражения говорит не о ногах в самом буквальном смысле, леди Кларинда, а о душе. — Лилли повернулась к Шевонн и добавила одними губами, заговорщически гримасничая: — Именно о ногах!

Принцесса прыснула.

— Впредь я бы хотела больше никогда с ним не видеться, — сказала Кларинда. — Марк Стил ищет моей руки, и довольно нерешительно. И цель, и энергия, с какой он пытается ее достичь, мне равно неприятны, особенно в свете моей возможной помолвки с Аленом ди Шарентоном.

Лилли некстати вспомнила, как Гаго сказал ей о Марке: он раненый мальчик, без шансов вырасти по-настоящему. Ее могло бы удивить, зачем без пяти минут невесте интересоваться Гаго Прахом, по слухам, также несвободным, однако она понимала. Она знала Гаго ближе всех и прекрасно могла понять, какое впечатление он производит, особенно на женщин.

— Не думаю, что она действительно ведьма, — сказала Кларинда, когда Лилли покинула их с Шевонн. — Интересничает. У нее из оружия только это и молодость, а последнее, как известно, быстротечно. Время докажет, что грация и достоинство одержат верх над распущенностью.

Принцесса не стала спорить, хотя не разделяла мнения мисс ди Ардуа.

— Распущенность, обычно, меньше всего привлекает тех, кто без труда может себе ее позволить, милая Кларинда. Не будь я принцессой, давно завела бы себе гарем любовников и наслаждалась ими по очереди. Так, конечно, чтобы никто не чувствовал себя обиженным.

Эльзил испортил отношения со всеми окружающими государствами настолько, что на дипломатический союз не стоило рассчитывать еще целое поколение. И король находил полезным держать прославленного ветерана так близко, как возможно: для совместной охоты, для советов, для приказов и для ублажения своей непозволительно вольнодумной племянницы.

— Если лорд Прах всерьез намерен за мной ухаживать, возможно, я не буду противиться. Он хорош собой, показал себя с лучшей стороны на войне и потом, это скромный мезальянс: я теряю не так много, и большая часть того, чего я лишусь, это обязанности. — Принцесса улыбнулась. — Одно дело обеспечить наследника мужу, и совсем другое — королевству. Я отнюдь не желаю становиться коронованной племенной кобылой, и если Вам вдруг показалось, что я неизящно выразилась, то подумайте, насколько изящно не вылезать из окровавленных простыней и родильной горячки.

“Вы слишком пренебрежительно относитесь к условностям,” — сказала бы Кларинда, не будь рядом с нею племянница короля. Баронессу, герцогиню или графиню Кларинда не упустила бы шанса устыдить. Еще полная мыслей об этом, мисс ди Ардуа обернулась: Лилли смеялась, разговаривая с Марком Стилом, и вдруг, осторожно потянув его за здоровую руку, увлекла в круг танцующих.

— Я привыкла доверять своему опыту. — Сказала Кларинда. — А ни от кого я не терпела в своей жизни столько зла, как от женщин. Не будь на свете блудниц, подобных мисс Гиббс, наши мужья и женихи не соблазнялись бы легкодоступным развратом.

Принцесса хмыкнула. И, прежде чем отойти к другой компании, шепнула Кларинде на ухо:

— Приглашайте эту мисс Гиббс и впредь. Она мне интересна.

Лилли положила руку Марку на плечо, вторую оставила в воздухе — там, где бы тот должен был подхватить ее, будь он здоров.

— Ну вот видите, у нас и так превосходно получается, — с улыбкой сказала девушка. — А леди Кларинде стоит увидеть, какой ты авантажный кавалер.

Он чувствовал биение ее сердца — частое, как у колибри.

— Мне жаль, но, на самом деле, это вряд ли поможет. Леди Кларинда либо любит Вас, либо нет. И если да, то ее будет восхищать все, что бы Вы ни делали.

Она не стала договаривать, что же в противном случае, да Марк и сам понял. Но что еще он осознал, так это то, что понимает вполне отчетливо, о чем говорит ему партнерша. Бедный, раненый всюду и всяким образом юноша!

Марк полагал себя не великим танцором и боялся все испортить, но Лилли, казалось, и не слишком нуждалась в партнере. Там, где от Марка требовалось сделать поддержку, она находила, какую изобразить фигуру вместо принятой. Не сразу, но Марк догадался, что она вплела в принятый при дворе модный танец коленца из национальных ньеслийских плясок. Гости, должно быть, в восторге, подумал Марк, не в силах оторвать от Лилли взора и осмотреться по сторонам. Да и кружились они по залу слишком бойко, а у него уже шумело в голове от пары лишних бокалов вина… и близости Лилли. Она откинулась на его руке, но так легко и умело, что он не почувствовал ее веса. Затем поднялась — плавно, слитно, одним шагом и движением, и вдруг ее рука оказалась за его затылком, а лицо — близко-близко.

Не будь на нем маски до подбородка, он бы ее поцеловал.

Но… так ли это было важно, учитывая, что Марк об этом подумал? И остановился на этой мысли.

Скрипка взвизгнула, сбиваясь с нот, музыка захлебнулась. Марк обернулся — оркестр замер, глядя на двери зала. Как и все гости. И хозяйка вечера. Один только лорд ди Ардуа у столов с напитками невозмутимо булькал вином, наполняя стакан сызнова.

В черном проеме дверей стояла высокая фигура в черном плаще, текучем и тяжелым даже на вид. Лицо незнакомца скрывала белая маска… Марк не удивился, если б оказалось, что личина в виде черепа была выпилена из настоящей кости. Но, кажется, через глазницы все-таки смотрели настоящие, живые глаза.

В зале царила такая тишина, что цоканье каблуков отдалось эхом, отскакивая от стен, подобно бильярдному шару: Лилли обернулась, и Марк почувствовал, как она ускользает от него. Ее рука еще лежала на его плече, но Марк знал, что эта ладонь уже принадлежит Гаго Праху. Хотя Лилли только через секунду развернулась и направилась к нему.

— Я знала, что Вы не явитесь без шутки.

Она поддела пальцем его маску и медленно подняла — он позволил ей открыть его лицо, и как только маска упала на пол, схватил Лилли за талию, кружа в безмолвном зале. Музыканты очнулись и заиграли с удвоенной страстью. Зал разом выдохнул. Конечно, это был Гаго Прах, и никто, кроме него, не мог появиться так экстравагантно.

Марк отошел назад, к столам.

Вот в чем дело, понял Марк, наблюдая за тем, как ловко движется Лилли, оставаясь прямой и напряженной в каждой замысловатой поддержке. Казалось, ни один, даже самый сложный элемент, не доставлял ей неудобства. Она танцовщица, понял Марк, и на мгновение в его разум закралось подозрение, после всего того, что он видел, исследуя с нею трущобы: откуда в точности ее добыл Прах? Где она могла танцевать до того, как баронет прикрыл ее своим крылом?

Нет, оборвал себя поручик, недостойные джентльмена подозрения! Но, по крайней мере, он понял, что его так смущало в ее походке и манере двигаться. А все оказалось вот так просто…

Лилли поймала на себе взгляд Марка и улыбнулась ему. Ее пальцы двинулись в кратком приветствии, и вот уже ладонь Гаго Праха накрыла их, пряча от взгляда Марка и уводя партнершу в очередную изящно-изломанную фигуру. Лилли изогнулась в его руках, насколько позволял корсет, точно раненное животное. Трофей охотника.

— Она хорошенькая, — сказал Ален ди Шарентон, подняв бокал. Но через темное вино невозможно было ничего разглядеть. — Необычной внешности. Как на апимских барельефах, где у всех такие странные большие глаза.

— Да, — эхом повторил Марк. — Она хорошенькая.

Ди Шарентон предпочел бы изысканно опоздать и явиться с помпой, как Гаго Прах, но его сватовство к Кларинде ди Ардуа все испортило. Она еще не сказала ему “да”, но с минуты его предложения ей Шарентону приходилось следить за своим поведением — хотя бы на глазах у старика ди Ардуа:

— Знаешь, я уже почти решил, что все-таки, может, женюсь на несносной Кларинде. Отец дает за ней недурное приданое, но…

Марк не слушал, глядя на Лилли. Он не думал в тот миг, не разлюбил ли он Кларинду, потому что она вдруг перестала занимать его мысли. Он смотрел на Лилли и думал о ней, потому что теперь она владела всем его сердцем без остатка.

— Но до женитьбы недурно было бы успеть порезвиться и с этой “лилией”, как считаешь? Она не сногсшибательна, но я хочу попробовать то же блюдо, что и твой прославленный Гаго Прах.

Марк заморгал, снова поворачиваясь к Алену. Только что поручику показалось, что Лилли посылает ему улыбку из-за плеча Праха, но вот он уже не был уверен.

— Гаго, как известно, змей, а змеи любят спать, свернувшись в чашечке цветка.

Гаго улыбнулся, и Марк подумал, что еще никогда не видел командира таким счастливым.

— Она уже на вид сладкая, как именинный торт, так что я не долго бы гадал, чем эта милашка промышляла, до того, как промылиться в высшие круги общества.

— Гаго Прах не из тех, кто платит женщинам за любовь.

— Ну разумеется. Гаго Прах вообще не из тех, кто интересуется любовью. Война ему милее. Хотел бы я взглянуть на женщину, которая это изменит. — Ален хлопнул Марка по плечу. — Так или иначе, спросил бы ты, где эта золотая лилия познакомилась с бравым командиром Прахом. Может, он и не сластолюбец, но очень любит играть в благодетеля, так что...

— В церкви. — Подсказала подошедшая к столу Шевонн. — Кто-нибудь из вас составит мне компанию на котильон, господа?

— Я не буду танцевать. — Ален покачал головой. — Должен ли вообще по-настоящему мужественный мужчина танцевать? Очевидно, что нет.

Ален указал подбородком на кружащихся по паркету Гаго и Лилли. Вот только глядя на них, Марк думал не о том, стоит ли мужчине танцевать. Так сплетались их руки — и взгляды, что он понял: тоска друг по другу. Вот что было между ними. Любовь, запрятанная так глубоко, что обнаружить ее можно было только случайно.

Подсмотрев.

И ему не повезло подсмотреть.

Я должен танцевать с нею следующим, подумал Стил, но когда он вновь поискал глазами Лилли, обнаружил, что ни ее, ни Праха в зале больше нет.

Марк представил, как они неистово целуются в одной из хозяйских спален. Гаго Прах, у всех на виду ухаживающий за принцессой, и Лилли… его Лилли, сказал бы Марк, но пока он даже в мыслях не решался признаться себе, хотя сердце его уже пропало.

— Ты должна подластиться к ди Шарентону.

— Я… — Лилли надула щеки от злости. — Это нарушит уже налаженную связь с баронессой ди Ардуа. А я только-только чего-то добилась!

Гаго и его подопечная скрылись от ненужных глаз и ушей в коридоре, за черным бархатом занавешенной ниши.

— Ну так попробуй не потерять расположение их обоих.

— Слушай, Прах. Ты будто не понимаешь. Нельзя быть на стороне всех. Нужно быть с теми, а это значит, против этих. Так мы упрочиваем позиции. И это попросту неизбежно.

— Что ж, значит, кому-то придется свить паутинку попрочнее.

— Это можно решить проще.

— Будь так, я приказал бы тебе иное.

Еще минуту назад Лилли хотелось закричать или разбить что-нибудь. Не то что б ей не нравились балы. Но она ощущала себя чужой на них. Здесь, в полумраке, с едва проникающим через закрытые двери звуком оркестра, ей нравилось куда больше. Разговор, может, приобретал оборот, который грозил ей не нравиться — но, по крайней мере, это было привычно.

— С ним непросто флиртовать. — Лилли сложила руки под грудью.

— Уж постарайся. Думай о том, что если будешь достаточно покорна, он подарит тебе бриллианты.

— И ты позволишь мне их принять?

— Я не против, если ты перехватишь крошечное удовольствие, если представится возможность. Или, может, мне стоило обратиться к твоей сестре?

Лилли не изменилась в лице, но ее глаза юркнули испуганным зверьком: от чего-то за плечом Гаго к нему самому.

— Ты все ещё убедителен. 

— Я знаю, — он зарылся носом в её волосы. — я знаю.

Такими их застал Марк. Такими он их увидел в рамке черного бархата портьеры: Гаго склонился над Лилли. Одновременно хищно и нежно. Шептал ей что-то торопливо, так, что девушка должна была угадывать слова прежде, чем они достигали ее ушей, только по движению его губ. Она наверняка не сводила с них глаз. Марк не видел, но подозревал, что так оно и есть. Гаго Прах сжимал Лилли в своих объятиях и говорил ей… что обычно говорят мужчины в такие минуты? Бесстыдные глупости.

Марк испытал разом и желание подбежать, помешать любовникам, и скрыться поскорей — от смущения. Из нежелания видеть дальнейшее. Он переступил с ноги на ногу, и хотя половица скрипнула под его стопой, Марк был уверен, что Гаго и Лилли не слышали его, поглощенные своей страстью: в ту же секунду они бросились друг к другу в объятия. Со страстью долгой — в годы! — разлуки. Они точно желали стать единым целым. Но глаза Праха горели, точно у кота, в полутьме коридора, и Марк понял, что замечен. Его гнев клубился, но до поры жандарм мог сдерживать его… и вот теперь ярость сорвала все замки. Не думая о том, что делает, Марк подскочил с любовникам и здоровой рукой оттолкнул их друг от друга. Затем, обезумев от горечи, содрал зубами с здоровой руки перчатку и бросил ее Праху в лицо. В тот момент Стил не задавался вопросом, принимают ли змеи вызовы. Если бы он помнил, что узнал о своем благодетеле на войне, понял бы всю смехотворность подобного жеста.

Гаго поднял с пола перчатку, вздохнул и заправил ее Марку за воротник. Губы Праха кривились в насмешливо-презрительной улыбке.

— Сэр, Вы… Вы оскорбили достоинство дамы! Вы ее компрометируете. Такие, как она, нуждаются в сильном плече, а не...

— Ты ее даже не знаешь. — Прах прошел мимо Марка, едва не задев плечом. Возможно, сдержался, только памятуя о его больной руке.

Лилли все еще укрывалась в полутьме ниши. Белая кожа и светлые волосы лунно сияли в полумраке. Бархотка цвета астры раной перерезала шею.

— Лилли, Вы… ты в порядке? Твоя невинность не пострадала?

— Марк, оставьте, — утомленно сказала Лилли. По ней нельзя было сказать, что поведение поручика ей польстило. — Не из-за чего тут кипятиться.

— Лилли!

Он схватил ее за руку. На мгновение ему показалось, что они все-таки поцелуются. Ален ди Шарентон написал бы именно так: дама понимает, что шевалье д’Облесть очарован ею и благодарна ему, не в силах противиться магнетизму любви... Лилли высвободилась: не резко, но и не мягко. Просто устало.

— Отправляйтесь домой, поручик. Завтра у нас дело в доках.

Гаго позвал ее от дверей бальной залы. Он мог бы свистнуть ей, как собаке, зло подумал Марк, глядя на бывшего командира над опущенной головой Лилли, над лепестками раскинувшегося в ее волосах ненюфара.

Она уходила с Гаго, и Марк провожал Лилли глазами.

По крайней мере, теперь он нашел ответ на вопрос, что же случается с цветами. Они гниют.