— Не то что б я надеялась на «добрый вечер», но все-таки на что-то более приветливое, нежели «опять ты».

Лилли сопроводила свои слова улыбкой — в меру нахальной, в меру сладкой, и самую чуточку коварной. Дэлит смотрела на нее с высоты своего роста и размышляла, остался ли еще шанс захлопнуть дверь прямо перед лицом незваной гостьи и не дать ей сунуть ногу в проем.

— Ладно, заходи уже. — Сказала библиотекарша и поторопила Лилли жестом.

— А что такое? Боишься, что кто-то увидит меня на твоем крыльце?

— Слишком хорошо представляю, каков у тебя набор угроз, которые мне нечем крыть, и не вижу смысла спорить на холодном ветру.

Лилли хихикнула.

— А ты начинаешь мне нравиться.

Дэлит не ответила. Она открыла гостье простоволосой, и в домашнем платье — испачканном краской ровно так же, как и рабочее. Но Лилли сделала свои выводы по отсутствию корсета и тому, что рукава, слишком часто скрученные над локтями, протерлись на швах кое-где.

— С чем ты пришла?

— У тебя есть свободная комната, а у меня усталая поясница и отчаянное желание вытянуться на пристойном матрасе.

Дэлит молча смотрела на Лилли несколько секунд. Затем повернулась к ней спиной и зашагала по коридору. Она надеялась, что гостья явилась с новостями, поняла Лилли. И тяжело восприняла, что ошиблась в своих чаяниях.

— Это библиотека. — Бросила Дэлит через плечо. — Тут не курят.

Лилли последовала за нею. Темный гулкий коридор, такой же пустынный, как и в рабочие часы, после заката невольно навевал тоску.

— Не думаю, что могу записать себе в заслугу, что уговорила тебя. Полагаю, мисс Вальдез не из тех, кого можно обмануть или принудить. Ты себе на уме.

— Не подлизывайся.

Лилли вспомнила, что Дэлит обещала поговорить с нею о Гаго, Лёри и Ириене, однако о последнем так и не завела речь, даже несмотря на то, что они давеча едва не столкнулись с Его преосвященством в дверях Акульей Пасти. В совпадения Лилли не верила, хотя они действительно порой случались в ее жизни: она привыкла считать, что чудеса происходят не чаще, чем раз в десятилетие.

Но это действительно могло быть всего лишь стечение обстоятельств, не больше.

Лилли не знала, стоит ли ей еще думать об этом, или только радоваться, что получила какие-никакие знания о королевском колдуне.

— Как там продвигается твое дело с часами?

— Как там продвигается твое дело с розысками Лёри?

Дэлит привела Лилли во внутренние помещения — несколько комнат на задах библиотеки, в которых она жила и занималась живописью в свое удовольствие, а не во славу Его Величества. Лилли заняла свободное кресло (тощенькая набивка не порадовала ее уставшее тело) и взяла из вазы с фруктами яблоко. Дэлит ее не одернула.

— Что будет, когда ты найдешь черновики? Оставишь мальчишку на произвол судьбы? — Книжницу волновало другое.

— Ну хочешь, я дам тебе честное слово, что разыщу его, как бы там остальное ни вывернулось. — Лилли подкинула яблоко и поймала другой рукой.

— Мне кажется, твое слово не стоит ни шиша.

— Поразительно, но тут ты полностью права.

Дэлит покачала головой.

— Ешь свое яблоко. Не играй с едой и иди спать. Хочешь занимать комнату Лёри — значит, веди себя по тем же правилам, что и он.

— Извини, но это вряд ли выйдет. Завтра же я планирую соблазнить одного очень достойного джентльмена. — Лилли действительно задала Минуки все вопросы, на которые он мог бы ответить. Прилюдно. Но у нее остались еще: для разговора наедине. И почему бы нет, в конце концов? Что-то она дала ему, что-то он ей. — Впрочем, исключительно ради нашего дела.

Дэлит с сомнением посмотрела на Лилли, сложив руки под грудью.

— Ладно, не только. Он мне нравится, а что важнее, ему нравлюсь я. Может, даже больше, чем тебе нравится принцесса Шевонн.

— Ах ты!.. — Но разве Дэлит не знала, что к Лилли слухи липнут, точно к паутине?

— Ну хорошо, никто не может потягаться с той силой, с какой тебе нравится принцесса Шевонн.

Лилли с хрустом откусила от яблока. Дэлит потерла лоб, отворачиваясь. Однако трудно было сделать вид, что они в одиночестве — им обеим.

— Почему ты служишь Гаго Праху? — Спросила Лилли, прикончив яблоко наполовину.

— Потому же, почему и ты. Не хочу продолжать жить в дерьме.

— В таком случае: какая наивность! Мы остаемся там же, Дэлит. Просто теперь это дерьмо Гаго Праха.

Дэлит покачала головой, глядя на носки своих туфель. Ее длинные, волнистые из-за недавно державших их закрученными в прическу шпилек, ярко-рыжие волосы на фоне серого платья напоминали о закате над туманным лесом. Она красива, не без изумления отметила про себя Лилли. При дворе это мало кто заметит, все последние годы воспевая моду на бледных и болезненных, как леди Кларинда. Но для того, кто умеет видеть и думать своей головой, Дэлит должна представать такой, какая есть — женщиной прелестной в особенности оттого, что ее красят здоровье и ум.

И талант. Смелость мысли. Но это, насколько Лилли уже поняла настроения при дворе, скорее пугало аристократов. Аристократок — не меньше. Леди Шевонн, всеобщая любимица, стала таковой не благодаря, а вопреки. Она не ввела моду на вольнодумство — ей прощали острый язык, не менее острый, чем ум, потому, что племянница короля, очевидно, даже в случае мезальянса оставалась первой женщиной в Эльзиле, второй из королевского рода.

— О, Демиург, я завидую этой твоей манере держать себя. — Сказала будто бы нехотя, однако ж вполне искренне Дэлит. — Твоей манере быть тобой. Что для этого нужно? Пройти через всякие ужасы?

— Подожди, ты тоже пройдешь. — Мурлыкающе ответила Лилли. — В конце концов, как ты сама только что напомнила, мы на службе у Гаго Праха. Не думаю, что это приведет нас к чему-то хорошему. Но, при прочих равных, я куда как удовлетворена оплатой.

Лилли, наконец, прикончила яблоко. Огрызок шлепнулся на стол, оставив на лаковой поверхности влажный отпечаток сока.

— Но в конечном счете… худшее-то то, что это тебя не меняет. Я много раз слышала, что такие вещи не оставляют тебя прежней. — Лилли смотрела перед собой, прижав локти к ребрам. — Но я все еще чувствую себя провинциальной дурочкой в столице, которая ни хрена не понимает. И на самом деле, я все еще такова.

Вместо ответа Дэлит задула свечу. Оставив их с Лилли в полумраке: меж щели в полу просвечивало тусклое молочное сияние мелуккадского лунарита.

Марк думал, что Лилли изменит свое решение и вернется в его дом. Но она ушла, как и обещала. И потому, что они поцеловались — отчего им стало опаснее оставаться наедине. И потому, Марк догадывался, что поцелуй этот не изменил иного: Лилли осталась зла на него после того, что видела в «Бухте черного орла».

Утром он выпил кофе в гостиной, как делал каждое утро на протяжении долгих лет, еще до войны, и не перестал, вернувшись. Но теперь вдруг дом показался ему непривычно пустым и одиноким. Как будто за сутки, что здесь гостила Лилли, Марк привык считать ее частью поместья Стилов.

Он перестал чувствовать ее запах, только покинув дом. Уже в жандармерии.

Дежурный, едва поздоровавшись, напомнил ему еще раньше светского обмена любезностями, что пришла почта: какие-то дела перенаправлены из полиции. Кое-что подписано королем. Вот это звучало уже серьезно. В своем кабинете Марк взял документы со стола и пролистал, пока не добрался до отмеченной золотой королевской печатью бумаги. Это был официальный ордер по делу Лёри. И из него следовало, что мальчонка так важен, ибо украл важнейшие чертежи. Что ж, с официальным открытием дела Стил мог действовать в открытую — и прямо в рабочее время. Так что Марк безотлагательно отправился в трущобы, радуясь про себя, что ему не приходится отбиваться от Лилли, так и мечтающей нарваться на неприятности.

Но без нее даже кривые улочки Атепатии выглядели для Марка безжизненно. И печально — хотя в последнем, возможно, была повинна обычная грязь и серость трущоб. Единственные нарядные дома в этом месте были борделями и варьете. Последние, на деле, явлиялись точно такими же пристанищами проституток, как и первые. Только девушкам еще и приходилось танцевать.

У Марка не было никакого внятного следа, кроме «Бухты черного орла», куда он возвращаться не хотел, зато имелось сухое горло, отчаянно требующее, чтобы его обожгли чем-нибудь мало-мальски стоящим, так что Марк двинулся в сторону «Камелии императрицы», самого достойного заведения трущоб. Ходили слухи, что именно тут, еще в первые дни его правления, принц Эйд, будучи инкогнито, встретил свою смуглую еретичку, принесшую в итоге стране столько горя и столько счастья разом. Как и самому принцу. Марк в это не верил, хотя ему нравилась вывеска с мелуккадской знатной дамой — наверняка списанной с одной из девушек, некогда вынужденно попавших в заведение, благодаря каким-то несчастьям. Что же он знал доподлинно, так это то, что в варьете захаживали люди разного сословия, и вместе с деньгами в веселом доме оседали слухи. Мадам сего приюта платного разврата, Санча, не гнушалась пересказывать новости Марку — и вообще благодушно относилась к жандармерии, потому как служители закона, равно как и аристократы, составляли изрядную долю ее прибыли. Все умели закрывать глаза, если было нужно. Но открывать рот, если требуется. Санча никогда не ломалась, хотя Марка в ней всегда интересовали только сплетни и ничего сверх того. Какая-то часть из них была правдой, и он великодушно брал на себя труд понять, какая.

Он думал о том, что разумно расспросить мадам о держателе «Бухты черного орла», уже шагая к притону. Но стоило ему взяться за ручку двери, как мозг скомандовал: сперва выпивка! Марк усмехнулся и чуть было не упал, покачнувшись на неверных с похмелья ногах — так легко открылась дверь. Кто-то толкнул ее с противоположной стороны. Марк посторонился, давая проход… Лилли Гиббс.

Последовала минута замешательства, во время которой ни он, ни она не могли проронить ни слова. Но Лилли, вздохнув, первой взяла себя в руки.

— Я знала, что этим кончится, — пробормотала она. Залитая безжалостным утренним светом. Если темная ниша, в которой она таилась с Гаго Прахом, могла дать Марку надежду, что глаза обманули его, это утро разрушило его последние надежды.

Но, о Демиург, как она была хороша даже теперь.

В пучок ее светлых волос был воткнут цветок аконита — искусственный, разумеется, но очень подходящий по цвету ее платью. Солнце играло на ее лице, не касаясь тьмы притона за спиной, делая девушку похожей на святую Аньеллу на картине. Марк на мгновение зажмурился, чувствуя, как рушится его хрупкое счастье. Как все его мечты о Лилли рассыпаются пеплом.

Из дверей высунулась Санча, не понимая, что за возня мешает не впускать в помещение холодный ветер.

— А, это Вы, господин Стил, — мадам не собиралась делать вид, что не знакома с Марком. — Что-то Вы зачастили к нам, сэр.

Марк не поворачивал головы, но видел краем глаза, как меняется выражение лица Лилли. Румянец ее смущения таял буквально на глазах.

— Может быть, наконец закажете девочку? Или снова будете угрюмо сидеть в углу и пить?

Брови Лилли перестали хмуриться. Она приоткрыла рот, едва ли не улыбнулась: губы дрогнули. Однако не больше. Тем сильнее оказалось изумление Марка, когда ее рука мягко легла ему на локоть.

— Так Вы здесь бываете чаще меня? Так я и знала. Забавник мистер Стил.

Он чувствовал, что стоит объясниться. В мгновение ока ситуация переменилась — как на дешевой афише, когда ты только подойдя ближе, понимаешь, какой из двух рисунков призван изобразить отражение в зеркале, а какой — настоящую действительность.

— Вы все неверно поняли, мисс Гиббс!

— Уверена, не больше, чем Вы, мистер Стил.

Ее лицо сияло иронией, но в глазах… горел неподдельный гнев. Марк потупился. Он вдруг оказался ошарашен, догадавшись, как сильно Лилли ненавидит его в эту минуту. Он и не думал, что столь нежное существо способно на подобные чувства. Тем более, столь сильные.

— Я… Я всегда считал, что жестоко заставлять кого-то якшаться со мной. Я не… не из тех, с кем было бы приятно проводить время.

— Это не имеет значения.

Он сказал правду, но она просто не желала слушать, уже сделав свои выводы. Покопавшись в перекинутой через плечо сумке, Лилли достала и протянула Марку его экземпляр романа о шевалье д’Облести:

— Подложить, чтобы бутылка в ящике не каталась. — Процедила Лилли, точно едва сдерживаясь от крика.

Она направилась прочь, и Марку пришлось догонять ее, чтобы схватить за плечо и развернуть к себе.

— Я желал бы услышать от Вас нечто большее, мисс! Хотя бы равное моим оправданиям. Я встретил Вас там, где не должен был.

Она издала печальный смешок и на несколько мгновений прикрыла глаза.

— Почему я занимаюсь тем, чем занимаюсь? — Лилли вздохнула и ненадолго замолчала. Не сразу, но Марк понял, что она стиснула зубы, и ей пришлось сделать усилие, чтобы произнести следующие слова. — Как в этом городе вообще выбирают, чем заниматься? Тебе показывают, кто здесь может выжить, и как. Вот и все.

Марк разжал пальцы. Ветер остудил его разгоряченное лицо. Привел в чувство.

— Я предпочел бы заниматься чем-то иным. — Сказал он с мрачной издевкой, засовывая руки в карманы.

— Я тоже… Марк. Но уже поздно. — Ответила Лилли.

И, по своему обыкновению, скрылась в толпе. Потому что Марк позволил ей это сделать. Отпустил ее.

***

Марк испортил ей день, однако Лилли знала, кто может исправить хотя бы вечер. Все пути всё еще вели в «Бухту черного орла».

Привратник у входа не узнал ее, равно как и она его, другое дело — Минуки. Лилли вступила с рыжим детиной в перепалку, и ровно на середине, когда она уже теряла терпение, когда, взвившись до пика, напряжение должно было найти хоть какой-то выход, их прервал хозяин притона. Белая тряпица все еще охватывала его лоб, но Лилли показалось, что рана начала затягиваться. Она и не была глубока. Сидя рядом с Минуки на заплеванном полу таверны, она держала в руках его голову, обвитая черными кольцами длинных волос, и восхищенно чувствовала его притворство. Зачем он играл? Чтобы она не отпускала его? Или чтобы устыдить Марка?

Она сама уже думала, что ради Марка не стоило и пальцем шевелить.

— Пропустите ее. — Сказал Минуки равнодушно, но твердо. Он прятал улыбку, как и все свои богатства, как и все свои умения. Опытно и надёжно. — Это любовница Гаго Праха, и если она пришла предлагать себя, то я не намерен отказываться.

— Не сомневаюсь, — сказала Лилли, отодвинув рыжего плечом. — Я с первого взгляда поняла, что хозяин «Бухты черного орла» из тех, кто не упустит стоящую сделку.

Она сняла с него повязки с тем же нетерпением, с каким он задрал ей юбки, прижимая спиной к стене. Он полагал ее своей добычей, едва ли сомневаясь, на чьей стороне преимущество. Он не видел ее лица, становящегося все злее и злее с каждым его движением в ней.

— На вид леди, а пищишь, как шлюха.

Глаза Лилли сверкнули. Этого Минуки не заметил, уткнувшись ей в шею, в россыпь пахнущих пудрой жестких волос, хотя почувствовал, что она сжалась внутри — вот только его собственное удовольствие, в момент пославшее по телу волны неги, отвлекло его, мешая думать. И напрасно. Ласковое поглаживание на затылке превратилось в захват: Лилли стиснула волосы Минуки и дернула, заставляя мужчину запрокинуть голову.

— Лучше не говорить такого даме. — К его шее прижимался крохотный, но, определенно, очень острый кинжальчик. — Особенно благородной даме.

— Виноват… — Прохрипел Минуки. Говорить с запрокинутой головой никому не удобно, это так.

— И тебе лучше закончить то, что мы начали, а не то я расстроюсь еще больше. — Лилли двинула бедрами, скрещивая ноги на поясе Минуки.

Они держались в опасной позе, балансируя на грани удовольствия и боли. И вообще — едва удерживаясь от падения.

Но Минуки было, чем ответно удивить Лилли. Она полагала, что нож у горла мешает страсти. Минуки, не без изумления от самого себя, понял, что как раз напротив. Он кончил: и смотрел ей в лицо в момент оргазма, с изумлением отметив, как отличается эта девушка от всех тех, что попадались ему раньше. Ее рот сладострастно приоткрылся, выпуская вздох, но глаза остались внимательны и сосредоточенны. А хватка на челюсти Минуки не только не ослабла, но даже стала сильнее: ногти впились в кожу.

Она больше года жертвовала своим наслаждением, натаскивая себя на подобную чуткость, и, по крайней мере, хоть один раз ей это пригодилось.

И, с одной стороны, это было просто потрясающе. Оттого, что необычно. И в то же время Минуки надеялся никогда не встретить больше такую женщину, как Лилли Гиббс. Пусть все остальные девицы со мной будут такими же, как раньше, взмолился он, когда она уже покинула его комнату.

Впрочем, это не значило, что Минуки не хотел бы снова встретиться с самой Лилли. Это женщина, которую эльзильцам не выдержать, подумал Минуки, мгновенно понимая о ней больше, чем кто-либо — разве что, быть может, за исключением Дэлит. Во всяком случае, куда больше, чем Марк.

Нет, нож у горла его не напугал, только вскипятив кровь и подогрев страсть. Однако то, что было после, когда Лилли уже оправила юбку, но еще не ушла… Она оставила Минуки с воспоминанием об этом и запахом ландышей, осевшим на теле.

На мгновение она подумала, что сделала неверный выбор. Не совершила ошибку, о нет. Просто могла бы отложить эту встречу, заняв время другим человеком. Точно угадав ее мысли, Минуки вдруг спросил:

— Как ты встретилась с Прахом? — Голос его звучал доверительно, почти дружески. Почему бы и нет, подумала Лилли, на его коже еще не высохли мои пот и слюна. Он стоял перед нею, надев только одну лямку подтяжек на плечо, оставив вторую болтаться пестрой змеей вдоль бедра.

— Лицом к лицу или вообще?

Минуки не уточнил, и Лилли, пожав плечами, ответила, как сама поняла его вопрос:

— Дорогого мне человека убили у меня на глазах. Он нашел меня рыдающей в снегу, помог подняться и отвел на постоялый двор. Когда мы той же ночью занимались любовью, я видела в окно пятна крови под фонарем.

Или не видела, но вообразила, зная, что там они остались.

— Ты его любишь?

— Я ему благодарна.

Лилли прикрыла глаза. Она сказала меньше, чем могла бы. Прах утешал ее, и он умел утешать. Когда он ввел ее впервые в свет, и они танцевали, он шепнул ей: я знаю, однажды ты предашь меня, но до этого момента у нас будет много веселья. Она так и не забыла этих слов. И во что бы то ни стало хотела доказать ему, что он в ней ошибся, говоря это.

— Лилли, — Минуки нагнулся к ней, ухмыляясь. — Ты вернешься?

— Посмотрим.

— Когда ты сделаешь это, — а он не сомневался, в отличие от нее. — Я уже буду знать о тебе все. Больше, чем кто-либо, может, даже ты сама о себе знаешь.

Минуки постучал себя подушечкой пальца по лбу. Лилли усмехнулась, копируя выражение его губ:

— Посмотрим.

И исчезла в шуме и гаме таверны, смутно чувствуя, что Минуки смотрит ей вслед.

Она оставила его точно так же, как оставляла всех других, раз за разом, год за годом. Но теперь ее стопы словно не хотели шагать по грязной мостовой трущоб. Звали вернуться.

Тело ее собиралось поступить глупо. И Лилли ему запретила. Она намеревалась запрещать ему дурить так долго, как только получится. Она знала, что оставляет за спиной. Наслаждение, да. Но и опасность. И ее в равной степени манило то и другое.

Марк полагал, что Лилли больше никогда не вернется в его жизнь. Слишком уж они презирали теперь друг друга. Однажды Марк слышал ее голос, доносящийся с первого этажа, но дежурный оказался стоек и не впустил Лилли. И Марк решил, что ему почудилось. Лилли, с ее умением двигаться, точно призрак, растворилась, и все же продолжала преследовать Марка незримо. Каждый аромат цветка напоминал ему о ней. Каждый отблеск солнца на золотых волосах вдали. Дуновение ветра на голой шее казалось ему прикосновением ее руки.

А хуже всего было то, что в конечном итоге мадам Санча поведала ему, что Лилли у нее не работает и никогда не работала — она только приходит к одной из девушек.

— Зачем же? — Спросил ее тогда Марк, холодея. Так Лилли была еще отвратительней, чем он полагал?

Мадам пожала плечами, отводя глаза. Марк полагал, что и без того знает ответ. Зачем ходят к шлюхам? И все же он спросил еще раз, грубее, всего лишь желая напугать Санчу. Почти надеясь, что она испугается до плача.

Мадам, только что прятавшая взгляд, посмотрела Марку в лицо и призналась:

— Мы никогда не говорили об этом. Но, думаю… ох, это так очевидно, так бросается в глаза! Этого не утаить. Это Нинон. Ее сестра, без сомнения. Сходство у них не заметить лишь слепому. Но если ваша подружка — набросок, черновик, то Нинон — произведение искусства, творение руки Демиурга.

И это знание ввергло Марка в муку, сравнимую только с наказанием грешников в Ином. Вряд ли кто-то мог догадаться по его виду, но внутри Марк корчился, пылая и желая вырвать себе язык. Что он наговорил Лилли! Но язык, подумал он, еще пригодится ему — когда он найдет слова, чтобы извиниться перед нею.

Однако день ото дня он все больше смирялся с мыслью, что не увидит Лилли Гиббс больше никогда. Даже ее призрачное присутствие рядом с ним все реже чудилось Марку.

Пока он не нашел на своем столе письмо. Внутри оказалось приглашение на прием в дом ди Ардуа на имя Лилли Гиббс. И ей позволялось взять с собой кавалера.