Нож скользил по моему горлу лезвием, выписывая витиеватые фигуры своим концом. Моё горло крепко держала вырезанная из кирпича рука — твёрдая, но, в каком-то роде, пористая, не желавшая причинить мне вреда, я чувствовала это каким-то другим взглядом, какой-то иной интуицией. Посреди лесной поляны никого кроме меня и него не было, только вьющийся рядом с моими венами нож и сдавившая трахею рука. «Если бы я мог, то провёл бы по всему твоему телу этим лезвием, » — звучал пьяный, пропитанный вожделением голос. Я не удивлялась ничему последние года два, не удивилась и такому развитию событий этой ночью, тем более в небе не было и проблеска луны. Каждый раз пью на новолуние и каждый раз это заканчивается чем-то странным, трепещущим в моих венах, отдающим в моей душе внутренней, ни капли не романтичной, чувственностью.

всех этих странных теней, танцующих вокруг костра, я угадывала лишь одну, ту, которая так старательно искала среди моих моральных останков что-то знакомое, просто потому что больше никого не было. Просто потому что последние две недели были проведены в моём обществе, а я знала, насколько моё общество бывает приятно сторонним людям, если я выключаю мозг и перестаю слишком много думать.

Танцы, ночные танцы. Отчего-то именно вальс, который я когда-то умела танцевать, но давно уже разучилась. Много места рядом с полянкой с мангалом, под ногами жжёный уголь и трещащие веточки. Земля будто бы горит от прикосновений к ней. Я неумело передвигаю ногами и периодически падаю оземь, потому что вокруг всё шатается и плывёт, будто я и вправду пьяна как в первый раз в это новолуние. Будто оно первое на моей жизни. Не обманываясь, честно признаюсь себе, что да, такое — впервые, впрочем, как и каждая новая луна на моей жизни. Сначала это были люминесцентные краски, потом разговоры о психологических проблемах в шесть утра, теперь — это. Танцы и лезвие ножа у моей шеи.

Следующая сцена, смена декораций, песчаный пляж у озера и тихая вода рядом с носками кроссовок. Чёрное небо, на котором по-новому выглядят звёзды, пуская свои вибрации через моё тело. Чьи-то руки, занятые руки, не мои руки, шарящие по моему телу и наслаждающиеся присутствием другого человека руки. Лицо, такое смутное в этом восхвалении безлунной ночи, ярко горящие естественным светом, отливающим самой капелькой игривой сангрии и опостылевшей, омерзительной, сидящей уже в печёнке балтикой семёркой, глаза. А ещё куртка, совершенно непонятным образом оказавшаяся на песке, на которую я удивлённо смотрю, задавая вопрос смеющимся голосом: «Серьёзно, прямо здесь?». Мне отвечают утвердительно, а я не имею ничего против. Не особо запомнившийся момент, самый короткий, и, если честно, неважный за эту ночь, потому что «чего не было — того не было», да и не особо интересно и ново всё это было, мне куда как больше нравится то чувство, приводящее душу в смятение, когда вроде только разговоры, а вроде и что-то ещё: по-другому и не интересно. Мне ярче запомнился даже песок, который пришлось вытряхивать из штанов позже, терпкий на ощупь и приносящий какое-то приятное текучее ощущение моим рукам.

Сцена третья, маленький городок, шестьдесят километров от Москвы, я иду, держась за руку, ранее водившую нож по моему горлу острым лезвием к коже, и мне слишком весело, чтобы это было правдой. Пару раз мы останавливаемся, чтобы зачем-то, совершенно спонтанно и подходяще, поцеловаться, выражая происходившую во время этой ночи яркую эмоцию. Мы кое-как выходим к зданию, на конце которого ярко-красный неоновый циферблат, показывающий то ли час, то ли два часа ночи. Мы идём за чем-нибудь ещё, за чем-то таким же крепким, потому что нужно как-то поддерживать и усугублять атмосферу всей ночи. Встречаем незнакомые лица, каждый раз здороваемся и пару раз даже спрашиваем дорогу, нас выводят на прямой путь к ночнику. Затем доводят до общежития, куда нас кое-как запихивают в окно. Смена сцены. Сон.