В воздухе разливался аромат какого-то странного итальянского городка, схожего в чём-то и с Мексикой, и с той же Россией. Я была в лёгком платье розоватого оттенка, парящего на ветру и тут же опадающего обратно. Скрестив руки на резных перилах моста периода классицизма, много людей, чёрт, вдохнула свежий пряный воздух, тут же захвативший мои лёгкие до того состояния, что расхотелось даже доставать сигарету, а тем более поджигать её, затягиваясь казавшимся таким мерзким на тот момент дымом. Вид, открывающийся на город, будто лишил меня зрения на микроскопическую, но ощутимую секунду, заставив в умиротворённом восхищении наблюдать за происходящим. Внизу протекала река, а огни улиц светились в ней ярко-оранжевым цветом, отражаясь на мост, придавая происходящему ещё больше тёплой мистики. Небо было иссиня-чёрным, таким прозрачным и глубоким одновременно, что в нём можно было утонуть, подняв глаза лишь на секунду. К мелким, точечным звёздам, вырезанным в небе чьей-то искусной рукой, пригвоздившей каждую на своё место, на удивление не хотелось лететь. Не было видно и проблеска луны. Видимо, опять новолуние. Единственное противоречивое желание зияло в пустоте мыслей – продолжать стоять именно здесь, именно в это время и наблюдать именно за этим живым пейзажем.  

Сзади кто-то подошёл. Кто-то, от кого удивительно веяло теплотой и чем-то крайне поехавшим. Чьи-то руки, будто сделанные из гладких кристаллов сладкого мёда, осторожно обняли меня со спины, так привычно ощущаясь на моей талии. Сознание было покрыто ватной патокой спокойствия, я только аккуратно накрыла чьи-то руки своими. Я знала кто это, но никак не могла вспомнить ни имени, ни внешности, просто чем-то внутри понимала – это кто-то очень, до безумия, до помрачения рассудка и падения крыши в далёкие дали комфорта, по-простецки тёплый.  

У меня перехватило дыхание, по сердцу и трахее будто начали прорываться нежные в своей жестокости лианы предвосхищения, доходящие всё выше и выше, будто до самого мозга, разрывая его на куски и оставляя одну обрубленную мысль: «Сейчас произойдёт что-то красивое».

Небо окрасилось красно-оранжевыми взрывами цветов, заслонившими мерцавшие до этого звёзды, оставляя их где-то позади происходящего. Люди закричали от радости, заметались по мосту в весёлых танцах после того, как смогли отвести взгляд от происходящего. Я, тем не менее, так и не смогла. Цветы горели и горели, совершенно не собираясь останавливаться и давать мне даже секунды на передышку. Горло сдавило от невысказанного крика довольствия происходящим, но я не хотела кричать сейчас, когда эти цветы так красиво сияют над нашими головами.

Кто-то тёплый обнял меня сильнее, буквально вдавливая в себя и кладя голову мне на плечо. Очевидно, он был не сильно выше. Пока огненные цветы окружали весь мой рассудок, он сказал ровно одну фразу: «Ты теперь в том небольшом количестве моих близких людей,» - прервался на момент, чтобы выдохнуть остаток предложения мне в ухо: «Ты ведь понимаешь, что я теперь никуда тебя не отпущу?».

На небе расцвёл ещё один, на этот раз ярко-алый, цветок. Горло резко отпустило, ватные лианы испарились, давая мне возможность спокойно дышать. В груди, как и множество, последовавших за ярко-алым, насыщенно оранжевых цветов поменьше, расцвела предутренняя нега счастья. Я медленно наклонила голову назад и, вместе с грохотом множества мелких взрывов, образовавших огромный круг, хриплым голосом ответила простой фразой, вложив в неё все фейерверки, протанцевавшие за это время в моём сознании: «Я знаю».

Я открыла глаза, лёжа одна на кровати, закутавшись в тёплое пуховое одеяло... Чёрт… Снова сон.