Звук того, как нож врезается в дерево. Описать его можно сотнями разных способов, но ни один не будет подходящим. То, как слитно с воздухом он описывает полукруг и свободно прорезает древесину с гортанным, терпким и чётким звуком. Как стон любимого человека. Как лучшее в мире наслаждение, граничащее с остриём иглы кровожадности. Ты как никогда раньше осознаёшь собственную хрупкость, когда лезвие соприкасается с деревом. Это происходит настолько осознанно и, отчего-то, неожиданно, что не успеваешь сделать даже одного вздоха. На выдохе ты заносишь лезвие, будто делая шаг в неизвестность, в поле, пронизанное сотнями тысяч паутин, состоящих из хрупкой плотности вероятности. Затем ты делаешь отвратительное по своей технике движение, где-то лажаешь, где-то недокручиваешь, где-то слишком перенапрягаешься. И он с отвратительным, скрежещущим звоном падает вниз.

Ты отмечаешь свою ошибку, в следующий раз становясь на полстопы дальше и контролируя позу внимательнее. И после слышишь его – тот самый гортанный, терпкий и чёткий звук соприкосновения будто бы собственного страха с инстинктом самосохранения. Ты преодолеваешь себя каждый раз, когда берёшь в руки холодное оружие. Не причинить вреда себе, не причинить вреда кому-то, потому что причинишь вред себе, не причинить вреда себе. В голове проскальзывают триллионы похожих мыслей перед тем, как ты замахнёшься и услышишь где-то внутри животное наслаждение. Оно не потечёт по венам, оно медленно укутает твоё тело перед броском, потому что имеет слишком глубокую подоплёку ассоциативных цепочек.  

Замах, выверенное движение, пальцы, скользнувшие по лезвию, и слишком ужасный, отдающий истинным наваждением в венах, звук. Не рассредотачиваешь своё внимание на других людях, сразу берёшь в руку другое лезвие. Поднять руки над головой, согнуть в локтях, дотронуться концом лезвия об лопатки. Притворно-ленивое движение, ты слышишь, как он разрезает воздух, слышишь буквально физическое воплощение импульса, а потом ловишь такой кайф, будто подставил вену под один из наитяжелейших наркотиков.  

Третий, четвёртый, пятый, шестой. Джек-пот. Тебя не отпускает, но ты возвращаешься к маске человека, который делает это для веселья, а не для помешанного в своей идеальности удовольствия. С радостью привлекаешь внимание, хвастаешься, вы играете в игру двух хищников, убеждая больше окружающих, чем друг друга, что нормальные, просто веселящиеся люди. Нормальные, просто веселящиеся люди с неадекватными искрами в глазах от того, насколько ловите кайф от происходящего.  

ну ты видел? Он буквально выбил искру, когда вошёл рядом с другим!» - слышат другие. Ты интерпретируешь это как «Я был очень близок к тому, чтобы метнуть его не совсем в мишень». Потому что это правда. Потому что ты чувствуешь это сумасшествие. И ты знаешь, что оно у каждого проявляется по-разному.  

У кого-то это вкус пряной вишни и ледяной рябины летним рассветом. Это не похоже на тебя, но похоже на младшего брата.  

У кого-то это самодовольный вопль откуда-то из глубины сознания, приправленный смоченными в желании внимания фразами.  

У кого-то выверенная точность, как у тех самых самураев из фильмов с Киану Ривзом. Явно первый дом в деве, подмечаешь ты.

У кого-то это смущение, наоборот, желание закрыться, и поразительная целостность мысли «почему рикошет пришёлся не в меня?». Печально такое видеть.

А у кого-то это ненормальное состояние, граничащее с животным наслаждением. И это, пожалуй, мы.