Будильник дребезжал, и никак не удавалось нашарить и прихлопнуть его рукой. Мартин Пирс с кряхтением сполз с кровати, наконец нащупал и обезвредил источник звука. Пол был ледяным, холодное марево плыло за окном, сквозь приоткрытую створку в комнату проникала сырость и скрип ставен. Он позволил себе ругнуться вполголоса и мысленно добавил к сухой веренице утренних молитв лишнюю Аве Мария. Через несколько часов начнется воскресная служба — сухой шорох трех десятков стариков да блеск глаз вечно экзальтированной Маргариты Сайхем...

Облачение после химчистки ядрено пахло сиренью, Пирс натянул и расправил сутану, превратившись в Его Преподобие, и зажег фонарь на крыльце. Двор тонул в темном осеннем ветру. Десять шагов до церкви, и можно заняться любимым делом: зажечь все свечи и наслаждаться дрожащими языками пламени и узорчатыми тенями лампадок…

Что-то в привычном виде здания показалось странным. По крутой крыше мелькнула длинная тень, священник поднял голову, разглядел на фоне светлеющего неба силуэт в арке колокольни, развернулся и со всех ног побежал назад к дому.

Дом Марго стоял далеко от церкви. Каждое воскресенье и среду она не спеша проходила этот маршрут, наслаждаясь прогулкой и останавливаясь поболтать со знакомыми. Воскресный утренний звон, собирающий деревенских к мессе, отвечал настроению Маргариты: иногда он радовал ее праздничными нотками, а порой лишь грозно напоминал, что прошла еще одна пустая неделя из отпущенного ей срока на Земле. Марго ждала этого гулкого звука, далеко разносящегося по горам, вслушивалась в обертоны в поисках намека. Ворожбу на картах Маргарита считала бесспорным грехом, но гадание на церковном колоколе было чем-то вроде игры, невинным детским секретом, в котором она не признавалась даже священнику.

В это воскресенье колокол не прозвонил, но Маргарита не обратила на это внимания: ее отвлекли другие, куда более неприятные проблемы.

После трехдневного отсутствия Джереми наконец заявился домой, в состоянии, живо напомнившем Маргарите его отца. Марго разбудил грохот падающей мебели. Глядя на слабо шевелящееся тело в коридоре, она не понимала, как вообще Джерри сумел открыть ключом дверь. Рассвет застал Маргариту в перепачканной ванной, тщетно пытающейся привести сына в чувство. Он был совершенно невменяем и даже не осознавал, что ему плохо. Организм пытался избавиться от чудовищной дозы алкоголя в крови любым доступным способом. Белые волосы Джерри слиплись от пота, с губ падали прозрачные нити. Сходство с Логаном было столь полным, что глаза Марго застлали злые слезы. Она в сердцах бросила полотенце на пол, затащила на него сына, проследив, чтобы он не смог перевернуться на спину и захлебнуться, и ушла к себе в спальню, где перебирала четки, пока ее не сморил тяжелый сон.

Впервые за долгое время она проспала утреннюю молитву. Марго раздраженно приколола к волосам воскресную шляпку, времени не оставалось даже на то, чтобы как следует накраситься. Она сдвинула обломки досок к стене: ветхое дерево шкафа не выдержало ночного надругательства и рассыпалось по всему коридору. Содержимое полок Маргарита смела в кучу и тоже оставила на потом.

Она видела в окно множество людей, спешащих к церкви и с удивлением заметила среди них некоторых, известных своими атеистическими убеждениями. Неужто и они решили сходить к утренней мессе?!

Марго заглянула в ванную. Джереми спал на холодном полу, свернувшись клубком. Она приоткрыла окно, двумя пальцами подхватила с пола полотенце и поморщившись, бросила его в раковину, взяла сумочку с молитвенником и вышла из дома.

Улица была полна народу, машины сновали туда и сюда, казалось, все население деревни стянулось к центру Рокки-Лейк. Маргарита быстро поняла, что дело вовсе не во внезапном пробуждении религиозных чувств жителей деревни. Она влилась в общий поток, прислушиваясь к обрывкам разговоров. Что-то снова случилось. И это “что-то” было связано с местом, в котором Марго всегда находила утешение и приют и которое любила гораздо больше собственного дома - с церковью.

Вокруг светлого здания уже выставили полицейское оцепление, но людям и не нужно было подходить вплотную. Надпись во всю стену церкви была видна издалека.

ITE, MISSA EST*

Стрелка указывала на главное шоссе, ведущее прочь из деревни. Марго ахнула и вцепилась в сумочку, чуть не обломав остатки накладных ногтей. Угловатые буквы выступали из поверхности стены, составленные из выдернутых кирпичей кладки. Маргарита перевела взгляд на крышу, по которой уже поднимались спасатели. Колокольня выглядела непривычно. Марго присмотрелась и в ужасе замерла. Вместо языка большого колокола под его круглым основанием виднелось чье-то безжизненное тело. Маргариту задел плечом Джон Орруэлл, проталкивающийся к выходу из толпы. Губы были плотно сжаты, за руку он тащил жену.

— Скорее, Лаура! Надо успеть собрать вещи. Мы ни на день не задержимся здесь!

— Да поможет нам Бог, — дрожащим голосом проговорила старенькая миссис Литтл, стоявшая рядом с Маргаритой, и вытерла глаза платочком.

— Ну, на преподобного Пирса надеяться нечего, — проворчал кто-то из мужчин, — он слинял еще на рассвете, даже ворота забыл запереть в спешке…

— Священник и Бог это не одно и тоже, — возразила старушка и охнула, указывая на крышу.

Спасатели осторожно спускали с нее носилки с телом. В толпе послышались взволнованные голоса. Лицо лежавшего на них человека было не рассмотреть, но многие узнали любимую рыбацкую куртку Боба Брауна.

Марго повернулась и пошла по улице, сама не зная куда. Она чувствовала неподъемный ледяной провал, раскрывшийся внутри. На всем свете не осталось для нее места. Маргарита свернула с дороги, лаковые сапожки по щиколотку погрузились в раскисшую землю. Она добралась до большого трухлявого пня на границе двух полей и присела там, бездумно глядя на то, как солнечный свет белесыми пятнами накипи оседает на каменной спине далекой горы. Полная осеннего ветра пустота вокруг как нельзя лучше отвечала настроению, а небо, казалось, навсегда закрылось от Марго толстым панцирем. Она очнулась, лишь когда на деревню опустился сумеречный туман, а лужа у ног схватилась тонким полосатым ледком. Маргарита тяжело встала и направилась домой.

В квартире было тихо, к беспорядку на полу добавилась разодранная упаковка аспирина, из чего Марго сделала вывод, что Джереми уже пришёл в себя.

Проходя мимо его комнаты, она услышала повизгивание Даггера и тихий голос сына. Он часто разговаривал с собакой, Марго не стала прислушиваться и сразу направилась к себе. Подставив стул к высокому гардеробу, она достала сверху два пыльных чемодана, один положила на пол, другой поставила у дверей соседней спальни. Она набила свой почти доверху, когда в комнату вошел Джереми. Его лицо было бледным, гладко зачесанные волосы еще не высохли после душа.

— Что это? — поднял он бровь, указывая глазами на ворох вещей.

— Мы уезжаем, — устало отозвалась Маргарита, — пожалуйста, давай обойдемся без споров… Ты и сам все прекрасно видишь, твои друзья наверняка сообщили, что произошло. Здесь оставаться опасно.

Он подошёл, поднял чемодан и вытряхнул его тщательно сложенное содержимое на пол.

— Мы никуда не едем.

Маргарита почувствовала разгорающуюся злость.

— Господи, Джерри, сколько можно?! Я смертельно устала от всего этого... И уже не знаю, как достучаться до тебя! Ты так изменился в последнее время, совсем рот перестал открывать, даже не кричишь на меня больше! Честное слово, мне это не нравится!

Он взглянул на нее исподлобья, ноздри гневно затрепетали.

— Хочешь, чтобы я кричал? Таким я тебе нравлюсь больше?!

Марго швырнула чемодан на постель и стала вновь сгребать в него вещи, не глядя на сына, стоявшего по другую сторону кровати.

— Мы уезжаем, и точка, Джерри! До твоего совершеннолетия еще три месяца! И сейчас ты должен подчиниться!

— Никто не смеет говорить мне, что я должен и чего не должен!

— Чего ты добиваешься?! — Маргарита окончательно вышла из себя. Она схватила телефон и потрясла им в воздухе: — Хочешь, чтобы я позвонила врачу и попросила насильно положить тебя в клинику?!

В следующую секунду мобильник взорвался в ее руке, а кровать поднялась и отбросила Маргариту назад. Матрас рухнул на пол, Марго оказалась прижата к стене металлической клеткой. Ножки кровати воткнулись в деревянные панели вокруг Марго.

— Мы. Никуда. Не. Едем, — раздельно проговорил Джереми. — И звонить ты никому не будешь…

Он подошел к сетке и провел по ней пальцем на уровне ее лица.

— Если, конечно, хочешь выйти отсюда... Ты поняла… мама?

Выражение черных глаз сына напугало ее больше, чем все остальное. В грудь впивались проволочные ромбы, обожженная ладонь пульсировала, наливаясь болью. Маргарита кивнула головой, подбородок отчаянно дрожал, на лицо упала прядь волос. Притиснутая к стене, она не могла поднять руку чтобы убрать ее.

— Хорошо, — выдохнул Джереми.

Кровать встала на место, матрас заполз и улегся на сеть, как гигантский скат, даже подушки оказались аккуратно сложены в изголовье. Маргарита соскользнула на пол и прижала больную руку к груди.

Джерри скривил губы, глядя на нее, и негромко проговорил:

— Намекнешь хоть кому-то о том, что видела — и завтра в городе найдут еще один труп...

Марго прижала ладонь к лицу, подавив готовый вырваться крик ужаса. Джереми дернул углом рта, подойдя к матери, присел на корточки и погладил ее по длинным растрепавшимся волосам, пропуская черные локоны между пальцами.

— …и так будет продолжаться до тех пор, пока ты не научишься уважать меня...

Марго чувствовала ладонь сына на своей шее, и эта ледяная ласка была самым страшным, что она когда либо ощущала.

— Веди себя разумно, и мы станем настоящей семьей, прямо как те, что нарисованы на пачках кукурузных хлопьев… я обещаю…

Джереми улыбнулся и, взяв ее руку, поцеловал обожженную ладонь. Марго боялась шевельнуться, чтобы вновь не разозлить его. Джерри встал и вышел из комнаты, Маргарита услышала, как он зовет Даггера на прогулку. Только после того, как хлопнула входная дверь, Марго доползла до кровати и, зарывшись лицом в подушку, расплакалась.

***

На теле Боба не нашли никаких повреждений, по всем признакам у старика по какой-то причине просто остановилось сердце. Тело кто-то поднял на верхушку колокольни и, сняв чугунный язык, прицепил за куртку на обломок петли внутри колокола. Отпечатков пальцев и каких-либо следов нигде не было.

София Коул, узнав печальные новости, слегла и впервые в жизни безропотно позволила врачам увезти себя в больницу. По ее просьбе на самом почетном месте бара появилась фотография молодого Брауна. Осунувшаяся грустная Кристина каждый день меняла цветы в вазе у перетянутого черной лентой портрета.

Две семьи уехали из Рокки-Лейк в день происшествия, и еще три — на следующий. Дома запестрели вывесками “Продается”.

Полицейские допрашивали всех подряд, тяжелая пелена страха вновь накрыла долину. Был объявлен комендантский час, школьный автобус обзавелся дежурным работником полиции. Инспектор Уотерфорд запросил помощь ФБР, их представитель должен был прибыть в деревню в течении сорока восьми часов.

***

Купленный на рынке дешевый мобильник нагрелся от долгих переговоров, но это было даже приятно — в Уте оказалось намного холоднее, чем в Вегасе.

Испанский язык очередного абонента звучал с непривычным уху перуанским акцентом.

— Хуаскаран. Янамито*. Записывайте телефон, синьор. Но прошу вас помнить, что я лишь посредник и ничего не знаю…

“Наконец-то”.

Луис прислонился спиной к стене и улыбнулся. Добытый с таким трудом восьмизначный номер с экрана телефона стоял у него перед глазами, даже когда они были закрыты. Луис хотел бы набрать его прямо сейчас, но это было бы ошибкой. Вначале нужно обзавестись гарантией. Мышкой, жирной настолько, что кот непременно захочет ее поймать…

Руки онемели от холода. Он бросил телефон на землю, достал из багажника бутыль с бензином, плеснул и бросил спичку. Пластик плавился, распространяя удушливый дым, зато согрелись пальцы. Агент сбросил остатки мобильника в канаву и вывел машину на шоссе.

***

— Где тебя носило, Луис? Ты весь день не отвечал на телефон!

Голос Марион, доносящийся в ванную, звучал обиженно и недовольно.

— Ездил по делам. Ты платишь, я работаю, — отозвался он.

Похоже, после недавних полуночных откровений она решила, что агент принадлежит ей с потрохами и перестала стесняться.

“Что ж, тем лучше”.

Луис натянул джинсы. Мокрые пряди липли к плечам, но Марион нравилось, когда Фернандес распускал волосы.

“Какую ни возьми — все хотят одного и того же”.

Гладкокожий латинос в потертых джинсах, с длинными локонами и бархатным взглядом черных глаз. Этот образ всегда вызывал у Луиса тошноту, но работал безотказно. А работа иной раз заставляет делать то, чего делать совершенно не хочется…

Рыжая лежала на постели, многозначительно теребя застежку кимоно. Луис послал ей свою самую обворожительную улыбку и отвернулся к мини-бару. Глоток-другой поможет ему расслабиться и отбросить лишние мысли. Он должен во что бы то ни стало выбить из головы Марион всякие сомнения, а также воспоминания о сегодняшней самовольной отлучке. Луис уже достаточно изучил ее и знал, как заставить рыжую забыть в его объятиях свое настоящее имя, если она, конечно, вообще его помнила. Фернандес томно прищурился, подошел и позволил рыжей опрокинуть себя на пол.

“Снова останутся следы клыков и когтей…”

Он ненавидел эти метки, пятнающие его после каждой ночи с ней. Собственнические клейма, багрово-розовые, как следы щупалец ядовитой медузы. Но хороший спецагент это всегда хороший актер... Он провел языком по губам, кротко и моляще взглянул на Марион и увидел разгорающуюся жестокую страсть в ее глазах.

Они лежали на мягкой шкуре посреди разгромленной комнаты и курили, с наслаждением стряхивая пепел прямо на шелковистую длинную шерсть. Уборщице придется изрядно помучиться, но ведь это ее работа…

— Не проще было бы попробовать еще раз? С другим ребенком? — лениво спросил агент.

— Созрел для отцовства, Фернандес? — фыркнула женщина. — Я уже говорила, что мне пришлось инсценировать смерть. Для этого применяются очень тяжелые препараты. К тому же роды были совсем непростыми... Я не могу зачать второго. Больше — нет.

Луис стиснул зубы и провел рукой по огненным волосам.

— Как ты назвала свое открытие?

— Проект “Эр Апис”.

— Пчела?! Почему? И что значит Эр?

Марион удивленно взглянула на него.

— Знаешь латынь? Честное слово, ты удивляешь меня все больше и больше… А что касается названия — тонкостей ты все равно не поймешь, а мне лень объяснять их тому, кто ничего не смыслит в генетике.

Луис задумчиво мял окурок в пальцах.

— Кажется, мы можем сократить себе путь, — пробормотал он, — нужно порыться в желтой прессе и местечковых скандалах. Просеять мелким ситом все сообщения о паранормальных явлениях… Может, нам повезет увидеть то, что другие сочтут очередной сказкой для впечатлительных chicas*.

— Хорошо, — отозвалась Марион. — Вначале я была невысокого мнения о твоих умственных способностях, но вижу, что сильно ошибалась, — хмыкнула она.

“Ты не представляешь, насколько сильно…”

С каждым днем Марион все больше привязывалась к тому образу, который Фернандес выстроил перед ее глазами, словно цветной витраж, скрывающий вид на кладбище. Луису было все сложнее сдерживать себя, даже запах ее дорогих духов вызывал дурноту. Агент ждал, когда последняя часть головоломки встанет на место, чтобы покончить с этим раз и навсегда. Он сумел достать три фотографии Стюартов из пяти. Информация по четвертому Тому Стюарту должна была поступить в течение недели. Марион взглянула на лица мужчин и покачала головой.

Поле поиска сужалось. Луис просматривал сотни веб-страниц в день, сбрасывая Марион все, заслуживающее внимания, рыжая отбирала то, что теоретически могло быть похоже на действие сыворотки. Затем вновь следовала кропотливая работа агента: найти первоисточник, проверить его подлинность, выяснить на кого работает данное СМИ, проверить параллельные сводки, соединить результаты. Луис люто ненавидел заниматься подобным, но сейчас овчинка стоила выделки.

— Боже, Луис… — прошептала Марион.

— Что заставило тебя вспомнить о Боге, дорогая? — фыркнул агент. — О том, что с распущенными волосами я похож на пряничного Христа, мне уже говорили.

Она протянула ему долгожданную распечатку членов мелкой ассоциации горняков, в которой был записан очередной Стюарт. На коллективном фото с трудом можно было разглядеть черты лиц, но тем не менее Марион уверенно показала пальцем на высокую фигуру в самом углу снимка.

— Это Том.

Луис не сдержал облегченного вздоха.

— Теперь мы знаем, что наш объект находится в штате Вашингтон. Дело за малым: отыскать его там.

***

Навигатор показывал семнадцать часов езды до Сиэтла, но светиться, бронируя билет на самолет, Луис не стал. Он выехал из Вегаса ночью, как только убедился в том, что белый Ситроен, лежащий далеко внизу, на склоне, превратился в сгусток пламени.

Из окна мотеля в Хантингтоне уже были видны горы. Перед глазами Луиса встали покрытые пышным лесом склоны Анд. Он уперся ладонями в стекло и опустил голову.

Это было неприятно, но просто… Так просто, что даже вспоминать не хотелось…

Дождаться ночи и, осторожно сев верхом, сжать пальцы у нее на шее. Рыжая распахнула глаза, но не смогла выдавить ни звука. Она билась под ним, но что может противопоставить, пусть и сильная духом, женщина, физически сильному мужчине? Луис смотрел, как удивление в ее глазах сменяется ужасом и, наконец, безразличием.

Жаль, что две последние трубочки сыворотки так и не удалось найти. Перед уходом он перевернул весь номер, но это никого не могло насторожить: точь-в-точь такой хаос работники гостиницы находили в комнате каждое утро.

Остальное было несложно. Тот, кто работает на закон, легко может обойти его без последствий. Полицейский вердикт был однозначен: одинокая богатая дама, бывший ученый со скандальной репутацией, с отлично сделанными фальшивыми документами. Она беспорядочно колесила по стране в течение нескольких месяцев, и теперь, возможно, не совсем в здравом уме, по ошибке сняла автомобиль с ручным управлением вместо автомата и слетела с моста… От машины и тела остались лишь металлолом и угли, да еще кейс с обгорелыми пачками купюр.

Ее молодой любовник, безымянный жиголо-латинос из какого-то притона по соседству, бросил несчастную еще вечером, слиняв с оставшимися в сейфе деньгами. Может, она просто не вынесла разлуки? Какая жалость…

Далекие снежные пики туманно поблескивали сквозь облака. В кармане неожиданно зазвонил телефон. Луис вздрогнул. На экране высветился знакомый логотип. Агент усмехнулся и ответил.

— Луи, есть работа. Я напомнил про тебя Николсону, можешь сказать мне “спасибо”, если такое слово присутствует в твоем лексиконе.

Арнольд подождал секунду и, вздохнув, продолжил:

— Ты поедешь в Вашингтон, в Богом забытую деревню, Стоун-Лейк, кажется… Там за месяц два нераскрытых убийства, какая-то корова, прибитая к скале, да еще тамошний инспектор, кажется, не совсем в себе. Твердит о какой-то мистике, детский сад, ей-Богу… Понимаю, дело мелкое, — заторопился Арни, предупреждая реакцию агента, — но для тебя это лучше, чем ничего. Дай старику Ники оттаять, и мы снова увидим тебя в столице. Я высылаю документы.

— Спасибо, Арни, — с чувством сказал Луис, — я выезжаю немедленно.