Случились похороны в голове моей,

И плакальщики взад-вперёд ходили.

Всё топали, пока не стал ясней

Весь смысл того, что там происходило.

И лишь расселись, служба началась,

Похожая на бой всех барабанов.

Всё грохотала, до тех пор, пока

Ум не окутал безразличья саван.

Мне было слышно, как подняли гроб,

Как треснула моя душа под гнётом

Свинцом окованных, знакомых мне сапог,

И воздух зазвенел прощальным звоном…

…Опоры больше нет, мой разум сломлен,

И я, сорвавшись с края, вниз лечу,

На дно реальности, и, ударяясь больно,

Сознание своё, как свет, гашу.

                                                        Эмили Диккинсон

Однажды Тэхёну приснилось, что у него есть всё, о чем он только мог мечтать. Но это было ... кошмарное, удушающее, кожу сдирающее сновидение, очередной сон, когда просыпаешься покрытый рябью из мурашек, а по щекам скатываются одна за одной слёзы, потому что в реальности ничего не осталось. Тэхён срывает с себя прилипшее к телу одеяло и смотрит на вторую половину кровати. Пусто. Он сам себе вынес приговор и прекрасно это осознавал.

«Смертный приговор», — нервно усмехается он, крепко зажмуриваясь с надеждой на то, что когда он откроет глаза, то этот бесконечный кошмар наконец-то закончится.

Не закончится. Всё это происходит не у него в голове, его существование обратилось непрекращающейся мукой.

«Моя настоящая жизнь происходила пять месяцев назад, но только не сейчас».

В этот раз Тэхёна сорвало бесповоротно. Зрачки тикают из стороны в сторону, под кожей застыла кровь, он хрустит суставами пальцев и тяжело дышит, чувствуя нарастающую панику. Не сбежать. Некуда.

Его накрывает волной, он вот-вот утонет под толщей ледяных воспоминаний. Он считает от одного до десяти, глубоко дыша, но на «четыре» Тэхён громко выкрикивает все возможные ругательства и, подняв с пола картонную коробку, плетётся в сторону ванной комнаты. Перецепившись через кабеля, он падает и неподвижно сидит на холодном полу ещё минут двадцать: поднимается через силу, ноги не слушаются.

В центре комнаты на вертикальном мольберте стоит портрет. Парень останавливается напротив недописанной картины, пытается проморгаться, чтобы остатки кошмара слетели с ресниц и пристально разглядывает масляную работу: они писали его вместе. Он смотрит на Тэхёна с картины осуждающе, в этом уверен сам Тэхён, ибо другого отношения к себе он не заслужил. Картину надо бы тоже уничтожить, но он не в силах даже притронуться к ней. Тэхён стыдливо отворачивается и выходит из комнаты-студии.

Бронзовая, ультрамарин, карминовая, а вслед за ней охра золотистая. Тэхён дрожащими руками выжимает последний тюбик жжёной краски, и вода становится грязной. Он мечется между: «Вот бы в ней утонуть» и «А может выпить её всю залпом?» И в этой мутной, разбавленной дорогими красками воде Тэхён видит своё истинное отражение, которое не вызывает у него ничего кроме отвращения. Он ненавидит этот день и эту квартиру, но больше всего — себя. Слёзы ещё никогда так сильно не обжигали, они скатываются по щекам и попадают прямо в цель — расколотую вдребезги душу.

Некогда творец водит длинными тонкими пальцами по серой водной глади, пытаясь размазать отражающегося на ней ужасного человека, но как бы Тэхён не старался, но себя и свою гнилую сущность стереть не удавалось.

Теперь он остался ни с чем, всё к чему он стремился годами оказалось бессмысленным. А какие амбиции были, какие планы! Тэхён считал себя всесильным рядом с Чонгуком, неуязвимым к судьбе и законам обозримой вселенной. Теперь, без Чонгука, каждая мимопролетающая пылинка обжигает как искра.

Однажды ему был задан вопрос, на который тогда Тэхён не был в силах ответить правильно.

У Чонгука большие чёрные глаза, немного наивные, но такими они становятся, когда в них смотрит Тэхён. У Чонгука большое сердце, таким оно становится, когда Тэхён улыбается. У Чонгука звонкий искренний смех, таким он становится, когда Тэхён в очередной раз ругается с кем-то по телефону или портит холст забавными каракулями. Тэхён Чонгука не заслужил, но судьба наказала их друг другом. У Тэхёна был Чонгук. Больше нет.

«Эй, Тэхён, в чём смысл твоей жизни?» — он сжимает его руку крепче и смотрит в глаза, с надеждой услышать правильный ответ.

«Тебя увидеть снова хочу, хочу снова слышать, что ты мной гордишься, хочу сказать громче, что люблю тебя так, как никогда ранее не говорил, тебя хочу, а ещё хочу, чтобы ты принял меня, когда я вернусь, — Чонгук, мне снова так одиноко».

Тэхён дал неправильный. За свой ответ он расплачивается одиночеством.

У Тэхёна снова ничего не осталось кроме как потребности позвонить ему прямо сейчас и вымолить прощение, но парень со слезами на глазах скатывается голой спиной по кафельной плитке, ударяется затылком и давится собственным нечеловеческим криком, это так разрывается душа, зная горькую правду.

Он ему больше не ответит.

* * * * *

Любовь: орёл и решка. Когда орёл, то ты любовью окрылен и она делает тебя самым счастливым человеком во вселенной; решка — самым несчастным и больным, одна бесконечная боль.

У Чонгука был орёл, затем монета покатилась ребром и выпала решка.

На почерневших от сырости стенах висят их совместные фотографии, тэхёново лицо неуклюже заклеено серым скотчем. Чонгук открыл дверь и сразу же сбежал в свою комнату, бросив раздражённое «теперь и ты». Сокджину приходится перешагивать через кучи одежды и мусора, чтобы добраться до его спальни. Младший брат был опрятным и всегда поддерживал вокруг себя чистоту и порядок, но сейчас Чонгук подхватил одну из самых жутких болячек.

Куда пропал ласковый и добрый младший брат? Чонгук превратился в другого человека меньше чем за полгода, у него внезапно появилось три новых дырки в ухе и татуировка на рёбрах, говорит, что одной болью можно приглушить другую. И смеётся так неискренне, что сам себе не верит. За его фальшивой улыбкой нет ничего кроме «спаси меня», но вслух он скажет только «я в порядке».

— Я ненавижу лечить влюбленных, — устало говорит Сокджин, обводя взглядом чонгукову спальню. Он полагает, что любовь и психиатрия вещи несовместимые. Потому что…

— Так я и не просил меня лечить. Я в порядке.

Именно поэтому.

Из-под кровати торчит горлышко бутылки виски. Возможно, не единственная. А на окне… шестнадцать. Шестнадцать бутылок из-под пива идеально стоят в ряд на подоконнике.

Чонгук всю жизнь носил разноцветные свитера под горло и светлые джинсы, а теперь, если открыть его шкаф с одеждой, то ничего кроме чёрного, чёрного или чёрного там не найти. «Не обращайте на меня внимания», — кричит его гардероб. Его младший брат стал отстранённым и напряженным, а имя из пяти букв, начинается на «Т» вызывает у него панику и истерический смех. Чимин рассказал, что когда они решили пойти в бар и хорошенько напиться-забыться, а Тэхёна показали по новостям, то он бросил стакан в телевизор и выбежал на улицу, расплакавшись. Он проклинал его, но спустя мгновение упал на колени и, прижавшись лбом к асфальту, ревел и умолял вернуться.

Запущено.

О проблемах нужно говорить, Чонгука нельзя оставлять наедине со своими мыслями. Они его рано или поздно доведут до безумия. Им нужно поговорить о Тэхёне, но это крайне сложно: Чонгук не потерпит ни критики в его сторону, ни доли сопереживания его проблемам, мол, Тэхён так поступил, потому что расставил свои приоритеты так и эдак. Тэхён выбрал не Чонгука, и у этого выбора теперь ужасные последствия. Сокджин сам призадумался, понимает ли он выбор Тэхёна: и да, и нет.

Всё очень сложно.

Чонгук изменился. Он как надломленная ветвь, но не сломался окончательно, только потому что Тэхён всё ещё жив, всё ещё живет с ним на одной планете и, возможно, вернётся из своего затянувшегося путешествия.

Парень падает в мягкое кресло прямо в одежде, не снимая шнурованных ботинок, и отворачивается от Сокджина, смотря на улицу через покрытое пылью окно. Ему всё равно на старшего брата, он его словно не замечает.

— Что, Сокджин, не отвяжешься теперь от меня? Половину земного шара пересёк, чтобы увидеть, — он обводит взглядом захламленную квартиру, а потом тыкает пальцем в свою грудь, — такое? Ты должно быть разочарован.

— Раньше существовало мы, а теперь тебе кажется, что остался только ты. Но это не так. У тебя есть я, Хосок, Чимин и Юнги. Мы все пытаемся быть с тобой рядом, но ты убегаешь от нас, не оборачиваясь.

— Сокджин! — раздраженно кричит Чонгук, намекая на то, что он пытается затронуть неприкосновенное. — Что дальше? Наденешь на меня смирительную рубашку и сделаешь укол в задницу?

— Смирительные рубашки уже давно не практикуют, — спокойно объясняет ему Сокджин, расстёгивая верхнюю пуговицу пальто. С незнакомцами намного проще разговаривать, чем с братом, который заболел самой трудно поддающейся лечению болезнью. — Я приехал, чтобы ты рассказал мне, как вы все до этого докатились. Напоминаю, Хосоку теперь так же больно. Думал, с ним все получится?

«Ненавижу лечить влюблённых. Пациентов всегда двое».

— Да, думал, — тихо вздыхает Чонгук, сворачиваясь калачиком. — Хосок — идеален и заслуживает лучшего. Не меня.

— Так почему ты его отвергаешь? Потому что он хочет спасти тебя?

— Я так же хотел спасти Тэхёна в своё время, и смотри к чему это все привело.

— Чонгук, — Сокджину больно смотреть на брата, он понимает, что произошедшее между ним и Тэхёном — это не просто болезненное расставание. Он знает обо всем только со слов Чимина, но Сокджин собирается выслушать именно самого «пациента». — Какой один вопрос ты бы задал ему?

Проходит чуть больше минуты. Чонгук шмыгает носом.

— Почему? Почему? Почему?.. — невнятно отвечает Чонгук, закрывая чёлкой глаза. Не смотри на меня. — Почему…

— Расскажи мне всё с самого начала.

На полу валяются вырванные листы из его недописанной книги, на первой странице большими буквами можно увидеть название на французском — «Folie à Deux». На стене висит дорогая ему фотография, единственная, на которой тэхёново лицо не заклеено скотчем. Трое когда-то счастливых людей смотрят в объектив камеры: <её — забрали, Тэхён — ушёл сам, Чонгук остался один.

* * * * *

За 19 месяцев до…

Стремление к счастью является естественным для любого человека. И никому из нас не хочется прожить её в роли вечного мученика.

Ежедневно Чонгук, как и любое живое существо, сталкивается с необходимостью решения каких-то проблем и обстоятельствами, постоянно проверяющими нас всех, живых, порой грешных и неразумных, на прочность. Судьба пока что не наказывала парня непреодолимыми испытаниями, и он всё ещё ищет место предназначенное ему самой Вселенной. Но, несомненно, останови того же Чонгука на улице и спроси простое:

— Эй, Чонгук, а в чём смысл твоей жизни?

Он бы проморгался, выпучив свои большие, как у ребёнка, чёрные глаза, и, скорее всего, не ответил незнакомцу, уйдя по своим «таким важным» делам. А сам бы укутался пальто словно плащом и подумал бы:

«Не знаю».

А кто знает?

Нередко получается так, что действия людей расходятся с их глубинными убеждениями, по причине чего в жизнь вторгается беспокойство и раздражительность. Собственные успехи кажутся незначительными, чужие жизни более яркими, словно ты один единственный, кто никак не может как же наконец-то зажить своей жизнью. Меняешь маски одну за другой, забывая, что твоё собственное лицо — такое одно в этом мире. Эти ощущения могут сделать нас несчастными (и успешно делают), и только в том случае, когда мы поступаем по совести, то сохраняется и чувство собственного достоинства, и состояние счастья.

Совести.

Любимое чонгуково слово, за которое он еще не раз поплатится. Совесть, благородство, сострадание — внутренний компас, по которому Чонгук ориентируется в жизни, как странник по звёздам. Он не знает как помочь самому себе, но почему-то уверен, что его предназначение — помогать другим.

Сейчас он внимательно слушает лектора, пытаясь вспомнить, какого очередного немецкого классика цитирует старый профессор.

— Предназначение — это выдумка. Существование такого понятия вытекает из нашего глубинного желания занять своё место в этом мире. У Бога слишком много важных дел в голове, чтобы ещё предназначать судьбу каждому в этом многомиллиардном человеческом муравейнике, — нет, точно не немецкий классик, скорее всего, сам профессор придумал собственную цитату и, конечно же, приплел к ней Бога.

Но Чонгук, улыбаясь уголком губ и рисуя правой рукой каракули в тетради, совсем не согласен со стариком. Он в свою судьбу наивно верит.

Чон Чонгук учится на магистратуре в Чикагском университете, штат Иллинойс. Он скучает по родному Пусану и совсем не понимает родителей, которые отправили его на учёбу в Штаты. Ах, нет, понимает. Он ведь должен быть достойным своей семьи сыном и стать таким же успешным и образованным как и его старший сводный брат. В прошлом году Сокджин стал заведующим отделения в престижной больнице, но Чонгук всё равно им гордится и не его вина, что родители постоянно сравнивают братьев. Они часто созваниваются и, в отличие от родителей, Сокджин поддерживает младшего во всех начинаниях.

Даже несмотря на то, что парень прекрасно владеет английским и понимает местный юмор, Чонгук навсегда останется корейцем. Осталось совсем немного до того момента, когда он наконец-то сможет вернуться на родину, но здесь, в Чикаго, есть один маленький человечек, которого Чонгук не в силах оставить одного. Одну.

Он познакомился с десятилетней на тот момент Саран на втором курсе. Малышка шаталась по детским площадкам, в очередной раз сбежав от своих временных приёмных родителей. Чонгук тоже часто шатался по улочкам и детским площадкам после лекций и с первого взгляда понял, что ей также одиноко как и ему. Она такая же чужая в этой стране, в которой живут миллионы разных людей.

И сегодня они встретились вновь.

У Саран за спиной розовый портфель, на ногах потрепанные ботинки, а на сердце немного грусти. Совсем скоро девочке исполнится двенадцать лет, и Чонгук приготовил для неё небольшой подарок.

— Чонгук-а, — девочка тянет его за рукав куртки, качая ножками, — ты заберёшь меня собой в Пусан?

Чонгук вздыхает.

Чонгук хочет показать Саран весь мир, но он даже пределы штата пока что не может покинуть, не то что страны, да ещё и забрать с собой чужого, пока что, ребёнка. А ещё малышку нужно учить корейскому, благо, она очень сообразительная. Да, у Саран нет постоянной семьи, она невольно кочует от одних незнакомцев к другим и всё никак не может найти родственную душу. По крайней мере она так считала, пока не встретила Чонгука. Но парень знал правду: Саран этническая кореянка и далеко не каждый американец захочет принять её такой какая она есть, даже не смотря на то, насколько разные люди уживаются в США. Он их за это не осуждает. Возможно, именно Чонгуку было суждено стать для девочки её собственным ангелом-хранителем, в которых она так отчаянно верила.

Чонгук искренне улыбается ей и гладит по голове. Она не только его близкий друг, но и самый настоящий лучик света.

— Я что-нибудь придумаю. Обещаю.

Чонгуку действительно нравится помогать людям. Он всегда оказывал помощь бездомным, ухаживал за брошенными животными и хотел спасти таких сирот как Саран от одиночества. И как только он вернётся в Корею, то обязательно и дальше будет помогать людям, потому что ему чужие судьбы намного интереснее и важнее собственной. Любит ли Чонгук себя? Вряд ли. Он надевает перчатки и тянется рукой в карман, чтобы передать Саран маленький подарок.

— С наступающим тебя днём рождения, Саран-и!

— Что это? — спрашивает она, получая в подарок стеклянный шар.

— У меня сегодня первый день на новой работе, — безрадостно вздыхает Чонгук, а из его рта клубится пар. — Прости меня, Саран, но мы будем видеться реже, поэтому я купил тебе этот дурацкий стеклянный шар, там внутри маленькая кошечка ловит лапками снежинки…

— Никакой он не дурацкий! — девочка опускает голову, крепко прижимая шар к груди.

— А? — Чонгуковы глаза похожи на два чёрных стёклышка.

— Я буду думать о тебе, когда ты будешь работать, Чонгук.

— Ты лучше внимательно слушай учителей на уроках, чтобы я потом гордился тобой, — парень поправляет её капюшон и встаёт с деревянной скамьи, потягиваясь. — Мне уже пора. Дойдёшь сама обратно?

— Угу, — хмычет себе под нос девочка и закашливается от внезапного порыва холодного ветра. Она в последнее время стала болеть чаще, поэтому Чонгук заставлял пить её витамины и передавал свежие фрукты.

— Саран, — Чонгук садится на корточки напротив девочки и пытается заглянуть в такие же как и у него чёрные стёклышки. — Чтобы удочерить тебя и забрать с собой в Пусан мне нужны деньги и немало, поэтому я должен сейчас пойти на работу.

— Разве у тебя не богатые родители?

— Будет лучше, если ты станешь для них сюрпризом, — родители помогают оплачивать только учёбу и снимать небольшую квартиру.

— Чонгук, поклянись мне, — она так мужественно и уверенно поднимает подбородок, что растрёпанные косички разлетаются в разные стороны, и дерзко смотрит на Чонгука, — поклянись, что будешь улыбаться как минимум три раза в день, не забывать есть острый рамён раз в неделю и усердно работать ради нашей с тобой мечты!

Чонгук расхохотался, опуская голову вниз таким образом, что его покрашенные золотистые концы волос упали ему на глаза. Никто иная как Саран могла потребовать такую клятву.

— Клянусь.

— Три раза! — настаивала девочка.

— Клянусь, клянусь, клянусь, — пролепетал Чонгук, скрестив вместе с девочкой мизинцы. — А теперь мне пора, Саран. — Но девочка все никак не могла разжать палец. В уголках больших кукольных глаз появились слёзы. — Ну, не плачь, мы встретимся снова на выходных!

— Чонгук, я люблю тебя, — мычит сквозь слёзы девочка, обнимая парня за колени. — Ну, почему ты сейчас не можешь стать папой? Сколько мне ещё ждать тебя?

Он не знает, что ей ответить. Чонгук боится давать девочке ложную надежду, если он разобьёт сердце Саран, то никогда себя не простит. Он осторожно гладит её по голове, пытаясь успокоить. У неё мягкие волосы и такое же как и у самого Чонгука чувствительное и ранимое сердце.

— Может, с цветением вишни, закончится зима, — тихо напевает Чонгук. — Подожди еще немного. Я приду, чтобы встретиться с тобой.

Его пение всегда успокаивало, мало кто знал, что у Чонгука ангельский голос. К сожалению, он не собирался становиться певцом, но как говорила сама девочка: «от твоего пения цветут цветы и сияет солнце». Саран отстраняется, вытирая рукавом слёзы и уверенно отвечает:

— Я буду ждать столько, сколько нужно. Удачи тебе на работе!

Ему нужна эта работа не только ради Саран, но и ради других миллионов потерянных душ, которые в данный момент совершенно одиноки и чаще всего у них нет никого: ни семьи, ни домашнего питомца, даже самих себя у них больше нет. Проще всего рассказать о своих проблемах совершенно незнакомому человеку.

Помогать людям — установка, прописанная в его ДНК. Чонгук по-другому жить не научился.

Сегодня двадцать второе ноября, осень буквально охватила собой весь город, разбрасываясь во все стороны пожелтевшими листьями. На Чонгуке тёплый синий свитер с вышитыми снежинками и удобные чёрные джинсы, которые он как и всегда заказал в интернете, потому что просто ненавидит ходить в переполненные зеваками торговые центры. Он сейчас допьет свой третий за день капучино и войдёт в офисное здание, чтобы подняться на шестой этаж. Работа по телефону в уютном офисе, удобный график, который можно совмещать с последними днями учёбы и умение слушать одиноких людей. Сегодня, спустя двухнедельных курсов и четыре года обучения на социолога, Чонгук станет волонтёром «телефона доверия».

Чонгуку совсем недавно исполнилось двадцать три года и он совсем себя не любит. Он скрывает не только от близких, но и от самого себя тот факт, что ему тоскливо и одиноко в чужой стране. Его близкий друг Чимин остался в Пусане, Сокджин из-за работы вряд ли сможет приехать, с девушками у Чонгука никогда не ладились отношения, одногруппники не казались ему интересными собеседниками. Обычные люди. Чонгук знает, его магнитом тянет к необычным, странным, сумасшедшим, потому что по его мнению, такие люди — живут.

Ему уже нравится новая работа, Чонгук по крайней мере сможет спасти от одиночества других людей. Парню предстоит оказывать психологическую поддержку людям, внимательно выслушивая важные только для них проблемы. Это не прихоть и не желание выделиться среди толпы, «помогать» — слово из восьми букв, в них заложен смысл понятный одному Чонгуку, в них песня…

… которую он будет петь всю жизнь.

Парень показывает пропуск охраннику, тот ему улыбается, и поднимается на шестой этаж. В коридоре он по старой привычке хотел снять обувь перед тем как пройти в центральную комнату, но успел вовремя выпрямиться, не развязывая шнурки ботинок. Все ещё тяжело перестроиться даже спустя почти четыре года. Его с детства приучили, что нужно всегда уважать культуру чужой страны и не навязывать свою. Зачем вообще доставлять другим дискомфорт? Вместо обуви Чонгук снял пальто и прошёл вслед за менеджером, который явно принял ещё больше кофеина чем сам Чонгук за сегодня, но его можно понять, менеджер вертится здесь дольше чем должен. Чонгука заранее предупредили о нестандартном графике. Работа начинается в семь вечера и длится до трёх ночи.

— Ночь — время не только для любви, но и для самых угнетающих мыслей, а если человек совсем один, то эти самые мысли могут довести до печальных последствий, — сказал ему мужчина с явно выраженным южным акцентом. — Вот ты и здесь, чтобы вырвать из лап смерти очередную пропащую душу, — добавил он, по-дружески, по-американски, хлопая Чонгука по плечу.

— Смерти? — спросил себя вслух Чонгук. Он редко о ней думает, потому что не смотря на нелюбовь к себе и сильную тоску по родному краю, Чон Чонгук — счастливый человек и ему совсем не хочется умирать.

— Да, дружище. Я слышал о тебе много лестных отзывов, тебя хорошо натренировали, Чонгук храброе сердце!

— Боюсь, дело вовсе не в храбрости…

— Возможно. Но моя работа заключается в том, чтобы находить таких высокочувствительных личностей как ты, а твоя — оказывать помощь тем, кто в ней нуждается. Проходи в кухню, там ты сразу должен наткнуться на Юнги, он кстати, тоже по национальности кореец. Он поможет тебе обустроиться на новом рабочем месте и всему научит, считай, — он теперь твой начальник. Удачи! — менеджер напоследок пожал чонгукову руку и, не убирая с лица широкую улыбку, ушёл в противоположную сторону по своим делам.

Юнги. Кореец. Интересно.

Ему нравится большая и просторная кухня. Посередине стояло много круглых столиков, за которыми ужинало несколько ещё незнакомых ему людей. Они с ним поздоровались, Чонгук кивнул. В холодильнике с прозрачными дверцами Чонгук увидел заставленные газировкой и энергетиками полки, а на самой верхней лежала подписанная кривым почерком «Росс, ещё раз сожрёшь мой обед, то следующим главным блюдом станешь ты!». Чонгука это позабавило и он даже ухмыльнулся. Стоит подальше держать свой обед от прожорливых коллег.

Юнги было найти просто. Парень застыл напротив кофеварки и мысленно просил машину закончить процесс обработки зёрен быстрее. Но вместо того, чтобы добавить в готовый напиток немного молока, Юнги бросил в стакан несколько кубиков льда.

«Гадость».

Невысокий, носит массивные кроссовки. У Юнги совсем немного вьются кончики волос, а ещё он довольно худой, бледнолицый и на вид угрюмый. Но, скорее, больше погружённый в себя и задумчивый. Нет, говорит себе Чонгук и мотает головой, давать человеку оценку по внешности — крайне глупо.

Встретившись с Чонгуком взглядами, Юнги вдруг оказался очень даже приветливым, словно в толпе из сотни чужаков наконец-то нашёл знакомого человека.

— О, ты же Чонгук, да?! — наверняка их не учат, что тыкать пальцем некрасиво.

— Чон Чонгук, приятно познакомиться, — он должен был протянуть руку, а вместо этого сделал лёгкий поклон, что очевидно насмешило Юнги, который судя по произношению родился и вырос в штатах.

— И мне приятно, — Юнги отпил немного холодного американо. — Я хоть и вырос в Чикаго, но искренне рад встретить… — он быстро осматривает Чонгука с ног до головы и даёт ему оценку у себя в голове, — чистокровного корейца. Чонгук, кофе будешь?

— Я уже превысил дневную норму. Спасибо за предложение.

— Это у тебя ещё просто пяти ночных смен подряд не было, — по лицу парня было заметно, что он настоящий ветеран такого графика работы. Чонгук не стал спорить. — Идём, покажу тебе рабочее место, — махнул рукой парень и пошёл на выход из кухни.

Юнги провёл Чонгука в очередную комнату, но в ней было всего три приставленных друг к другу столов. Его привлекает и успокаивает темно-зелёный цвет стен и мягкое ковровое покрытие под ногами. На единственном в комнате подоконнике расставлены небольшие кактусы, за которыми фанатично ухаживает его новый коллега. Юнги признаётся, что его колючие друзья самые лучшие мальчики (что?) и он чем-то на них похож. Чонгук умиляется, но не показывает этого на своём лице.

Чонгук занял единственный пустой рабочий стол, включая компьютер. Он был искренне удивлен такому уютному помещению, потому что любой колл-центр не располагает к закрытому пространству, ведь обычно все работают в одной большой комнате, но «телефон доверия» это уже совсем другой случай. Звонок это нечто личное, интимное, покрытое тайной, связывающее двух незнакомых людей. У Чонгука за спиной чёрный портфель, который он небрежно роняет на пол и настраивает стул под свой рост, хватаясь за мышку, в то время как Юнги помогает ему настроить рабочий профиль и разобраться в системе.

— Ты быстро всё схватываешь, мне нравится.

— Если честно, у меня не так много времени на учёбу. Я хочу как можно скорее приступить к работе, — честно отвечает Чонгук, не отрывая взгляда от всплывающих окон на экране. — Мне ещё нужно над книгой работать, так что если ты не против, то я хотел приходить на час раньше и вычитывать то, что я вслепую клепаю поздней ночью.

— Конечно не против. Чонгук, о чём твоя книга? — спрашивает Юнги, сложив подбородок на ладонь. — Если это не секрет.

Чонгук не решается ответить сразу. Словно Юнги не просто тему книги спросил, а какого цвета его нижнее белье. Он выбрал довольно сложную и специфическую тему, которую еще сам до конца не разобрал, а придётся. Чонгук знает, что не сможет просто так назвать её и не получить в ответ ещё больше вопросов, на которые отвечать у него попросту нет сил.

Чонгук смотрит на всё ещё спокойного Юнги, который никак не допьёт свой айс-американо, и достает из портфеля толстую папку, отдавая ее в руки коллеге.

— Folie à Deux, — на несуществующем французском пытается прочесть Юнги. — Я не хочу больше позориться. Что это такое и как правильно читается?

— Фо-ли-я ду, — по слогам выговаривает Чонгук. — Общий психоз, при котором бредовая вера и даже галлюцинации передаются от одного человека к другому. Обычно это происходит между семейными парами или теми, у которых близкие отношения друг с другом. Я не романтик, Юнги, сразу говорю, просто хочу предупредить через литературное произведение, что любовь куда опасней чем нам всем может казаться, — пересказывает он заученное наизусть вступление.

— Такое и правда бывает? Не думал, что у любви так много названий, — ухмыляется Юнги, теребя пальцем сережку на правом ухе. — Я думал ты будущий социолог, а эта работа тянет на изучение психиатрического заболевания.

— Я не собираюсь ударяться в психиатрию. Мой брат специалист по этой части, но я искренне вдохновляюсь его деятельностью, как бы странно это не прозвучало.

— Ого, он психиатр?

— Да. Сейчас Сокджин заведующий отделения, поэтому мало спит и больше с бумагами и печатями возится чем с пациентами.

— Интересно, даже спорить не буду. Чонгук, если захочешь рассказать что-нибудь ещё о своей работе, то я всегда буду рад выслушать, коллега. А теперь, — парень пересаживается на своё кресло и включает уже свой компьютер, — повторим золотые правила нашей работы. Тебе их зачитать ещё раз или уже расскажешь сам?

— Мы оказываем психологическую поддержку для индивидуальных и корпоративных клиентов. Ни в коем случае не продолжать разговор, если ситуация экстренная и требует прямого вмешательства. Я должен оставаться на линии и набрать 911. Мы не можем назвать клиентам своё настоящее имя, но они имеют полное право оставаться анонимными. Нам так же запрещено встречаться с ними за пределами работы, самостоятельно выходить на контакт и заводить отношения вне стен офисного здания.

— Совершенно верно. Ты идеальный сотрудник, Чонгук. Дай угадаю, ты такой тип людей, у которых всё с первого раза получается, за что бы они не взялись?

— Идеальный, говоришь, — грустно вздыхает парень. — Нет, я далеко не идеальный, просто есть трудновыполнимые цели, которые кроме как упорным трудом не достичь.

— Надеюсь, что смогу облегчить твой тернистый путь, — Чонгук подметил для себя, что у Юнги необычная улыбка: у него небольшие зубы и, когда парень широко улыбается, то совсем немного видны розовые дёсны. — А теперь давай сделаем несколько тестовых звонков.

— Спасибо, Юнги. — Чонгук удобно усаживается в кресле и надевает большие наушники со встроенным микрофоном. — Я готов.

* * * * *

Первые несколько часов пролетели незаметно. Юнги, как оказалось, ещё и актёр. Он переключался с одного настроения на другое, виртуозно меняя интонацию голоса. Чонгук даже несколько раз вставал с места, чтобы убедиться, Юнги не плачет, просто профессионально мимикрирует.

«Он довольно опытный. Даже тяжело представить, сколько историй он выслушал за все это время и не умудрился сойти с ума. Мне предстоит многому научиться у Юнги», — задумался Чонгук, слушая историю женщины, которая осталась одна с младенцем на руках и переживает тяжелую послеродовую депрессию.

Ближе к часу ночи, Юнги отошёл на кухню, чтобы сварить очередную порцию любимого напитка, в то время как Чонгук продолжал анализировать собственные звонки. В соседнем кабинете работали его коллеги, которые уже приняли за сегодня десятки звонков с разных уголков штата. Чонгук даже представить себе не мог, что люди наконец-то научились не держать эмоции в себе, доводя ситуацию до крайности, а звонить и рассказывать, открываться, делиться — всем рано или поздно надоедает тот самый человек из отражения в зеркале, он или она не станет слушать.

Юнги возвращается и даёт Чонгуку задание — придумать себе новое имя, которое он сможет использовать при разговоре с людьми. Да, врать нехорошо и на лжи невозможно построить доверительные отношения, но как объяснил Юнги, многие люди привязываются к агенту и видят в нем или ней своего спасителя, и одно безумие лишь перетекает в иную форму. Чонгук согласился.

— Ты пока перечитай документы, которые я переслал тебе на почту, а я побуду онлайн, можешь послушать мой разговор, если мне залетит звонок, — Чонгук одобрительно кивнул и не стал больше отвлекать коллегу.

Но буквально через двадцать минут Юнги получил необычный звонок. Человек на том конце провода вызвал бурю эмоций на лице флегматичного юноши.

— Хорошо, оставайтесь на линии. Чонгук, — Юнги резко встал из-за стола, снимая наушники.

— Да?

— Выручай. Молодой человек хочет немедленно поговорить с кем-нибудь на родном корейском. Очень тяжело дышит, еле-еле тянет слова. Одним словом — всё плохо.

— Это два слова…

— Чонгук!

— Я думал, что у вас должны быть переводчики или другие агенты, которые владеют иностранным языком. Сегодня мой первый день, разве мне уже можно…

— Да, за соседним столом сейчас должен быть Хосок, который свободно им владеет, но он в отпуске до понедельника. Корейцы очень редко нам звонят, поэтому мы не стали искать ему замену. Чонгук, прошу тебя. Я все равно ничерта не знаю кроме «нихао»…

— Что? Это же на китайском.

— Неважно, просто прими звонок! — Юнги стыдливо краснеет. — Я выйду из комнаты, чтобы не мешать вам. Считай, что этот парень — твоя судьба!

— Хорошо, переводи на меня, — обреченно вздыхая, отвечает Чонгук и нажимает заветную кнопку «онлайн». Юнги, как и обещал, выходит из комнаты, тихо закрыв за собой дверь.

— Доброй ночи, спасибо, что позвонили на линию доверия. Вы имеете право оставаться анонимным. Расскажите мне, что вас сейчас тревожит? — Чонгук говорит заготовленную фразу на корейском, стараясь звучать как можно спокойней.

Он молчит. Затем, спустя мгновение, начинает тяжело дышать. Чонгук понимает: ему нужно время.

— У вас приятный голос, — наконец-то говорит парень. — У того, что был до вас немного грубоват…

— Думаю, что наш с вами родной язык звучит мягче чем английский. Корейский, — задумывается Чонгук, — более мелодичный, как песня.

— Да, вы правы. Ах, родной язык, и ваш акцент, возможно, вы из Пусана. — Неплохо, парень по ту сторону что-то знает. — Послушайте… я, мне кажется, я вот-вот сойду с ума.

— От чего?

— От одиночества. Вы… одиноки?

— Да, — не задумываясь отвечает Чонгук. Ответ сам по себе вырвался из его уст.

— Значит, вам будет легче меня понять, — тихо говорит он, выдыхая. Возможно, курит. — Я сейчас лежу на холодном полу в одних джинсах, смотрю на собственноручно разукрашенный потолок и думаю себе, да в чем же смысл моего существования? Вот есть же идеальные люди, у которых все получается за что бы они не взялись, а я… синоним слова бездарность. Ничего не получается. Совсем. Неужели сама вселенная против меня? Я бегу, хромая, по чёрной полосе жизни и судьба не посылает мне кого-то, кто смог бы решить все мои проблемы.

— А вдруг вы и есть тот самый человек?

— Что вы имеете в виду?

— Вдруг, судьба послала вас, чтобы вы стали тем самым человеком в чьей-то жизни?

— Я никогда не думал о себе в таком ключе, — растерянно отвечает юноша. По голосу сложно определить возраст. У него он не грубый, но весьма низкий. — Послушайте, а можно я представлюсь?

— Конечно, это ваше право.

— Мафусаил.

— Что?.. Извините, я не расслышал, повторите, пожалуйста, — запаниковал Чонгук, не ожидая услышать что-то иностранное.

— Ма-фу-са-ил. Это имя я дал себе сам.