«Человек, которого мы рассматриваем вблизи, проигрывает, так как нет теней, скрывающих его недостатки, а далекие туманные фигуры вызывают только уважение и самые недостатки их на расстоянии превращаются в достоинства».

Т. Харди

Мужчина на том конце провода молчит. Словно ляпнул лишнего, выдал тайну, которую не должен был, и теперь винит себя за это. Чонгук не теряется и уверенно продолжает разговор:

— Мафусаил, значит. Я могу так к вам так обращаться?

— Да. Мое никчемное творческое имя, — следует нервный смех и тяжёлый выдох.

Заниженная самооценка. Нехорошо.

— Разве? Ведь оно означает долголетие. Ещё это имя принадлежит древнейшим звезде и дереву, звучит прекрасно и очень подходит творческому человеку. Чем именно вы занимаетесь, Мафусаил? — в первую очередь нужно отвлечь его от скверных мыслей, пусть расскажет о себе. Чонгуку искренне стало интересно кто может скрываться за таким необычным прозвищем. Кто вообще дает себе прозвища?

— Вы первый для кого это не просто набор букв. Я занимаюсь живописью, для моего отца звучит как «я безработный», — слышно, как Мафусаил вытирает пальцами нос. — Вам, наверное, совершенно не интересно это направление, ведь все в наше время сходят с ума по цифровому искусству. Работодатели, к слову, тоже.

— Вы ошибаетесь, Клод Моне — мой фаворит. А ещё я восхищаюсь маринистами и обязательно схожу на выставку в этом году. В каком стиле вы рисуете?

— Я?.. Я художник-импрессионист, — растерялся парень, не ожидая услышать от Чонгука такой развёрнутый ответ. — В основном пишу портреты и городские пейзажи, но сейчас не могу даже смотреть на полотно после того как, — Мафусаил задерживает дыхание и старается не запнуться, — не стало моей бабушки. Она была для меня больше чем всем.

Переломный момент. Смерть трудно игнорировать, она стучится в дверь нашего существования, тихонько, едва уловимо шелестя у самых границ сознания. Смерть, пожалуй, единственное явление в судьбе каждого живого существа, которое можно предсказать, но к ней никто не хочет быть готовым.

— Мафусаил, что вы можете мне о ней рассказать?

— Ох, о ней! Только хорошее. Я всю жизнь был её любимчиком и единственным внуком, никогда не смогу забыть вкус черничных пирогов и поцелуев в щёку на ночь. Она оставила мне квартиру здесь, в Чикаго, разрешила сделать из неё студию, а я даже в знак светлой памяти не могу взять в руки кисть. А знаете почему?

— Почему? — Чонгук на самом деле догадывается.

— Любому творцу необходимо предварительное физиологическое условие: опьянение. Оно помогает прозреть и видеть прекрасное.

— Алкогольное?

— Конечно, нет! Опьянение чувственного возбуждения. Опьянение собственной волей, опьянение накопившейся энергией, которая должна быть направлена в искусство. Это чувство поднятия сил и их избытка. И это самое чувство художник изливает на всё окружающее, подчиняя кистью весь видимый мир и делая его… идеальным, — мечтательно вздыхает Мафусаил. — Но я не могу вновь опьяниться, в этом проблема.

— Что вам мешает опьяниться?

— Я участвую в гонке, в которой, чтобы победить нужно быть самым-самым. Во всем! Вокруг меня уйма талантливых людей, которые разбрасываются своей энергией и питаются ею не только от собственного творчества, но и от хвалебных отзывов, а их получить в наши дни куда проще. Всё больше людей не нуждаются в наставниках, знания в свободном доступе. Но я всё равно не хочу гаснуть, как звезда на небе. Да… пусть я лучше буду ярчайшим метеоритом, чем вечной, но сонной планетой! Я, признаться вам, очень боюсь умереть, как художник, — Чонгука поразили его слова о метеорите. Красиво и отчаянно. А ещё Мафусаил боится не физической смерти, а душевной.

Танцор, художник, артист… умирает дважды. И первая смерть самая болезненная.

— И… а как я могу к вам могу так обращаться, кстати? — поинтересовался звонящий.

Действительно, как? Недолго думая, Чонгук поменял пару букв в собственном имени и придумал неплохой каламбур:

— Чингу¹.

— Меня ещё никогда так быстро не отшивали…

Неплохо. Сквозь отчаяние пробиваются первые попытки пошутить.

— Простите меня, Мафусаил, — Чингу улыбается. — Прежде всего, я ваш друг. Вас угнетает конкуренция?

— Она меня… вводит в ступор, лишает сил, обесценивает мои старания. Я критичен как к своим работам, так и к чужому творчеству. Но когда я вижу, сколько внимания получает человек, чьи навыки хуже моих в разы, то я… не знаю что делать! У меня есть знакомые, которые тоже пишут картины, но они более расслаблены и не испытывают эмоционального дискомфорта от своих творческих неудач. — Чонгук запомнил для себя эту часть разговора. Перебивать не стал. — Вот вы, друг, сейчас точно скажете, что мол, нельзя сдаваться, нужно продолжать улучшать свои навыки, но я так устал «не сдаваться». Чингу, я уже пару месяцев ничего не могу продать, даже в социальных сетях я не могу набрать и тысячи подписчиков, пока у новичков, делающих обводки вокруг фотографий, их десятки тысяч. Почему так?! — Чонгук понимает его негодование. Судя по его словам, он человек довольно ранимый и мнительный. Ему, как и любой творческой личности, нужен отклик сообщества, но Мафусаил, скорее всего, его не получает и пытается обвинить в этом тех, кто обрёл успех легко и быстро, пока он тратит все свободное на картины. Нет, Чонгук делает вывод, что парень между своей жизнью и творчеством поставил знак равенства, поэтому каждая неудача ощущается как <i>смерть</i>. Ещё и бабушка. Чонгук не спорит: Мафусаилу сейчас плохо. Но как ему помочь? — Ради чего я вообще существую, если не могу реализоваться в одном единственном деле, в котором хоть что-то умею? Я так-то полная бездарность во всем остальном, поверьте, готовка ужина — игра на выживание. Я трачу деньги на материалы, провожу сотни часов у холста, даже в цифровом виде научился рисовать, но люди проходит мимо моего творчества, оно их не цепляет! Уверен, бабушке стыдно за меня, — парень говорит на одном дыхании. Ему нужно было хоть кому-то рассказать о своей «смерти», ведь обычно у таких людей как Мафусаил нет друзей или близкого человека, который был его понял. Нет родственной души. Особенным нужны такие же особенные, чтоб души вибрировали на одной частоте, чтоб предложения друг за другом оканчивали.

Он убедителен. Почему-то ему хочется помочь больше чем просто словами. Мафусаил чуткая натура и желает получить внимание со стороны общества, и нет, это не наглость и не звездная болезнь, человеку нужно знать, что он старается не зря. Мафусаилу не хочется умирать, как художнику, ведь иначе он может умереть и по-настоящему. Очевидно, что смерть близкого человека так же отпечаталась на его состоянии, парень не в силах справиться в одиночку.

Насчёт конкуренции он прав, ведь раньше, чтобы научиться рисовать нужно было заниматься у наставника, добывать материалы, порой приходилось изучать анатомию… на мёртвых примерах, искать натурщиков. А сейчас все знания в открытом доступе: миллионы людей ежедневно практикуются, улучшая свои навыки, и даже успевают на этом зарабатывать. Возможно, бабушка оставила ему не только квартиру, но и часть своих денежных средств. Чонгук искренне надеется, что Мафусаил не выживает в нищете.

— Чингу? — Чонгук отвлекся на свои мысли, продолжив молчать в трубку.

— Да. В первую очередь я благодарен вам за то, что вы поделились со мной своими мыслями, — не жалеть, не обесценивать его переживания.

— Благодарен?

— Именно, ведь помочь можно только тому, кто рассказывает о проблеме, а не молча держит её в себе. Мафусаил, вы не просто человек искусства, вы приравняли творчество к собственной жизни. Буквально Мафусаил равно художник, равно «я», поэтому неудача в творчестве воспринимается как угроза жизни.

— Господи, — громко выдохнул пациент, — а ведь оно так и есть. Так что можно сделать?

— Вам нужно спросить у себя «Кто я?», исключив варианты ответов, связанные с творчеством, тогда оно не будет восприниматься так остро и болезненно, если Мафусаил станет равно…

— Станет равно Ким Тэхён.

— А?

— Ким Тэхён. Мое настоящее имя, — внезапно представился парень снова, но только подлинным именем. Тэхён, значит. — Я должен избавиться от Мафусаила?

— Нет, я не это имел в виду. Я лишь предложил задуматься о себе не только как у художнике, чья жизнь завязана на продаже картин и ведением социальных сетей. Можно быть кем-то большим, например, Ким Тэхёном?

— Только осталось понять, кто на самом деле Тэхён и чего он хочет от этой жизни кроме живописи, — его голос совсем немного, но приобрел весёлую интонацию. Возможно, парень сможет отвлечься от творчества и смерти бабушки и наконец-то подумать о себе.

— Тэхён, люди ищут самих себя всю жизнь, кто-то находит быстро, а кто-то так не находит совсем. Поэтому я предлагаю начать вам этот путь уже сегодня. После того как выспитесь.

— Чингу, спасибо, — благодарит он уже шёпотом. — Меня наконец-то перестало тошнить впервые за день, — устало признался художник. Несомненно, на нервной почве и не такое бывает. — А я могу позвонить вам еще раз, возможно, завтра?

— Конечно, Тэхён.

— Спокойной ночи, друг, у тебя и правда приятный голос, — ласково прошептал Тэхён в трубку и оставил Чонгука одного на линии, оборвав длившийся под сорок минут звонок.

У Тэхёна тоже приятный голос. Чонгук его запомнил.

* * * * *

Чонгук заснул лишь под утро, не переставая думать о ночном разговоре со своим первым клиентом. Тэхён необычный. Но вот оказал ли Чонгук достаточно поддержки? А вдруг он лишь усугубил ситуацию и совсем не помог Тэхёну справиться с его тревогой и отсутствием (вдохновения) опьянения? Чонгук ждал его очередного звонка, чтобы убедиться, что парню стало легче после их разговора, хотя бы немного. Чонгук перевернулся на другой бок, выключив будильник на телефоне, и зачем-то попытался представить Мафусаила. Его первый язык точно корейский и Ким Тэхён определенно не уроженец штатов, значит уже можно вообразить азиатскую внешность. У Тэхёна низкий голос, но совершенно не грубый, а нежно-бархатный. Но какое у него может быть лицо?

«Стоп», — говорит Чонгук сам себе, отрываясь от подушки.

Зачем он вообще об этом думает и тем более зачем представляет внешность чужого человека. Чонгук только вчера самостоятельно зачитывал Юнги правила вслух, а теперь сам же их нарушает. Пока что у себя в голове.

«Я просто взволнован тем, что Тэхён стал первым человеком, который мне позвонил. И всё», — пытался переубедить себя парень, но тэхёново тихое «спасибо» еще долго не выходило из головы.

Он окончательно поднимается с кровати и ползет на кухню прямо в своей полосатой пижаме, которую носит со старшей школы и всё никак не может с ней расстаться. Вместо чая или кофе, Чонгук пьёт молоко прямо из картонного пакета и выливает остаток в миску с хлопьями. Включив телевизор, он как и всегда в одиночестве завтракает, слушая прогноз погоды на сегодня. Сегодня будет облачно.

План был такой. Чонгуку нужно отработать ещё одну такую полуночную смену, а затем он сможет отдыхать три дня подряд, один из которых он посвятит прогулке по центру города вместе с Саран. Её приемные родители совершенно не интересовались тем, где гуляет ребенок, на что Чонгуку хотелось ввалиться к ним домой и отчитать за безответственность, но парень прекрасно понимал, что ему ответят едким «так забирай её себе», а Чонгук пока что не может себе этого позволить.

Что ещё удивило Чонгука, так это то, что Юнги ничего не спросил после первого звонка на линию. Они обмолвились друг с другом парой фраз, собрали вещи и сели вместе в такси, разъехавшись по домам. Вероятно допрос начнётся сегодня, или когда из отпуска вернётся тот самый парень, который сможет перевести их разговор с корейского на английский. Чонгуку было важно услышать мнение Юнги и понять, справился ли он прошлой ночью или оказался совершенно бесполезным для Тэхёна.

Перед тем как отправиться на работу Чонгук немного поработал над книгой, набрав от силы страницы две. Он постоянно отвлекался на собственные мысли, касающиеся вчерашнего звонка. Он точно-точно сказал всё правильно, или же Тэхён попрощался, поняв, что «Чингу» совершенно бесполезен? Будет здорово, если Мафусаил всё-таки перезвонит, иначе на горячую линию придется звонить самому Чонгуку.

«У тебя и правда приятный голос», — чёрт.

Чонгук никогда не одевается стоя у зеркала. Парень достал из шкафа белоснежный свитер под горло, чёрные рваные джинсы и красную куртку. Сидя на коридорном пуфе и завязывая тимберленды потуже, Чонгук услышал ненавистный айфоновский звонок и пошёл на его зов. Неизвестный номер. А вдруг?.. Нет, с чего бы Тэхён.

«Стоп, хватит думать о нём», — ещё раз говорит Чонгук сам себе, отвечая за звонок.

— Доброе утро, Америка! Эй, Чонгук, ты ещё не забыл родной язык? — родной голос Чимина кричал ему в трубку.

— Боже, Чимин, почему ты звонишь с американского номера? — ответ ясен, но парень не мог поверить, что его друг и правда приехал в Штаты.

— Да, это именно это, о чем ты мог подумать. Неужели ты не рад, что я пересёк половину земного шара, чтобы приехать к тебе в гости?

— Чимин, конечно же я рад! — искренне ответил Чонгук, завязывая второй ботинок и удерживая при этом телефон правой щекой. — Теперь я понял к чему были твои «я еду путешествовать, но не скажу куда». Но неужели ради меня?

— Тебе так тяжело в это поверить?

— Не думаю, что стою того, чтобы тратить бешеные деньги на билет.

— И зря, Чонгук. Ты ведь мой бэст фрэнд.

— О нет, только не твой английский, я его не выдержу! — они оба рассмеялись. Они вместе начинали учить язык, но Чимин был хорош только в грамматике. — Когда тебя ждать? Просто ты не учел, что я устроился на работу и как раз туда собираюсь.

— Я переночую в мотеле, утром схожу в больницу и тогда можем встретиться вечером.

— В больницу? Чимин, ты же приехал на самом деле из-за?..

— Из-за него в том числе. Но ты помнишь, что мы не поднимаем эту тему, и если ты начнешь меня жалеть или утешать, то я не постесняюсь тебе врезать.

— Справедливо, — согласился Чонгук. — Тогда я сброшу тебе свой адрес, буду ждать ближе к шести вечера. И, пожалуйста, купи нам чего-нибудь выпить.

— Изи пизи лэмон…

— Прекрати!

— Ладно-ладно! Хорошего рабочего дня, Чонгук!

— Спасибо. Я правда скучал по тебе.

В его жизнь на некоторое время вернётся Чимин и это не могло не радовать. Они вместе с самых первых лет жизни и знали свои секреты и слабости, что не мешало им постоянно подкалывать друг друга.

Чимин в отличие от Чонгука не из богатой семьи, но парень по нраву амбициозен и трудолюбив, поэтому Пак Чимину удалось поступить в престижный Пусанский университет и отучиться на программиста, но, когда ему поставили в двадцать лет неутешительный диагноз, то он не мог с ним смириться и продолжать жить. Даже Сокджин, когда еще принимал пациентов, работал с Чимином и помог ему принять свой недуг и перестать думать о смерти. С тех пор Чимин очень много работает и много путешествует, боясь недостаточно ярко прожить свою молодость. Но зачем ему в больницу? Неужели ему стало плохо или он приехал в Чикаго за вторым мнением? Эта тема явно не должна обсуждаться по телефону, поэтому Чонгуку остается лишь аккуратно расспросить друга при встрече.

Чонгук наконец-то смотрит на себя в зеркало (не находит в отражении ничего особенного), заправляя за уши отросшие пряди, и изолируется от внешнего мира музыкой, играющей из новеньких эйрподсов. Играет Linkin Park — One More Light, одна из последних песен. В их случае «последняя песня» имеет иной смысл, от которого Чонгуку становиться больше чем просто тоскливо.

Who cares if one more light goes out?

In a sky of a million stars

«Но я всё равно не хочу гаснуть, как звезда на небе. Да… пусть я лучше буду ярчайшим метеоритом, чем вечной, но сонной планетой!»

Значило ли это, что Тэхён готов на всё, чтобы преуспеть в творчестве? Даже если на кону будет стоять его собственная жизнь? Чонгук предпочел бы остаться вечной, сонной планетой, прожив долгую и спокойную жизнь. Но кого же выберет художник: Мафусаила, себя или найдёт для себя новый смысл существования?

«Словно он существует, этот смысл. Это общество заставляет нас находить смысл в чём-либо, когда на самом деле мы не обязаны его преследовать. Нужно будет поделиться этой мыслью с Тэхёном и узнать его мнение», — Чонгук закрывает дверь на замок и дергает за ручку. — «Опять я подумал о нём».

Парень идёт вдоль обсаженных деревьями улиц, а под ботинками громко хрустят опавшие листья. Он выделил себе немного времени перед работой, чтобы пройтись пешком вдоль знаменитых улиц города ветров. Чонгук любит осень, ему она кажется самой атмосферной и уютной порой года, когда за одеждой можно спрятать себя и свои проблемы от зоркого взгляда окружающих, даже не смотря на то, что Чонгук прекрасно понимал, — всем всё равно. Это ведь совершенно нормально в первую очередь думать о себе, а не ничего значащем постороннем человеке. Тем не менее, осень всё равно чудесна и улицам Чикаго безумно идёт золотистый оттенок. Этому городу не занимать дерзости и тщеславия, в нем есть что-то завораживающее. Это город блюза, джаза и рок-клубов, открытых каждую ночь. Но ночью Чонгук предпочитает спать или работать над книгой. Он слушает свой плейлист заядлого меломана, идя вдоль оживленных улиц с летними кафе, ночными клубами, ресторанами и пабами.

Как и в прошлый раз Чонгук показывает пропуск и поднимается на шестой этаж, решив зайти на кухню и налить себе кружечку бесплатного капучино. Но вместо Юнги у кофемашины стоит уже другой кореец.

Нет, серьезно, Чонгук за четыре года в университете их редко видел, а на работе это его уже третий всего за дня дня, не считая Саран и Чимина.

У этого парня длинные ноги, но спрятаны они за широкими мешковатыми джинсами. Рукава его черной толстовки настолько длинные, что полностью прикрывают пальцы, а на шее у него висит серебренный кулон с большой буквой «J». У него волосы орехового цвета, глаза орехового цвета и такого же цвета веснушки на носу. Он чешет затылок и смотрит на кнопки так, словно перед ним сварочный аппарат, а не самая обычная кофемашина.

Чонгук дружелюбно улыбается и нажимает нужную кнопку, чтобы запустить процесс.

— После того, как выберешь нужный кофе, нажми эту кнопку с кружочком, — вежливо объяснил Чонгук, который с любой техникой на «ты». — Я на себя тоже сделаю, если не против.

— Спасибо, — улыбнулся в ответ парень, протягивая руку. — Хосок.

— Чонгук. Рад встретить очередного брата по крови. Мне кажется или ты тот самый коллега, который говорит по-корейски и скорее всего сегодня вернулся из отпуска?

— Угу, это я. Юнги рассказал? — Чонгук кивнул. — Я тоже слышал о тебе, Чонгук. Будем работать теперь втроём, чему я безмерно рад, потому что Юнги уже слишком много в моей жизни, — Хосок отчаянно выдыхает, но не перестаёт улыбаться, — хоть я и обожаю его, как родного брата.

— Неужели Юнги может наскучить? Мне он кажется таким спокойным, — Чонгук благородно разлил готовый кофе по кружкам и передал одну из них Хосоку.

— Ключевое слово «кажется», — ухмыляется Хосок, прокручивая воспоминания в голове. — Он так сильно хотел, чтобы я прочитал его любимого Гегеля, что, будучи однажды подвыпившим, знатно отшлёпал меня этой толстой книженцией.

— И что, прочитал? — шёпотом спросил Чонгук, округляя стеклянные глаза.

Если бы могли посмотреть на Чонгука в этот момент, то нашли бы его самым милым парнем, которого вы когда-либо видели. Потому что удивленный Чонгук похож на ребёнка, глаза которого блестят любопытством.

— Пришлось. Теперь ты предупрежден, Чонгук. Юнги лучше слушаться и не раздражать. Но он не строгий, расслабься! — легко сказать, зная, что тебя в любой момент могут отмутузить научным трудом.

— Тогда пойдем работать?

Он кажется милым. А его улыбка такая же белоснежная как в любой рекламе зубной пасты. Хосок излучает дружелюбную и солнечную ауру, что Чонгуку возможно придется надевать очки во время общения с Хосоком. Оценивать людей с первого разговора всё так же глупо, но с Хосоком хочется дружить. Возможно, ему стоит пригласить своих коллег в бар или даже познакомить их с Чимином.

Хосок пришел с тяжелым портфелем за спиной и сразу же начал заполнять свой стол личными вещами: забавными наклейками на компьютер, личным ноутбуком, фотографией младшей сестры в рамке и фигурками из киндер-сюрприза. Стол Чонгука пока что не отличался чем-то особенным, кроме компьютера и блокнота с ручкой на нем ничего не было.

«Если задуматься, что рабочий стол человека может многое о нём рассказать», — Чонгук решил поставить кофейную кружку, как символ своего пристрастия к кофеину. Уже хоть что-то.

Рабочий день шёл гладко, но только не для Чонгука. Он ждал звонка от Тэхёна. И он подумал, если появился Хосок и он получит звонок от Мафусаила, то теперь Чонгук собственно и не нужен. А вдруг Тэхён не звонит, потому что у него теперь всё хорошо?

— Чонгук, — тянет Хосок.

— Да-да?

— Я прослушал твой первый звонок.

«Ох, сейчас начнётся казнь».

— Ты справился на отлично. Особенно если учесть, что тебе попался необычный парень.

— Как думаешь, Тэхёну станет легче? — аккуратно пытался спросить Чонгук, не выдавая своей повышенной заинтересованности в Мафусаиле.

— Будем надеяться. Со своей стороны ты сделал всё, что от тебя требовалось и даже больше, дальше дело за самим Тэхёном. Чонгук, можно я дам тебе совет?

— Конечно.

— Прошу тебя, — его голос внезапно стал холодным и мрачным, — не привязывайся к своим клиентам. Иначе будет плохо вам обоим.

Чонгук сглотнул и отвернулся. Неужели он как-то выдал себя? Но его беспокойство совершенно нормальное, Чонгук искренне переживает за Тэхёна, потому что он… интересный. Просто Хосок этого не понимает, ведь он не разговаривал с ним лично. Что он может знать? Но Чонгук смиренно отвечает:

— Хорошо, не буду, — и, скорее всего, лжёт.

Мафусаил так и не позвонил в тот день.

Чонгуку пришлось смириться с этим и продолжить жить, работать и задуматься о своём будущем, которое он обещал посвятить Саран. Она хороший ребёнок, которая заслуживает любви, хороших условий и лучшего образования. Как странно, Чонгук не планировал жениться, но к тому, чтобы стать родителем для Саран он был морально готов, потому что, возможно, видел в ней себя. Ребёнка, которого никогда не любили.

Вечером с извинениями позвонил Чимин и попросил перенести встречу на другой день, потому что ему надо срочно заехать в пару мест. Видимо, сегодня вечером Чонгук никому не нужен: ни Чимину, ни Тэхёну. Поэтому у него была прекрасная возможность попрактиковаться игре на гитаре и вспомнить, как с ней обращаться. Никто кроме Саран не знал, что у Чонгука прекрасный голос. Поверьте, вы бы невольно заплакали, если смогли услышать его ангельский голос.

If they say

Who cares if one more light goes out?

In a sky of a million stars

It flickers, flickers

Who cares when someone's time runs out?

* * * * *

На следующий день Чонгук предложил Саран прогуляться в парке, покормить уток и купить что-то вкусное и вредное, на что Саран не смогла отказаться. Они договорились встретиться к пяти вечера на своем привычном месте, а именно на третьей лавке справа от восточного входа. Сверху на вчерашний белый свитер Чонгук набросил длинное пальто и поспешил на встречу. Он всегда старался прийти на десять-пятнадцать минут раньше, чтобы девочка не бродила в одиночку и тем более не встретила кого-то, кто бы мог ей навредить. Чонгук старался не думать о таком и ускорил шаг. Но к своему большому разочарованию пришёл вторым, а Саран уже на той самой лавке разговаривала с незнакомцем. Только не это.

Она послушно сидела напротив высокого мужчины, на коленях которого лежал альбом с её готовым портретом. Казалось, он делает последние штрихи своим механическим карандашом. Неизвестный Чонгуку мужчина вырвал из альбома рисунок и передал его Саран.

— Держи, ребёнок.

— А как как же автограф? Вы же сказали мне, что у настоящего художника есть авторская подпись. Давайте, вот тут в углу, иначе девочки подумают, что это подделка и все будут с меня надо мной смеяться!

— Ах-аха-ха, окей, — дружелюбно рассмеялся он и его смех казался таким знакомым издалека. — Надеюсь, им понравится.

— Очень! Можно я его потом в рамочку повешу?

— Конечно.

— Спасибо!

Чонгук стоял на месте, наблюдая за странной сценой буквально в паре метров от Саран и таинственного художника. Когда тот встал, расправляя подолы кремового плаща, Чонгук заглянул в его большие глаза и увидел своего ровесника. У него была модная стрижка, которую носил Ален Делон в свои лучшие годы. Немного отросшая чёлка, разделенная надвое у пробора, падала ему на глаза.

На его стройной фигуре сидел классический костюм-тройка изумрудного цвета с полосатым галстуком, а ещё эта белая накрахмаленная рубашка плюс идеально выглаженные брюки… Он случайно не путешественник во времени, кто сейчас так одевается? Доктор Кто?

Под его тяжёлым взглядом Чонгук почувствовал себя крошечным, пылинкой в космосе. Или же космосом были серые глаза незнакомца? Он был… красив. Даже слишком. Чонгук признался себе, что в жизни таких никогда не видел, а этот парень словно вышел из старого голливудского фильма. Ему ещё толстой сигары не хватает и потертого кожаного портфеля. Ему стало как-то стыдно пялиться на незнакомого мужчину, который явно был чьим-то мужем, ибо таких разбирают ещё в старшей школе, и отвернулся, хватая за руку Саран.

— Чонгук! — она обняла его и счастливо улыбнулась, прыгая на месте как пружинка.

Незнакомец как-то странно отреагировал на его имя и подошёл к ним ближе, рассматривая чонгуково лицо.

— Я же тебе не разрешал общаться с незнакомцами, — прошептал он ей на ухо, отводя в сторону от «красавчика».

— Но ты сам когда-то был таким же незнакомцем!

— Это другое!

Парень всё еще смотрел на Чонгука, словно встретил друга, которого всё никак не может узнать.

— Ваша дочка такая милая и активная, — внезапно сказал он. И голос у него низкий, но не грубый. Этот голос, боже, этот голос.

— Я скорее старший брат, — ответил Чонгук, взглянув на незнакомца в ответ. Чонгук действительно никогда не задумывался о мужской красоте. Ему все парни казались какими-то одинаковыми, а тут вдруг появляется такой особенный, что Чонгуку кажется, что он стыдливо краснее под его любопытным взглядом. — А вы кто?

— А я, — тянет он, заправляя выбившийся русый локон за ухо, — да так, художник.

— Х-художник?

Я занимаюсь живописью, для моего отца звучит как «я безработный»!

— Бездельник одним словом, — он улыбается, и улыбка его сводит с ума. Этот бездельник не только красив, но и до неприличия мил. — Вы наверное могли подумать, что я пристал к девочке, но она сама ко мне подсела и заявила, что это ваше с ней место. Мы сошлись на том, что я её нарисую, ибо я посмел занять чужую лавочку, — спокойно объяснился парень, не прекращая пристально рассматривать Чонгука: его черты лица, его стеклянные глаза, его точеный подборок. Он не просто изучал его лицо, он его запоминал, словно записывая на пленку, чтобы потом просматривать её в своей памяти.

— Всё хорошо, извините мою сестрёнку, она очень общительная, — Чонгук нагло рассматривает парня в ответ: его аккуратные, пухлые губы, его глаза, похожие на две серых серые тучи, его широкие и густые брови. Нет, серьезно, он точно настоящий?

— Извините, что отнял ваше время, — как-то неуверенно сказал он, словно пытался подобрать нужные слова, но так и не смог. — Удачи вам обоим.

— И вам… — промямлил Чонгук, смотря вслед на его широкую спину.

— Чонгук! Чонгук! Чонгук! — ребенок справедливо требовала внимания и показала свой свеженький портрет карандашом.

Портрет получился превосходным. Вроде пара линий туда-сюда, тень тут и там, а получилось красиво и реалистично. Чонгука привлекла небольшая закорючка в виде буквы «М» в правом углу рисунка.

— Саран, как ты думаешь, почему он использовал букву «М»?

— Потому что это его имя. Очень странное признаюсь тебе. Как-то там Ма… Мафу… Маса… я забыла, извини меня.

— Мафусаил.

— Точно! А ты как узнал?

Теперь Чонгуку не нужно было гадать, как на самом деле выглядит Тэхён. Ведь это точно был он.