Дзинь…
Мягкая и печальная мелодия гуциня, подобная волнам на гладкой поверхности воды, разрушила звенящую тишину, столь привычную для Облачных Глубин. Она была так красива, что любой слушатель замирал, затаив дыхание, боясь прервать наваждение неосторожным шорохом или вздохом. Хорошо прислушавшись, можно было различить множество ярких эмоций и чувств, скрытых в этой не имеющей себе равных игре: любовь и тоска, надежда и безнадежность, печаль и невыносимая боль.
Тяжёлым грузом они разрывали сердце играющего на инструменте мужчины. Он был больше похож на выточенную из белоснежного нефрита статую, чем на живого человека. Красивое, но холодное лицо с правильными, тонкими чертами. Белая, почти прозрачная кожа, гладкая, словно мрамор. Его глаза были светлого, даже золотого цвета, однако они были совсем пустыми и безжизненными, как у фарфоровой куклы. На лбу была туго повязана белая лента, украшенная изящным узором плывущих облаков. Её концы переплетались с длинными тёмными волосами, рассыпавшимися на траве.
Дзинь…
Бледная изящная рука перебирала струны инструмента привычными, доведёнными до совершенства движениями, порождая грустную мелодию «Расспрос».
Мелодию, обращённую к одной единственной в этом мире душе… Такой любимой, такой желанной душе человека, одной своей улыбкой растопившего ледяное сердце Второго Нефрита Лань, привыкшего прятать свои эмоции глубоко в душе и закрывшегося ото всех созданной им самим холодной маской. Вэй Ин отдавал всего себя, дабы спасти других, ничего не требуя взамен. Столь яркий и светлый человек, принявший такой ужасный и незаслуженный конец.
Лань Ван Цзи видел, как множество людей радовалось смерти Старейшины И Лин — самого жестокого и отвратительного из заклинателей. И не мог сосчитать, сколько раз слышал наполненные злобой и ненавистью разговоры, осуждающие все его поступки.
Но разве хоть кто-то из них был знаком с этим жизнерадостным юношей лично? Для всех легче было скинуть свои несчастья и неудачи на него одного и, весело смеясь и сквернословя, раздувать грязные сплетни.
Ах, как же радовались заклинатели его смерти. Как воодушевленно рассказывали о собственных подвигах, совершенных при осаде горы Луань Цзан. А ведь именно они, поджав хвост, подобно забитой собаке, готовы были склониться перед орденом Ци Шань Вэнь, не смея даже поднять глаз. А сейчас так рады смерти того, кто гордо шёл вперёд, взвалив на себя груз непосильной ответственности. Того, кто готов был защищать всех невинных, даже если это стоило ему жизни.
Но разве это может быть правдой? Разве может быть правдой то, что душа Вэй У Сяня, измученная страданиями и болью, рассыпалась на осколки? Неужели же он больше никогда не вернётся? Больше не улыбнётся и не начнёт нести бред, пытаясь разозлить и раззадорить самого благопристойного адепта Ордена Гу Су Лань. Не будет больше нарушать правила и распивать рисовое вино, улыбаясь и даря тепло всем вокруг.
Лань Чжань не мог в это поверить, не мог поверить в то, что любовь всей его жизни больше никогда не вернётся! Надежда была всем, что у него осталось! Лишь благодаря ей он жил все эти невыносимо долгие пятнадцать лет!
Однажды кто-то сказал, что время лечит. Нет, оно совсем не лечит! С каждым днём становится лишь больнее, а каждое мгновение обращается невыносимым мучением! Быть может те, кому со временем стало легче, никогда и не любили по-настоящему! Не любили так же сильно, как Лань Чжань. До дрожи в кончиках пальцев и адски колотящегося сердца, мгновенно замирающего, стоит лишь увидеть эту тёплую весёлую улыбку. Улыбку, ради которой Второй Нефрит готов умереть сотни раз.
Это расплата?
Расплата за то, что он не сумел уберечь и защитить, что не нашёл в себе силы признаться в чувствах? За то, что решил отступить, молча лелея свою любовь глубоко в сердце? За то, что не забрал его силой под защиту высоких стен обители Гу Су Лань?
У Лань Ван Цзи больше не осталось сил терпеть эту боль.
«Прошу тебя, ответь, дай хоть какой-нибудь знак, и я буду ждать. Столько, сколько угодно. Я буду ждать! Лишь дай мне знать, что ты не исчез бесследно. Что твоя душа не уничтожена».
И снова тишина…
Никакого ответа…
Душа, для которой играли мелодию, молчала — молчала вот уже пятнадцать лет.
Пятнадцать таких долгих и мучительных лет.
Сколько раз он уже играл «Расспрос»? Лань Ван Цзи давно сбился со счёта.
Надежда была единственной причиной, по которой он ещё существовал в этом сером и безжизненном мире.
Все краски унёс с собой человек, который так уверенно ворвался в его жизнь и разрушил все правила и устои, которые Лань Чжань привык соблюдать с раннего детства.
Нет.
Мир изначально был бесцветным, и лишь один юноша дарил ему яркие цвета — цвета, которые рассыпались невесомой пылью вслед за смертью принёсшего их.
В мире, где любовь всей его жизни умерла, не было смысла существовать и Лань Ван Цзи.
Лань Чжань уже давно решил свести счёты с жизнью. Он был готов последовать за любимым даже в Ад. Лишь Лань Сы Чжуй и хрупкая надежда всё ещё держали его в мире живых.
Но А-Юань вырос, повзрослел. Ему больше не нужна забота Хань Гуан Цзюня.
А надежда разбилась на невесомые осколки, исчезнув так же, как и Вэй Ин.
Лань Чжань с радостью обменял бы всё, что имел, включая собственную жизнь, лишь на то, чтобы увидеть этого улыбчивого юношу ещё хоть раз. Коснуться его кожи кончиками пальцев, зарываясь рукой в тёмные локоны беспорядочно уложенных волос. Увидеть улыбку только раз, последний раз.
— Брат.
Хань Гуан Цзюнь молча поднял голову, так и не оставив свои печальные мысли. Лань Си Чэнь стоял прямо перед ним, не отрывая печального взгляда от Второго Нефрита.
— Ван Цзи, смогу ли я отговорить тебя?
Его голос сильно дрожал. А на лице Главы Ордена Лань несмываемым клеймом застыла боль.
Цзэ У Цзюнь всегда читал Лань Ван Цзи как открытую книгу и сейчас, лишь взглянув в лицо младшего брата, понял, что за ужасающее решение тот принял.
— Нет, не сможешь…
Лань Си Чэнь опустил голову. Его руки едва заметно тряслись. Простояв в таком положении около минуты, он подался вперёд и опустился на колени.
Лань Ван Цзи лишь молча смотрел. Его лицо оставалось таким же пустым и безжизненным. Он не смог найти в себе силы остановить Старшего Нефрита.
Лань Си Чэнь стоял на коленях, совсем не двигаясь. По его лицу прозрачными дорожками лились слёзы, невесомыми каплями падая на землю.
— Я убил тебя? Когда решился участвовать в осаде горы Луань Цзан… Я убил тебя, да? Пожалуйста, умоляю, прости… Я сделаю всё что угодно, только не уходи, пожалуйста, не оставляй меня!
Но у Лань Чжаня уже не осталось сил жить. Все эти пятнадцать лет он был словно кукла, поддерживаемая одной лишь надеждой. Всегда появляясь там, где творится хаос, пытался хоть как-то заглушить свою боль. Но надежды больше нет, она умерла. И он последует за ней куда угодно. В Рай или в Ад — это не имеет значения. Ведь он уже давно решил разделить с Вэй Ином все его ошибки и страдания.
— Я умер ещё тогда, пятнадцать лет назад. Вместе с ним. Прошу, не заставляй меня существовать, мучаясь каждый день, каждую секунду своей не имеющей никакого смысла жизни.
Они не знали, сколько времени провели так, сидя на земле. Не отрывая друг от друга взгляд.
В конце концов Лань Си Чэнь всё же смог взять себя в руки и хоть немного успокоиться. Он заговорил тихим, охрипшим от слёз голосом:
— Я пришёл сказать тебе, что на Орден Мо Лин Су напали. Один из младших адептов смог сбежать и добраться до нас. Он говорит, что некий неизвестный пришёл за жизнью их главы — Су Шэ, решив также забрать жизни и всех остальных. Су Шэ когда-то был адептом нашего ордена. Отправляйся туда и постарайся расправиться с убийцей. А потом… если не передумаешь… делай, что хотел.
Лань Чжань всё тем же печальным взглядом смотрел на брата, а потом тихо поднялся с земли и поклонился.
— Спасибо…
Уже повернувшись спиной к Си Чэню, он прошептал:
— Прости.
Лань Си Чэнь, всё так же стоя на коленях, долго смотрел ему вслед, не в силах оторвать взгляд даже тогда, когда Лань Ван Цзи исчез из виду.
Прощаться навсегда было мучительно больно. Глава Ордена Гу Су Лань одними губами беззвучно прошептал:
— Пожалуйста, вернись.
Слёзы нескончаемым потоком капали на землю и непроглядной пеленой застилали глаза.