Проснувшись среди ночи, Эцио вытер с горячего лба холодную испарину и с большим трудом выровнял дыхание. Сердце обезумевшей птицей металось в грудной клетке, гоняя по венам вместе с кровью нехилую дозу адреналина. В ушах все еще звучал тонкий, надломленный крик, а в горле першило от одного лишь воспоминания о запахе стертых об асфальт шин. Это был сон. Всего лишь чертов ночной кошмар. Один из десятков, что терзали его на протяжении жизни, усиливая свой напор в дни особого волнения.

Эцио посмотрел на циферблат старых электронных часов на прикроватной тумбочке. Всего лишь два часа ночи. У него еще есть время выспаться. С тяжелым вздохом Эцио дотянулся до окна и совсем немного приподнял ставню. Прохладный сквозняк унес прочь осадок от старого сна, а густой запах материнских гортензий на клумбах убаюкал своим ненавязчивым присутствием. Так что Эцио поспешил завернуться в одеяло с головой и снова погрузиться в сон в надежде, что доспит до утра спокойно. По закону подлости его надеждам было не суждено исполниться.

Его спокойный сон, лишенный всяческих сновидений, довольно скоро и плавно перетек в что-то осмысленное. Поначалу, однако, Эцио просто снилось, как он долго-долго идет по какому-то темному коридору. В другом его конце виднелось бледно-голубое сияние, и Эцио откуда-то знал, что обязан добраться до его источника. Но чем дальше он шел, тем отчетливее ощущал неадекватно-долгую протяженность казавшегося коротким коридора. Коридор закончился именно тогда, когда Эцио уже начал сильно тревожиться, и привел его в огромное помещение. Такое же темное, как и коридор, оно было покрыто прожилками и выбоинами, испускавшими то самое сияние, что привело Эцио в комнату. Света сияние это почти не давало, так что разглядеть Эцио мог в комнате лишь странный выступ, прозрачный, едва сияющий таким же слабым свечением, но уже почти белым. Что-то в этой штуке притягивало Эцио, и он, ведомый любопытством, подошел.

Прикосновение к гладкой поверхности кардинально преобразило комнату. Откуда-то сверху полился яркий холодный свет, и Эцио на миг прикрыл глаза, чтобы дать им немного привыкнуть. Открыв их, Эцио осмотрелся и обнаружил, что пола в комнате почти что нет. Есть лишь узкая полоска черного, ничем не поддерживаемого пола, зависшего над бездонной, казалось, пропастью, и соединяющего вход с квадратом, на котором стоял Эцио и находился выступ, в самом центре комнаты, и еще одна такая же полоска-проход к другому концу. И там, вдалеке, с большим трудом Эцио смог разглядеть что-то вроде двери. Это все было ужасно странно. Логика подсказывала Эцио, что ему следует попробовать открыть эту дверь с помощью выступа, однако, интуиция нервным покалыванием в руках предостерегала от этого.

— Джованни, как ты смог сюда войти? Я ведь тебе запретил… А, все же я ошибся, — Эцио испуганно дернулся и обернулся на незнакомый голос. Из темноты к нему вышел незнакомец, больше напоминавший куклу, чем человека, своими светлыми волосами, бледной кожей и немного скованными движениями высокого, складного тела. Черный фрак на человеке даже потрескивал слегка, будто был ему мал, а веки его опускались со странным, пугающим щелчком каждый раз, когда он моргал. — Это ты, Эцио. Прости, что перепутал тебя с отцом. Вы так похожи. Что ты здесь делаешь? Еще слишком рано для твоего появления…

— Я… даже не знаю, где я, — ответил Эцио. Он присмотрелся к незнакомцу тщательнее и вдруг растерялся от внезапного чувства дежавю. Эцио был уверен, что никогда и нигде не встречал этого человека, и все же не мог избавиться от навязчивой мысли о некоей словно позабытой близости с ним. — И вас я тоже не знаю… Почему вы тут совсем один?

— Это мой дом. Где же мне еще быть? — удивился незнакомец, подходя ближе и с внимательным интересом рассматривая юношу. — И все же я рад тебя видеть… Пусть и ненадолго и вот так. Тебя что-то тревожит?

— Да, — Эцио сам не понимал, почему продолжает говорить с этим странным человеком, наверняка выдуманным его встревоженным разумом, и, тем не менее, он договорил. — Я должен получить ответ от потенциального работодателя днем и волнуюсь из-за этого.

— Почему?

Повинуясь странному порыву, Эцио, как на духу, выложил ему всю свою историю неудачных попыток устроиться на постоянную работу на протяжении трех последних лет. Завалив за это время бесчисленное множество собеседований в самых разных организациях, Эцио довольно скоро отчаялся и даже разочаровался в себе. Вроде бы все было при нем. Ум, внешность, обаяние. Но даже диплом экономиста, который он, несмотря на большие возможности, получил с огромным трудом, не помог ему устроиться на работу. В 26 лет даже у самых настоящих идиотов была хоть какая-то работа. А он все никак не мог устроиться. То он опаздывал, и на вакансии уже успевали набрать людей, то на электронную почту приходили вежливые отписки или и вовсе бездушные автоматически составленные письма, если рекрутеры не хотели утруждать себя такой банальностью, как обычная взаимовежливость. Так что Эцио перебивался с одной подработки на другую, изредка пытая удачи с неоплачиваемыми стажировками в надежде, что его возьмут на полную ставку, и радовался, если удавалось продержаться хотя бы три месяца.

Эцио все никак не мог взять в толк, что же с ним не так. Быть может, это была лишь накопившаяся усталость от постоянных провалов, ведь в остальном все было в порядке. Он знал, что родители очень любят его и переживают его успехи и неудачи как свои, но устал видеть, как после каждого его неудачного собеседования отец отворачивает лицо в сторону, чтобы сын не видел его мрачно поджатых губ, а мать вздыхает, качает головой и уходит вымещать свои чувства на посуде, хотя обычно всегда оставляла заботу о ней посудомойке. Они не осуждали, но Эцио кожей чувствовал их тревогу и боль за него.

Остальные дети в семье тоже за него волновались. Федерико очень часто помогал ему находить временную работу и даже выгораживал его во время уходов из дома. Иногда Эцио неделями жил у брата, в квартире, за которую Федерико только недавно перестал выплачивать ипотеку, и очень этого стыдился, хотя и знал, что брат не имеет ничего против. Клаудия, у которой, как и у Федерико, многое получалось с первого раза, искренне сочувствовала ему и пыталась хоть как-то поддержать. Но Эцио не знал, как попросить ее успокоиться, ибо с каждым днем все тяжелее воспринимал эту неозвученную открыто разницу между ними, более успешными и талантливыми, и откровенно посредственным собой. И только Петруччо, не особо вникавший в проблемы взрослых, часто поднимал его настроение своими добродушными высказываниями и забавными проказами. И несмотря на все эти трудности и тревоги, Эцио их ужасно любил, и оттого груз ожиданий и надежд, что он нес внутри себя, давил на него все больше и больше с каждым днем.

— Так вот в чем дело, — сказал незнакомец с теплой улыбкой. — Неудивительно. Трудно долго выносить неудачи, если они никак не компенсируются… И все же, Эцио, полагаю, я могу тебя утешить, ибо мне доступны скромные крохи обозримого будущего. Может показаться, что я лгу, но тебе придется мне довериться. Обещаю, Эцио, черная полоса твоей жизни уже на исходе. Совсем скоро твои трудности с работой разрешатся сами собой.

— Что? Когда? — удивился Эцио, чувствуя нечто странное. Сонная четкость окружения вдруг размылась. Он просыпался, но не сразу осознал это.

— Скорее, чем ты думаешь, Эцио, — это были последние слова незнакомца, которые Эцио услышал перед пробуждением. — Ступай же и будь готов принять грядущее как должное, ибо ты как никто заслужил все хорошее, что доведется пережить.

Вздрогнув от силы голоса незнакомца, Эцио моргнул и обнаружил себя все в той же кровати их с братом комнаты на втором этаже семейного дома. Он потер рукой лицо и тяжело вздохнул, осознав, что еще нескоро сможет уснуть. Этот чертов сон был до омерзения реальным и оставил еще более жуткий осадок, чем предыдущий. В надежде успокоить свою резко возросшую тревогу Эцио поднялся, вышел из комнаты и спустился на первый этаж. Ночь плавно перетекала в раннее утро утро. Входя в совмещенную со столовой кухню, чтобы попить воды, Эцио не ожидал пересечься с кем-то из родных в такой час — никто из них обычно не вставал настолько рано. И оттого Эцио ужасно испугался, когда, налив себе стакан воды, обернувшись и прислонившись к кухонному островку, увидел собственного отца. От неожиданности он вздрогнул так сильно, что половина воды из его стакана полилась на пол и ноги, и выругался.

— Черт, пап, — сказал Эцио. Он оставил стакан на островке и, подхватив полотенце, наклонился вытереть воду. — Прости, я не хотел тебя разбудить…

— Не извиняйся. Я проснулся задолго до тебя, — Джованни дал ему еще одно сухое полотенце и налил им обоим еще воды в два стакана. — Чертова бессонница. Брожу тут, чтобы не мешать спать остальным, все надеялся, что засну, да вот не вышло. А ты?

Эцио замешкался, не зная, хочет ли отвечать. Но потом что-то необъяснимое глубоко внутри убедило его это сделать. Эцио подумал, что отец отмахнется и спишет все на обычные игры уставшего разума, и ошибся. Джованни выслушал его очень внимательно и серьезно и зачем-то попросил описать человека из сна.

— Это было так странно, — пробормотал Эцио, закончив рассказывать. — Я точно знаю, что мы с ним никогда не встречались, но этот человек казался кем-то близким. Я, наверное, уже совсем отъехал на почве стресса безработного, да?

— Нет, Эцио, — ответил Джованни. — На самом деле ты прав. Вы не встречались, и все же этот человек очень близок нашей семье. Пойдем-ка.

Они вместе вышли в гостиную. Джованни включил напольную лампу у высокого шкафа и подошел к полкам, выискивая какой-то нужный ему корешок. Вскоре он вытащил один из старых семейных фотоальбомов, тех, что они годами не пересматривали. Старые, увесистые, пыльно-вельветовые альбомы, казалось, были в их доме только для красоты, и сейчас Эцио был удивлен тем, что отец сел с одним из них на диване и кивнул сыну сесть рядом с ним. Эцио повиновался и какое-то время наблюдал, как отец выискивает какой-то конкретный снимок.

— Вот, взгляни и скажи, — вскоре Джованни указал ему на человека с фотографии на одной из первых страниц, — не его ли ты видел?

Эцио поспешил сесть рядом и внимательно всмотрелся в фотографию. На ней он увидел дедушку Аудиторе — он не знал имени старика, ведь ни отец, ни дядя Марио, его старший брат, никогда не называли имени отца, с которым всегда были не в ладах, — и самих отца и дядю, совсем молодых, зеленых подростков, почти что детей. Человек, на которого указывал отец, стоял чуть в отдалении. Выглядел мужчина точно так же, как во сне Эцио.

— Это он, — сказал Эцио, совершенно ошеломленный этим фактом. — Но… как такое возможно? Кто он вообще?

— Его звали Рэниро. Он был дворецким нашей семьи, работал на нас с детства, как и его отец и дед, как и все его предки. Этот человек… воспитал нас с Марио, он сделал для нас больше, чем наш собственный отец. Рэниро очень любил нас, а мы любили его, даже твой дядя, хотя он в этом ни за что никогда не признается. Мы росли с надеждой на то, что Рэниро останется с нами до самого конца, но незадолго до моей свадьбы с твоей мамой он уволился и уехал. И больше мы его никогда не видели.

— Серьезно? — Эцио нахмурился. — Он просто так взял и бросил вас, семью, с которой его столько связывало, и даже не попытался связаться позже? Не думаю, что человек, любивший кого-то, так поступит с любимыми людьми.

— Рэниро поступил так именно потому что любил нас, — взгляд его отца потемнел от горечи и тяжести событий минувших лет, и Эцио на секунду пожалел о том, что вообще поднял эту тему. — Хотя поначалу, признаюсь, я, как и ты, полагал, что его хорошее отношение было лишь притворством, и на самом-то деле он ненавидел свою работу, но старался этого не показывать. Однако, много лет спустя старый знакомый семьи рассказал мне правду о печальной участи Рэниро, и я, пусть и запоздало, понял, как ошибался.

— Что же с ним случилось? — полюбопытствовал Эцио скорее из желания поскорее закрыть неприятную для отца тему, чем из искреннего интереса к истории дворецкого.

— Он совершил преступление, но не стал скрываться от правосудия. Сначала он пошел к моему отцу, признался и раскаялся и в качестве искупления попросил устроить судьбу пострадавшего по его вине человека. Я не могу сказать тебе о том, что же именно он натворил, но, признаю, это и правда был очень серьезный проступок. Хуже всего было то, что пострадавший не был кем-то чужим и незнакомым, о, нет, мы все хорошо его знали, он был нам всем очень близок. Случившееся всех ужасно впечатлило, даже моего отца. Он, обычно равнодушный к таким вещам, сделал все, чтобы обезопасить нас с братом и Марией от присутствия Рэниро, — Джованни продолжил листать альбом, и Эцио, опустив глаза на фотографии со свадьбы родителей, заметил, что Рэниро на них и правда не было. — Когда Рэниро убедился, что все устроено по совести, то уволился и … отправился в тюрьму, где и умер в скором времени от болезни. Я узнал об этом уже после переезда в Америку и был опечален мыслью о том, что не смогу навестить его останки и попрощаться, сказать, что прощаю его за исчезновение и проступок, но, должно быть, у моего отца было что-то вроде совести. Он использовал остатки своего влияния и добился захоронения Рэниро в Пизе, городе его предков.

— Ты поэтому как-то раз туда поехал? — не удержался от вопроса Эцио. Неожиданно для самого себя он вспомнил, как много лет назад, когда в семье только-только родилась Клаудия, отец получил какое-то странное письмо и зачем-то уехал на родину на несколько дней. Из чистого любопытства он выкрал из отцовского стола письмо, но смог разобрать только почтовый штемпель на письме — едва различимую от долгого пути надпись «Пиза». — Хотел увидеть его могилу?

— Да. И это был удивительный опыт. На похоронах твоего дедушки мы с братом ни слезинки не проронили, но там, в Пизе, у стоящей особняком могилы Рэниро я, клянусь Богом, упал на колени перед самым его камнем и заплакал как ребенок. И так и сидел около часа и плакал, плакал, плакал… К лучшему или худшему, но память о Рэниро никуда не исчезла с моим возвращением домой, — Джованни захлопнул альбом и посмотрел на сына с усталой и теплой грустью в глазах. — С тех пор он, бывает, снится мне в худшие моменты моей жизни, словно зная, что должен посоветовать мне что-то в вопросе, которым я ни с кем больше не могу поделиться. Могу поспорить, он приснился тебе именно потому, что ты сейчас нуждаешься в чем-то подобном. Что он тебе сказал?

— Что мои проблемы с работой решатся сами собой. Короче говоря, ничего такого, что я уже не слышал от вас с мамой, — в своей привычной манере Эцио закатил глаза. — Так что в моем случае его советы вряд ли работают.

— О, нет, приятель, — его слова вызвали у Джованни хриплый смех. — То, что он говорил при жизни, всегда сбывалось. Так что ты можешь ему довериться. Я бы так и поступил.

Они помолчали немного. Через щель в шторах пробился первый светлый лучик — последний в этом году луч рано вставшего солнца постепенно сходящей на нет золотой осени.

— Значит, перед переездом вы и правда были чертовыми дворянами? — с удивлением сказал Эцио прежде, чем уйти в комнату. — Я всегда думал, это какая-то шутка…

— Мы были дворянами, — поправил сына Джованни. — И остаемся ими, пусть и номинально. Мы продали все свои земли, все, что на них стояло, передали в музеи все предметы искусства, которые наши предки копили столетиями. Сейчас о нашем происхождении не напоминает ничего, кроме фотографий, нескольких побрякушек, подаренных твоей матери на свадьбу, и семейных вещиц, не представляющих никакой ценности для всех, кроме нас. Если вдруг опять начнет тошнить от всей этой, как нынче модно говорить, бытовухи, вспоминай это.

— Хорошо, пап. Спасибо. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, Эцио.

Они разошлись по комнатам. И если Эцио уснул почти сразу же, как забрался в постель, то его отец так и не сомкнул глаз. Джованни Аудиторе продолжал лежать в своей кровати и думать: черт, нет. Нет. Только не это. Они не готовы.

***

Утром Эцио получил очередной отказ, и, хоть он этого и ожидал, он ни капли не расстроился. Но он искренне удивился, когда дядя Марио, с которым они если и общались, то по серьезным праздникам и в дни рождения, вдруг позвонил ему ближе к вечеру.

— Привет, нипоте. Я по делу, — почти что прогавкал он в трубку. — У тебя там как с работой? Не наладилось еще?

— Нет, — Эцио не делал из этого тайны, но то, что об этом знает дядя, которому он напрямую не рассказывал, было первым, что его удивило. — Сегодня пришел очередной отказ. Ничего, бывает. Почему ты спрашиваешь, дядя?

— Сам не верю, что говорю это, но, возможно, у меня выйдет тебе помочь. Как ты помнишь, я уже давно работаю в местном научно-исследовательском центре начальником отдела безопасности. И, если начистоту, у нас тут часто случаются перестановки. Кто-то идет на повышение, кого-то после стажировки переводят на вакантные места в филиалы или на другие важные посты, кто-то… уходит в отставку, ну, типа, на пенсию или, если совсем не повезет, на два метра вниз. Короче, время от времени мы открываем двери для новых сотрудников. И сейчас у нас такой момент, когда нужда в целой куче новеньких есть. Почти на все места я сотрудников нашел, да вот на пару специфических пока что не выходит. Если тебе это интересно, я могу переговорить с начальником и устроить тебе собеседование.

Пораженный до глубины души этим предложением Эцио так и подскочил на своей кровати и, забыв о том, что она пусть и большая, но все еще двухэтажная, ударился головой о второй этаж и сдавленно крякнул.

— Чего говоришь? — переспросил дядя, видимо, на что-то отвлекшийся в этот момент.

— Я очень благодарен за предложение и буду рад попробовать, если моя кандидатура подойдет, — затараторил в панике Эцио. — Готов приехать в любой день, просто скажи время, место и что надеть.

— Я рад это слышать, Эцио, — дядя и правда звучал ужасно довольным. — Тогда я переговорю с боссом и сброшу тебе сообщение со всей нужной информацией. Отцу привет, Марию обними.

И вот так, без лишних слов, Марио положил трубку, оставив рухнувшего обратно в постель Эцио лежать в полном замешательстве. Отчего-то у Эцио не получилось поверить в реальность всего произошедшего. Впервые за долгое время это не он унижался на все лады, пытаясь убедить мнительного белого воротничка на другом конце чата на сайте с вакансиями в своей пригодности, а ему предложили сразу прийти на серьезное собеседование. Да, пусть и по блату и без всяких гарантий, но то, как это случилось, ни в какое сравнение не шло с тем, как Эцио был вынужден добиваться чего-то такого прежде. Так что он лежал на старой кровати, из которой давно уже вырос, и пялился на днище изрисованного еще в детстве второго яруса, раздумывая обо всем и ни о чем одновременно, до тех пор, пока в комнату не заглянули младшие.

— Ты с кем-то разговаривал? — спросил Петруччо, заходя внутрь с учебником и протягивая его брату.

— Да, дядя звонил, — честно ответил Эцио, заглядывая в книжку. — Что тут у тебя, приятель? Снова история?

— Дядя, да? — пробормотала Клаудия, наблюдая, как Эцио помогает брату соединить карандашными линиями портреты художников с их знаменитыми картинами и исправляет ошибки в черновике эссе на отдельном листочке. — Папе это не понравится…

— Почему? — Петруччо оторвался от учебника и с любопытством посмотрел на сестру. Дядя Марио был для него скорее смутным воспоминанием о подарках на Рождество или даже именем нарицательным, чем реальным родственником, и случайно брошенная фраза сестры вдруг пробудила детское любопытство к причинам такого положения дел. И любопытство это усилилось, стоило Петруччо заметить, как переглядываются старшие. — Что? Что такого?

— Ничего, приятель, — Эцио с натянутой усмешкой взлохматил его густые волосы. — Просто наш дядя очень непредсказуемый, и папа иногда волнуется из-за этого. Так что окажи мне услугу, не говори ничего маме с папой про его звонок, ладно? Я сам скажу.

— Ла-а-адно, — протянул Петруччо с ехидным прищуром. — И что я получу за это?

— А что ты хочешь?

— Твои заготовки для валентинок из старого стола и коллекцию роботов по мультику.

— Не слишком? — рассмеялся Эцио. Это все ему уже давно было не нужно, но и позволять Петруччо привыкать к тому, что он будет получать желаемое по первому слову, было бы неправильно. — Как насчет биндера с игровыми карточками?

— Биндер и две валентинки. Последнее слово.

— По рукам.

Клаудия, наблюдавшая за их торгами, закатила глаза.

— Детский сад, — вздохнула она. С первого этажа послышался голос их матери, и Клаудия повернулась послушать ее. — Да, мам, сейчас. Пойдем, — сказала она, повернувшись обратно к братьям. — Мама зовет ужинать.

— Круто! — младший тут же подскочил и бросился к лестнице, аккуратно проскользнув мимо сестры. — Я первый!

— Петруччо, не бегай, — по привычке прикрикнула на него сестра. — Шею свернешь…

— Оставь его, — с усмешкой сказал Эцио, поднявшись с кровати. Он вышел в коридор и, приобняв сестру за плечи, повел ее вниз. — Ты же знаешь, он разучился падать.

— Да, да, конечно, — проворчала девушка, насупившись.

Она, как и любой подросток, только-только выстраивала свои границы и не всегда позволяла даже близким касаться себя, но сегодня позволила Эцио этот привычный жест в виде поддержки перед тяжелым разговором. И Эцио по достоинству оценил ее щедрость и убрал руку на последней ступеньке. Это было как раз вовремя — из-под арки, ведущей в гостиную, вынырнул Федерико, их старший брат. Он налетел на младших с ехидным хихиканьем, не предвещавшим ничего хорошего.

— Эй, мелочь, — сказал он, проходя всей пятерней по отросшим волосам Эцио и вместе с тем дергая Клаудию за уши, как обожал делать это в детстве. — Чего так долго спускались?

— Блин, Фредо, ты охренел, — Эцио с большим трудом вырвался из его крепкого захвата и собрал растрепанные братом волосы в новый хвостик. — Зачем так пугать?

— Я просто по вам жутко соскучился. А вы по мне нет? Что, совсем? — Федерико перевел насмешливый взгляд с Эцио на сестру. — И ты, Клаудия?

— Ой, да пошли вы оба, — Клаудия наконец вырвалась из рук старшего брата и ушла в столовую, к семье.

— О, эти чудные подростковые годы, — казалось, для Федерико все было какой-то шуткой. Он совершенно не обиделся на поведение Клаудии и реакцию Эцио. — Так что? Как у вас там дела?

— Подожди ужина и сполна насладишься шоу, — вздохнул Эцио прежде, чем войти вместе с Федерико в столовую.

Они вошли как раз вовремя. Младшие заканчивали расставлять тарелки. Джованни разговаривал с кем-то по телефону во дворе — его голос едва различимо доносился сквозь щель в углу кухни. Мария заканчивала перемешивать салат на кухонном островке. Она подняла голову, услышав голоса старших сыновей, и улыбнулась им.

— А, вот и вы, — сказала она. — Поможете мне тут?

Ей не нужно было просить. Они привыкли к таким простым действиям и занялись тем, с чем обычно помогали ей в детстве. Федерико принес себе стул и поставил его на свободном месте, подвинул остальную мебель и перенес на стол самые тяжелые тарелки. Эцио заварил чай в огромном заварнике и заранее выложил накануне купленные сладости на большое блюдо. Когда все необходимое уже оказалось на столе, Мария кивнула детям на стулья и выглянула на улицу — позвать Джованни.

— С кем он там разговаривает? — удивился Эцио тому, что отец, взявший за правило не отвлекаться от семьи в свое личное время, сейчас все не мог к ним вернуться.

— С вашим дядей, — ответила Мария. Она села на свой любимый стул и окинула стол взглядом, проверяя, наложили ли дети достаточно еды.

— Как странно, — Эцио и правда был удивлен. — Дядя и мне звонил перед ужином. У него был ко мне вопрос, и это в каком-то смысле новость, так что я хочу подождать отца, чтобы рассказать…

— Рассказать о чем?

Джованни почти что неслышно вернулся в столовую через кухню. Наблюдая, как он занимает свое место во главе стола, Эцио сглотнул тяжелый ком в горле. Только сейчас он в полной мере осознал правоту сестры. Отцу и правда может не понравиться то, что ему предложил дядя. Но ничего другого не оставалось.

— Дядя звонил мне этим вечером, — как можно спокойнее сказал Эцио, накладывая себе жаркое из большого блюда. — Он хочет устроить мне собеседование. Если повезет, меня возьмут в его научно-исследовательский центр.

— Ну, центр, положим, не его, — с усмешкой сказал Джованни, и Эцио выдохнул, поняв, что это добрая усмешка, — о чем он часто забывает в своем стремлении причинять добро. Но в этот раз, полагаю, все так, как он сказал. Марио и мне позвонил только что. В центр и правда набирают новых людей. Так что он предупредил о вашем разговоре и заодно полюбопытствовал, могу ли я порекомендовать ему еще кого-то.

— Брать кого-то по личной рекомендации, — удивилась Клаудия, — так старомодно. Почему бы им не набрать людей через сайты?

— Этот центр — очень сложная структура, милая, — Джованни улыбнулся и прервался, чтобы немного поесть. Удовлетворив первый голод, он откинулся на спинку стула и договорил. — Я имел возможность ознакомиться с ней, когда обсуждал финансирование их первых проектов, и первое время помогал со всем этим, и должен согласиться с тем, что набирать сотрудников, даже обычных охранников и администраторов, им лучше именно так.

— И ты не будешь против, если я пойду на это собеседование? — задал Эцио вопрос, так сильно его тревоживший с самого начала.

Должно быть, этим же вопросом задавались и все остальные, исключая Петруччо, подумал Эцио, заметив, как пристально наблюдают братья с сестрой за обменом взглядами родителей. За свое детство они так привыкли, что их общение с этим родственником проходит исключительно под контролем отца, что не отступали от этого даже повзрослев. Иногда им всем казалось это глупой прихотью, но потом они видели это его тоскливое выражение лица, возникавшее каждый раз при упоминании старшего брата, и понимали, что для этого, как и для любого другого серьезного решения, у их отца была достаточно веская причина. И поэтому они ждали его вердикта затаив дыхание.

Вид их серьезных и встревоженных лиц заставил Джованни и Марию рассмеяться.

— Я рад, что тебя волнует мое мнение в таких вопросах, — сказал Джованни, отсмеявшись. Он склонил голову и посмотрел на сына красноречиво-насмешливым взглядом. — Поэтому я могу лишь его высказать и посмотреть, что ты с этим сделаешь. Это собеседование… хорошая возможность для тебя, и я буду рад, если ты сходишь на него. Если все пройдет успешно, я, нет, все мы это отпразднуем. Решение остается за тобой.

На этом тема предложения дяди Марио была исчерпана, и за столом быстро завязался новый разговор. Эцио позволил себе втянуться и отдохнуть от волнений на какое-то время, но тревога вернулась, когда младшие убежали в гостиную, Федерико и отец остались за столом обсудить что-то свое рабочее, а они с матерью принялись убирать посуду.

— Что ты думаешь? — тихо спросил он у Марии, забирая у нее гору тарелок, которые нужно было поставить на верхнюю полку шкафа. — Насколько глупо идти работать по блату?

— Это хорошая возможность, Эцио, и мы с твоим отцом это понимаем, — она ответила так же тихо. — Он не в восторге, конечно. Все еще тревожится, что Марио может навредить вам четверым, такое ведь бывало...

— Все еще та дурацкая история со школой? — вздохнул Эцио. — Ну подумаешь, хотел заставить Фредо прогулять. Это же было так давно, мы выросли...

— Ах, если бы все дело было только в этом… Нет, все гораздо сложнее, милый. В любом случае, это дело прошлого, и твой отец это осознает. Поэтому он хочет дать шанс твоему дяде. И центру, куда, возможно, тебя возьмут. Я скажу тебе лишь одно, Эцио. Не цепляйся за эту работу, если она тебе не подойдет. Жизнь, конечно, тот еще бурный поток тревог и трудностей, но ты не утопающий. Не хватайся за соломинки, у которых могут оказаться тяжелые камни на втором конце.

— Я не знал, что у тебя научная степень по философии, ма, — за свою шутку Эцио получил такой же шутливый хлопок по плечу от матери. Они вместе рассмеялись, да так задорно, что не могли не привлечь внимание к себе.

— Над чем смеетесь? — поинтересовался Джованни, тихо подобравшись к ним и обняв жену за талию.

— Да так, просто, — ответила она, принимая поцелуй в висок.

Слушая, как они перешучиваются дальше, Эцио улыбался. Отвлекся он лишь на звук уведомления телефона. Сердце его забилось быстрее от мысли, что это может быть ответ дяди. Со смешанными чувствами Эцио потянулся за своим старым мобильником, покоцанным и едва работающим, и привычными движениями открыл входящее сообщение.

— Дяде удалось, — сказал он, заметив, что родители и брат поглядывают на него с любопытством. — Завтра утром у меня собеседование.

— Отлично, — Федерико от души похлопал его своей здоровой лапой по спине. — У меня завтра большая часть дня свободна. Хочешь, съезжу туда с тобой в качестве моральной поддержки?

— Да, будет неплохо. Спасибо.

Закончив с уборкой, родители тоже ушли в гостиную. Стереосистема запела заставкой фильма, который они давно собирались посмотреть. Но Федерико и Эцио не торопились присоединиться к остальным.

— Ты ведь знаешь там кого-то помимо дяди? — спросил Эцио. Он знал, что брат во времена своей учебы в колледже выполнял мелкие поручения отца прежде, чем стать полноценным сотрудником его фирмы, и, среди прочего, часто ездил с какими-то бумагами в этот самый центр, и теперь хотел выяснить хоть что-то конкретное. — Что это вообще за место?

— Да центр как центр, — ответил Федерико, почесывая макушку. — Чувак, который его открыл, наш соотечественник. Он переехал в Штаты примерно в одно время с нашими и сначала просто снимал пару помещений, где с небольшой кучкой сотрудников делал всякие штуки на заказ. Потом стал получать заказы посерьезней и так раскрутился до контрактов от структур. Дядю к себе переманил из полиции, все такое. Ну вот, как-то так.

— Что, и все? — Эцио нахмурился. — Как-то маловато.

— А чего ты от меня хотел? — Федерико насмешливо фыркнул. — Возьми ноутбук мелких и загугли их, если хочешь их полную отчетность за все время работы почитать.

— Да хрен бы с тем, что они там про себя в интернете пишут. Меня реальность интересует.

— Ох, Господи, да хватить душнить, на месте разберешься, — опустив свою здоровенную руку на плечо брата, Федерико потащил его в гостиную. — А пока расслабь жопу и отдохни. Кто знает, возможно, это твой последний вечер в качестве безработного.

Отпираться дальше Эцио не смог. Он позволил брату и эту глупую шутку, и сильные толчки, и издевательские подмигивания перед уходом. Остальные родичи не отставали и подшучивали над ним весь вечер, и лишь грядущий рабочий день и собеседование Эцио заставили их отправиться по кроватям в адекватный, пусть и поздний для их обычного распорядка час.

Эцио опасался, что не сможет уснуть или будет видеть кошмары, как и каждый раз, когда сильно волновался, однако, впервые за долгое время он спал так крепко, что не услышал будильника и проснулся лишь когда Клаудия пришла его разбудить. Все еще сонный, он тщательно вымылся, едва не ошпарившись кипятком, неуклюже высушил волосы полотенцем и попытался влезть в свой костюм для собеседований. Клаудия, вернувшаяся проверить брата, пришла в ужас от его неаккуратности и не смогла этого так оставить.

— Ты просто неисправим! — ворчала Клаудия, пытаясь оттереть маленькое пятнышко над карманом пиджака. — Не можешь даже ровно пуговицы застегнуть! Поправь! И завяжи галстук норма… Хотя нет, лучше я сама завяжу, иначе ты его так запутаешь, что не помогут и садовые ножницы!

— Кто бы говорил, — фыркнул Эцио, застегивая ремень. — Тебе же не нужно так заморачиваться для важной встречи. Прыгнула в платье или что там, волосы расчесала и можешь идти. А мне со всей этой хренью возиться. Ай! Ты меня сейчас задушишь, Клаудия. Осторожней, черт подери!

— Если б не дергался, я б гораздо быстрее управилась. Замри! — Клаудия отошла на пару шагов и критическим взором осмотрела брата. — Дай-ка осмотрю тебя.

Серый костюм от всех их сборов помялся, но все еще выглядел достаточно прилично. Пиджак правильного размера удачно скрывал позаимствованную у более плечистого брата белую рубашку. Черные лакированные туфли многозначительно блестели новизной лишь потому, что Эцио практически никуда, кроме выпускного и собеседований не обувал. Все это в целом удовлетворяло требования Клаудии.

Единственное, что ей не нравилось — уж слишком длинные волосы брата, сейчас собранные в хвост. Но сколько бы она не пыталась уговорить его подстричься, молодой человек был непреклонен. Родители же все отмахивались от ее просьб поговорить с ним, мол пусть ходит как хочет и сколько хочет. Главное, чтобы вел себя нормально да младших не задирал. Так что ничего с этой дурацкой прической она поделать не могла, разве что убедиться, что все выглядит прилично. Сейчас они были тщательно приглажены и крепко перевязаны именно так, как она сама когда-то научила брата. Вздохнув, Клаудия все же кивнула.

— Пойдет, — озвучила она вердикт, и Эцио, чем ее сильно удивил, крепко ее обнял. — Ты чего?

— Ты просто не представляешь, как мне важна поддержка в этот день, — ответил Эцио. Он отстранился, и вместе они вышли из коридора и принялись спускаться на первый этаж дома, в столовую. — Прости, что доставляю столько неудобств.

Клаудия закатила глаза, но отвечать не стала — не хотела портить утро брату борьбой с его комплексом самозванца.

В столовой все уже собрались и завтракали. Джованни медленно жевал свой тост с джемом, листая свободной рукой газету, приютившуюся на углу стола. Федерико, заехавший за Эцио, пользовался возможностью и вовсю уплетал завтрак, который обычно не успевал себе сделать с тех пор, как переехал от родителей. Мария, уже доевшая свою порцию каши, пила кофе и просматривала утреннюю почту, изредка кидая взгляды на клевавшего носом над своей порцией младшего сына.

— Петруччо, — окликнула она мальчика, заметив, что он совсем не ест, — мне помнится, ты обещал больше не опаздывать в школу из-за завтрака. Если ты не будешь доедать, отнеси тарелку на кухню.

— Я спать хочу, — пробормотал мальчик, поднимаясь из-за стола. — Можно я останусь дома вместе с Клаудией сегодня?

— Нельзя, — строго сказал Джованни, наблюдая, как сын плетется на кухню и убирает свою тарелку в раковину. — Твоя сестра все еще на больничном, в отличие от тебя.

— Подумаешь, — Петруччо обиженно посмотрел на сестру, показывающую ему язык через всю кухню. — Всего лишь ушиблась. А у меня вообще… температура.

— Ничего себе, подумаешь! — возмутилась Клаудия. — Я так-то с лошади упала и ногу вывихнула. За эти полторы недели я пропустила с сотню вечеринок и два серьезных заседания в кружках, меня из студсовета за это выгнать могут. Да я бы все отдала, чтобы вернуться и делать с ребятами выпускной альбом, но в итоге сижу дома и скучаю. А ты не выспался и хочешь пропустить чтения «Клиффорда, большого красного пса» по ролям, чтобы действовать мне на нервы дома?

— Пожалуйста, не будем портить хорошее утро руганью — Джованни, как и всегда в таких ситуациях, строго пресек ссору. Он отложил газету, накинул пиджак, висевший на спинке своего стула, допил остатки кофе из своей чашки и поднялся. — Петруччо, поцелуй маму и поедем. Клаудия, надеюсь, ты отправишь свое эссе по литературе до того, как я позвоню твоей учительнице. Эцио, — он осекся, только сейчас окончательно осознав, что его средний сын едет на собеседование, и теперь не нужно придумывать ему поручений по дому или двору, чтобы отвлекать от хандры. Так что он поспешил ободряюще улыбнуться и похлопать Эцио по плечу, — я правда желаю тебе удачи с этим собеседованием. Мы все желаем. И будем с нетерпением ждать твоего возвращения.

Эцио, смутившись, кивнул, и на этом завтрак можно было считать законченным. На несколько минут столовая погрузилась в маленький хаос. Оставив Клаудию заниматься посудой, Мария вышла проводить своих «мальчиков». Она подарила каждому по поцелую и доброму пожеланию, всучила Петруччо его сумку с обедом и Джованни два пакета с ланчем для них с Федерико и помахала рукой прежде, чем закрыть дверь.

Оказавшись на улице, Эцио поморщился, привыкая к свету, непривычно бледному, яркому и странно-интенсивному даже в такой серый облачный день. Стояло начало осени, обычно солнечное и богатое на краски и цвета, но в этом году холодное, промозглое и унылое, щедрое на дожди и сильный ветер. Листья начали опадать раньше времени, а те, что остались на ветвях деревьев, трепетали самым жутким образом, готовые сорваться и окончить свою не очень-то и длинную жизнь на земле. Казалось, что весь мир утратил яркость своих красок и попал во власть туманной серости. Хорошо хоть туман рассеялся, и дороги хорошо видны, подумал Эцио, наблюдая, как отец помогает младшему брату пристегнуться на заднем сидении своей машины и после забирается на водительское сидение, заводит машину и, моргнув им фарами, уезжает.

Только после этого Эцио нашел в себе силы дойти до любимого джипа брата и забраться на переднее пассажирское. История у машины брата была примечательной настолько, что Эцио вспоминал ее каждый раз, когда садился в нее и, пристегнувшись, ненадолго задерживал дыхание. Много лет назад, когда они с братом еще были подростками, Федерико загорелся мечтой получить первую машину одновременно с правами. Конечно, денег у Федерико тогда не водилось — даже работа в местном кинотеатре после кучи уроков в загруженных старших классах не позволяла ему накопить достаточно денег на новую машину, а отец, считая, что ему еще рано водить, отказывался выделять на это деньги. Поэтому Федерико пришлось придумать другое решение.

Вместе с братом Федерико начал на выходных бродить по стоянкам подержанных машин и свалкам. И — о чудо! — на очередной свалке на глаза братьям попался симпатичный синий джип. Федерико влюбился в него сразу же, как увидел, и убедил своего крестного спрятать будущего верного коня в своем пустующем гараже до тех пор, пока он его не соберет. Подговорив брата молчать, Федерико сменил подработку в кинотеатре на стажировку у автомеханика их отца в обмен на нужные детали. Отец долго не мог взять в толк, зачем сыну это потребовалось, но как узнал — не смог отказать, хотя и явного восторга не выказал. Но ответственный и упорный подход Федерико со временем переубедили его. Наблюдая, как сын сам решает этот вопрос и учится всему необходимому, Джованни оттаял и даже подарил ему на день рождения денег на перекраску. Так что мечта Федерико исполнилась. Он с первого раза сдал на права, машину на первое время оформили на родителей, запах помойки и всех ремонтных работ выветрился из ее обивки и салона. И сейчас воспоминания обо всех днях, что он наблюдал за упорно работающим братом, грело душу взволнованного Эцио по дороге на собеседование.

Поездка из их района, еще недавно считавшегося пригородом, до старой части города, где располагался научно-исследовательский центр, обещала занять время. На экране навигатора Федерико город, живой и бурлящий даже поздней ночью и по выходным, пестрил красными линиями пробок. Так что по дороге Эцио решил развлечь себя наблюдением за миром по ту сторону окна. У каждого второго прохожего он замечал зонтик: дождь обещали лишь к концу недели, но перестраховываться все начали уже сегодня. Лица большинства людей были так же серы, как и это утреннее унылое небо, и не выражали абсолютно никаких эмоций. Одного только Федерико, казалось, не пробрала эта осенняя хандра — парень весело посвистывал, подражая игравшей по радио песне, слишком позитивной для такого непогожего дня. Песня была хорошая, подумал Эцио, пока диджей и гости о чем-то болтали, и он даже переслушал бы ее, но в другой день и совсем с другим настроением. Уж точно не сегодня.

Дальше диджей поставил что-то тяжелое, и Федерико убавил громкость. Он не очень любил тяжеляк, предпочитая классический рок старой школы. А Эцио новые стили очень нравились. Нравились слова и чувства, которые вкладывали исполнители в музыку и песни. Поэтому дома, в своей комнате, он часто слушал музыку в больших наушниках, абсолютно игнорируя все происходящее вокруг. Но с собой на улицу он плеер не брал — стеснялся выходить из дома со старыми большими наушниками с обмотанным скотчем ободком и осыпающимися ушами, доставшимися еще от брата. Хотел бы он, конечно, купить себе новые… Да что там наушники, он бы и умирающий мобильник сменил на удобный и полезный смартфон, и вместо дурацкого плеера с тремя кнопками и слотом для карты памяти взял бы себе модный айпэд с беспроводными наушниками… Пока что Эцио оставалось лишь мечтать обо всех этих изысках и надеяться, что он сможет позволить себе хоть что-то из этого, если его сегодня возьмут на работу.

По закону подлости именно в тот самый момент, как он об этом подумал, Федерико припарковался у научно-исследовательского центра. От вида здания за окном у Эцио внутри все так и сжалось. Огромное, как в высоту, так и в ширину, с кирпично-красными стенами и большими затемненными окнами, оно нависало над прохожими и машинами как гигант над героем, которого собирался растоптать. Массивные металлические двери казались непреодолимой преградой, которую невозможно пересечь обычному человеку. Даже охранники, дежурившие поблизости, казались не обычными сотрудниками отдела безопасности, а агентами из видеоигры про наемного убийцу, способными без труда расправиться с любым, кого сочтут нарушителем.

Вызванная всеми этими навязчивыми мыслями тревога всколыхнула бурю в его желудке, и Эцио поджал губы, силясь ее сдержать. Федерико, заметив это, понимающе похлопал его по плечу и кивнул на дверь. Пора было выходить — до встречи с дядей оставалось всего ничего. Без слов они вышли из машины и направились ко входу. Охранники пропустили их без всяких вопросов или претензий. И Эцио был удивлен этим ровно до тех пор, пока не оказался внутри.

Внутреннее убранство здания отличалось спартанской обстановкой. Здесь не было ничего лишнего. Металлоискатели на входе. За стойкой — рыжая администраторша, принимающая посетителей. Горшки и кашпо с немного пожухлыми цветами обнаруживались то там, то сям только если посетитель настолько скучал, что рассматривал свое окружение. Два черных кожаных дивана, маленький журнальный столик с выцветшими желтыми газетенками десятилетней давности и кулер с водой и пластиковыми стаканчиками стояли в углу слева от входа на случай, если посетителям нужно было подождать. Телевизор над кулером мигал сообщением о сбое настроек, видимо, заглючил незадолго до прихода парней. В общем, все обычное, непримечательное, незапоминающееся. Даже два охранника, сидевшие по обе стороны турникета со сканером пропусков — один в фойе, в коридоре по другую сторону, — имели абсолютно незапоминающиеся лица. По крайней мере, Эцио так и не смог их запомнить, как он потом понял — из-за волнения. Он так сильно тревожился, что не сразу заметил еще одного человека в этом небольшом фойе.

— Федерико! Эцио! Я очень рад вас видеть! — дядя Марио, о чем-то беседовавший с администраторшей, повернулся на звуки открывшейся двери и шагов, и поспешил в их сторону. — Босс освободился раньше и просил привести первого соискателя сразу, как тот появится. Хорошо, что это будешь ты, Эцио. Поспешим, пока остальные не повалили. А ты, Федерико, — кивнул старшему племяннику на диваны, — подожди тут. Ну, или если тебе нужно ехать….

— Все в порядке, — с улыбкой пожал плечами Федерико. — У меня сегодня первая половина дня свободна, так что я подожду Эцио.

Получив кивок одобрения от дяди, Федерико похлопал Эцио по плечу и отошел в угол для ожидающих посетителей, подхватил одну из газетенок и принялся лениво ее листать. Эцио же с тяжелым вздохом волнения принялся выполнять указания дяди. Для начала Марио велел ему оставить куртку в небольшой гардеробной для посетителей прежде, чем подойти к Катерине и под ее присмотром заполнить на планшете несколько важных документов — короткую анкету посетителя и несколько договоров о неразглашении. Их количество очень сильно удивило Эцио, и он колебался прежде, чем спросить, но все же решился.

— Обязательства, — с понимающе-грустной улыбкой ответила Катерина, протягивая ему карточку-пропуск для временного посетителя. — Перед государством и парой десятков спонсоров по всему миру. Безопасность наших проектов и сотрудников превыше всего, поэтому даже для посетителей исключений не делаем.

— Вот оно как, — Эцио сглотнул, надеясь, что еще не успел провонять своим потом, градом катившимся по спине, и паническим стрессом. — Понимаю. Спасибо. Хорошего дня.

По примеру дяди Эцио прошел через турникет в коридор с яркими лампами и светло-голубыми стенами, сильно напомнившими больничные. Левая половина коридора вела к железной двери с наклейкой «Склад», правая — к лифту и еще нескольким помещениям. То, что на первом этаже такого огромного здания больше почти ничего не было, показалось Эцио до жути странным. Но Марио объяснил ему, что приемная и этот коридор с несколькими маловажными кабинетами — лишь малая часть первого этажа, и его основной частью был гигантский склад, совмещенный с гаражом.

— Каковы же на самом деле размеры этого здания, дядя? — полюбопытствовал Эцио, когда они остановились перед дверями лифта, и Марио нажал на кнопку вызова.

— Ну, шесть этажей над землей и еще три под землей, — хохотнул Марио. — Скромновато для главного здания такого серьезного научно-исследовательского центра как наш, если начистоту. Я давно говорю, что нам пора расширяться, негоже, что даже канадский филиал занимает здание крупнее этого, но начальник пока что не хочет с этим возиться.

— И это по вашим меркам скромно? — вскричал Эцио. — Оно же почти с университетский общественный центр размером!

— Ха, нипоте, да где этот университет и где мы, — довольно усмехнулся его дядя. — Да, хоть мы пока что чуть меньше их научного корпуса, но нигде в округе — да что там, в округе, даже в ближайших трех штатах! — ты не найдешь такой концентрации серьезной научной техники на квадратный метр, как в этом здании. Если тебя примут, ты в этом убедишься. И увидишь и узнаешь немало такого, что кардинально изменит твой взгляд на окружающий мир.

Двери лифта беззвучно распахнулись, пропуская их на шестой этаж, занимаемый, как объяснил Марио по пути к нужному кабинету, высшим руководством центра и некоторыми особенно ценными исследовательскими группами. В коридорах царила суматоха, а кабинеты выглядели довольно причудливо со своими стеклянными стенами, где-то занавешенными жалюзи или бумажными шторами, а где-то прозрачными и позволявшими мельком рассмотреть работающих за компьютерами или серьезными машинами ученых в белых халатах. Некоторые из них сновали из кабинета в кабинет с папками бумаг или планшетами, и почти все, кто проходил мимо них с Марио, кивали его дяде и мельком рассматривали его, но, разминувшись, моментально теряли к ним интерес. Озадаченный их поведением Эцио не сразу понял, к чьей двери в конце прямого и главного коридора спустя несколько минут подвел его дядя, и лишь прочитав на табличке надпись «Генеральный директор. Макиавелли», вздрогнул.

— Меня что, будет собеседовать сам директор? — шепотом спросил он у Марио прежде, чем тот постучал в дверь.

— Само собой, — Марио посмотрел на него как на дурачка, отчего Эцио запаниковал еще сильнее. — Это тебе не фастфуд или обычный офис, нипоте. Это серьезная организация. И без ведома ее директора здесь даже накладную о доставке еды в кафетерий не подписывают. А ты про собеседования с соискателями отдела безопасности спрашиваешь.

И вот так, без всяких прелюдий или даже мыслей о том, что стоило бы успокоить племянника прежде, чем запускать внутрь, Марио постучал пару раз и заглянул в кабинет сразу же, как услышал по ту сторону чье-то строгое: «Войдите». Что-то прогаркав, он получил утвердительный ответ и втолкнул Эцио в кабинет так быстро и ловко, что тот даже не успел сообразить, как это произошло.

Он оказался в единственном кабинете с кирпичными стенами на этом этаже, понял он по отсутствию жалюзи на стеклянных перегородках. Свет в кабинете был не такой яркий, как в коридорах, и для чувствительных глаз Эцио это было особенное блаженство. Немного привыкнув к приятному полумраку, он бегло осмотрел во все стены высокие шкафы с ровными рядами книг, папок и коробок с чем-то нужным на полках, два кресла для посетителей в углу у того из шкафов, что был слева от входа, и огромный рабочий стол с компьютером, лотком с документами и декоративным стаканом с канцелярией и кожаное директорское кресло напротив входа, и остался впечатлен. Это все было из разряда золотой середины — в меру дорогое и качественное, но не вычурное, скорее, комфортное и добротное, очевидный аргумент в пользу своего хозяина.

Сам директор, мужчина среднего роста и средних лет, занимавший кресло, даже не поднял глаз на посетителя. Он был занят чем-то на экране своего компьютера и сначала ограничился лишь емким предложением:

— Возьмите себе что-то в баре и присаживайтесь. Мне нужно несколько минут, чтобы закончить.

Эцио сглотнул и припомнил то, что говорил ему в свое время отец насчет таких случаев. Это была проверка. Директор, его потенциальный начальник и просто влиятельный человек, хотел узнать, как Эцио себя поведет в такой нестандартной ситуации, и сделать выводы о его личности. Так что Эцио сделал единственное, что счел разумным. Он подошел к бару, налил из высокого графина холодную прозрачную воду в обычный стеклянный стакан и сел в то из кресел, что стояло ближе к двери. Подняв глаза на директора центра, он вдруг обнаружил, что этот человек, вопреки его ожиданиям, совсем на него не смотрит. Директор и правда что-то увлеченно печатал, и скорость передвижения его пальцев по тонкой беспроводной клавиатуре искренне восхитила Эцио. Этот мужчина явно был увлечен своей работой и с трудом отвлекался, и это наблюдение помогло молодому человеку успокоиться перед грядущим собеседованием. Теперь, понимая, что к нему не будут предвзяты, он был даже готов к отказу.

И стоило ему об этом подумать, как директор закончил печатать, поднялся из-за стола и подошел к бару.

— Итак, — сказал он, наливая в граненый стакан порцию виски, — вы — племянник Марио Аудиторе…

— Эцио, — подсказал юноша, решив, что директор силится вспомнить его имя.

— Спасибо, Эцио, — с благодарностью кивнул ему директор, усаживаясь в кресло напротив и салютуя стаканом. — Я — Никколо Макиавелли, главный директор этого научно-исследовательского центра. Рад встрече.

— И я, мистер Макиавелли. Спасибо, что уделили мне время.

— Не стоит. Пригласить вас было моей идеей, так что, полагаю, это мне стоит вас благодарить. Но это все лишние слова. Поговорим о деле, — Никколо переплел пальцы рук между собой, одарив молодого человека пристальным взор. — Нам здесь нужны умные и наблюдательные сотрудники, способные стойко выносить монотонную деятельность и молчать обо всем, что увидят в рабочее время. Что думаете? Это про вас?

— Думаю, да, сэр, — кивнул Эцио. — Поначалу я был взволнован из-за груза ответственности, который придется на себя взять, но теперь, когда понимаю, чем это обусловлено, считаю, что справлюсь.

— Вот и славно, — устало улыбнулся ему директор. — В таком случае вы приняты. Начнете с работы за пультом. Будете следить за происходящим в центре за камерами видеонаблюдения и сообщать коллегам по отделу о подозрительных посетителях или странном поведении сотрудников. Если приложите старания, то быстро добьетесь повышения.

— Оу… Огромное спасибо, сэр… Я… Простите, я задам дурацкий вопрос, но, — Эцио и сам не понял, чему так удивился — столь скорому положительному решению, которого не ожидал, или же собственному удивлению, — вы готовы принять меня так сразу? Вам не нужны ни мои документы, ни информация о состоянии здоровья, учебе или семье? Совсем ничего?

— Эцио, вы не маленький мальчик, должны понимать, что мы проверяем своих соискателей прежде, чем пригласить их на собеседование, — Никколо теперь уже усмехался. Он сделал глоток и продолжил говорить. — В вашем случае и этого не потребовалось. Все, что было необходимо, я знал задолго до нашего с вами личного знакомства. Ваш отец — частный предприниматель, а мать — домохозяйка. Кроме вас в семье еще трое детей. Старший работает стажером в фирме отца. Будучи студентом, он проходил практику в нашей бухгалтерии, а после выпуска пару раз заменял курьера и привозил к нам на хранение некоторые документы. Младшая сестра заканчивает старшую школу и собирается поступать в колледж на дизайнера, есть еще младший брат — учащийся средней школы. Вы сами закончили местный общественный колледж и получили диплом экономиста, но по специальности ни разу не работали. В вашей трудовой книжке записей маловато — вы не могли найти себе применения и меняли лакейские работы как перчатки. Если начистоту, какой-нибудь другой работодатель вряд ли бы обратил внимание на человека с вашим стажем, но я умею отличать человека, неподходящего системе, от жалкого и бесталанного нахлебника, коим вы, к счастью для нас всех, не являетесь.

— Я не очень понимаю, — пробормотал удивленный Эцио, но Никколо жестом попросил его дослушать.

— Я не знаю, упоминал ли об этом Марио прежде, но все же считаю нужным сказать, что мой научно-исследовательский центр не ограничивается одним этим зданием. Эта организация… состоит не только из моих представлений о будущем науки, но и из нескольких десятков или даже сотен лучших умов в мире, нанятых мной исследовать самые неординарные явления и изобретать самые удивительные вещи, которые можно только представить. Все, что происходит в этом здании и еще пятнадцати его филиалах по всему миру, каждое даже крошечное достижение, которого удалось добиться в ходе тяжелой и кропотливой работы, в некотором роде мое детище, что иронично — ваш ровесник. Как и каждый «родитель», я заинтересован в благополучии и безопасности отпрыска. За долгие годы я научился неплохо читать людей на таких коротких собеседованиях. Так что емкой характеристики от отдела кадров, личной рекомендации доверенного лица и такого вот собеседования мне хватает для найма подходящих людей. Из того что я вижу, вы, Эцио, нам подходите, и из всех прочих кандидатур я предпочел бы одобрить вашу. Надеюсь, мне не нужно вам объяснять, — мужчина замолчал на мгновение, словно пытался подобрать нужные слова. Эцио взволнованно теребил манжеты рубашки. Аудиторе почувствовал, как у него засосало под ложечкой, когда столкнулся с тяжелым взглядом директора центра. — То, что вы узнаете, увидите и даже услышите в этом здании, не должно стать известным за его пределами Не только из соображений вашего долга перед вашим рабочим местом, но и из соображений вашей безопасности. У нас много конкурентов и других недоброжелателей, не гнушающихся жестоких методов. И сотрудники отдела безопасности попадают под удар первыми. Даже сидящие за пультом. Я не шучу и не угрожаю, лишь предупреждаю. Подумайте еще раз, Эцио. Еще не поздно отказаться.

Пораженный подобным заявлением, Эцио молчал, обдумывая свой ответ. Ему понравилась странная забота этого строгого и хлесткого человека — мало кто был бы с ним так откровенен. Но предложение Макиавелли подумать получше прежде, чем соглашаться окончательно, показалось Эцио разумным. В конце концов, насколько он помнил, дядя Марио в свое время покалечился на этой работе. Страшный шрам на лице и поврежденный глаз, которым дядя не видел уже много лет, были довольно яркой демонстрацией потенциальных угроз, идущих рука об руку с должностью в серьезном месте. Не то чтобы Эцио дорожил своим смазливым личиком настолько, чтобы отказаться, но все же он крепко об этом задумался. И после недолгих размышлений повторил свой ответ.

— Я хочу работать в вашем центре, мистер Макиавелли, — сказал он, в глубине души надеясь, что не пожалеет. — Когда мне приступать?

— Сегодня. Начнете с небольшой экскурсии и короткой стажировки. Я отдам все распоряжения и передам ваши документы на оформление, так что можете оставить их здесь. Пожалуйста, подождите в приемной внизу. За вами придут. Хорошего дня, Эцио.

Небрежным взмахом руки Никколо дал понять, что собеседование окончено. Все еще изумленный результатом Эцио оставил на журнальном столике своего нового начальника папку с резюме и всем остальным необходимым, вышел из кабинета и словно в тумане направился к лифту. Он почти не запомнил, как спускался на первый этаж, возвращал Катерине временный пропуск и проходил через турникет. Нормальное восприятие вернулось к Эцио только тогда, когда он опустился на диван рядом с братом и впервые за это время вздохнул полной грудью.

— Ну что? — Федерико отбросил многострадальный журнал, которым развлекался явно от безысходности, обратно на столик, и повернулся к брату. — Как прошло?

Эцио, запинаясь и сбиваясь, рассказал ему о собеседовании. На какое-то мгновение Эцио показалось, что он рассказал плохо или что-то упустил, потому что Федерико вытаращился на него с искренним удивлением, которое очень попытался скрыть.

— То есть он просто взял и принял тебя? — переспросил он, явно стараясь не звучать слишком ошарашенным.

— Нет, блин, я резюме и документы случайно у него в кабинете оставил, — огрызнулся все еще не пришедший в себя Эцио. — Этот человек — что-то с чем-то, он предложил это практически сразу, как мы начали говорить. Я чуть на месте не откинулся, клянусь!

От волнения он сам не заметил, как начал говорить очень громко. Катерина подняла голову от своей работы за стойкой и шикнула на посетителей, намекая не шуметь в этой и без того слишком тихой обители. Поумерив пыл, пристыженный Эцио снова повернулся к брату.

— Федерико, это реально было жутковато! Кабинет весь прилизанный, почти стерильный, а этот директор, Макиавелли, явно не так прост, даже с поправкой на его работу. Он все про меня знал, да еще и смотрел таким стремным взглядом, — молодого человека передернуло при воспоминании о холодных глазах своего нового начальника. — Теперь меня до конца жизни будет преследовать… Не хотел бы я встать у этого мужика на пути, вот, что я тебе скажу, братишка.

— У тебя от волнения разыгралось воображение. Успокойся. Лучше подумай о том, как все круто сложилось, — пожурил младшего Федерико. — Делов-то: сидишь, смотришь в экран, кофе попиваешь. Про подозрительных ребят говоришь охранникам. И зарплату еще за это получаешь. Ты хоть понимаешь, как тебе повезло, братишка?

— Да без тебя знаю, гений, — буркнул Эцио, однако впервые за этот суматошный день его губы озарила улыбка. — Эх. Директор сказал, что за мной кто-то придет, но пока никого не видно… Сколько еще сидеть?

— Эцио, наберись терпения. Такие вещи быстро не делаются, — осадил брата Федерико, поднимаясь и поправляя пальто. — Я же поеду к отцу, не хочу опаздывать. Удачи, братишка. Звони, если что.

Они пожали друг другу руки, и Федерико ушел. Эцио провожал взглядом брата до тех пор, пока тот окончательно не скрылся за металлическими дверьми, а затем устало откинулся на спинку дивана.

Только сейчас Эцио в полной мере осознал, что его приняли, и с его плеч словно гора свалилась. Он ждал, что все будет гораздо сложнее и займет гораздо больше времени. Он был готов импровизировать, отвечая на каверзные вопросы о своих предыдущих местах работы, врать, если потребуется. Был готов пообещать посещение любых курсов квалификации любого уровня сложности, даже если шансы пройти их с успехом были нулевыми. Зная, что не очень хорошо контролирует свои эмоции, Эцио даже был готов шутить как самый последний цирковой клоун, если вдруг оступится.

Но ни одно ожидание не оправдалось. И это шокировало молодого человека. Несмотря на свои прожитые годы, за которые он успел приобрести какой-никакой опыт, большую часть времени Эцио чувствовал себя маленьким ребенком, только начинавшим учиться ходить. Первые несколько падений он плакал и хныкал, со временем научился терпеть боль и лечить ссадины, но выносить постоянные падения с каждым разом становилось все сложнее и обиднее, ведь ничего другого ему не оставалось. И вот сейчас впервые за это время он сделал серию шагов и даже ни разу не упал, наоборот — Эцио впервые ощутил, что крепко стоит на ногах.

Ободренный этой мыслью Эцио расправил плечи, широко улыбнулся и выпрямился. Волнение наконец отпустило его. Кажется, его жизнь стала налаживаться. Поскорее бы рассказать хорошие новости отцу и матери с младшими, увидеть улыбки облегчения на их лицах, успокоить, впервые разделить с ними радость собственного достижения. Это ощущалось невероятно приятно, и Эцио с удовольствием позволил новым чувствам захлестнуть себя.

Неосознанно он уже начал немного несмело планировать свое будущее. Представил, как много старых вещей первой необходимости заменит на новые, удобные и качественные, представил, как составляет список сдающихся в долгосрочную аренду квартир, которые посмотрит в хорошем районе неподалеку. Представил, как обставляет ту, что выбрал, и переезжает, как приводит туда гостей, как устраивает вечеринки с новыми друзьями своих лет, которых обязательно заведет. Представил, как балует младших безделушками и дарит родителям настоящие серьезные подарки. Губы искривила торжествующая, самодовольная улыбка. Неужели он только что потратил свою первую воображаемую зарплату?

В таком ключе Эцио продолжал размышлять до тех пор, пока кто-то не подошел и не тронул его за плечо. Вздрогнув, парень подскочил и обнаружил рядом с собой светловолосую и голубоглазую девушку в белом халате поверх строгого черного брючного костюма. Она смотрела на него со смесью любопытства, присущего, скорее, зрителю, наблюдающему за танцующими собачками на арене цирка, чем обычному дружелюбному человеку, и поверхностного равнодушия, и это очень сильно смутило Эцио. Девушка же мягко улыбнулась его реакции.

— Здравствуй. Меня зовут Люси Стиллман, я сотрудница одного из научных отделов центра, — сказала она, протягивая свою аккуратную ладошку для рукопожатия. — Обычно я этим не занимаюсь, но сегодня в виде исключения я помогаю мистеру Аудиторе с административной работой. Так что я спустилась за тобой и еще одним новеньким, Коннором, кажется. Ты его не видел?

— Боюсь, что нет, мисс, — Эцио еще раз осмотрелся, пытаясь убедиться в собственной адекватности, твердящей, что никого, кроме администраторши и уже нанятых охранников он тут не видел. — После собеседования у мистера Макиавелли меня попросили подождать здесь, внизу. Я сижу тут где-то час или полтора, но никого похожего на еще одного нового сотрудника не видел.

— Ох, и зачем я на это согласилась, — пробормотала Люси, отворачиваясь от него и направляясь к стойке администраторши. — Привет, милая, прости, что отвлекаю. Второй новенький, Ирвинг, тот, которого вчера взяли, еще не приходил?

— Пока нет, — ответила Катерина, проверяя на всякий случай это у себя в системе. — Но Марио упоминал, что последний инструктаж для новеньких назначили сегодня на половину первого, а это… через двадцать минут. Может быть, он сказал Ирвингу подойти к этому времени?

Было ли это совпадение, или же Катерина оказалась провидицей — Эцио не знал. Но он не смог скрыть своего удивления, когда услышал скрип двери и, обернувшись на него, увидел вошедшего в центр парня. Новенький очевидно был моложе Эцио, чуть ли не вчерашний школьник. Он явно принадлежал к коренным жителям, как понял Аудиторе по украшению в его длинных, собранных в хвост волосах, и смуглой коже, и одет был примерно похожим образом — как человек, совсем недавно нашедший работу и еще не отвыкший от формальной одежды.

— Здравствуйте, — тихим, но спокойным голосом сказал юноша, остановившись у стойки и оглядев их всех немного смущенным взглядом. — Я Коннор Ирвинг, вчера меня приняли в отдел безопасности. Пришел на инструктаж.

— Вот и чудно, — облегчение в голосе Люси показалось Эцио еще более сильным, чем то, что он испытал от исхода своего собеседования. — Новенькие в сборе. Можно приступать. Начнем с самого простого — первого посещения центра на правах сотрудников. Это ваши пропускные карточки, — она протянула им обоим лежавшие до этого момента в кармане ее строгих брюк пластиковые карточки с металлическими карабинами на случай, если нужно будет куда-то повесить. — Их делают в единственном экземпляре и меняют очень редко и лишь по серьезным поводам. Постарайтесь их не потерять. Если все же это произошло, неважно, в центре или где-то еще, немедленно звоните коллеге-технику, чтобы он ее деактивировал.

— Даже ночью? — удивленно спросил Эцио.

— Даже ночью, — Люси говорила очень строго. — Ваши карточки уступают в ценности и важности лишь карточкам генерального директора и высшего состава руководства центра, поскольку открывают доступ ко всем помещениям и хранящимся внутри проектам. Одна утерянная карта может стоить нам всего, над чем мы работаем, поэтому техник из вашего отдела сможет быстро отреагировать на соответствующий сигнал. Надеюсь, вы понимаете, что вам нельзя слишком сильно полагаться на это и оставаться внимательными и бережными к своим пропускам. Так ведь?

— Да, мисс, — почти в один голос ответили Эцио и Коннор, немного напуганные ее серьезными словами.

— Отлично, — Люси улыбнулась и указала им на турникет. — В таком случае, добро пожаловать в научно-исследовательский центр, новые сотрудники отдела безопасности Аудиторе и Ирвинг.

Подобное обращение было совершенной мелочью, и все же от него у Эцио стало тепло на душе. Они с Коннором пропустили Люси вперед и, воспользовавшись своими личными пропусками, прошли вглубь центра через турникет. Вышагивая по коридору в сторону лифта, Эцио не мог стереть с лица глупую улыбку. У него получилось. У него, черт возьми, получилось!