Рабочий вид Рейген обманчиво-опрятный: пиджак без единого пятнышка, порядок на голове и сверкающий белизной галстук. Последний ныряет за плечо и расжимает хватку вокруг горла - верный признак свободного времени и перерыва на кофе.

"Клиенты всегда смотрят на внешность. Клиентов надо привлекать серьезным видом для завоевания доверия", - гласил "бизнес для чайников". Для справки: эти глупые книги иногда работают.

Рейген не завышает цены.

Рейген уверена в себе (или думает так) и таким образом создает вид человека, который знает, что делает.

Она не знает, но знает Моб.

Горький вкус разливается по языку и согревает гортань. Неприятно, чай вкуснее, но без кофеина ранний подъем одаривает медлительностью и желанием выколоть себе глаза любым острым предметом в пределах видимости.

Дабы волосы на голове не поднимались в страхе от отражения, Рейген замазывает синяки и пытается не смотреть на себя.

Клиент захотел изгнать призрака? Он по адресу! Отменить заговор? Секундочку, вам все устроят!

Даже Экубо в чьем-то теле выглядит живее. Парадокс.       

Экубо состригает чужие волосы, но оставляет костюм. К слову, он ей идет.

Идет этому телу.

Она заявляется в офис каждое чертово утро и мозолит глаза своей бодростью: незаконно так сиять в семь утра без тайной ненависти к будильнику, миру и взрослой жизни.

Надевает маску напарницы и дает Рейген минутку-другую прийти в себя на свежем воздухе; Рейген подкалывает Экубо словами о «хоть какой-то пользе от нее» и никогда бы не стала озвучивать свою благодарность.      

Сегодня Экубо просит сигарету и давится дымом.

«Будто вдыхаю больных раком духов». – плечи Рейген дергаются от смеха; когда она не высыпается, ей смешно из-за всего. Экубо назвала бы ее улыбку красивой, а вот смех – приступом астмы, потому что Рейген не умеет мелодично хихикать и смеется на вдохе.

Со стороны они выглядят типичными офисными крысами: обе в костюмах и на обеденном перерыве задымляют пространство в курилке. Только вот одна возомнила себя величайшим экстрасенсом века и нацепила носки с ящерицами, считая, что их не видно под штанами.

О другой не стоит и упоминать.

- И сколько ты будешь эксплуатировать это тело?

Рейген хочет задать другой вопрос, но не решается и тушит сигарету о пепельницу. Делает крайне увлеченный вид, лишь бы не наткнуться на чужой взгляд.

- Если найду, где спать и есть, то еще некоторое время, - следует лаконичный ответ. Схожим тоном обычно беседуют о погоде или последних новостях, но никак не о вселении душ. – Оболочка умрет, если я ее покину. Формально она уже мертва.

Экубо не уточняет важную деталь: голод не успеет выкинуть ее из этого тела. Оно капитулирует раньше.

«Оболочка».

Еще пару месяцев назад Рейген бы поморщилась от подобного термина, но с тех пор многое произошло. За оставшиеся минуты перерыва она мысленно подвела некоторые итоги. Первое: Экубо способна лгать так умело, что верит в это сама. Второе: у охранницы наверняка есть дом – Экубо наверняка обчистила все карманы и наткнулась на документы, но…

Почему бы не попробовать.

- У меня появится самая больная соседка на свете.

Экубо подмигивает ей и случайно делает это двумя глазами. Нелегко овладеть кожным скафандром без оплошностей.

***

Квартира Рейген - сжатое пространство постапокалипсиса.

На кухне - здания из коробок лапши и пиццы, сковороды устроили схватку в мойке подобно двум крокодилам. В холодильнике мышь если не повесилась, то определенно затеяла революцию: прокисшее молоко всем своим видом молило о пощаде, а сыру осточертело высовываться наружу в качестве завтрака.

Экубо думает, что люди - странные существа.       

Экубо атакует дверца шкафчика: раннее ее удерживала другая дверца, а ту пришлось побеспокоить ради чистой посуды.

Теперь слова Рейген про выживание в диких условиях, где тебя пытается убить буквально все, имеют смысл.       

Спальня бьет в нос свежестью, одеколоном и встречает объятиями гардероба и книжных шкафов: они служили своеобразной перегородкой, образуя из одной комнаты две поменьше. В собственность Экубо отошел неприглядный диван, единственный плюс которого – это близкое расстояние с балконом и приятный вид. Он жалобно скрипит от любого движения и будто умоляет добить его или оставить в покое, а за настойчивость новой владелицы принять комфортную позу бьет ее пружиной в бедро.       

Первым вечером они с Рейген молча едят онигири в полной темноте из-за грозы. Домашняя одежда вкупе с растрепанными волосами и бледным лицом меняет Рейген до неузнаваемости: костюм ушел на покой до понедельника, его место заняли широкая футболка и шорты с надписью «butt as nut».

- Значит, если я тебя коснусь, ты это почувствуешь? - Пока я как живой человек. Мне может быть и больно, и приятно, - Экубо перекатывает рис языком от одной щеки к другой с целью определить его вкус. Ничего особенного, но урчание желудка затихло. – Хочешь проверить?

Ухмылка Рейген намекает на зародившуюся идею, которую еще не озвучили. А идеи у нее всегда с низким рейтингом адекватности.

- Хочу проверить твою ловкость.

Она тянется к раковине за небольшим ножом и кладет его перед Экубо. А затем и свою ладонь, расставив пальцы.

- Здесь и без проверки все очевидно. Зальешь все кровью, - Экубо приятно держать его в руке, чувствовать вес – это не парить без материальной оболочки, в которой ты вооружена пустословием.

Она и правда может касаться вещей, только вот с координацией беда.

- Плевать, - Рейген с нетерпением пинает Экубо под столом – не больно, но довольно чувствительно, - Не болтай, а действуй.

Та вздыхает, мол, «ну что я могу сделать, если твой больной мозг генерирует всякую чушь», и вонзает лезвие между большим и указательным пальцем Рейген.

Рейген не дергается, но заметно напрягает запястье; Экубо кладет на него вторую руку, чтобы удержать на месте в случае чего.

Ее кожа белая и приятная на ощупь.

«Что за тупая игра».

Между указательным и средним.

Средним и безымянным.

Стук капель за окном будто поставили на минимум – шумное дыхание и удары ножа заглушают все остальное.

«Ей что, вообще плевать?»

До конца руки и обратно, но теперь скорость нарастает.

Острие цепляет кожу, Рейген морщится; продолжительному взгляду на Экубо не навредила бы передышка с видом на что-то другое. Но Рейген смотрит до тех пор, пока Экубо не поднимает на нее взгляд сама с окровавленной рукой.

- И какого черта ты творишь? – собственная царапина явно не стояла наравне с широким порезом поперек чужой ладони, - Не устраивай техасскую резню на моей кухне, не хочу потом ее отмывать.

В горле пересохло; Рейген хочется подняться и уйти, лишь бы скрыться с глаз Экубо, у которой на лице не дрогнул ни один мускул. И убрать уже ее чертову руку со своей.

Но прикосновение почему-то не кажется неправильным или противным, скорее наоборот.

- Это…неприятно, - звучит задумчивый вердикт, словно Экубо не поранилась, а учуяла запах горелого или забыла кошелек.

Их ладони соприкасаются, ноющая боль уходит на задний план, а пальцы одной крепко сжимают пальцы другой. Тяжело дышать, кровь смешивается и капает на стол, стекает по локтям.

В темноте трудно рассмотреть лица друг друга, но это и ни к чему.