Утро в убежище началось с не самых приятных новостей: сломалась колонка, обеспечивавшая единолично их нужды от питья и приготовления пищи до душа. Кто-то заметил, как ещё с вечера та начала хуже, чем обычно, подавать воду – теперь же «сдулась» совсем. Установить причину было весьма проблематично, учитывая, что никто из них в этом не разбирался.
— Что вообще там могло ни с того ни с сего сломаться? – бранился Курогане, тогда как остальные, собравшись у места происшествия вокруг её виновницы, в той или иной мере уже примирились с потерей.
— Да сколько ей лет уже. И в отличие от тех, что в городе, этой тут никто техобслуживание наверняка не проводил давненько, – вздохнул Дайске, уперев руки в боки. — Механизм поело коррозией. Или труба забилась. Чёрт его знает.
— А вода могла просто закончиться? – озадаченно спросила Юзуриха.
— Она качает воду из подземного колодца, – спокойно заметила Карен. — Если бы вода там так легко кончалась, все женщины в округе стройной шеренгой давно бы ходили стирать к реке.
То, что это уже десять раз попробовали практически все до него, Курогане, видимо, нисколько не убедило; как не убедила сама возможная неисправность колонки. Ещё бы, он ведь ей подобного разрешения не давал. Нихонец надавил на рычаг, с куда большим усилием, чем этого обычно бывало достаточно. Ещё сильнее.
Дайске и Сеичиро почти одновременно открыли рты вместе с тем, как послышался угрожающий, пронзительный скрип, слишком явственно напомнивший Фаю горестный плач. Но прежде, чем хоть кто-то успел бы что-нибудь возразить, тот прервался пронзительным треском. Рычаг, надломившийся по самое основание, остался в руке мужчины.
Выдержав небольшую паузу, в конце концов Дайске развёл руками и вздохнул.
— ...Ну, зато теперь мы точно знаем, почему больше не сможем ей воспользоваться.
Курогане потёр затылок и неловко бросил рычаг рядом.
— На завтрак у нас ещё есть немного тушёнки, – протянула Карен. — Но потом за водой всё равно придётся куда-то идти.
— Не проблема, – бойко отозвалась Юзуриха.
— Ты много за раз не донесёшь. Пускай мужчины этим занимаются.
Где-то в тот момент Фай и вызвался одним из добровольцев. Он давно искал возможности ещё раз выбраться в город, но всё не мог найти удобного повода, который не пришлось бы выдумывать самому. Прогулку с полным ведром воды лёгкой назвать было нельзя, только это его ждало лишь на обратной дороге, а до тех пор Фаю ничто не мешало непринуждённо исследовать ещё парочку кварталов, вдоволь наслаждаясь видами.
Юзуриха участливо показала ему на карте несколько колодцев и подробно, хоть и немного сумбурно, объяснила, как добраться до ближайшего.
— Только когда опустишь ведро, – уже на улице, провожая его, вспомнила девочка, — не заглядывай в колодец ни в коем случае. Пока не вытащишь.
— Почему? – полюбопытствовал Фай.
— Поверь, ты не хочешь узнать.
Он перехватил пустое жестяное ведёрко так, чтоб то поменьше гремело на ходу. Одно ведро большой погоды не сделает – придётся возвращаться несколько раз; Фай, впрочем, надеялся, что этим озаботится кто-нибудь другой: он был не единственным, кто вызвался. А небо хоть и хмурилось с виду не тяжелее обычного, но особый запах, который принёс заметно усилившийся ветер, давал надежду на то, что дождь придёт к вечеру и избавит их от лишней ходьбы.
Оказавшись в жилых кварталах, Фай свернул во дворы и вскоре вышел к тому самому колодцу. Увидев его, он впервые задумался, как быстро этот чудной город должен был пройти полный путь своего технологического развития (вряд ли в домах не было водопровода). Былой пытливый интерес Фая, который он питал ко всему новому (то есть – практически ко всему) в начале их путешествия, поостыл по мере того, как он пресытился впечатлениями, да и слишком много личных перипетий занимали в последнее время его ум и сердце. Но осознание, что на сей раз они оказались в месте, подобных которому, скорее всего, действительно нигде больше не было и не могло быть, разожгло в нём искорку снова.
Он подошёл к колодцу, на котором одиноко стояло оставленное кем-то ведро. Юноша снял его и бережно опустил на землю рядом: чужого им не надо... да и то, что он принёс с собой, всё равно выглядело поприличнее. Закрепив его, Фай принялся медленно крутить рычаг, спуская ведро вниз.
Нет, после слов Юзурихи ему только ещё больше захотелось узнать, что же лежало в основе её напутствия. Он бы ещё понял, если бы та порекомендовала ему не свешиваться в колодец по пояс, но как бы ему повредило заглянуть туда? Ещё и лишь в строго определённый момент. Конечно, прежде чем приступить, он не пожалел бросить один взгляд вниз. В темноте, в сгустившемся ею ещё больше силуэте он узнал собственное отражение, хотя успел слабо вздрогнуть, когда та начала двигаться вместе с ним. Выглядело жутковато. Но не более.
Ведро шумно плюхнулось вводу. Соблазн только возрастал по мере того, как оно, потяжелевшее, поднималось всё выше по каменной трубе. Что происходило там прямо сейчас, чего он ни в коем случае не должен был видеть. Повиснув на рычаге, Фай всё-таки заглянул ещё раз.
Ничего не изменилось. Вода мягко плескалась о стенки колодца, и насыщенное эхо этого звука прокатывалось по всему тоннелю.
В конце концов Фай вытащил полное ведро, и в нём тоже была лишь вода, холодная и чистая. Что ж, похоже, это было просто очередное местное суеверие. А он только зря позволил своему воображению вдоволь разгуляться. Конечно, никто не говорил, что последствия должны были настигнуть его зримо и сиюминутно, но...
Даже если после содеянного над ним нависнет проклятие, он всё равно, скорее всего, не почувствует разницы, не без доли иронии подумал Фай.
Ведро он собирался забрать уже на обратной дороге.
Необыкновенно много птиц, сбившихся в небольшие стайки, парило над городом: то ли потому, что они летали ниже, чем обычно (кажется, ещё один признак приближающегося шторма?), то ли их в самом деле стало больше. Мимо Фая пробежало что-то мелкое и шустрое, должно быть, белка. Ещё одна за следующим домом прямо у него на глазах сидела у колонки, лакая капающую из неё воду. Однако дала дёру, стоило ему приблизиться. В Смарагдосе Фаю попадались аллейки, где те жили в своё удовольствие, не стесняясь брать еду практически с рук; значит, эти всё-таки были дикими. Дикие звери уже начали забредать в город в поисках пропитания.
Постепенно приближаясь к центру города, Фай старался уделять больше внимания окружению, двигаться осторожнее... опасался встретить он, конечно, вовсе не медведя. Безыскусная застройка скромненьких спальных районов поредела. Впереди виднелся с торца большой особняк, который, судя по очертаниям прилегавших к нему территорий, и был личными владениями мэра. Но и здесь чуть большего оживления, которое Фай ожидал обнаружить, не наблюдалось.
Изначально он намеревался немного пошпионить. Без какой-либо конкретной цели, однако так его шансы заметить что-то, что могло бы оказаться полезным, становились даже выше.
Но его внимание, и без того не слишком сосредоточенное на столь неопределённой миссии, по дороге перехватило нечто другое.
Частью этой территории был сад. Либо парк. В это время года наверняка сказать было сложно. Серую землю укрывал плотный ковёр из потемневших листьев, а голые деревья тянули вверх свои ветви, напоминавшие длинные, костлявые пальцы чудовища из иного мира. Долго искать вход Фаю не пришлось, однако на том висел замок. Недолго думая, юноша вскарабкался по железной изгороди и ловко перемахнул на ту сторону; подол куртки чудом не задел ряд острых шпилей, венчавших забор. Очевидно, по какой-то причине ему не следовало тут находиться, но Фая не слишком волновало, по какой именно. Завидев издали необычно светлое на фоне местных пейзажей пятно, он был не в силах проигнорировать и пройти мимо возникшей перед ним загадочной красоты.
Одно дерево здесь выделялось на фоне прочих. Настолько, что глядя на него, можно было с лёгкостью забыть, что вокруг были и другие деревья. Массивные корни, удерживавшие крепкий ствол, пробивались из-под земли наружу, однако стояло оно прочно и уверенно, вырастая высоко над головой, спокойно удерживая даже такую пышную крону... поначалу Фай принял это за снег. Но то были цветы. Нежные белые лепестки щедро сыпались вниз, источая тонкий аромат цветения, будто в самый разгар весны. Фай повидал всякого. Но впервые ему было так сложно поверить в то, что он видел.
Пленённый этой полуреальной картиной – поэтому он далеко не сразу заметил другого человека. От него, впрочем, исходила очень своеобразная аура: у Фая не было никакой уверенности, что он заметил бы его раньше, даже если бы они оказались вдвоём в одной комнате. На нём было что-то вроде белого халата – довольно тонкого для стоявшей нынче погоды, – повязанного поясом из шерсти. Светло-русые, неровно стриженные волосы практически просвечивали остатками солнца, которое ещё достигало земли сквозь толщу потемневшего неба – и падали на красивое, но нездоровой бледности лицо. Стоявший прямо под деревом незнакомец, увидев его, попятился на полшага назад, ступая босыми ногами прямо по холодной земле. Он смерил Фая взглядом, настороженность которого как-то чересчур быстро сменилась скорее уж просто... неудовольствием. Как бы там ни было, Фай не почувствовал исходящей от него угрозы. Быть может, именно поэтому вопрос, который ему больше некому было задать, сам по себе сорвался с губ:
— Это яблоня ведь?.. Но как? Ноябрь на дворе.
Примерно такой же, каким он воображал его себе, увидев его владельца, послышался тихий голос:
— Она цветёт круглый год с того дня. Тогда тоже была осень, – произнёс человек. Ничего из его объяснения Фай не понял, да и не должен был, потому что тот явно разговаривал больше с собой. Внезапное появление чужака его, может, и не взволновало так сильно, как должно было, но само его присутствие явно тяготило.
Пока Фай колебался, стоит ли всё же, несмотря на это, попробовать завязать дальнейший диалог, настроение его потенциального собеседника резко переменилось не в лучшую сторону. Причиной тому должно было быть что-то прямо у него за спиной, догадался Фай по тому, куда был направлен его взор. Маг обернулся.
Он ведь совсем не слышал шагов... Но возникший из ниоткуда, буквально метрах в пяти от него стоял рослый мужчина в тёмном. Тоже по-своему приятен на лицо, если вглядываться в отдельные черты, однако в нём было нечто отталкивающее. Фай натянул точно такую же бесцветную улыбку, с которой тот смотрел на них двоих.
— Что тебе здесь нужно? – довольно резко заговорил первый из встреченных Фаем за сегодня незнакомцев. Ему показалось крайне забавным, как тот задавал подобный вопрос лишь сейчас и определённо – не ему. Светловолосый мужчина взирал на нового незваного гостя с откровенной враждебностью, переходящей практически в презрение, и более всего напоминал животное, агрессивно пытающееся защитить свою территорию, однако сознающее, что захватчик крупнее и сильнее.
— Не беспокойся. Я, можно сказать, просто прохожу мимо, – снисходительно произнёс второй. — Хотел поинтересоваться как у человека, который слоняется здесь без дела денно и нощно, не видел ли ты в последнее время никого, похожего на Сумераги Субару?
Знакомое имя щёлкнуло у Фая в уме, привлекая его внимание. Но что-то при этом как будто было не так.
— Не знаю, что заставило тебя полагать, будто я его нянька, но ты ошибаешься, – фыркнул человек. — Не было его здесь.
— Сумераги? Разве не Широ? – вмешался Фай.
Незнакомец повернулся к нему. У Фая уже начинали неметь мускулы лица оттого, каких трудов ему стоило удерживать на нём прежнее выражение, пока мужчина препарировал его одними глазами. Как-то странно, иначе отражался свет в правом. Поистине этот человек всё больше и больше заставлял его неестественно сомневаться, человек ли вообще был перед ним.
Испустив вздох, который он назвал бы хорошо скрываемо, но слегка раздражённым, незнакомец развёл руками.
— Мне по большому счёту нет никакого дела до того, что сейчас происходит в городе, – протянул он, как бы извиняясь. — Но полагаю, удостовериться, что никто не будет совать нос в не свои дела – часть моей работы.
Брови Фая вопросительно дёрнулись вверх. Вдруг что-то блеснуло в руке мужчины. Спокойно наблюдая за тем, как тот стремительно приближается, он подозревал, что совсем скоро ему представится шанс разглядеть поближе...
Показавшийся прямо из-под рукава тонкий, но идеально наточенный клинок точно не был простой игрушкой, раз так уверенно выдержал встречу с лезвием Гинрю. Непредвиденное сопротивление заставило противника на время отступить. Курогане предчувствовал серьёзное столкновение и воспользовался паузой, чтобы негромко отчитать спутника:
— Чего встал, как изваяние Будды, жить надоело?
— Просто увидел тебя краем глаза, – беззаботно ответил Фай.
Курогане фыркнул и вновь сосредоточился на оппоненте. Справедливости ради, попытайся даже Фай применить свои какие-никакие навыки самообороны или просто удрать – это не увеличило бы его шансы. Курогане было достаточно одной атаки (подчас ещё до того, как та приблизится к цели), чтобы по ней определить, рвался ли кто-то в бой, неправильно оценив расстановку сил, хотел помахать кулаками или чтобы отнять жизнь. Курогане не имел ни малейшего представления, кто этот человек и что он здесь делает. Но они были одной породы.
Ни капли пока не пролилось на землю, но вдалеке послышались басистые раскаты грома.
Курогане решил не сдерживаться. На войне – так на войне, к тому же другой начал первым. Он не видел ни одной причины, по которой непременно должен оставить мужчину в живых, какой бы оборот ни приняло сражение. Сам перешёл в наступление.
Противник больше не спешил атаковать. Курогане знал, что тот изучает его, но глупо было с его стороны полагать, будто и Курогане не делает того же. Он просто терпеть не мог выжидать. Но это не значило, что он бездумно разил мечом воздух. Сколько бы тип ни уклонялся – он повышал этим вероятность того, что в следующий раз это у него уже не получится.
Что Курогане раздражало, так это то, что ему каким-то образом удавалось удерживать прочный зрительный контакт между ними. В глаза надо смотреть собеседнику, а ты лучше б следил за боем как следует, негодовал ниндзя. Только он следил. Но постоянно прикованный к одной точке взгляд оппонента загонял Курогане в жёсткие рамки в том, насколько он мог предугадать его действия. Собственно, это больше всего и раздражало.
Лезвие Гинрю пролетело в угрожающей близости от чужой шеи. Противник отклонился назад, возвращая дистанцию между ними, и что-то просвистело мимо уже его лица. Курогане метнул быстрый взгляд через плечо. Два маленьких ножа застряли в стволе дерева – откуда тут вообще взялось цветущее дерево на пороге зимы? – заставив жмущихся к нему двоих юношей отодвинуться ещё дальше.
Опустевшая левая рука противника вдруг снова пришла в движение. Курогане хоть и не совсем представлял себе, чего ожидать, но даже так не угадал. Атака настигла его сзади. Не видя, от чего, но Курогане чудом успел отпрянуть. Что-то вроде нити слабо блеснуло в воздухе, и один из не так давно оставшихся в дереве ножей вернулся в руку мужчины.
Курогане фокуса не оценил. «Выкинешь такое ещё раз – и я намотаю эту леску тебе же на хер», – мысленно ругнулся он.
Разрыв подошвой сапога землю, Курогане был готов ринуться в бой и с ещё большим рвением пролить гораздо больше крови, чем успело пролиться его, но его догнал громкий, настойчивый окрик.
— Прекратите это немедленно!
Заставший нихонца врасплох не больше, чем на крошечную долю мгновения, он не был способен удержать его сам по себе. Однако другой мужчина тоже остановился.
Тогда Курогане развернулся снова. Второй местный чудак, который пережидал развязавшийся поединок вместе с Фаем, сжал подрагивающие кулаки и кривился, подобно истеричной юной барышне. Степень его негодования, впрочем, соответствовала чему-то куда более серьёзному, чем от такой барышни стоило ожидать – по меньшей мере осквернению родового святилища.
— Убирайтесь отсюда, пока я не позвал из особняка охрану, – прошипел он. Курогане лишь вовремя появился и сделал то, что от него требовалось, но он примерно настолько же не имел ни малейшего понятия, кто все эти люди и что здесь вообще происходит, насколько не горел желанием в этом разбираться. Конечно, лёгкое разочарование от прерванной драки ныло в мускулах и потребность расквасить самодовольную физиономию незнакомца никуда не делась, но тот уже утратил к Курогане всякий интерес, а бить исподтишка было не в его характере. Курогане убрал меч в ножны.
Другой, нервный, выдернул из ствола дерева оставшийся в нём нож. Брюнет, приблизившись, попытался забрать его, но первый, пусть и не слишком убедительно, с нескрываемым гневом сжимая рукоять костлявой кистью, выставил его перед собой острием вперёд.
— Хорошо, можешь оставить себе.
Перепалка закончилась так же быстро, как и развязалась. Находиться здесь дольше – зачем, наблюдать за дальнейшим выяснением отношений диковинной парочки? – Курогане смысла не видел. Пришельцы успешно ретировались.
— Во что ты опять успел вляпаться, едва за порог вышел?
Больше не делая остановок, они двинулись в сторону убежища.
— Извини, но я знаю не больше тебя.
Хотелось бы Курогане отнестись к этому утверждению скептически, но не выходило. В том, что касалось других, Фай был весьма охоч почесать языком: если бы за столь короткий промежуток времени ему удалось выяснить что-то важное о местных делах, он бы уже вовсю стрекотал у него под ухом, не спрашивая у Курогане на это одобрения.
— Знаешь или нет, но уж сообразительности не лезть ко всем, у кого на лице написано «отпетый головорез», тебе должно хватать, мне казалось.
— Но тогда мы сейчас бы не разговаривали.
Пускай смешанный с раздражением, однако у Курогане из груди вырвался едкий смешок.
— Ушибленные на голову часто как раз таки куда сообразительнее, чем те, у кого с ней всё нормально, – заметил он.
— А у тебя был богатый опыт общения с такими?
— Теперь – да.
Он внимательно посмотрел на Курогане, улыбнувшись неестественно широкой улыбкой, сквозь которую слишком отчётливо пробивалась подлинная реакция. Одна из тех, которые давали Курогане повод побыть довольным собой чуть больше, чем обычно.
Подумав немного, Фай протянул:
— Кстати, ты не так много рассказывал о том, чем ты занимаешься на родине.
Настроение Курогане снова начало стремительно портиться.
— Тоже мог бы и сам догадаться, почему, – пробурчал ниндзя.
И было бы куда проще, если бы он действительно не догадывался.
— Но ведь я – абсолютно посторонний человек, который не сможет как-то использовать эту информацию, если вообще захочет... мы даже не в Нихоне, – возразил Фай.
Доводы он, как и всегда, приводил справедливые, только Курогане всё не покидало ощущение, будто в выбранном им направлении логики блондин пытался увести его в сторону от самого главного. Заключались ли опасения Курогане лишь в том, что он мог доверить не подлежащие широкой огласке сведения кому-нибудь «не тому»? Скорее он просто привык, что молчать о некоторых вещах было делом настолько самим собой разумеющимся, что больше об этом не задумывался.
— И чего ты от меня хочешь, сказку на ночь?
— Можно и на ночь. Нервы у меня крепче, чем кажется, – кротко согласился Фай.
— Да там и рассказывать-то практически нечего, если говорить про последние пару лет, – нехотя признался нихонец. Благо, что Курогане не был ни военным в привычном смысле этого слова, ни «настоящим» шиноби – для него работа нашлась бы всегда, даже если заключалась она в том, чтобы молча ходить с Цукуёми по магазинам. Но это правда, что нынешняя политика его страны – как внешняя, так и внутренняя – создавала условия, в которых его «вмешательство» требовалось всё реже. В большой перспективе это было благом: значит, они наконец вошли в мирные времена, в которых простой мужчина мог возделывать поля, растить детей и ложиться спать, зная, что ждёт его завтра. Жизнь Курогане... не была настолько «нормальной». А потому его одолевали двоякие чувства.
Фай, уловив, должно быть, их отблеск в неуклюжем ответе Курогане, озадаченно склонил голову набок.
— Да расскажи хоть что-нибудь. Мне просто любопытно, какая она, твоя страна. Можешь немножко приукрасить.
— Можешь хоть сейчас сам поехать да посмотреть, – выпалил Курогане.
Он сделал два или три широких шага, пока заметил, что оставил ими вдруг резко остановившегося спутника позади. На лице Фая застыло какое-то... очень странное выражение.
Он просто ляпнул, не подумав, поддавшись раздражению, вызванному настырностью спутника. Курогане начал смутно догадываться, что в нём могло так странно отозваться на эти слова, только когда юноша ровно, задумчиво протянул:
— Если это приглашение, то я подумаю.
Курогане, резко ускорившись, больше не стал дожидаться, предоставляя спутнику нагонять его самостоятельно. Нет, конечно, они не могли «хоть сейчас» выдвинуться в Нихон, как бы ему ни хотелось, чтобы всё было настолько просто; как бы Курогане ни убеждал себя, что всё было не намного сложнее.
Да и что это за ответ такой, «я подумаю»?! Для себя Курогане никакого другого, кроме возвращения на родину, завершения всей этой истории не рассматривал. Нет, конечно, он сам ещё не задумывался о том, как «свести одно с другим», но... Прошло какое-то время с момента обоюдного признания ими их особых отношений, волнение, принесённое новизной чувств, слегка улеглось, и к Курогане вернулись сомнения, потому что он понял: в конечном итоге это могло не значить ничего. Ну и что с того, что сейчас они были любовниками, пусть даже искренне наслаждаясь обществом друг друга – вокруг этого не могла крутиться вся жизнь. Уже сейчас Фай был причиной, по которой Курогане не мог вернуться. А если однажды станет ясно, что он никогда не сможет вернуться, пока остаётся с ним – что он будет делать тогда?
...Нужно было срочно менять тему.
Тогда Курогане и вспомнился вчерашний разговор за выпивкой.
— Почему ты попытался скрыть, что владеешь магией? Не доверяешь им?
В тот момент Курогане выбрал осторожно подыграть спутнику, понимая, что за этим должны были стоять какие-то его соображения. А на Фая он всё же привык полагаться больше, чем на людей, которых знал от силы неделю. Но сейчас, когда они остались вдвоём, спросил без обиняков.
Но внезапно по Фаю было совсем не похоже, что он готов дать ему чёткий и простой ответ, на который Курогане почему-то настроился.
— Не в этом дело.
— А в чём?
— Тебя это никак не касается. Как ты любишь говорить, – произнёс Фай, тихо усмехнувшись. Курогане нахмурился, но в итоге мысленно согласился, что, возможно, и правда не так сильно хочет вникать, если дело касалось новой... специализации партнёра.
Курогане был бы не прочь остаток пути провести в молчании. Оба наговорили уже достаточно лишнего. Поэтому он долго держался, никак не реагируя на взгляд, который отчётливо ощущал на себе уже какое-то время. Если Фаю было, что ещё сказать – то было только его заботой. Если бы только не вышло, что он с этим совершенно не торопился. В итоге терпение Курогане лопнуло раньше.
— Чего пялишься? У меня что-то на лице?
— Вообще-то, и правда...
Курогане снова буркнул, не слишком перебирая словами... он даже задуматься не успел, что у него и в самом деле могло быть что-то на лице.
— Я думаю, тот человек всё-таки задел тебя, когда разбрасывался своим... имуществом, – протянул Фай. — У тебя довольно длинный порез вот здесь, – он указал на свою щёку.
Теперь, когда он заговорил об этом, Курогане пришлось признать, что на коже до сих пор оставалось неприятное тянущее чувство, которое нельзя было списать на ту фантомную боль, которая иногда ещё несколько мгновений пронизывала её поверхность после едва-едва избегнутого ранения.
Бегать вокруг этого «ранения» он, впрочем, смысла не видел; он мог просто неудачно побриться, и результат был бы тем же.
— Царапина, – отмахнулся он.
— Но она до сих пор кровит, – возразил Фай. Тоном, недостаточно настойчивым, чтобы сравниться с упрямостью Курогане – но пальцы крепко обвились вокруг его предплечья, вынуждая мужчину затормозить. Курогане собирался, не сдерживаясь, высказать своё недовольство, когда, пристав на носки, Фай вытянул шею и одним быстрым движением прошёлся кончиком языка по его щеке.
Чуть не выронив ведро, полное воды, которое нёс всё это время, Курогане тотчас отпрянул.
— Ты..! Это ещё что за выходки!
— Слюна – естественный антисептик, – невозмутимо объяснил Фай. — И вообще, мы столько раз целовались, чего ты стесняешься?
— Это другое!
Лишь потому, что когда это впервые случилось, инициатором был сам Курогане, и желание к тому моменту незаметно вызрело в нём. Но если сам Фай делал что-то новое и без предупреждения – это ощущалось им совсем иначе. Кровь, прилившая к голове горячим потоком, грохотала в ушах.
Курогане определённо предпочитал, чтобы он этого не делал.
— Куро-сама, ты безнадёжен, – протяжно вздохнул Фай, одарив его какой-то особенной улыбкой, за которой словно таился некий намёк... как хорошо, что Курогане не понимал намёков. Не понимал скорее принципиально, нежели действительно не понимал.
Несколько холодных капель упало ему на макушку, пока они добрались до укрытия.