Ситуация получила развитие, пускай и самое неожиданное. Ну, у Фая-то каких-то непримиримо конкретных ожиданий на её счёт и не имелось, поэтому он был избавлен от того, чтобы сейчас наравне с остальными справляться с последствиями их крушений. Он с праздным любопытством следил, какой оборот дела примут в дальнейшем, но скорее в качестве стороннего наблюдателя. Ему всего лишь всегда легко давалось «вписываться» в окружение, чтобы не брать на себя чересчур много ответственности, но и не выдавать того, что он был здесь лишним.
Курогане вряд ли так легко и скоро выпустил бы спутника из виду после произошедшего днём ранее. Однако его, как раз таки любившего перетягивать на себя одеяло, полностью заняло текущими заботами их маленького, но подающего надежды сопротивленческого движения с самого утра. Приглашения присоединиться Фай не получал, да и приходилось признать, что он, хоть и обладал воображением и способен был выстраивать простейшие логические цепочки, в таком мало что понимал.
Возможно, из-за того, что ему не хватало немного той внутренней вовлечённости, но у Фая не слишком получалось воспринимать происходящее в Миллисенте как настоящую военно-революционную кампанию... её даже сам Курогане когда-то окрестил «игрушечной». Только впоследствии ему так славно удалось втянуться в эту игру – что Фаю не хотелось портить ему веселье. Фаю же, чутьё ли то было или нечто иное, но что-то настойчиво нашёптывало, что куда менее очевидного и зримого, где-то под кожей этого города скрывалось много куда более занятного.
После минувшей бури небо окутывала полупрозрачная дымка тумана; и всё же солнце, чьего диска пусть и было не видать на нём, почти слепило в глаза. Его белесый призрачный свет оттенял силуэты голых деревьев, делая картинку перед взором Фая практически чёрно-белой.
Беловолосый юноша глядел на то, как он приближается, с без всякого внутреннего ограничения отражавшимся на лице неприятным изумлением. Это было ожидаемо, ведь он, во-первых, никогда не заявлял о своём желании насладиться как-нибудь компанией Фая после того, как в прошлый раз их прервали (и вряд ли таил его в сердце). Ну и в конце концов, любой бы смотрел, как на безумца, на человека, который столь невозмутимо бы явился без веской причины туда, где его совсем недавно чуть не лишили жизни.
— Тебе настолько хочется дать этому порочному садисту окончить начатое? – пробормотал тот в смятении.
— Он нечасто здесь бывает, как у меня сложилось впечатление из вашей беседы, – озвучил Фай нехитрое допущение. У него не было ощущения «жертвы», на которую теперь собирались целенаправленно вести охоту. Фаю вполне твёрдо верилось, что тому человеку было решительно всё равно, кто он и какое значение имели его жизнь или смерть в перспективе долгоиграющей. Юноша оказался не в то время не в том месте, не более. Минута никогда не повторится, а опасность, которую он и в прошлый раз не успел толком распробовать, не была способна отвадить его от столь интригующего места.
— Это всё лишь на словах. Никакая договорённость не может ничего гарантировать. Уезжать бы тебе отсюда, пока они все заняты делами поважнее.
Произнесённое незнакомцем – вдобавок слишком равнодушно, чтоб хотя бы по вложенным в это эмоциям он мог попытаться считать контекст – настолько не имело для Фая смысла, что слишком быстро, практически не задев его мыслей, рассеялось вместе с ещё одним навсегда ускользнувшим мгновением.
— Как вам всем одного моего вида достаточно, чтобы так сразу понять, что я не отсюда? – полюбопытствовал он.
Дело точно было не в акценте – он не знал, каким языком вообще пользовались в Миллисенте, но его магическое искусство давно избавляло его от беспокойств по этому поводу, – и вряд ли был способен разрастись до таких размеров и достичь своего уровня промышленного развития город, населённый столь скудно, чтобы все тут чётко поперезнали друг друга в лицо.
Человек скучающе протянул:
— Оно не в том, как ты выглядишь. Когда смотришь на себя в зеркало, ты видишь лишь собственную наружность или что-то ещё?.. Впрочем, скорее всего, около того. С самим собой проводишь слишком много времени и уже не замечаешь.
У Фая недолго заняло сделать для себя открытие, что с ребятами с фабрики они ещё относительно быстро приноровились понимать друг друга. Разница менталитетов и прочие культурные различия в той или иной мере в самых разных своих проявлениях неминуемо настигали путников на каждом новом месте. Но с представителями многих этих культур Фаю, например, хотя бы единожды доводилось пересекаться в своей прошлой зальной жизни. Он удивлялся, однако его мало что по-настоящему заставало врасплох. Пока их не занесло в этот город. Насколько сложно, не являясь частью этой культуры, должно было быть постичь умом или хотя бы чистой интуицией её логику, если даже по определению идеальный переводчик, работавший у него в голове, казалось, едва справлялся со своей задачей?
— Могу я узнать твоё имя?
Незнакомец нахмурился. Он сразу его раскусил: имя было той самой тонкой, но прочной соломинкой, по которой уже можно было двигаться уверенным шагом, сокращая расстояние между двумя людьми. Он мог и не подарить Фаю такой возможности, если уж всерьёз хотел поскорее от него отделаться. Но к немалому удивлению того, мужчина вымолвил:
— Какьо.
Фай представился в ответ, как того требовали приличия, хотя уже представлял себе, насколько его собеседнику было всё равно.
— Само твоё присутствие здесь говорит о том, что формально мы по разные стороны баррикад. Мне, наверное, стоит быть осторожнее, – протянул с деланым простодушием маг. — Всё-таки ты как-то вовлечён в дела мэра... или кого бы то ни было, кто теперь его заменяет.
Какьо мрачно усмехнулся.
— Значит, вы уже в курсе. Этот ребёнок и впрямь нашёл то, что искал.
— Так на самом деле ты видел Субару?
— Я не заключал с Сакуразукой никаких договорённостей, по которым был бы обязан оказывать ему содействие, – фыркнул он.
— Но всё-таки он как минимум брат Камуи. Вашего нынешнего врага, если я правильно понимаю, – справедливо возразил Фай.
— Врага... – эхом повторил Какьо, словно не слишком успешно взывая к памяти о том, когда он слышал что-нибудь об этом. —Мне всё равно. Это не имеет ко мне никакого отношения. К тому же, он её сын... Это всё, что нас связывает, но мне было бы исключительно сложно найти причины, чтобы захотеть усложнить ему жизнь.
— «Её»?
— Леди Сумераги.
Исходя только из того, что Фай уже знал, посредством здравого смысла такой ответ ему было по силам отыскать и самому. Но в том, как это имя сорвалось с уст Какьо, заключалось что-то, то самое, из-за чего из звуков складывалось в первую очередь не имя, но образ конкретного человека. Он проступал сквозь удивительную смесь раболепного трепета, теплоты и грусти, которыми человек перед ним полнился до краёв, произнося его.
— Она была моей наставницей. Единственным человеком, который когда-либо обо мне заботился.
— Наставницей в чём?
— Я сновидец. Сновидец при этом доме, – он кивнул в сторону особняка.
— Значит, она тоже была сновидицей?
— Она отрицала, если вопрос ставили именно так. Провидение редко обходится без лишений, которые оно приносит в жизнь того, кто им обладает – такова цена. Но я думаю, что она могла обладать задатками этого дара.
По ходу их путешествия Фай начал видеть людей как средоточия историй. Историй, из раза в раз обманывающих его ожидания в своей непохожести.; и в том, как неожиданно охотно порой ими делились.
— Меня нашли у реки в оставленной кем-то бельемойке, – поведал ему Какьо. — Никто за мной не пришёл, и никто не сознался, что оставил там младенца, какими бы ни были причины. До шести лет я рос в приюте. Потом у меня проявился дар. Тогда меня забрали сюда.
— Вот так просто?
— Так у нас говорят: «Дом Широ стоит по правую руку от Главного дома, дом Сумераги же...». Как думаешь?
— По левую?
— Нет, тоже по правую, но немного позади. Ни один из Трёх домов не «подчиняется» какому-либо другому, в чьих руках ни была бы формально власть над городом в данный момент. Каждый обладает достаточным авторитетом, чтобы, если вдруг потребуется встать на защиту собственных интересов, переломить ситуацию. Род Сумераги из поколения в поколение славится сильными медиумами. Старик мог рассчитывать на их поддержку в обычное время, но неудивительно, что ему хотелось упрочить независимость своего дома. На сироту некому претендовать. Подобрал, сдул пыль, спокойно положил в карман.
— И что же, он спокойно позволял наследнице дома, которому не доверял, «шариться» в этом кармане настолько, чтобы она стала для тебя наставницей? – справедливо высказал сомнение Фай.
— Я представлял некоторый интерес для него, но не более, – сухо бросил Какьо. — Я просто жил в его доме. Возможно, он планировал поручить меня госпоже Хиното, также уже проявившей свои способности, но ей тоже не было до меня большого дела. В конце концов, мы практически ровесники. Она была точно таким же ребёнком, как и я.
— По всей видимости, вы были близки с госпожой Сумераги, – осторожно начал Фай. — Могу ли я в таком случае узнать, известно ли тебе что-нибудь об обстоятельствах её...
Не было нужды договаривать. То самое слово, которое Фай решил не произносить, витало в воздухе с самого начала: ничто в том, как Какьо вёл свой рассказ, не давало ему сомневаться, что он говорит о покинувшем этот свет человеке, и тот сам не забывал об этом ни на секунду. Быть может, Фай так хорошо улавливал подобные вещи благодаря собственному опыту.
И всё же тень наползла на бледное лицо второго юноши. Он взглянул вверх, на затянутое облаками небо, словно взывал к нему, прося продолжить его исповедь вместо него. Тем не менее, глубоко вздохнув, он продолжил. На первый взгляд казалось странным, что он вверяет нечто столь сокровенное Фаю, которого видел всего лишь второй раз в жизни, но Фай уже знал, как работает и это. С какой внезапной лёгкостью, будто сама по себе, открывалась душа навстречу случайному слушателю, с которым ваши дороги пересеклись лишь на одну развилку.
— Она сделала это для меня.
— Сделала что?
— Дар, который не даётся землёй просто так, помнишь? – с горечью произнёс мужчина. — В какой-то момент стало ясно, что болезнь заберёт мою жизнь очень рано. Меня мало что удерживало в этом мире. Страдания, которые каждый день обрушивались на меня с пробуждением, уже затмили желание в нём оставаться. Я смирился. Но она... Она забрала мою смерть.
— Забрала... смерть?
Очередной ответ не избавил Фая от новой волны вопросов.
— Она умерла вместо меня. Её тело нашли возле этого самого дерева. Вскоре моя болезнь отступила и больше не давала о себе знать. Я унаследовал жизнь человека, который заслуживал прожить её сам, во что бы то ни стало, даже если мне пришлось бы умереть. Я заслуживал этой жизни в последнюю очередь, – выдавил он сквозь застарелую, глухую, но безусловно боль. Фай не нашёл в себе сил что-либо сказать. Ему словно напихали в черепную коробку ваты.
Ему пришлось бы приложить непомерное усилие, чтобы вытряхнуть её, если бы вдруг возникшее со стороны особняка оживление не привело в напряжение его чувства. Фай вернулся в момент, сконцентрировавшись на нём.
Это могло стать неплохим шансом, чтобы и впрямь пошпионить, но с другой стороны – но его товарищей уже должен был сложиться план действий на самое ближайшее время, и он рисковал всё испортить, если бы что-то пошло не так. Маг предпочёл отступить и улизнуть, пока его никто больше обнаружил.
— Эй. Погоди, – Какьо сбивчиво окликнул его в последний момент, слишком явственно выдавая себя в том, что не потрудился удержать имя Фая в памяти. Юноша обернулся.
— Тот, второй, что был здесь в прошлый раз... Скажи, мог бы я попросить его об одолжении?
Перепутать, о ком он вёл речь, было бы довольно сложно; и всё же неожиданное упоминание им Курогане Фая огорошило.
— Смотря какого рода одолжении, – протянул Фай и снова удивился: он что, правда звучал сейчас по каким-то совершенно неясным причинам (уж вряд ли потому, что Какьо его задерживал)... почти недовольно?
— Он бы согласился убить человека по его собственной просьбе?
— Тебе стоит спросить у него самого, – отговорился Фай. Это был очень странный разговор, а ему в самом деле нужно было уходить.
— Я спрашиваю у тебя, есть ли смысл мне просить его об этом, – сухо изрёк Какьо. Порядочно раздражённым выглядел уже он.
Фай неопределённо покачал головой, после чего покинул парк.
───────※ ·❆· ※───────
Они провели в убежище уже больше недели (хотя каким-то странным образом времени удавалось обманывать Фая, что ему казалось, будто то идёт гораздо медленнее, чем обычно). Необходимость вести совместный быт отлично справилась с тем, чтобы чужаки и местные привыкли друг к другу.
Однако о Субару, вернувшемся днём ранее, первые сейчас знали на порядок меньше, чем об остальных. А им в ближайшее время предстояло всем вместе отправиться на их первую совместную и, скорее всего, довольно опасную вылазку. На вероятность её успеха в немалой степени влияла степень безоговорочного доверия между участниками. Фай, конечно, по-настоящему доверял только Курогане, а от остальных просто примерно представлял, чего ожидать... О Субару у него также сложилось определённое впечатление, но будучи первым, оно имело все шансы его обмануть.
Поэтому когда уже после ужина, довольно поздно вечером возвращаясь из душа, он натолкнулся на того в одном их коридоров, Фай решил забросить удочку.
— А, Субару, – беспечно окликнул он мальчика. — Ещё не спишь?
— Мой режим сна до сих пор в полном хаосе, – признался он, неловко усмехнувшись. — Я сегодня выбрался из постели только к обеду. Вряд ли усну в ближайшее время.
— Нам придётся завтра выйти довольно поздно. Так что, возможно, это даже на руку, – приободрил его Фай.
Вообще-то Фай совсем не видел его как возможный повод для беспокойства: Субару правда показался ему неплохим парнем. Он держался довольно спокойно и собранно сам с собою, но когда заговаривал с кем-то – все эмоции были написаны у него на лице. Наверное, Фая просто вела привычка. Зальная «семья» вспоминалась ему как противоречивое смешение искренности, взаимовыручки и лицемерия. Неважно, насколько бесконечно милы люди вокруг тебя – когда коллектив собирает в себе их множество, предсказать заранее результат и тот сонм происходящих в нём маленьких химических реакций становится непросто.
У Фая был на уме примерный курс, в сторону которого он хотел увести их разговор – оставалось только сделать это наиболее плавно. Он хорошо умел навязывать своё общество так, чтобы раздражение его «жертвы» росло медленнее, чем он успевал извлечь ту выгоду, которую искал в разговоре. Иными словами, Фай привык к ситуациям, когда ему приходилось придумывать, как поддержать разговор в отсутствии интереса собеседника к его персоне. Так что его немного удивило, когда Субару вдруг спросил сам:
— А вы с сэром Курогане приехали издалека?
Спросил осторожно, хотя не составляло труда догадаться, что тот ожидал услышать конкретное место. К счастью, Фаю удобно было притвориться, что он не зрил дальше того, что было на поверхности.
— В некотором смысле мы встретились уже «по дороге». Но это было довольно далеко отсюда, да, – задумчиво протянул он.
— Вы действительно выглядите так, как будто родом из разных мест, но при этом словно... путешествуете вместе довольно давно, – незамутнённая честность мальчишки стала для Фая очередным сюрпризом. Хотя, возможно, поздний час и тот факт, что здесь и сейчас они были только вдвоём, подпитывали доверительность их беседы.
— В масштабах жизни и такой срок мало что значит. Но я пришёл к выводу, что дело не в том, как давно ты знаешь человека, а в том, при каких обстоятельствах на протяжении этого срока вы узнаёте друг друга, – изрёк Фай.
— М-м-м, наверное, – очевидно, Субару никак было не сопоставить это его наблюдение с личным опытом. Но он точно не изображал усилия, с которым всерьёз обдумывал его слова.
Фаю стоило насторожиться, если он собирался и дальше выдерживать безопасную дистанцию. Но каким-то образом тогда он упустил все очевидные тревожные сигналы.
— Шпионить за людьми мэра в самом деле было так опасно?
— Если бы я действительно шёл на риски, в итоге всё это заняло бы гораздо меньше времени, – снова неровно усмехнулся юноша. — Просто... «если меня раскроют – будет уже неважно, как много мне удалось выяснить». Так я рассудил. И то было пару раз, что я чуть не попался.
— Тебя искал один человек, – вспомнил Фай. — Он, возможно, знает, что ты был где-то поблизости. Я правда не имею ни малейшего представления, какова его роль во всём этом.
Но Субару, несмотря на скудность его описания, кажется, мгновенно понял, о ком речь. И честно говоря, он не выглядел и вполовину достаточно обеспокоенным, если судить по тому, каким тот тип запомнился Фаю. Упоминание этого человека вызвало у Субару эмоции совершенно иного рода, но Фай, лишь наблюдая за ним со стороны, к сожалению, ещё не мог с уверенностью дать им название.
— Я бы и сам хотел с ним встретиться, но время неподходящее, – неожиданно признался он.
— Что вас с ним связывает?
— Это... довольно длинная история. И я сомневаюсь, что смогу объяснить. Если честно, я даже тем, кто знает нас обоих, не в силах этого объяснить.
— Можно и не объяснять, – мягко заметил Фай.
— Мы были довольно близки в прошлом. Я верю, что и сейчас близки, хотя... много чего произошло.
— Мне показалось, что репутация среди миллисентцев у него сложилась не в пользу того, чтобы назвать такое знакомство желанным.
— Мне немного неловко признаваться, но раньше я правда считал... всё это всего лишь слухами, – грустно улыбнулся Субару. — Я не хочу, чтобы это звучало как-то в духе «Он был совсем другим, когда мы общались». Но он... игнорировать эту разницу я тоже не могу.
Юноша вздохнул.
— Примерно это я и имел в виду, когда говорил, что не сумею объяснить.
— Ничего страшного. Я сам поднял тему, так что выражай свои мысли такими, какие они есть. Если ты, конечно, не против того, чтобы доверить их мне.
— Он убил мою мать.
Маска, застывшая на лице Фая, пристала к месту намертво. Настолько, что он сам, наверное, мог бы подняться и уйти, но пустая, безжизненная улыбка продолжала бы вторить тому, что Субару говорил, независимо от того, сколько ещё невероятных признаний должно было последовать.
— Ты уверен, что хочешь доверить мне нечто настолько серьёзное? – осторожно высказал Фай свои сомнения.
— Многого я правда не смогу рассказать. Но столько воды утекло с тех пор, что сам факт этого я уже давно не воспринимаю как тайну... скорее как вещь, которую мне не стоило бы говорить большинству людей, которых я знаю, – спокойно разъяснил ему Субару.
— ...значит, некоторые определённые слухи оказались правдивыми, – протянул Фай, когда первоначальное потрясение схлынуло и он смог обдумать услышанное, связав одно с другим.
— Слухи остаются слухами. Доказать никто ничего не сможет. Я единственный человек, которому просто выпало случаем узнать правду, из тех, кто не имеет отношения к делу...
— Вообще-то говоря, ещё как имеешь, речь же о твоей матери... – растерянно протянул Фай. — А насчёт Камуи? Она ведь и его мать.
— Он подозревает. Но правды он не знает. Сейширо ему никогда не нравился, и моё с ним общение он не одобряет. Быть может, поэтому он до сих пор не осмеливается меня спрашивать. Чтобы не делать вещи ещё сложнее.
И Субару по-прежнему улыбался. Но это была не такая бездумная улыбка, как у него – в ней, напротив, отчётливо проглядывался весь путь, который парню пришлось до неё пройти.
У Фая не было уверенности, что он хочет заставлять его проделывать этот путь снова. Маг осторожно полюбопытствовал:
— То есть, ты в курсе подробностей...
— На самом деле не настолько. Я достаточно хорошо его знаю: он и не рассказал бы, спроси я... Но он тоже, сам, всегда своеобразно давал понять, что лучше не спрашивать.
— «Лучше» – для кого?
— Мне хочется верить, что для нас обоих.
Немного погодя, юноша добавил:
— Я лишь знаю, что у него не было иных причин этого делать, кроме приказа.
Он не надеялся понять того, чего сам Субару, скорее всего, не до конца понимал. Фай не мог залезть Субару в голову. Не мог залезть в голову никому (если бы и обладал подобной способностью, то уже давно бы раскрыл её в себе и активно пользовался, только бы меньше бывать в своей собственной). В его силах было только попробовать представить: каково это, когда один дорогой твоему сердцу человек убивает другого. Несмотря на то, что один всё ещё жив, ты теряешь сразу обоих. Если смотреть с этой стороны, то, пожалуй, абсурдная, болезненная привязанность, которую Субару, по всей видимости, до сих пор питал к Сейширо, была уже не такой странной.
— Я не просто не могу объяснить это кому-либо из тех, кто в курсе наших дел. Думаю, теперь вы сами понимаете, что я попросту не могу никому из них рассказать, – вздохнул Субару. — И пожалуйста, вы тоже никому...
— Конечно.
Фай решил, что не стоит дальше ворошить эту тему.
— Я заметил, что тебя зовут «Сумераги», хотя по отцу ты Широ, как и Камуи, – вспомнил он.
— Издавна у двух родов были в городе слишком разные роли. Камуи силы нашей матери не унаследовал, а я – унаследовал. Из-за этого им ещё проще видеть в нём продолжение Широ, а во мне – Сумераги, – объяснил Субару. — Хотя до неё мне... ещё очень далеко, если честно.
То, как это было произнесено, вызвало у Фая желание подобрать хоть пару слов ободрения для парнишки, пускай даже он не знал всей картины.
— Ты ещё юн. Главное, что у тебя есть природный дар и стремление, так что со временем всё придёт.
— Не знаю... – осторожно протянул Субару, опасаясь слишком резко отвергнуть его поддержку, но будучи не в силах слукавить. — Мне порою кажется, что в ней было что-то ещё, нежели просто талант и опыт. Что-то своё.
— Однако и у тебя может найтись что-то «своё».
Субару промолчал. Но толика благодарности в этом молчании была.
Поэтому то, что сделал следом, он сделал не иначе как их благих побуждений, только... легче Фаю от этого не становилось. Субару внезапно взглянул на него так встревоженно и грустно одновременно.
— А вы несёте на душе что-то очень тяжёлое.
Субару никак не мог заглянуть так глубоко в него сквозь ледяную стену, которую Фай годами возводил вокруг своих истинных мыслей и эмоций... Если он только не был способен чувствовать исходящую от другого боль физически, подобно кошке.
— Больше, чем человек может вынести в одиночку, – продолжал он. — Но боитесь, что иначе навлечёте беду на других.
— Я уверен, что тебе хватает собственных забот.
Обычно Фай хладнокровно пресёк бы подобную попытку вмешательства. Но преступная добросердечность мальчишки, которую он ранее обвинил про себя в наивности, похоже, возымела свой эффект над ним самим. Душа тяжело осела в груди.
— Я не хочу навязываться, – поспешно заверил его Субару. — Только я боюсь, что ваша ситуация необычна и вам бы стоило знать, что именно является источником ваших бед. Я читаю знаки, но чётко трактовать их у меня пока не удаётся, и всё же, если бы вы позволили, я смог бы сказать чуть больше...
В памяти Фая проступил воспоминанием отталкивающий образ южной гадалки. Это воспоминание, стоило воззвать к нему, каждый раз, казалось, начинало ядом распространяться по его мыслям, отравляя все остальные. Хватит с него предсказаний. Фаю требовалось нечто большее, чем праздное любопытство, чтобы принять это приглашение.
В Субару действительно было «что-то своё». То, из-за чего он неохотно, но протянул мальчику свою руку.
Руки Субару были чуть меньше, чем его, тёплые и приятные на ощупь. Фай заметил необычной формы шрамы на одной из них, но юноша уже принял настолько сосредоточенный вид, что он мог теперь лишь тихо ждать.
— Вы видите чужие сны, – вымолвил Субару. — Это плохо, потому что это сны человека, которого давно нет в живых. Если судьба живого человека путается с судьбой мёртвого, для земли он сам как будто больше не жив.
Убеждённость, что он не понял из услышанного ни слова, сплелась в Фае со странным предчувствием, что где-то глубоко внутри него всё же хранилось это знание.
— ...В таком случае, есть ли способ перестать их видеть? – произнёс Фай. Собственный голос, едва узнаваемый, слышался ему в ушах гулким эхом.
— Я не знаю. Простите.
Субару замялся, но затем добавил:
— Вам, возможно, легче будет отыскать ответы. В том, что известно только вам.
Если и впрямь лучше Фая никому не было известно, как ему быть... он, пожалуй, обречён.
И этот мальчишка, по-прежнему сочившийся неподдельным участием... В жизни Фая хватало людей, чьё благополучие волновало его куда сильнее. И всё же ощущение, будто тот не только чувствовал, но вбирал в себя всё то, что Фай настолько крепко запер в себе, что ему самому оно больше не приносило столько боли, и пропускал себя через каждую секунду, что Фай продолжал находиться рядом с ним... Идея просто так причинить столько мучений ещё одному живому существу не казалась Фаю заманчивой ни секунды.
Субару всё ещё следил за ним внимательно, в ожидании. Фай поспешил не оправдать эти ожидания.
— Завтрашний день будет долгим. Нам всем стоит хорошенько отдохнуть, – улыбнувшись, напомнил Фай. Субару наконец перестал смотреть на него так, и согласно кивнул. Пожелав друг другу спокойной ночи, они разошлись.