— Слушай, Чанёль, я хотел тебе это сказать сразу, как мы начали встречаться, — заламывает пальцы Бэкхён. — Понимаешь, у меня болезнь. Да, ты знаешь, что я болею мизофобией, но, к сожалению, я скрывал от тебя то, что она лишь прикрытие, — он сглатывает и взволнованно продолжает: — У меня аллергия. Аллергия на касания. Любой, кто прикоснется ко мне, оставляет на мне ожог. Моё тело реагирует так, я не знаю, как это лечить так же, как и врачи. Это неизлечимо, Чанёль. Ты никогда не сможешь меня коснуться.
— Ох, боже, Бэк, почему ты молчал?
— Я боялся, что ты сразу же меня бросишь, ведь как можно так жить?
— Да тут и сомневаться не надо, конечно я тебя брошу, Бэкхён, опять ты всё сводишь к плохому концу, — перестаёт имитировать его голос и бьётся головой о зеркало от безысходности. — Почему так тяжело это сделать? — вздыхает и оседает на пол, скользя ладонями по поверхности. Дни летят и летят, а он всё никак не может решиться. Когда парень только собирается ему рассказать обо всём, то Чанёль в такие моменты выглядит таким счастливым: совершает какие-то глупые поступки, покупает мелочи или просто шутит несмешные шутки. И это сводит с ума. — Я слабак, — смотрит на аккуратно заправленную кровать, переводит взгляд на тумбочку, где стоял календарь.
На этой неделе конец ноября.
На этой неделе день рождения Чанёля. И он совсем не знает, что ему дарить.
Нет, в голове есть одна идея. Она каждый раз бросает в краску, стоит только подумать об этом. Но это такой большой шаг в их отношениях. Пак наверняка был бы рад. Только вот сам Бён отбрасывает такие идеи куда подальше, всё ещё боясь. Боясь, что что-то пойдёт совсем не так. Телефон на тумбе голосит на всю комнату, и омега подползает к нему, проводя пальцем.
— Привет, — басит альфа. Вспомнишь солнце — вот и лучик. Бэкхён сжимает кулаки и даже машет ладошкой, развевая своё грустное настроение. — Ты сегодня занят? — эти выходные должны были пройти в тотальной-генеральной уборке, но так получилось, что папа сломал раковину, и родители уехали покупать новую, а значит, половина дня точно уйдет на её установку. И сидеть в своей комнате будет ужасно скучно.
— Привет, нет. А ты что-то хотел? — Чанёль довольно мычит в трубку, от чего у Бэкхёна мурашки бегут. Как можно быть таким прекрасным альфой? Не верится в его существование до сих пор. — И что же?
— Хотел пригласить тебя к себе домой, — наступает пауза, Бэкхён переваривает предложение и закусывает губу, не зная, что ответить. Это страшно с одной стороны, но дико интересно с другой. — Или пока ещё слишком рано?
— А твоя мама?
— Она дома, но сегодня у неё дел по горло на работе, поэтому сидит в своей комнате. Не волнуйся, она нам не помешает, — уже шепчет, и кончики ушей омеги предательски краснеют, а дыхание сбивается.
— Дурак.
— Ну так что? Ты согласен?
— Да, только я доберусь сам, — Пак издаёт вопросительный звук, и Бэкхён не может сдержать улыбки. — Лучше отдрай у себя в комнате всё, пока я еду, — и счастливо кладёт трубку, вставая с пола. Через секунду приходит сообщение с адресом, а это побуждает омегу собираться быстрее. Он закутывается посильнее из-за ужасной погоды и выкатывается на улицу, звеня ключами. Маму он предупредил, встретив от неё ни грамма противоречия в данном недалёком походе к «другу» домой, поэтому душа спокойна.
***
— А вот и я, — тянет Бэкхён, сверкая широкой улыбкой, уже стоя в дверях и оглядывая Чанёля с головы до ног. Выглядел он очень по-домашнему, немного неопрятно, с вихрем из чёрных волос на голове, но зато с огромным счастьем на дне карих глаз. Омега неловко топчется и проходит внутрь, оглядываясь, пока снимает с себя верхнюю одежду. Что уж, в гостях он не был ни разу, разве что у Лухана. Поэтому интересно до жути.
— Ты не замёрз? Мне лучше было тебя довезти, — чешет затылок, и Бэкхён мягко улыбается, уже разуваясь. Он отрицательно качает головой и распрямляется, беря телефон в руки и подходя к альфе. — Блин, может, мне стоило к тебе приехать?
— Моя мама бы очень удивилась, наверное, — тепло смеётся и берёт его ладонь. Чанёль крепче перехватывает и подносит к лицу, целуя тонкие пальцы. Боже, такое действие всегда стопорит парня, он закипает как чайник от смущения, а самое главное — ничего не может поделать с краснеющим полностью лицом. Каждое касание к его рукам отражается приятной волной по всему телу, ведь его касались очень и очень редко. — У т-тебя очень уютно.
— Да, сейчас здесь намного лучше, чем раньше, — стыдливо признаёт Пак. Мама теперь убирается каждую неделю, в отличие от тех недалёких времен. Они замолкают, рассматривая друг друга. Для Чанёля Бэкхён был хрупким и изящным, держать его руки и нежно водить большим пальцем по его тонким — это непередаваемое чувство.
— Как твои дела? — тихо шепчет Бэкхён, мягко улыбаясь. Он стоит перед ним, скромно потупив взгляд от ненавязчивых действий альфы.
— Сейчас очень даже хорошо, ты ведь пришёл.
— Опять ты говоришь такие вещи.
— Ты становишься настолько красивым, когда краснеешь, — Бён поджимает губы и даже сильно-сильно мотает головой, выдёргивая ладони и отворачиваясь. Как же горит лицо, от этого даже стыдно, что он сам не может сдерживать свою реакцию. — Ну ты чего? — разворачивает Чанёль его за плечи и смотрит с такой любовью, что даже дыхание перехватывает.
— Я понял, — тянет Бён, щуря один глаз и тыча в него пальцем, — ты меня позвал, чтобы так поиздеваться, да?
— В точку, — щёлкает пальцами парень и широко улыбается. — И это ещё не всё, — он загадочно разворачивается спиной, и Бэкхёну ничего не остаётся, как следовать за ним, скрестив руки на груди. — Ты любишь ужастики? Или лучше комедию?
— Мы будем смотреть фильм? — Чанёль останавливается так резко, что Бэкхён неуклюже запинается о свои ноги и опасно замирает в миллиметрах от чужой футболки. — Я просто спросил, — нервно смеётся омега, видя полное замешательства лицо альфы. — Ужастики звучат круче.
— Хорошо, — облегчённо выдыхает парень и указывает рукой в гостиную. — Тогда я принесу чего-нибудь поесть. А… — вспоминает о нелюбви Бэкхёна делать это где-то кроме своего дома и вновь чувствует бессилие. — Полный провал, — Бён и сам неловко замирает и смотрит в пол, чувствуя себя виноватым. Ведь, и правда, он может только сидеть как истукан и ничего не делать, нежели у себя дома.
— Я взял с собой средство, чтобы помыть руки… — вспоминает вдруг он. Глаза Чанёля загораются, а в голове звенит так, что, кажется, Бэкхён и сам слышит то, как возникла его гениальная идея.
— Тогда я сниму упаковку с палочек и оставлю их в контейнере, хорошо? Ты будешь мне подавать, — и улыбается так искренне и без капли грусти и печали из-за болезни Бэкхёна, что омеге становится не по себе. И он влюбляется в него ещё больше. Хотя куда уж больше.
— Тогда ты мне должен помочь дойти от ванной до гостиной без касаний чего-либо, — Пак часто-часто кивает как болванчик и летит перед ним, показывая, где находится маленькое помещение. Открывает кран, сам достаёт из куртки омеги, несёт ему и выливает на руки средство, закрывает кран, открывает все двери по пути и аккуратно усаживает на диван. Бэкхён чувствует, как его разрывает от эмоций, и еле сдерживается от слёз счастья, смирно сидя на диване. Он подбирает ноги и с широкой улыбкой смотрит на вошедшего в комнату Чанёля.
Альфа думает о том, что когда-нибудь схватит сердечный приступ от искрящихся глаз омеги. Это точно ещё один день, который станет лучшим в его жизни.
— Ты говорил, что я должен тебе их подавать… Зачем? Я могу отсыпать тебе в тарелку отдельно, — Чанёль складывает руки на груди и выпячивает губы. — Чего? — усмехается Бэкхён, едва не спихивая случайно стоящую рядом упаковку.
— Так неинтересно же, — тянет парень, косясь на еду. — Я хочу хоть немного контактировать с тобой, а не просто смотреть фильм.
— Я его ведь совсем смотреть не буду, если буду кормить тебя.
— То есть ты отказываешься? — обидчиво спрашивает он.
— Ну зачем ты так поступаешь со мной? — театрально плачет омега и тем самым невольно соглашается с идеей Пака. Тот хлопает в ладоши и радостно включает телевизор, ища загруженный фильм. Бэкхён ёрзает на месте, пытаясь сесть поудобнее, не используя руки. Выходит плохо, но всё же получается. Чанёль отбрасывает пульт в сторону и ставит локоть на спинку дивана, поворачиваясь к Бэкхёну и открывая рот.
Омега на мгновение теряется со взятой палочкой в руках. Он неловко сглатывает, не обращая внимание на уже идущий фильм, сосредотачиваясь на пронзительном взгляде альфы и его приоткрытом рте. Демон. Руки предательски дрожат, но Бён кладёт в его рот палочку, в ответ получая довольную улыбку. Он чертыхается и отворачивается, вновь ощущая, как пылает кожа щёк, сжимая другую взятую палочку сильнее от негодования из-за того, как умело Чанёль им манипулирует.
***
Фильм оказывается очень интересным, несмотря на то, какие отзывы оставляли о нём на сайте. Сам Бэкхён их не видел, но, по словам Чанёля, там лютый ужас и никакого смысла, как все писали. Даже за такое короткое время Бён успевает услышать новые интересные истории из уст альфы на каких-то переходных и неважных сценах. Например, то, что в детстве он был пухленьким и любил морских свинок. Но из-за того, что у маминой подруги, которая к ним часто заходила, выявилась аллергия, пришлось их всей дружной командой отдать другому человеку.
Или то, что раньше альфа боялся до чертиков темноты и считал, что у него под кроватью живёт какая-нибудь чупакабра. Он даже был уверен в том, что однажды видел её: образ, конечно, был отнюдь не самый красивый и притягательный. Однако в один из прекрасных дней родители купили ему кровать, закрытую со всех сторон до пола, поэтому чупакабре явно пришлось переехать, и ещё тогда мальчик целый месяц смеялся над монстром, говоря, что он круче него.
Узнавать Пака таким интересно. Бэкхён впитывает каждую историю как губка, искренне смеясь вместе с ним, ведь у него такого не было. Не было друзей, которых Чанёль без проса водил домой, а потом их застукала мама и выпорола его, а также забрала телефон на два месяца; не было тайных ночных вылазок уже в подростковом возрасте на вечеринки к тем же друзьям, по вине которых его когда-то наказали; не было даже вредных привычек, за которые парень тоже поплатился тем, что отец заставил его скурить целую пачку, и Чанёль уже на третьей сигарете понял, как это плохо.
Вся жизнь альфы была похожа на ту самую детскую мечту Бёна. Он любил лежать перед сном, обнимая одну из своих игрушек, и мечтать о том, что проснётся, а мама радостно зайдёт в комнату и скажет, что болезнь излечилась, что ему теперь можно гулять и обниматься, да даже встречаться с абсолютно любым человеком. А не с тем, кому можно со всей уверенностью доверять.
Но Бэкхён не завидует, ни капельки. Он рад. Рад, что Чанёль, несмотря на столько происшествий в жизни, остался таким искренним и открытым. А ещё очень внезапным для своих резко возникающих идей.
— Давай сыграем в игру с ними? — указывает взглядом на оставшиеся палочки альфа, когда титры бегут по экрану и играет слабая музыка на фоне. Бэкхён смотрит на жалкие три палочки и напрягается. — Если ты мне доверяешь, м? — ну вот, как он и говорил: внезапность — это второе имя Чанёля. — Ты чего так испугался? Если не хочешь, то ладно, — смеётся, но тут же улыбка сходит с лица, когда тонкие пальцы подхватывают палочку, а коралловые губы обхватывают её.
От этой картины можно сойти с ума прямо сейчас.
Чанёль выпрямляется и прикусывает второй конец, замечая в глазах омеги полнейшую панику, смешанную с уверенностью в действиях. И парень был очень благодарен ему за то, что омега так ему доверяет. Хотя за происшествие месячной давности он бы долго шарахался в сторону от самого себя. Бэкхён слишком добрый, слишком мягкий и ведомый, и он не должен никогда дать кому-то ещё пользоваться этим. Это только его право.
— На счет три? — проговаривает еле как слова Бэкхён, выводя Пака из раздумий. Омега садится ровнее, пытаясь быть на одном уровне с альфой. Тот кивает и даже согласно мычит, чтобы показать свою готовность. «<i>Боже, Чанёль, ты, главное, держись</i>», — мысленно говорит сам себе, потому что устоять от этих притягательных губ — очень сложная задача. — Раз, два, три, — но Бэкхён не двигается. Замирает, стоит только увидеть, как чужие губы медленно приближаются к его лицу. Он весь дрожит и нервно сглатывает, ощущая, как тает печенье во рту.
Ближе, ближе, ближе.
Чанёль усмехается, замечая, что парень сидит и даже, кажется, не дышит, настороженно следя за ним. Он и сам нервничает, горячо дыша в так близко находящиеся губы. Это дыхание ощущает и Бэкхён, и его бросает в холодный пот, он тянется руками и хватается за чужие плечи, с опаской сжимая их и зажмуривая глаза. Тихий хруст такой громкий сейчас, и от того, насколько ему страшно, хочется плакать. Не сдерживает первых слез, быстро текущих по белоснежной коже щёк, и после этого сразу раздаётся резкий хруст, а альфа отодвигается.
Бэкхён продолжает сжимать его плечи и кусочек палочки в зубах, не открывая глаз. Переводит дыхание, до сих пор ощущая чужое дыхание на своих губах. До боли прекрасно. Он всё-таки позволяет себе посмотреть на Чанёля и сталкивается с его печальным лицом.
— Ты плачешь. Не надо было соглашаться, я же не настаивал. Моя дурацкая идея, — вздыхает Пак и отворачивает, нежно убирая чужие руки со своих плеч. Он даже отсаживается подальше, и Бэкхёну хочется утопиться. Даже если в своих же слезах.
— Это потому, что я никогда… И ты… Так близко… — вытаскивает оставшиеся миллиметры палочки и представляет, насколько был близко альфа.
— Ты испугался, потому что не доверяешь мне. Я бы не стал тебя целовать, уж точно не сегодня.
— Я доверяю тебе, Чанёль, правда. Но я не могу контролировать свои эмоции. Я очень волнуюсь и нервничаю, я не могу же от этого страха сразу избавиться, взмахнув рукой.
— Прости, я говорю так, будто ты виноват. Просто мне обидно от того, что я опять заставляю тебя плакать, — Бэкхён тянется к нему, но Пак ведёт плечом. — Не надо. Я чувствую себя таким придурком. Я ведь знаю, как ты относишься к этому всему, знаю о твоей болезни, но продолжаю так поступать. Тебе, наверное, неприятно, да?
— Мне, наоборот, приятно, что ты испытываешь ко мне такие чувства, — омега опускает в голову и перебирает пальцами, разглядывая мягкий ковер на полу. — И что ты проявляешь инициативу. Я так точно не смогу. Не из-за болезни, а потому что… стесняюсь. Рядом с тобой я чувствую себя свободно, но всё равно не могу избавиться от этого смущения, потому что ты первый, к кому я испытываю такое. Я привыкну, правда, привыкну. И ты… привыкнешь…
— К твоей болезни? — альфа смотрит на него, и Бэкхён улавливает в вопросе подвох.
— Да, к моей болезни, — неуверенно отвечает омега, косясь на него.
— Раз уж мы подошли к этой теме. Бэкхён, ты ничего от меня не скрываешь? — омега в замешательстве смотрит на него, и альфа глядит в ответ: пристально и изучающе, будто хочет уловить каждую эмоцию на его лице. Чанёль вздыхает и встаёт с дивана, отходя к телевизору и поворачиваясь к омеге лицом. — Твоя болезнь. Ты ведь не болеешь мизофобией, да?
Наступает нагнетающая тишина. Бэкхён не может оторвать взгляда, внутренне пытаясь сложить внятный ответ, точнее, опять какую-нибудь фразу, дабы увильнуть от этого прямого вопроса. Однако Пак настроен решительно, это видно по тому, в какой позе он стоит и как тяжело смотрит. И омега на секунду думает о том, что вся эта ситуация минуту назад была инициирована специально, чтобы подвести разговор к этому.
— Ты говорил, что между нами не должно быть тайн, Бэкхён, — нехотя начинает Чанёль, и парень напрягается от его тона, сжимая пальцы в замок. — Так ведь? — кивок. Неуверенный, боязливый. — Я не хочу на тебя давить и выпытывать правду. Но ты лжёшь с тем, что важно для нас обоих, для наших отношений. Почему ты не можешь ответить мне на простой вопрос? Да или нет?
— Я не могу сейчас, Чанёль. Мне нужно время, — сдержанно отвечает омега, стараясь как можно меньше показывать своё огромное волнение, он даже сжимает пальцами вторую ладонь, чтобы те не тряслись.
— А я хочу узнать сейчас, — твёрдо проговаривает альфа. — В чём проблема мне рассказать? — и Бэкхён вновь позорно молчит, уже не смотрит в его глаза, пытаясь сфокусироваться на каких-то предметах в комнате. Звенящая тишина угнетает, давит сильно, от чего Бён нервничает ещё больше. — Так в чём проблема? Чего ты боишься?
— Блин, Чанёль, — не выдерживает Бэкхён, вставая с дивана тоже и взволнованно вышагивая к арке между коридором и гостиной. Он стоит к альфе спиной и едва совладает со своим страхом. Это так по-детски, так глупо сейчас пытаться избежать этой темы, ведь в ней нет ничего сверхъестественного. Чанёль настигает внезапно, он разворачивает его за плечи и прижимает к стене, поднимая запястья на уровень с головой омеги. Смотрит прямо, и от этого взгляда никуда не деться.
— Что? Что такого, Бэк? Разве я не должен знать о ней? Что у тебя за болезнь такая, о который ты боишься, а может, стыдишься рассказать? Почему Лухан может знать, а я нет? — Бэкхён опускает голову и вспоминает все-все кучи проигранных сцен у себя в комнате, итог в которых был всегда один. Альфа же не выдержит, какой адекватный и здоровый человек будет всю жизнь сидеть с ним и терпеть. Терпеть в очень многих смыслах.
— Потому что ты уйдёшь, узнав о ней, а Лухану я… — и запинается, не зная зачем он вообще продолжил эту фразу. Прикусывает язык и ждёт, когда Чанёль ответит, ждёт эти долгие секунды, тянущиеся целую вечность.
— «Лухану я доверяю», так ведь, Бэкхён? — омега съёживается, понимая, как ужасно звучали его слова. Почему он такой дурак? — А мне? Нет? С чего я должен тебя бросать? Просто так?
— Поверь, есть много причин, — невесело усмехается Бён, продолжая смотреть в пол и ощущать чужое дыхание в волосах. Он не чувствовал сейчас какой-то боязни или опасности, исходящей от альфы. Ему было приятно, уютно и как-то… тепло.
— Так расскажи мне о них. Почему ты так думаешь обо мне? Уже прошло три месяца, я знаю, что это короткий срок, но даже за такое время я твёрдо уверен в своих решениях и словах, Бэк. Я тебя не брошу, веришь? — чуть приседает, чтобы заглянуть в его глаза, но Бён сам поднимает голову и неровно улыбается, кивая. — Тогда говори. Сейчас же, иначе я буду использовать другие приёмы. Воспринимай это как угрозу.
— Ты злишься? — Бэкхён и сам не знает, для чего спрашивает.
— Немного. Из-за твоего страха к моим действиям. Ты вечно меня шугаешься, хоть и стараешься не показывать этого. А я вижу. Вижу всё, Бэк. Не пытайся увильнуть, — чеканит он, отпуская чужие руки. Бэкхён разминает запястья и смотрит невинно, делая натруженный вдох.
— Ты можешь делать всё, но не прикасайся к моей коже. Ничем. Ни в чём. Никогда, Чанёль, — альфа смотрит выжидающе дальнейших слов. Но Бэкхён так же ждёт его реакции. Пак прокашливается и делает шаг назад, выравниваясь:
— Хорошо, — с трудом произносит он, едва переварив сказанное. — Почему? — из Бёна надо вытягивать слово одно за другим, иначе он так и будет дальше молчать. Омега нерешительно смотрит, заламывая пальцы. Чанёль знает, что он сейчас скажет, знает, и всё внутри трепещет, что омега признается ему в этом. Ему нужно убедиться о своих догадках именно из его уст.
— Потому что у меня аллергия на касания.