Зима не всегда выдавалась поистине снежной, но в этом году природа решила сжалиться, и первые снежинки легли на землю ещё в самом начале декабря. Сейчас же улицы застелены тонким слоем белоснежного покрывала, а это означало только одно — скоро Рождество. А в добавок и конец семестра со своими причудами. Да, экзамены будут лишь в январе, но даже преподаватели с предметами, по которым зачёт, любят иногда выкинуть что-нибудь эдакое. Особенно на зачётной неделе.

Бэкхён уже который час пытается выучить ненавистный огромный текст по английскому языку. Послезавтра будет сдача его на зачёт и не очень хотелось бы пересдавать. Технический английский сводил с ума, от него хотелось укрыться подальше, лишь бы не видеть этих замудрённых текстов про какие-нибудь физические открытия или другие, примерно такие же темы. За столько времени не изменился лишь Лухан: он всё также сидит у него на кровати с ногами и поедает фруктовый салат, который заботливо приготовила мама Бёна.

— Тетушка готовит очень вкусно, — между делом вставляет омега, прерывая вслух проговариваемый на повторение текст. Бэкхён шикает и поворачивается к нему на стуле, злобно смотря. — Что? — с набитым ртом и так нелепо выглядя. — Она сказала, что даст время подготовиться, и ты думаешь, я не найду способ просто переписать весь текст, дабы потом прочитать с листочка?

— Ты слишком самоуверен.

— В точку, — ставит пустую чашку на тумбу и подаётся вперёд, ложась на живот и задирая вверх ноги. — А зачем мне волноваться об этом и мучить себя, как ты? У меня есть дела куда важнее, — рассматривает свои ногти и радуется, когда его телефон булькает от пришедшего сообщения. Бён подозрительно щурит глаза. Лухан в последнее время стал скрытничать и чего-то не договаривать. А ещё он чуть реже наведывается к нему в гости.

— Кто это? Твоя улыбка меня пугает, — омега даже плечами передёргивает, словно мурашки пробежали. Хань закатывает глаза и гасит экран, чуть приподнимаясь на локтях.

— Секрет, а секреты на то и секреты, чтобы их никто не знал.

— Да ладно? — удивляется Бэкхён, прикладывая карандаш к губам. — А я не знал, спасибо, что напомнил, — произносит с явной иронией, и Хань фыркает от этого, опуская подбородок на сцепленные в замок руки.

— Я не хочу ничего говорить и о чём-то мечтать, поэтому ты узнаешь потом.

— Твой лучший друг не может знать этот секрет? Что ты скрываешь? Моё сердце разбито, — хнычет Бён и отворачивается, начиная читать текст вслух заново. Проходит ровно две секунды, и Лухан не выдерживает, вскакивая с кровати и подходя к его подоконнику, залезая на него с ногами. Бэкхёну приходится обратить внимание на него, цокая от опять не получившегося повторения.

— Ладно-ладно, уговорил.

— Я особо не пытался этого сделать, — усмехается омега.

— Короче, это произошло ещё месяц назад, когда Шиён с Борой захапали меня, чтобы я рассказал во всех подробностях о твоей болезни. Было поздно, я шёл домой уже, и тут передо мной падает на асфальт красавчик. Точнее, из-за темноты я ещё не видел его лицо, — рассказывает со всеми эмоциями, двигая руками, и с блеском в глазах. Бэкхён расслабляется при виде того, насколько счастливо и завороженно рассказывает Хань. А ведь он сам говорил, что вообще не имеет такую сторону.

— Свалился с небес прямо к тебе в ноги! — охает Бён, прикрывая рот ладонями.

— Именно! Мы с ним общаемся уже месяц, но, — гневно хватает ближайшую маленькую подушку на подоконнике и сжимает, — он такой тугой. Я и так перед ним, и сяк, а ему что в лоб, что по лбу. Обычно все альфы сразу соглашались на прекрасный вечер, а этот… Непроходимый тупица.

— И ты всё равно продолжаешь с ним общаться? — пропуская мимо ушей любимые ночные похождения Лухана, подталкивает его Бэкхён к нужной теме.

— Продолжаю, да. Хоть на его лице ни единой эмоции, но этот дьявол меня чем-то зацепил. Ох, как я его ненавижу.

— Ненавидишь, но улыбаешься при любом сообщении? — выгибает бровь Бён, садясь поудобнее и кивая на валяющийся на его кровати телефон. Лухан поджимает губы и не отвечает, отворачиваясь. Они оба знают ответ на этот вопрос, остаётся лишь дело времени. — И ты больше ничего не расскажешь? Даже фотографии не покажешь? Или имя не раскроешь?

— Я нем, как рыба, всё, — ставит точку Хань и выходит из комнаты за добавкой фруктового салата. Бэкхён смотрит ему вслед и прыскает. Он думает, что этот тип точно нужный Лухану человек, ведь такой характер выдержать может разве что мертвый. И то, не факт. — И я всё вижу, — резко распахивает дверь он в тот момент, когда Бён в тайне смеётся. Омега даже подпрыгивает на месте, в испуге смотря на него. И теперь смеётся уже Хань, показывая язык.

***

Мёрзнуть зимой — это то, что делает абсолютно каждый. Даже если ты ездишь на машине, то в любой момент ей нужен будет ремонт, и тогда придётся ходить пешком в специально под автомобиль купленной, не особо тёплой куртке. Чанёль ёжится и дышит на руки, пытаясь согреться хоть чуть-чуть. Он мог подождать Бэкхёна внутри корпуса, но почему-то не хотелось туда заходить. Из-за того, что они в разных по уровню группах по английскому, Паку пришлось ехать сюда в этом душном автобусе с другого конца города.

Но это стоило того.

Бэкхён выбегает в ту же секунду, когда альфа уже шикает на кусающий щёки мороз в сотый раз. Он радостный и сверкает от счастья с расстёгнутой курткой и не надетой шапкой. Видимо, торопился. Приветствие Чанёль обрывает сразу же, заботливо запахивая его одежду и застегивая до самого подбородка. Головной убор омега натягивает на себя сам, продолжая сверкать улыбкой.

— Сдал, да?

— Ага, — надевает поверх латексных перчаток обычные и берёт Пака за руку, слегка прижимаясь к нему. — Но с небольшим натягом сдал. Я так разволновался, что забыл половину слов. А она ещё и вопросы задавать начала, бр-р, — как вспомнит её безразличное выражение лица и строгий голос, так сразу в дрожь бросает. — А ты как?

— У вас были заготовленные тексты, а нам она темы дала только на паре. Мы же продвинутая группа, — Чанёль явно недоволен, от чего Бэкхён улыбается и поддерживающе крепче сжимает его ладонь.

— Ты хорошо ответил?

— Можно сказать и так, она даже предложила мне поучаствовать в олимпиаде, но я не хочу.

— Почему? Детская травма от всяких конкурсов? — альфа загадочно молчит, и Бэкхён уже тише продолжает: — А мне нравилось участвовать в конкурсах по рисованию, правда, никто меня туда не пускал: ни учителя, ни родители. И все рисунки у меня до сих пор хранятся под кроватью. Помню, как плакал однажды, перебирая их. Мне было так обидно.

— Такой милый, — отвечает Пак, поворачиваясь к нему и поправляя съехавшую немного вверх шапку.

— Стой, а где твои перчатки? — поднимает их руки Бэкхён и глядит как его мама в детстве. — Ты чего с голыми руками вышел?

— Я хотел, чтобы ты мне их погрел, — выкручивается Чанёль и продолжает идти, а Бэкхёну ничего не остаётся, как идти следом. Он решает не учить парня уму-разуму, ведь это всё равно бесполезно.

Последняя пара закончилась уже поздно вечером, поэтому на улице темно и горят фонари, освещая маленькие падающие снежинки. Выглядят они завораживающе: блестят на свету, словно это не снег вовсе, а какая-нибудь волшебная пыль. И в сочетании с тёмным-тёмным небом это особенно красиво и атмосферно. Чанёль больше всего любит гулять именно по вечерам, когда спадает летняя жара и становится прохладней, а зимой — когда все уже спешат домой, а улицы пустые и безлюдные со скрипящим снегом под ногами.

— Домой? — спрашивает Чанёль, когда Бэкхён останавливается, чтобы завязать шнурки на ботинках. Он смотрит на него сверху вниз, тепло улыбаясь. В двух перчатках сделать это не так-то просто, поэтому Бён терпеливо пытается уже в третий раз всё же завязать короткие концы, но те снова выскальзывают. Пак присаживается на корточки и убирает руки омеги, сам завязывая ему шнурки.

— Спасибо, — Бэкхён поднимается и уже стоя смотрит на то, как Чанёль быстро справляется с этим делом, тоже поднимаясь и тяжело вздыхая. Он утирает невидимые капли пота, и Бён не может сдержать улыбки. — Ну ты даже шнурки мне самому завязать не даёшь. Я скоро ходить разучусь.

— Не проблема, — принимает как вызов альфа и подхватывает Бэкхёна на руки. Омега испуганно округляет глаза и еле успевает зацепиться руками за его плечи, пропуская вдох. — Как тебе? Удобно?

— Эй, ну отпусти, — держась на расстоянии от его куртки, щебечет Бён, выпячивая нижнюю губу. — Я ж не инвалид, могу и сам идти, — Паку приходится его поставить обратно из-за нахмуренных бровей и недовольного взгляда. Альфа думает, что обидел его этим, но по покрасневшим щекам понимает, что Бэкхён просто стесняется, и ему становится спокойнее.

— Ты будешь отмечать Рождество с родителями?

— А как иначе? — грустно улыбается омега, и Чанёль шикает на самого себя, когда парень проходит чуть вперёд. Дурацкий вопрос! Конечно, он справляет любые праздники дома, что за вопросы, Пак Чанёль? Альфа делает глубокий вдох и спешит за ним, когда Бён поворачивается, вопросительно вскидывая брови, ведь альфа отстал метров на десять от него. — Думаешь, что задал вопрос с очевидным ответом?

— Есть такое…

— Ничего страшного, думаю, много кто справляет праздники дома, — задумчиво тянет он, засунув руки в карманы, пока альфа не подходит и не вытаскивает одну ладошку, сжимая её. — И дело не в болезни. Лухан очень часто захаживает к нам, будто поселился в моей комнате. Так что, можно сказать, я отмечаю с друзьями.

— А ты бы не хотел… отметить его со мной? — Бэкхён молчит, глупо улыбаясь, но стараясь не показывать своего лица альфе, заставляя того нервничать. Они проходят уже довольно приличное расстояние в молчании, от чего Чанёль напрягается так сильно, что ненароком сжимает руку Бёна, от чего омега тихо закусывает губу.

— Было бы здорово, но… — Пак тут же усмиряет рвущуюся радость после этого, тяжело сказанного, «но».

— Но…?

— Я не хочу бросать родителей, мне хочется и с ними отметить. Можно встретиться после двенадцати. Только я не знаю где, у тебя есть варианты? — сразу становится понятно, что Бэкхён точно не рассматривает идею того, что он придёт в гости. Да и, наверное, пока рано говорить его родителям хоть что-то, нужно время для того, чтобы омега мог собраться с силами и мыслями.

— Площадь, где стоит тот фонтан, помнишь? — омега кивает, разглядывая витрины первых попадающихся на пути магазинчиков. Корпус расположен как будто отдельно от города, и каждый раз создается впечатление, что ты вновь возвращаешься в родной город, в родной дом. Даже настроение поднимается. — Там сейчас поставили огромную ёлку. Мы можем встретиться там, прямо под ней, у какой-нибудь лавочки.

— Звучит круто, — отвечает Бэкхён, переполненный одними лишь фантазиями о том, что это будет первое его Рождество вне дома. Да ещё и с Чанёлем! Они выходят на главную улицу, уже полностью искрящуюся разными гирляндами и украшениями. Волшебная атмосфера, которую начинают создавать уже за несколько недель до праздников, всегда завораживает. В такое время действительно веришь в чудо. То, что Бэкхён сейчас самый счастливый омега — это ведь чудо, не так ли? Он сам себе отвечает на этот вопрос каждый день: да, это чудо. Этот альфа как созданный специально для него человек, собравший в себе всё лучшее и любимое в характере для омеги.

Многие говорят, что хотят вернуться назад и что-нибудь исправить. Бэкхён был бы не прочь исправить их октябрь. Но, с другой стороны, всё, что не делается, всё к лучшему. Поэтому даже если бы у него была такая возможность, то вряд ли бы омега стал что-то менять. Сейчас же всё хорошо? Так зачем ворошить прошлое?

Однако плохое предчувствие целый день не даёт покоя, и это не может не волновать.

— Какой бы ты подарок хотел? — обрывает его поток мыслей Чанёль, останавливаясь около небольшого киоска, торгующего всякими безделушками. Бэкхён пару раз моргает, пытаясь вернуться в реальность. Он и не заметил, как альфа отошёл чуть вперёд, видимо, он даже что-то говорил до этого, но омега настолько погрузился в себя, что не услышал этого. — Перед таким праздником всегда появляется всякий хлам, — усмехается Пак, кивая на всякие подставки под кружки с разными рисунками, коврики для мышек и прочие вещи.

— Да, это точно, — подходит к нему Бён, быстро оглядывая полки.

— Так что насчёт подарка?

— М? Я не требовательный, так что дари то, что хочешь. Но лучше ничего.

— Почему?

— Я не умею принимать подарки. Точнее, не знаю, как реагировать на них, — стеснительно заламывает пальцы, продолжая разглядывать небольшие керамические фигурки. — Кто-то принимает как должное, кто-то с искренним восхищением или безразличием, а я волнуюсь, как не знаю кто. То, что ты меня пригласил отметить Рождество — уже подарок.

— Ты всё равно не отговорил меня, — смеётся альфа. — Пойдём дальше, — Бэкхён держит его за локоть и идёт рядышком, пытаясь рассмотреть все встречающиеся магазинчики.

— А как отговорить тебя? — улыбаясь, спрашивает Бён, заглядывая ему в глаза, чуть наклоняясь.

— Никак.

— Тогда что же мне подарить тебе? Я никогда не дарил подарки…

— Даже родителям?

— Они не пускали меня из дома особо, когда я учился в школе. Всё, что я мог сделать — это какие-нибудь поделки, — Чанёлю хочется поменяться с Бэкхёном жизнями, потому что он рассказывает это с такой грустью, что сжимается сердце. Как бы он ни старался представить то, как живёт омега, это никогда не получалось. Всё детство Бёна похоже на историю о какой-нибудь диснеевской принцессе, запертой в замке в полном одиночестве. И родители рядом всё равно не заменят общение с чужими людьми.

— Тогда я хочу что-нибудь, сделанное твоими руками. Это же возможно? Или ты не берёшь на заказ? — Бэкхён тихо смеётся, говоря, что постарается найти в интернете кое-что интересное. — Из-за появившихся ларьков эта улица становится бесконечной, — от огоньков слегка рябит уже в глазах. Вокруг шум, снующие туда-сюда люди, что-то обсуждающие и тычущие пальцами в стекла витрин. Бён выглядит совершенно спокойным, когда какая-нибудь компания проходит мимо, громко смеясь. Но Чанёль чувствует исходящий от него страх, поэтому заводит руку за спину и кладет её на чужое плечо, притягивая к себе.

Как его хотелось ещё раз поцеловать… Жаль, что даже став возможным, это остаётся в стенах дома, но никак не на улице или в другом месте. Помыть руки Бэкхён может везде, где есть вода, правда, он никогда не соглашается на это, жутко боясь. И Пак не хочет напирать на него. Нужно довольствоваться малым.

— О, смотри! — внезапно восклицает омега, подбегая к одной из витрин и прижимаясь ладонями к стеклу. Там стоят красивые шары. Все такие яркие, блестящие и радующие глаз, а особенно волнующие любовь Бэкхёна ко всяким таким штучками. Альфа тихо подкрадывается сзади, тоже рассматривая то, на что омега так среагировал. Он окидывает взглядом полки чуть выше, подмечая стоящие бумажки.

— Вот это у них ценник, конечно, — присвистывает парень, ведь цена на такие безделушки тут стояла заоблачная. Да, они с подсветкой, но не ставить же столько ноликов? Бён кивает, но продолжает смотреть на один из шаров, который переливался разными насыщенными цветами.

— Они так сверкают! Ты только посмотри какой цвет, — восхищённо тянет он, уже извозив перчатками по всему стеклу. Чанёлю из-за него не видно, и он наклоняется ближе к плечу омеги, чтобы увидеть то, на что указывает Бэкхён. — Красивый, прав-

Он разворачивается так неожиданно, что альфа и сам не успевает среагировать. Только ощущение мягкой кожи щёк на губах приводит в чувство. Чанёль отскакивает на шага два назад, а Бэкхён прилипает спиной к витрине, испуганно смотря на него. Он в диком ужасе приоткрывает рот:

— Что ты…

— Чёрт, Бэкхён, — омега взволнованно прижимает руки к щеке, где секунду назад были чужие губы, и тут же их отдёргивает, истерически взвывая. Боже, только не это! Пак бледнеет на глазах, не зная, что нужно делать. В голове пусто, а в горле тут же пересыхает от шока. Омега уже плачет, начиная искать по карманам телефон, но дрожащие в панике руки не слушаются совсем. — Что мне сделать? Скажи, пожалуйста, — останавливает его действия Пак, и Бэкхён грубо выдергивает руки, скуля. Его всего трясёт так, что альфе становится страшно.

Бэкхёну страшно вдвойне.

Телефон находится буквально через доли секунд. Бён дышит через раз в приступе, нажимая часто-часто на кнопку включения и прикрывая глаза, всё ещё стоя вплотную к стеклу. Он медленно съезжает на снег и садится, плача, выпуская из рук телефон, мягко приземляющийся рядом. Чанёль теряется, даже не шевелясь. Позади собирается толпа зевак, и единственное, что он может, это развернуться и грубо растолкать их подальше.

— Бэкхён, — падает на колени Пак, хватая его ладони, но тут же отпуская их, дрожа от истерично воскликнутого:

— Не трогай меня! — едва проговаривая слоги, глубоко вдыхая через раз.

Но Чанёль противится, беря его лицо в свои ладони. Если он просто-напросто задохнётся, то альфа не простит этого себе никогда в жизни. Бэкхён сейчас будто сходит с ума, он лихорадочно дрожит и смотрит куда-то сквозь него, задыхается и пытается отодвинуть парня, но ничего не получается.

— Убери руки! Что ты делаешь?! — его голос срывается на каждом слоге, звучит так высоко, что бьёт по ушам. — Ты делаешь только хуже! Чанёль! — взвывает от беспомощности, слыша приближающиеся сирены скорой. Такой знакомый звук придаёт сил. Лицо, больше всего он боялся, что пострадает оно. Шрамы на теле можно закрыть одеждой, но не на лице.

От этих мыслей становится в разы хуже.

Вот теперь он точно хочет отмотать время назад и не быть таким беспечным.

— Успокойся, прошу, — Бэкхён видит его через раз, так как в глазах темнеет от нехватки кислорода. Он забывает вдохнуть уже который раз и не понимает, почему альфа делает то, чего категорически делать нельзя. От этого хочется зарыдать ещё пуще, хотя некуда. Он сейчас на самом пике.

— Вы с ума сошли? — мужчина в белом халате появляется из ниоткуда, отпихивая альфу. — Уберите от него свои руки! — выплёвывает сквозь зубы, и ещё двое врачей выходят из-за его спины, подхватывая Бэкхёна под руки. Омега пытается что-то сказать, но не может издать ни единого звука. Уши закладывает, и он закрывает глаза, безвольно повисая в руках врачей. Чанёль вскакивает, когда Бёна заботливо кладут на носилки и быстро несут в скорую. Он останавливает этого грубого мужчину, но тот не говорит ни слова, толкая и закрывая дверь. Машина трогается с места, оставляя клубы дыма и удивлённо-вопросительные взгляды прохожих.

Они начинают перешёптываться, но Пак не слышит этого, полностью абстрагируясь от реальности. Альфа медленно переводит взгляд на место, где сидел Бэкхён, и видит его телефон. Наклоняется, подбирая его, и тяжело вздыхает. Сердце в груди стучит так сильно, что готово прорвать грудную клетку. Он и сам весь трясётся, а перед глазами стоит лицо Бёна и его льющиеся слёзы по щекам.

— Отлично, Чанёль, ты опять всё испортил…