Юнджи стоит, облокотившись о парапет. Её волосы с редкими фиолетовыми прядями, которые уже достают до лопаток, подвязаны белой лентой. Спина обнажена, не доходя до поясницы, а дальше только широкий белый пояс с бантом посередине и юбка платья, которая взмывает вверх и будто летит по воздуху, стоит Юнджи сделать широкий шаг или крутануться, когда она оборачивается, чтобы найти Хосока глазами.
Его сестра хорошо постаралась. Измучила правда мерками Юнджи, которая каждый раз хотела отказаться, но сдавалась под напором Давон.
Хосоку нравится. Очень. И похуй, что это всё ради свадьбы их общего друга.
Говорят, что невеста должна быть самой красивой, вот только Хосок не видит никого, кроме Юнджи. Всё время. Пока она идёт впереди и держит его за запястье, пока она пьёт шампанское, заедая виноградом, пока ему назло разгрызает и проглатывает косточки от того же винограда, пока прячет своё лицо в смущении, когда её осыпают комплиментами, пока поддаётся общему веселью и танцует плавно рядом с ним, поднимая руки и скользя пальцами по своим же запястьям. Хосока от этого ломает, топит, выворачивает, размазывает. И он не знает, что с этим делать. Он не готов к такому. Ни разу. И разве к этому вообще можно быть готовым? Хосок уверен, что нет. Потому что тогда, какой в этом смысл?
Он смотрит на неё безотрывно, ловит её смех, её румянец на щеках и розовый язык, которым она облизывает губы. Маленькая кошечка, дразнит его. Хосок дурной. Он пьянеет, хотя выпил только два бокала. Весь мир сосредотачивается на ней, в одной точке, сжимаясь. Так образуются чёрные дыры. Это страшно. Это сильно. Хосок не сопротивляется – она уже давно вывернула его наизнанку, разглядела все его слабости, все его минусы, пороки, все его плюсы. Юнджи вросла в него, проникла под кожу, в его жилы, в его мозг.
Хосок ненавидит себя за шрам на её локте. Ненавидит себя за её слёзы. Хосок боится. Очень.
Праздник продолжается. Хосок наблюдает за Юнджи в свете гирлянд, которые развесили по перилам парапета – на крыше красиво, но Юнджи ещё красивее. Нет, не так. Она самая ахуенная среди всех этих людей, на лица которых сегодня Хосок едва взглянул. Он хочет сжать её в объятиях, мокро и нагло поцеловать, рассказать ей о самых своих безумных идеях. Хочет услышать её саркастичный комментарий и такие же безумные предложения в ответ. Он так это любит – её поддержку. Он любит все эти мелочи: когда она выбегает из душа голая с мокрой головой к горланящему на всю квартиру телефону, когда она целует его в шею и запускает руки под футболку, когда садится к нему на колени, увлечённая чем-то в своём планшете, когда кривит лицо, видя раздражающую рекламу про новое суперкрутое моющее средство. Когда она выгибается по утрам на постели, когда гладит его голень своей ступнёй под столом, когда мастерски отшивает его придурошных дружков, которые постоянно подъёбывают Хосока тем, что он стал подкаблучником. Он всё это любит, и ему похуй, что думают другие.
***
Юнджи ударяется затылком, шипит, её трясёт от горячего мокрого языка на своей коже. Она дёргает ногами, съезжая по спинке кресла вниз. Хосок подсаживает, закидывает её ноги себе на плечи и смотрит снизу вверх. В комнате горит только ночной свет, его лицо покрыли неровно тени, в глазах отражается светильник над их головами, его скулы и острый подбородок особенно выделяются, губы приоткрыты, мокрые, а веки кажутся тяжёлыми. Томный взгляд.
Хосок медленно приподнимает подол её платья, скользя ладонями с резкими венами от коленей до бёдер. У Юнджи всё поджимается внутри. Она чувствует знакомый жар внизу и острое желание одновременно сжать бёдра и развести их в стороны. Хосок опускает голову, прячась под её юбкой. Он лижет её у кромки трусов, слушая, как она дышит открытым ртом и всхлипывает, когда он цепко сжимает её ляжки до лёгкой боли. Хосок считает про себя секунды, а затем резко вжимается в её промежность носом через ткань. Двигается вверх, высунув язык наружу, цепляется ладонями за её талию, держит сильно. Юнджи дрожит, когда он начинает стягивать с неё трусы. Она чувствует, как вся промокла, и Хосок ей об этом указывает. Говорит: «Ты такая мокрая». Юнджи хочется его больно ущипнуть, но она не может, это платье и этот Хосок, который прячется под ним, сидя коленями на сидушке кресла. Она сверху вжимается в стену.
— Я упаду.
— Нет, я держу тебя.
— Хосок, давай на кровать, пожалуйста.
— Потом.
Юнджи дёргается и в последний момент цепляется руками за кресло, когда чувствует губы Хосока на своём лобке, а потом язык, который давит сильно прямо на воспалённый клитор. У Хосока маниакальное желание её вылизывать. Однажды она назвала его псиной, когда он умолял позволить трахнуть её прямо в сжатые ляжки, пока он будет вылизывать ей шею и уши. Потребовалось много смазки, а ещё чёрные плотные чулки, ради которых всё это и затеивалось. Он вжимал её в постель, пока горячим членом скользил между её ног, мокро лизал её уши и держал крепко вибратор в её влагалище. Юнджи тогда сорвала голос и чуть не задохнулась, когда пыталась заглушить себя подушкой.
У Хосока длинный язык. Он пиздит им часто всякую чушь, из-за которой Юнджи хочется пробить себе лицо ладонью, но он так же ахуенно умеет им лизать. Хосок делает это всегда старательно, давит языком так правильно, двигает им, отчего Юнджи боится прикусить свой от сильных ощущений. Она стонет хрипло, хнычет тихо, когда Хосок начинает щипать её и слегка царапать ногтями. Как же она от этого тащится – он это знает.
Хосок сдёргивает её с кресла резко. Юнджи чувствует головокружение, оказываясь на полу. Она лихорадочно цепляется за одежду Хосока, пытаясь с него снять, сама подгоняет его, когда он дрожащими руками расстёгивает замок на её боку. Платье, которое сшила Давон, и вправду очень красивое. Юнджи отбрасывает его куда-то на кофейный столик, а затем вжимается в Хосока, стоя на носочках, целует жадно, судорожно цепляясь за его плечи. Губы Хосока солёные и мокрые, в её смазке. И это так пошло и грязно, что внутри всё дрожит.
Хосок дышит отчаянно, сжимает её крепко до неконтролируемых охов. Путается в ногах, когда идёт спиной вперёд к кровати. Они падают, и Хосок болезненно стонет – он всё ещё держит Юнджи тесно к себе, которая покрывает его лицо поцелуями и дышит щекотно на его шею. Он шепчет:
— Девочка моя.
Хосока трясёт от возбуждения, он захлёбывается собственными вдохами, переворачивается, оказывается над Юнджи, которая лежит среди белых гостиничных подушек, а её длинные волосы размётаны ореолом вокруг головы. Хосок любит в них зарываться по утрам лицом, когда спросонья цепляет резинку на её косе и расплетает осторожно пальцами. Сейчас он оглаживает их, прикрыв глаза. Только тактильные ощущения. Юнджи гладит его мышцы на груди и торсе, её ладони немного вспотели. Он чувствует эту влагу, поджимает живот, открывает глаза и смотрит на то, как коварно и чертовски сексуально Юнджи облизывает свои опухшие губы.
Какая же она… Он наклоняется, утыкается носом за её ухом, кайфует от её духов, запах которых смешался с потом, лижет её шею, слушая, как она дышит ртом, вжимается в неё. Хосок оглаживает её грудь, пальцами нажимает на твёрдые соски, дерзко лыбится перед тем, как засосать один из них, горячо облизывая языком. Он снова это делает – зацеловывает её всю, начиная с ярёмной впадины и заканчивая щиколотками. Юнджи мечется под ним, ей кажется, что её кровь уже пенится. Её разъедает возбуждением, страстью, животным желанием. Она снова сжимает голову Хосока ногами, который прикусывает её бёдра, а затем лижет, лижет, лижет везде.
Хосок возвращается к ней, целует её губы, что аж слюна стекает по подбородку. Юнджи обхватывает его шею и член. Он дёргает бёдрами вперёд, рычит, опять шепчет:
— Что же ты со мной делаешь?
Юнджи прижимается губами к его подбородку, целует как-то так неожиданно мягко, нежно, что у Хосока дрожат поджилки. Он сглатывает, смотрит на неё долго, а затем ведёт руками вниз, раздвигает ей ноги, целует коленки. Ведёт головкой члена по её промежности, собирая влагу. Юнджи, не глядя, хватает подушку, передаёт её Хосоку, который подкладывает ей под поясницу. Он входит медленно. У Юнджи судорожно сжимается влагалище, она откидывает голову и дышит громко, сбивчиво.
Боже.
Хосок держит её бёдра крепко, закидывает её ноги себе на пояс, удовлетворённо выдыхает носом, когда она скрещивает их на его пояснице. Хосок двигается размеренно, наблюдая за тем, как Юнджи морщит свой нос, когда он щипает её бока. Юнджи стонет покорённо, цепляется пальцами за его предплечья, сжимает их, а затем, когда Хосок наклоняется и мажет губами по её щеке, говорит:
— Быстрее. Пожалуйста.
Хосок переворачивает её на живот, поднимает за бёдра и входит резко и сразу глубоко, отчего Юнджи стонет протяжно и жалобно. Она цепляется за каркас кровати, а её колени разъезжаются – хорошо, что под ней всё ещё лежит подушка.
Хосок трахает так, что у Юнджи из лёгких вышибает воздух. Она не может нормально дышать. Но ей это не нужно. Не нужно.
Она сипит:
— Да, вот так. Вот так!
Юнджи проглатывает крик, когда ладони Хосока сжимают её ягодицы и шлёпают до покраснения. Она так любит это – лёгкую боль. Хосок так хорошо справляется с этим, всегда знает, где находится граница. Юнджи любит, когда он шлёпает её по заду, проходя мимо, любит, когда он сжимает её ягодицы до отметин, так сильно любит, когда дёргает её за талию, насаживая на свой член. Прямо как сейчас.
Хосок дерёт её, и Юнджи это нравится. До белых кругов перед глазами, до выступивших слёз, до хрипоты и ломаных стонов. У неё чувство, что он достаёт ей до самой матки. Так сильно. Боже, как же сильно он двигается в ней. И этот звук: как его яички и бёдра шлёпаются об неё.
— Блять… — Юнджи жалко скулит. — Хосок!
Он – чёрт. Такой весь независимый на людях, дерзкий, когда читает рэп. Хосок ахуевший, думает Юнджи постоянно. Ублюдок и мудак. Да.
Ей не нужен воздух. Она дышит им, когда кричит его имя. Такой пиздец. Если бы он только знал, что Юнджи заочно продала ему свою душу. Блядский Хосок.
Она хочет, чтобы он кончил прямо на неё.
***
Хосок обтирает себя и Юнджи мокрым полотенцем от смазки, спермы и пота. Она думает, что его всё равно нужно будет загнать в душ и самой сходить. А Хосок тем временем пытается сдерживаться, но в итоге начинает ржать. Юнджи косится на него, ожидая услышать что-нибудь пиздецки тупое.
— Ты была такая громкая сегодня, что нас больше не пригласят на свадьбу.
— Почему? — Юнджи спрашивает просто так, без интереса, больше всего ей хочется сейчас курить, а не болтать.
— Потому что ты переорала походу невесту.
Ладонь Юнджи звучно соприкасается с её лицом. Ей больно даже, но она просто не может.
— Вот это у тебя чсв.
— Да, а что, я не прав, что ли?
Юнджи закатывает глаза, лениво встаёт с кровати и идёт к сумке, где должны лежать сигареты. Она находит их быстро, а вот зажигалку ищет дольше. Проходит мимо кровати, останавливается, смотрит на Хосока, который развалился посередине, раскинув руки. Ей тоже становится смешно.
Стыдно так.