Юнджи лежит на спине и смотрит в потолок. Ничего интересного, но ей нужно на чём-то простом задержать своё внимание, чтобы не подорваться с кровати и не послать всё.

Она слушает его. Он злой, взбесился из-за мелочи. Юнджи бы забила. А вот Хосок аж скалится, когда слышит голос виновника в динамике телефона. Не умеет он вести разговоры без эмоций. Вот совсем.

Ей холодно. Окно открыто на кухне и в спальне – сквозняк. Укрыться бы чем-нибудь, но тогда Юнджи посмотрит на Хосока и сама взбесится. Приходится терпеть.

Юнджи считает секунды. Одна нога на другой. Двигает ступнёй и пальцами в такт ритму, с каким Хосок нервно стучит ручкой по столу. Это затянулось. Она вся уже покрылась мурашками, соски каменные, а кончик носа ледяной. Бесит.

— Какого хуя я должен постоянно разгребать?!

— Хосок.

— А я говорю, что всё, блять, там легко и ясно! Надо мозг иметь больше ореха!

— Хосок.

— Да идите вы все на хуй! Я сделал свою часть, с какого я должен за вами зад подтирать?!

— Хосок!

Юнджи садится. Волосы на затылке спутались и наэлектризовались. Она приглаживает их, двигает головой, ощущая приятное щекочущее чувство от соприкосновения волос и голой спины. Мимолётное касание до кожи. Лучше бы это были руки Хосока. Пиздец, он бесит, думает Юнджи и берёт в руки подушку, которую запускает прямо в голову Хосоку. У того чуть из рук не выпадает телефон.

— Заканчивай.

Хосок смотрит на неё уничтожающим взглядом, уголки губ его опущены. Он двигает челюстью, касается языком щеки изнутри. Юнджи выгибает бровь, сползает с кровати и идёт в душ, отогреться.

Её передёргивает, когда она включает воду. Сгибает пальцы на ногах, смотрит вниз на то, как набирается вода – слив прикрыла пяткой. Ничего уже не хочется. Нападает это самое апатичное состояние, которое делает её безынициативной. В порядке вещей за последнее время. Когда же это дерьмо уже закончится?

***

Юнджи особо не лезет в подробности дел Хосока, пока это не сказывается на них. Хосок бесится, от этого бесится и Юнджи. Ей уже не хочется идти домой, знает, что он будет опять рычать на каждый шорох, огрызаться, когда она зовёт его спать или поесть. Он постоянно сидит, сгорбившись над столом, что-то чёркает в исписанном вдоль и поперёк блокноте, быстро печатает на телефоне, звонит кому-то.  

Она всё это терпит и относится с пониманием, пока он не приходит под утро пьяный и не валится в чём есть на постель. Юнджи светит телефоном на него, щурится из-за яркого света. От Хосока несёт дешёвыми сигаретами, потом и чем-то приторно сладким. Она тянется к нему рукой, поддевает воротник куртки и вмазывается в липкий блеск для губ. Юнджи отдёргивает руку – внутри всё сворачивается и давит одновременно. Ей не хочется делать поспешных выводов, но как-то так накатывает всё и сразу, и она уходит в гостиную на диван. Не спит, слушает его дыхание, думает много о всякой ерунде, типа надо было забрать платье у сестры Хосока, а не отказываться, оно вроде клёвое и ей по размеру.

Когда он просыпается, Юнджи его игнорирует. Выпивает две кружки кофе на голодный желудок, нервно грызёт большой палец на правой руке до крови, сплёвывает в салфетку. На языке металлический привкус и часть кожи – ей хуёво.

Подружек у неё нет, как-то не срослось. Есть только друг, который, кажется, в ней заинтересован. Не к кому пойти и высказаться. Так приходит осознание ещё и одиночества. Пиздец приплыли. Юнджи из-за этого дико бесится. Она закрывается в ванной, включает горячий душ – это уже вошло в привычку – залазит в одежде и плачет. Просто и со вкусом, до тошноты.

Кто бы мог подумать, что он, как ядерная боеголовка, раскурочит и сотрёт с лица Земли всё в ней по щелчку пальца. Ублюдок – Хосок. Любит его и не знает, что делать. Они так просто стали встречаться, а потом жить вместе. И что теперь?

Они ссорятся, когда он приходит вечером. Юнджи впервые плачет перед ним так сильно, потому что случайно падает и расшибает локоть, когда хочет выйти из комнаты. Хосок пытается помочь, а она, чувствуя себя жалкой, посылает его на хуй и с дрожью в голосе грозится расцарапать ему лицо, если он тронет её хотя бы пальцем.

Он всё кричит, что ничего не было, что он не трахался ни с кем, и это просто недоразумение. А её мутит от всего происходящего.

Юнджи заебалась, и с этим уже ничего не сделать. Все устают: Хосок устаёт, Юнджи устаёт – это нормально. Не нормально только то, что ей хочется волосы на голове рвать, когда всё идёт по пизде на второй месяц совместного проживания. Сейчас на календаре уже декабрь, а съехались они в начале июня. Долго всё это. Очень. Надежда умирает последней и всё такое.

Юнджи звонит сестре Хосока и снова плачет.

***

Проза жизни, как говорится. Хосок уже третий день ошивается под дверью квартиры его сестры, пока та на работе. Юнджи смотрит волком на уведомления на телефоне, которые одни за другими сообщают о новом смс, много курит и давит в себе порыв открыть ему дверь.  

К концу недели она не выдерживает: сама едет в их квартиру рано утром, открывает дверь очень тихо, заходит сначала в спальню, потому что ближе к прихожей, ожидает Хосока увидеть там, но видит только раскуроченную постель, смятые вещи на полу и пустые алюминиевые банки из-под пива.

— Я уберу, — говорит он.

Юнджи вздрагивает, оборачивается.

— Выглядишь дерьмово.

Хосок хмыкает, трёт лицо ладонями, снова смотрит на Юнджи сверху вниз.

— Ты, конечно, чуть получше, но тоже не ахти.

Юнджи пихает его в плечо.

— Нам нужно поговорить.

— Да, — Хосок говорит глухо, прислоняясь своим лбом к её.

Юнджи тянет к нему руки, он позволяет обнять себя. Они стоят так молча минуту, а потом Хосок подхватывает её под бёдра и идёт к дивану.

Юнджи дышит им. Ничего особенного, просто запах кожи Хосока, ни парфюма, ни геля для душа, ничего. Это лучше всего, думает она, когда он начинает поглаживать её спину ненормально горячими ладонями. Она сжимает крепко его бёдра своими худыми коленками в плотных джинсах.

Хосок долго смотрит на её лицо, гладит пальцами, зачёсывает ей волосы назад, смеётся тихо, когда встопорщенная чёлка медленно оседает на её лбу.

Они говорят долго. У Юнджи немеют ноги, а Хосок начинает ёрзать под ней. Но они продолжают так сидеть, разглядывать вблизи лица друг друга, извиняться. В этот раз плачет Хосок, уткнувшись Юнджи в районе груди, сжимает её крепко, что ей трудно дышать, но она терпит.

— Я люблю тебя, — говорит Юнджи, — но ты мудак, а я слабая.

Хосок лихорадочно целует её шею, подбородок, руки, лицо.

— Нам нужно говорить друг с другом, да? Открыто, понимаешь? Не молчать.

— Да, да, да.

— Я боюсь тебя потерять. Я бы никогда…

Юнджи падает набок и тянет за собой Хосока. Она обхватывает его всеми конечностями и вжимается в него. Ей кажется, что её сейчас разорвёт от эмоций, которые клубятся внутри, прямо на глазах у Хосока. Но она только сжимает в пальцах его футболку на спине, носом утыкается ему за ухо, целует, гладит его по волосам, впутывая и выпутывая пальцы.

Они должны справиться.