«Вы красивые, но пустые, — продолжал Маленький принц. — Ради вас не захочется умереть.
Маленький принц. Антуан де Сент-Экзюпери».
Липкий страх подкожным импульсом и дикой лавой растекался по венам, проникая все глубже, довлея и пригибая к земле. Некогда величественный замок на холме превратился в настоящий концлагерь. Больше всего пострадали те, кто не принимал новую власть, кто пытался отвергнуть новую систему, кто боролся до последнего. Взгляды, полные надежды, были обращены к нему; ведь вот он, их спаситель. Он же герой.
Хотелось спрятаться от этих взглядов, от губ, что шептали, от пронизывающего холода. Потому что — не он герой, или… вовсе не герой. Гарри стоял у дверей Большого зала и прятал взгляд под густой отросшей челкой. Силы, казалось, покинули его, не было даже желания бороться с проснувшейся совестью. Конечно, он не был ничего должен этим людям, ведь это лишь их убеждение, но… Почему же тогда так свербило, так ныло, так было противно от самого себя? Быть может, это сказывались бессонные ночи и усталость, а может, он просто боялся, что все пойдёт не так. А зная себя, пойти могло все совершенно по иному сценарию.
Мимо шел строй — марширующий ровной колонной: когда-то благородный факультет Годрика сейчас выглядел как никогда жалко. Алый да золотой на шее повязаны, а в глазах отныне нет того блеска. Сейчас было тяжелее всего именно магглорожденным: их вообще считали, если не пустым местом, то точно не достойными зваться волшебниками. Полукровкам повезло чуть больше, они имели хоть какие-то шансы не быть изгоями, они носили особые значки, приколотые на груди. Больше всего поразило самого Гарри, так и всех остальных, что его Волдеморт выделил особенно. Вероятно, все считали, что мальчик-который-должен-умереть будет лично доставлен к повелителю. Но… нет. Пожирателям был отдан приказ, что Гарри Поттер никоим образом не должен пострадать. Его нельзя было трогать, применять силу, он считался неприкосновенным. Реддл, пусть и не считавший необходимым объясняться, все же пояснил: он сам хочет добраться до мальчика, когда придет время; он хочет, чтобы Поттер смотрел на то, как издеваются над его друзьями, как идеальный мир его детства разбивается на множество осколков. Он хочет в итоге получить сломленного Героя. Все это выглядело несомненно логично, ни у кого при таком раскладе не возникло вопросов. Но только Гарри и Драко знали, что эта «блажь», была лишь потому, что они теперь союзники.
Гарри не был монстром, ему было жаль тех, кому приходилось унижаться и быть… меньше, чем домовым эльфом, но он также считал, что это было куда лучше и гуманнее, если бы их всех убили. Уж лучше быть под гнетом монстра, чем стать трупом. Драко же был с ним категорически не согласен. Поттер очень удивился, когда увидел в глазах того эту печаль, скорбь, эту жалость, обращенную в сторону детей. Ему было жаль их? Он им сочувствовал? А может, само осознание, что он не в силах помочь, давило. Вина… Гарри пытался объяснить Драко, что тот не виноват, но это было бесполезно. Малфой казался тенью самого себя, он с отвращением смотрел на высокомерных слизеринцев, с отвращением смотрел в зеркало. Он винил себя и ничего не мог с этим поделать.
Ничего не мог поделать и Поттер.
Отлепившись наконец от стены, он, продолжая смотреть в пол, быстрым шагом направился в сторону лестниц. Теперь тут царили новые порядки: маглорожденные были вынуждены ютиться в маленьких комнатах в подземельях, где сыро и холодно, теперь их место было там. Полукровок распределили в башню Хаффлпаффа, а чистокровные поселились в башне Рейвенкло. Гарри был вынужден изображать на лице скорбь и отчаяние, словно мученик, несущий тяжкое бремя, когда встречал кого-то в коридорах. Пожиратели, в целом, Поттера не трогали, вообще игнорировали, но попадались и те, кто все же нарушал поручение своего повелителя и пару раз, все же, Поттеру прилетело Круцио. Несомненно, круциатус от Пожирателей никогда не сравнится с тем Непростительным, каким мог наградить Волдеморт, но и это было далеко не приятным ощущением. Гарри был вправе кинуть что-то в ответку, Пожиратели потом получали добавки и от самого повелителя.
Сам Темный Лорд не появлялся в школе, по крайней мере, Гарри никогда не видел его в стенах Хогвартса, что несомненно радовало. Потому что и без того запуганные дети каждый раз вздрагивали и с покорностью следовали приказам, терпели пытки и издевательства, а иногда и вовсе надругательства. Гарри было жаль их, ведь он, по сути ничем не отличавшийся от них, имел больше привилегий, от этого было тошно и противно от самого себя, но поделать он ничего не мог. Это было бы началом конца — попроси он Волдеморта о милости к другим, его бы прокляли не задумываясь. Да, Реддл мог внять просьбам своего ученика и милостиво дать волю в каких-то делах, но в отношении к рабам — к Его рабам, он ни за что не стал бы.
Время подбиралось к вечеру, и коридоры опустели; тишина была спасением и личной гаванью, он блуждал по пустынным коридорам в поисках ответа на свои вопросы, но вряд ли школа могла их дать, как и затаившиеся в своих комнатах профессора, верные Дамблдору. Он мог, конечно, будучи наделенный властью, собрать Орден Феникса, но… Двадцать магов, не считая подростков, ничего не могли сейчас противопоставить отряду Волдеморта. Еще было не время для войны.
— Мне нужно отыскать кое-что, что ослабит Волдеморта. Придется потерпеть, профессор, — с лживой скорбью проговорил тогда Гарри, всматриваясь в глаза печальной Минервы Макгонагалл. — Дайте мне время, еще хотя бы год. Найти то, что завещал мне Дамблдор, нелегкая задача.
— Конечно, Гарри. Мы справимся. Обязательно справимся, — с грустью проговорила бывшая декан Гриффиндора.
Он прислонился к стене: холод отрезвлял и дарил спокойствие, сейчас хотелось просто остаться одному в этом огромном замке, не вздрагивать от каждого шороха, не ожидать нападения. Но жизнь была бы скучной, если бы все давалось просто. Послышались шаркающие шаги старого смотрителя, в полумраке мелькнул свет фонаря. Поттер не боялся, что его поймают, но мистер Филч все еще вселял некий страх быть пойманным, а эта кошка… Миссис Норрис стала еще более облезлой и выглядела еще более старой, хотя могли ли животные выглядеть старыми?..
Гарри свернул к главному холлу, где Макгонагалл когда-то с доброй улыбкой встречала ребят, сейчас там было пусто и холодно. Плиты под ногами были холодными и не излучали привычного тепла, как и стены, факелы в канделябрах излучали холодный свет. Все здесь было пропитано изморозью, даже несмотря на то, что на улице было по-весеннему тепло. Достав из кармана мантию-невидимости, Гарри скрылся за очередным поворотом, отдаляясь все дальше от внимательного смотрителя и его кошки, а также от Пожирателей, что любили контролировать замок.
* * *
— Сегодня твой день, Гарри Поттер, мой верный ученик и соратник, — голос Волдеморта был подобен шороху; глаза его смотрели проницательно, казалось, в самую глубь, видя гораздо больше, чем юноша мог показать внешне. — Сегодня тебе выпала великая честь показать свои знания на практике. Подойди ко мне, — он взмахнул рукой, и перед ним появился стол; на столе кучей свалено было оружие: от ножа до автомата. Гарри недоуменно посмотрел на повелителя, пока не понимая, что тот хочет этим сказать.
— Мой Лорд?..
— Ты же хочешь доказать мне свою преданность, Гарри? — тонкие губы скривились в подобии улыбки. — Я не зря проводил показательные выступления с пытками, наказаниями. Я хочу, чтобы однажды ты стал моей правой рукой! Моим палачом, мечом возмездия и правосудия, — голос Волдеморта излучал странное восхищение этой идеей; он и в самом деле рассчитывал, что Гарри станет выполнять эту грязную работенку?..
Но возразить Поттер не посмел, пряча вспотевшие ладони в карманах мантии. Взгляд его был холоден и не выражал эмоций, но внутри подобно лаве растекалась злость и страх. Он понимал, что убивать ему однажды придется, ведь, чтобы стать ближе к Темному Лорду, нужно было беспрекословно подчиняться приказам: скажут убить — убьет, скажут отравить — отравит. Он это понимал еще тогда, когда шел в поместье. Ведь было всего два варианта событий: либо он умрет прямо там, либо его выслушают и, пусть с недоверием, но пустят в эту систему. Он ожидал чего-то подобного и был в принципе готов к такому. Но… При чем тут оружие?
— Для меня это высшая честь, мой повелитель, — склонился в поклоне Гарри, прикладывая ладонь к груди. — Кого именно мне нужно принести вам, мой Лорд, в качестве трофея и показательности моей вам преданности? — он посмотрел в глаза напротив, ожидая ответа.
Больше всего Гарри переживал, что Лорд потребует убить кого-то из близкого окружения: Рона или Гермиону; нет, он не испытывал к ним больше теплых чувств, но они были нужны ему для другого, более важного, и их смерть не входила в планы.
— Ты ведь вхож в Орден Феникса, верно? Ты являешься их негласным предводителем, и ты, конечно же, знаешь, где они могут находиться, — размышлял вслух Лорд, проведя пальцем по тонким губам. — Убей самого сильного и умного из отряда сопротивления, но так, чтобы ничто не выдало тебя, чтобы никто не знал, что это ты. И для первого твоего раза, — Гарри передернуло от этих слов. — Я предлагаю выбрать оружие. Обычное. Маггловское. Я хочу прочесть в «Ежедневном Пророке» статью, что кто-то из Фениксов пал. Что он мертв. И чтобы так глупо… — его губы растянулись в подобии усмешки.
Гарри в голове стал перебирать имена и образы. Вообще в Ордене Феникса собрались далеко не слабые волшебники, уж что-что, а Дамблдор умел подбирать людей, верных его делу. Поттер так же понимал, что, по большей части, это не только демонстрация верности и готовности подчиняться приказам, с этим не было проблем, Гарри умел и ждать и выполнять поручения, уж Дамблдор об этом позаботился. Это было настоящим поводком. Как только он убьет представителя светлой стороны, он окончательно сменит сторону, окончательно погрязнет в этом. Отчего-то Гарри был убежден, что за этой смертью последует другая, и все это он должен будет сделать собственными руками. Как гарант, что никто больше не встанет на пути Темного Мага, что остальные, поняв, что защищать их некому, падут к его ногам. Глупыми марионетками будут следовать чужой воле господина, подгоняемые плетью и розгами. Возможно, что они будут носить даже ошейники и в качестве дополнительной силы будут порабощены чистокровными. От представшей картины его передернуло и бросило в жар.
— Конечно, мой Лорд, — вновь поклонился Гарри и подошел ближе к столу, рассматривая предоставленный арсенал.
Пистолет — первое и самое знакомое бросилось в глаза. Раньше он не держал в руках оружия, не тренировался и не посещал стрельбища; как-то не интересовался он этим, а сейчас, по сути, не имея опыта и знаний в области убийства маггловскими способами, он растерялся. Лорд учил его убивать, учил пытать, научил отключать эмоции и чувства. Но никто не обучал держать в руках пистолеты, автоматы, винтовки, и даже нож был сейчас для него чем-то странным и чуждым.
«Война, Гарри, неизбежна, — напутствовал как-то вечером Дамблдор; в уголках его глаз проступили маленькой паутинкой морщинки. — Ты не должен полагаться лишь на светлую магию, но и не позволяй своим желаниям заходить слишком далеко, не иди на поводу своих амбиций. Это самая греховная слабость, которую можно себе позволить. Всегда сохраняй рассудок холодным, не пади низко, не убей ближнего — не навреди!»
Голова начинала болеть, и к горлу подступала тошнота. Трясущимися пальцами он провел по стволу, вновь проваливаясь в воспоминания.
«Жалость — это уязвимость, по которой будут бить в первую очередь. Никогда не позволяй манипулировать собой, всегда держи голову прямо, смотри в глаза своим страхам и своим врагам. Даже если ты на волоске от смерти, не смей отводить взгляд. Держи под контролем свои эмоции и своих врагов. Ты должен участвовать во всем, что касается тебя!»
Слова Волдеморта всегда были более правдивыми, более звучными, он умело препарировал взглядом, тембром, он всегда знал, что сказать и какие слова нужны. Он не был притворно добрым, не размусоливал и не растягивал слова. Он всегда говорил то, что думал. За то время, что они встречались для обучения, Гарри все больше и больше узнавал Тома Реддла. Было две личности… Том Реддл и Волдеморт. Том был более спокойный, рассудительный, голос его был подобен шелку, подобен тихому шелесту. У Волдеморта голос был властным, жестким, холодным — он был подобен иглам и морозному инею. Две личности словно противоречие друг друга. Словно он был зеркалом самого себя. Когда они оставались наедине, Реддл позволял себе быть просто собой, просто говорить, рассуждать. Гарри всегда поражался и восхищался его словами: он всегда говорил по делу. Уж насколько тот был честен, другой вопрос, но в словах мужчины Поттер ни разу не уловил фальшь.
Гарри задумчиво провел кончиком пальцев по стволу винтовки: точные грани и гладкая поверхность, он коснулся гравировки на прикладе; завороженный, очарованный этим искусством — искусством убивать. Он никогда еще не убивал. Не считать же за подвиг убийство крыс, кроликов и прочую живность?.. Хотя, они ведь тоже живые… были. Он каждый раз равнодушно смотрел на то, как зеленый луч устремляется к маленькой и невинной жертве, как зверек, в слабой попытке защититься, скалит пасть или пытается убежать. Но что он мог против мага? Поначалу Гарри было не просто, его даже рвало пару раз от вида мертвых тушек, несмотря даже на то, что он на зельях препарировал множество животных, беспощадно кромсая их на ингредиенты. Но там животные были уже умерщвленные; всегда проще, когда не ты палач. Позже, конечно, он привык и к этому; взгляд зверя, что гас, не довлел чувством вины и собственной никчемностью, тошнота сходила на нет. Но он никогда не убивал человека.
Он повидал не одну смерть за свою жизнь, став свидетелем чьей-то гордыни, алчности, ревности и злобе, он безучастный зритель, что стоит в стороне. Но театр еще не закончил свою пьесу, не все роли отыграны, и ему — серому кардиналу — пора было выйти из-за кулис, отныне он больше не созерцатель — он вершитель, он палач. Отлично выдрессированный Дамблдором и наученный горьким опытом, он уже не был тем юнцом, что с горящими глазами кидался вершить правосудие. Он сам станет правосудием. В памяти всплыли глаза Малфоя — но не те, к которым он привык, взгляд его дорогого Драко не был таким привычно теплым или успокаивающим. Он был жестким, холодным, серебро покрытое коркой льда и пеплом. Серые глаза смотрели с отвращением и брезгливостью, губы аристократа кривились, в его ладной фигуре сквозила напряженность и злоба — в льдистом взгляде.
«Ненавижу, — прошепчет, возможно, Малфой. — Ты мне отвратителен».
И мир тогда погаснет, навсегда забрав его в плен темноты. Где не будет колкости и ершитости того, кто дорог сердцу, не будет больше поцелуя с привкусом лета и прикосновений — равным ощущениям весны. Гарри стало горько вдруг, он ощутил, как руки дрожат, как на пальцах что-то холодит; что-то черное размазано по фаланге, словно кто-то пролил чернила. В голове нарастал звон, он усиливался и давил, казалось, со всех сторон. Это был не страх, нет. Это давила безвыходность, осознание, что переступив черту, он не сможет вернуться, не будет прежним. Не будет тем, кого любит Драко. Ведь они оба, еще тогда, скрытые под покровом ночи, поклялись, что никогда не переступят эту грань, не убьют человека. Но тогда это казалось простым и легким, казалось, что они держат под контролем, что властны сами решать, что им делать. Тогда было проще, тогда было спокойнее и как-то увереннее, они все просчитали.
— …Поттер! — голос с легким ветром ворвался в его сознание, где лавой растекались мысли, они жгли и причиняли боль. Заслуженную боль. Он вздрогнул и сфокусировал взгляд на лице напротив. Совершенно забыв, что он не один. — Что с тобой? Ты уже полчаса гипнотизируешь несчастную винтовку, — нет, отнюдь, в голосе повелителя звучало не беспокойство, упрек.
— Прошу простить, мой Лорд. Задумался! Вы хотите, чтобы я убил любого из членов Ордена Феникса именно предоставленным оружием? Без магии? — перевел он разговор и с привычным безразличием и отрешенностью взглянул в глаза собеседника.
— Верно, — отозвался Реддл, все еще с подозрением поглядывая на своего ученика. — У тебя будет лишь одна попытка, Гарри. С одного выстрела или удара ты должен убить. На обдумывание плана у тебя есть… — между ними, над столом, возникли призрачные цифры. — Двенадцать часов.
Двенадцать. Это было и много, и мало, ведь нужно было сначала выбрать первую жертву, найти ее, проследить… хорошо бы, конечно, еще бы потренироваться стрелять, потому что с первой попытки, взяв в руки оружие, попасть в цель будет — если не удачей, то чудом, не иначе. За двенадцать часов реализовать все это было нереальным. Хотя…
— Хроноворот, сэр? — спросил Гарри и затаил дыхание.
— Верно, — в глазах напротив ярким бликом полыхнуло веселье. Гарри даже замер: Волдеморт крайне редко позволял себе веселье. Но перепутать было невозможно. — С помощью хроноворота ты сможешь подготовиться, выбрать стратегию. Но убить ты можешь лишь раз, у тебя на это одна попытка.
Поттер согласно кивнул и вновь перевел взгляд на оружие.
— Я так понимаю, выбрать я должен что-то одно… — это был не вопрос, утверждение.
Темный Лорд кивнул, с такой же задумчивостью глядя на своего подопечного. Поттер скользил взглядом по предоставленному арсеналу, в задумчивости прикусив губу. Волдеморт не торопил своего ученика, не давил, давая полную свободу в выборе. Наконец, спустя полчаса, Гарри все же определился, этим выбором удивив Тома.
* * *
Покинуть Хогвартс было очень сложной задачей, особенно перед летними каникулами в преддверии экзаменов. Даже исключительность Гарри не давала ему возможности беспрепятственно пройти через защиту школы. Теперь в Хогвартсе царили другие правила, и все ученики были под строгим надзором. Даже просто выходя на улицу, ребята ощущали, как за ними по пятам следуют Пожиратели, не было даже возможности уединиться или вообще сбежать. Ни у кого не было шансов. Гарри украдкой ловил те мгновения, когда им с Драко удавалось хоть на пять минут скрыться ото всех и просто обняться. Драко был все так же грустен и с печалью в глазах, он держал Гарри за руку. Часто такие встречи проходили в тишине, ребята почти не разговаривали, наслаждаясь обществом, воруя эти мгновения, пытаясь их удержать. Хотелось просто взорвать школу и покинуть Британию. Но это не было выходом, это понимали и Гарри, и Драко.
С Роном и Гермионой общаться приходилось похожим образом. Полукровки жили отдельно от чистокровных и магглорожденных, на занятиях их рассаживали тоже — по чистоте крови, сортировали как скотину, разве что не клеймили… пока. В коридорах вообще свободно передвигаться могли лишь немногие, поэтому встретиться с друзьями было той еще задачей, практически преступлением; если бы их поймали, то наказания было бы не избежать.
— Гарри, чего мы ждем? Почему не окажем сопротивление? Нас всех убьют, — спросил Рон тихим майским вечером, стоя у Зала наград и озираясь по сторонам каждый раз, когда уловит шорох.
— Еще не время, Рон. Ты же помнишь, что нам завещал Дамблдор? — осадил пыл Уизли Гарри. — Если мы и окажем сопротивление, то все равно проиграем. Надо разыскать крестражи.
После ужина ребята по одному, крадучись, встретились у Зала наград, там, где крайне редко патрулировали Пожиратели.
— Да, но как нам их найти? — с грустью спросила Гермиона, сжав тонкие кулачки. — Гарри, ведь летом… Я уверена, нас будут контролировать. Мы… Что нам делать?
— Я отыщу их. Отыщу и уничтожу, — заявил Поттер, сжав ладонь подруги. — Все, расходимся. Через пять минут сюда заявятся Пожиратели. Берегите себя, — бросил он, вырывая свою ладонь из ее руки и быстрым шагом направился в сторону лестниц.
Ночь казалась волшебной, чарующей; на короткий миг Гарри позволил себе просто расслабиться и насладиться заревом уходящего дня. Он часто приходил на Астрономическую башню; разглядывал звёзды, небосвод, кромку Запретного леса вдалеке и, с тоской и грустью, смотрел на хижину Хагрида. Теперь там не горел свет, не лаял по вечерам Клык, не было видно тучной фигуры Хагрида. Лесничему пришлось покинуть Хогвартс, как только в магическом мире начало меняться все: от системы управления финансами до поставки на учет всех магических существ, к коим и относился Рубеус. Пожалуй, этот добрый великан был единственным, на кого Поттер не держал зла. Ну какой спрос с глупого, но столь доверчивого Хагрида? В чьём взгляде ломаными линиями и разноцветным конфетти плескались наивность и радость от коротких встреч? Разве он виноват, что его обманывали, водили за нос, что великий и непогрешимый Альбус-много-имен-Дамблдор использовал его в своих корыстных целях, чтобы уважить Поттера. Чтобы замылить взгляд из-под очков нечеткими силуэтами, чтобы скользили призраки, чтобы Гарри цеплялся за это.
— В этом ведь и был твой план, Дамблдор. Верно? — задал вопрос в пустоту Гарри. — Чтобы я слепо верил тебе, чтобы никогда не усомнился в твоей мудрости? Чтобы… — голос охрип, он стушевался на короткий миг, так, будто директор все еще тут и смотрел своим строгим взглядом. Он и не заметил, как побелевшими пальцами вцепился в перила, а из горла вырвался судорожный выдох. — Чтобы однажды я принес себя в жертву. Этого не будет! Не будет, слышишь? — голос едва не сошел на крик, но больше получилось карканье.
Гарри оперся скользкими ладонями о перила и продолжал рвано дышать: в горле встал противный ком, живот скрутило узлом, дышать было катастрофически нечем.
— Я. Вас. Ненавижу! — процедил он, прикрыв глаза. — Господи. Как же я вас всех ненавижу.
Это был первый случай срыва за последние три года. Если до этого он держался, в слепой надежде, что Дамблдор все же одумается и сам разберется со всемирным злом, то сейчас Гарри был один на один с этой проблемой. Альбус хорошо устроился, трусливо — но не менее помпезно — сбежал из жизни, бросив тех, кого ему вверила сама судьба — оберегать, а не калечить. А тот калечил, с садизмом, подобно безжалостному маньяку оголяя нервы, подобно проводам, по ним искрился ток, он был нескончаемым. Хотелось сжечь это место, пропитанное запахом хвои, смешавшееся с противным кислым привкусом смерти. Теперь смерть была здесь желанной гостьей, перед ней услужливо распахивали двери, люди в черных мантиях склоняли колени и подобострастно шептали клятвы. Жнецы — облаченные в серую рясу с повязанным на поясе шатленом — преподносили ей дары. Невинные жертвы одна за другим редели, и в школе наступала тишина. Лишь колокол — одинокий колокол — бил ровно пять раз.
— Гарри? — тот вздрогнул и резко развернулся, вскидывая палочку; он подслеповато сощурился, разглядывая того, кто был скрыт в тени мрака. Наконец фигура в длинной черной мантии сдвинулась в сторону, и Поттер облегченно выдохнул; опуская палочку, он вновь вернулся к созерцанию леса. — Все в порядке?..
Голос за спиной был тихим, словно шорох листвы под ногами. Драко, конечно, волновался за него, даже несмотря на то, что виделись они достаточно часто на уроках и в Большом зале, мельком в коридорах. Сейчас Гарри упрямо не желал отвечать. Он не хотел врать, но и правду сказать… Означало вынести себе приговор, пригвоздить себя цепями прочными к стене, казнить. Он не хотел, чтобы Малфой — его чистый и такой светлый Драко — был впутан в эту грязь; достаточно было того, что он не по своей воле был впутан в политические распри между двумя несостоявшимися политиками; того, что он был вынужден жить страхом и вечным ожиданием приговора из-за глупости его отца. Достаточно того, что Драко и так был лишен многого. Гарри не хотел лишать его еще и себя… любви и веры в будущее. В их будущее.
Но разве Малфой отстанет просто так? Нет.
Тот подошел ближе и коснулся пальцами напряженного плеча Поттера, провел тонкими пальцами, скользя по изгибу вниз к предплечью, вниз по руке, пока их пальцы не соприкоснулись, и оба вздрогнули.
— Гарри, что случилось? — спросил более мягче Драко, а в его глазах медью взметнулся страх. — Скажи мне… Что произошло?
Поттер, молча смотревший на границу, в последний раз тяжело вздохнул и наконец развернулся к нему. Он не знал, что именно он должен сказать, он не мог найти ответа на вопрос. Ответа, что устроил бы их двоих. Сейчас было тяжелее всего войти в равновесие и собрать остатки мыслей в кучу, все путалось, сбивалось в комок, трескалось и разбивалось на множество осколков, в которых бликом отражались чьи-то силуэты, чьи-то взгляды и тихие шепотки.
— Гарри… — глаза — эти невозможно серые глаза, так похожие на грозовое небо, на бурю и ураган, сейчас вновь были наполненные до краев тревогой.
Хотелось прошептать: «Не волнуйся, не надо, ну что ты…», стереть с щеки хрусталь, хотелось спрятать столь хрупкое тело от взглядов, наполненных порочной жестокостью, наполненные угрозой. Хотелось защитить от правды, что покалывала на кончиках пальцев, что душила и довлела на плечи, просто уберечь от себя.
Оттолкнуть от себя.
— Мне… — он запнулся, задохнулся; стало невозможно сделать вздох, казалось, словно воздух закончился и легкие свело судорогой. — Темный Лорд дал мне задание. Я должен… должен убить кое-кого.
Ну вот и все, он это сделал, он сказал. Гарри цепко всматривался в пепельные глаза напротив, улавливая любую эмоцию, любую искру. Он ждал… Ждал, наверное, что тот скривится, оттолкнет, что шарахнется от него как от костра, что обжигает. Но лицо Малфоя не выражало никаких эмоций, словно застывшая маска легкого беспокойства и… чего-то другого, но не ожидаемой брезгливости или страха, скорее, просто усталости.
— Кого? — только и спросил Драко. Так, будто они вели светскую беседу и его собеседник спросил о погоде, а не о убийстве.
— На выбор. Мне нужно убить кого-то из орденцов, притом… — Гарри все же смог вздохнуть и опустил взгляд, высматривая что-то на полу. — Маггловским оружием.
— То есть…
Было странно. Драко не кривился, не пугался, не выглядел вообще хоть как-то задетым фактом, что Гарри должен стать палачом. Словно тот изначально знал, что так и будет.
— Без магии? Тебе просто нужно выследить и убить?
Гарри просто кивнул и вновь посмотрел в глаза Драко. Он и сам не знал, что он искал во взгляде, но, не найдя ожидаемой реакции, он скупо улыбнулся и кончиком пальцев провел по ладони Драко.
— Ты не выглядишь удивленным, не испугался и… Я ожидал, что ты оттолкнешь меня, сбежишь.
— Когда моей целью был Дамблдор, ты тоже не отрекся от меня. Ты был рядом, когда от меня отвернулись все, когда каждый взирал с презрением. Как я могу оттолкнуть? Сбежать? Уйти и бросить тебя одного в этом котловане? Я… — Драко облизнул пересохшие губы, придвинулся ближе и почти в самые губы прошептал: — Что бы не случилось, какое бы — даже самое мерзкое, через что тебе придется пройти — задание тебе не дал Темный Лорд. Я буду рядом… Пусть и не смогу быть физически с тобой, но я буду мысленно идти рядом. Не позади тебя, как ты подумал, прикрывая спину, не спереди, дабы встать между тобой и бедами. Я буду идти рядом, плечом к плечу, рука об руку. Умрешь ты, я пойду следом. Главное, ничего не бойся. Я с тобой, мы вместе, и мы справимся с этим. Ты же сильный, Гарри. Ты, в конце концов, гриффиндорец. Включи свою безбашенность на полную, забудь о совести — я буду твоей совестью; а хочешь, я буду твоим разумом. Как ты вообще мог подумать, что я отвернусь от тебя? — практически с обидой в голосе проговорил Драко.
— Прости. Я… я просто подумал, что… Ведь я убью, по сути, невиновного человека, не за какие-то деяния, а просто, — Гарри ощутил прилив облегчения, потому что Драко его поддерживал и не испытывал отвращения.
— Невинного?.. — брови Драко поползли вверх, и он некоторое время смотрел с удивлением, а потом и вовсе усмехнулся. — Гарри. Все люди грешны, за каждым что-то водится, поверь. Нет абсолютно невинных… Другое дело, если этот человек тебе лично ничего не сделал, но… Вспомни, хоть один из них поддержал тебя, когда Дамблдор выбрал тебя в качестве его преемника? Ведь ты еще сам ребенок, какой из тебя полководец? Но все, как глупые псы, с открытыми пастями и щенячьими глазами взирали на великого и светлого. Разве они уже не имеют перед тобой долг? — слова Малфоя не были лишены смысла, а ведь и правда…
— Ты прав, — слабо улыбнулся Гарри и уткнулся лбом ему в плечо. — Просто…
— Я тебя понимаю, как никто другой. Подожди, — Драко отстранился и взмахнул палочкой: вокруг них образовался купол, он ходил легкой рябью. — Эта часть замка редко патрулируется, но я бы не хотел, чтобы нас кто-то тут увидел или подслушал, — объяснил Малфой. — И… скажи, какой срок дали тебе на выполнение?
— Двенадцать часов.
— Двенадцать? — он нахмурился, отводя взгляд. — Но этого мало. Если еще учесть, что тебе нужно выследить свою цель, проследить за ней, узнать, когда она остается без защиты… А я уверен, сейчас практически все члены Ордена находятся под защитой своих домов. Вряд ли они необдуманно выходят, хотя… — он приложил тонкий палец к губам и о чём-то задумался. — Ты же можешь выманить их из своего укрытия, тебе же они доверяют. Но, этого все равно мало. Ты же никогда не держал в руках оружие, никогда не убивал человека… это…
— Да, в этом и проблема, — вздохнул Гарри, и его ладони вспотели. — Я выбрал самое, на мой взгляд, тихое оружие, самое легкое… как мне показалось. Но… нужны тренировки. А времени нет. Но я кое-что придумал и… Возможно, мне понадобится твоя помощь.
Драко поднял свой взгляд и с серьёзностью посмотрел на Поттера.
— Что ты придумал?
— Мне нужен маховик времени, — хрипло проговорил Гарри. — Это даст мне небольшую отсрочку, я выиграю немного времени на тренировку, хотя бы на животных. Но… он находится у Снейпа в кабинете. Туда я просто так не смогу попасть, новый директор сожрет меня, как только я перешагну порог его кабинета.
— Директора я возьму на себя и добуду тебе маховик, — с готовностью отозвался Драко и притянул для поцелуя Гарри. — Ни о чем не беспокойся. Мы справимся. Верь мне.
* * *
Драко стоял у подножия лестницы, ведущей к директорскому кабинету. Руки его сжались в кулаки, сердце стучало о рёбра. Он понимал, что просто так Снейп точно не даст маховик, нужно было брать либо обманом, либо хитростью. Он уже ступил на мраморную лестницу, как услышал тихие голоса у самой двери кабинета.
— …В северной башне, — уловил он обрывок фразы и быстро ретировался в темный проем, чтобы остаться незамеченным. Драко даже подумал, что лучше будет зайти позже: подслушивать чужие разговоры не входило в его планы. — Думаю, что это будет оптимальным вариантом. Темный Лорд будет доволен мной!
Самодовольный голос явно принадлежал кому-то из Пожирателей: Драко не всех знал, так как Ближний круг состоял всего из десяти человек, а остальные… как называл их негласно Гарри — массовка, просто декорация, мусор, что не жалко. Мужчина в черной мантии, с зачесанными назад волосами спустился по лестнице, держа в руках что-то похожее на сферу, в ней были видны фиолетовые всполохи. Малфой даже предположить не мог, что это. Когда неизвестный удалился на достаточное расстояние, Драко все же поднялся по винтовой лестнице, с укором посмотрев на прикрытую дверь с позолоченными узорами. Он был тут всего пару раз за все время обучения, и не один из разов не был приятным. Перед глазами вдруг всплыла картина: вот сейчас он откроет эту тяжелую дверь, а там за столом сидит в своей причудливой бордовой мантии с расшитым золотом Дамблдор, его взгляд тошнотворно приветливый и участливый, он по-старчески с мудростью в голосе начнет увещевать, что в каждом из нас есть место добру и соучастию, что времена тяжелые, нужно быть сплоченнее… Ей богу, Гриффиндор до мозга костей.
— Мистер Малфой?.. — кажется, что Снейп не ожидал на сегодня больше посетителей. — Что-то стряслось?
Кем бы ни был Снейп, а он всегда тревожился за свой факультет. Драко неуверенно кивнул и прошел в кабинет, закрывая за собой дверь.
Кабинет потерпел лишь незначительные изменения, словно тот, кто был тут недавно хозяином, ушел всего лишь в Хогсмид, чтобы пропустить по рюмочке эля.
— Директор, — кивнул учтиво Драко и подошел ближе к столу, взглядом высматривая все мелкие предметы на полках; часы, ракушки, какие-то статуэтки, маятник. — Мистер Горем задал домашнее задание на субботу, тема — маховики времени, — и ведь не соврал, они и правда проходили маховики. — И… Я хотел бы знать о них поподробнее, сэр.
— И?.. — бровь Снейпа взметнулась вверх. — Вы забыли, мистер Малфой, где находится библиотека? Вы меня начинаете пугать.
— Нет, сэр. Я прекрасно помню дорогу к библиотеке, — хмыкнул Драко и потупил взгляд, собираясь с мыслями. — Я бы хотел опробовать его свойства на себе. Дело в том, что теоретические знания — этого мало; ведь, чтобы получить высший бал, нужно хотя бы иметь представления о влиянии маховика на человека.
Директор с минуту гипнотизировал его цепким взглядом, видно, обдумывая сказанное.
— Вы хотите, чтобы я дал вам его? — спросил напрямую Снейп, сощурив глаза.
— Было бы неплохо, профессор, — кивнул Драко и поспешно добавил: — Я знаю, как обращаться с такой вещью и верну ее вам… завтра вечером. Мне бы хотелось получить высокую оценку за доклад.
Малфой старался выглядеть непринужденно, потому что перед ним сидел не добрый дедушка Дамблдор, а такой же слизеринец в учительской мантии, и его обвести вокруг пальца было крайне сложно. Хотя Драко и не собирался. В любом случае, он всегда может прийти сюда, когда Снейпа тут не будет. Хоть и опускаться до банального воровства не хотелось, но… Гарри точно сюда не сунется.
— Что ж, — видно, взвесив все за и против, профессор Снейп со вздохом открыл ящик стола. — Я надеюсь на вашу благоразумность, мистер Малфой. Никто не должен знать, что я дал эту вещь вам. Вообще никто не должен знать о ней. Надеюсь, это понятно?
— Конечно, — кивнул Драко.
На столе оказались часы с шестеренками на тонкой цепочке: золото красиво блеснуло в свете свечей.
— Спасибо, сэр. Доброй ночи!
Он встал и направился уже к выходу, сжав в кармане маховик, так, словно опасался потерять его; голос директора за спиной едва не заставил споткнуться.
— Завтра после шести, мистер Малфой, я бы хотел позже прочитать ваш занимательный доклад.
Драко вздрогнул, но сдержанно кивнул, открывая дверь и оказываясь вновь окутанным полумраком. Оставалось найти Поттера.
* * *
Стены огромного дома буквально давили своим величием и своей монументальной глыбой. Под ногами крошилась галька, на щеках соль, вперемешку с дождем. Нити пунцовые да алые опутали это здание: в черных окнах-глазницах сама тьма, она бурлила, кишила, зазывала в свои владения, и Гарри чудились призрачные силуэты. Будто вот он, Сириус, стоит у окна и машет, его улыбка бледная, ненастоящая, неаккуратно выкроенная на этом лице. Но лишь моргнув, силуэт пропадал, его смывало дождем — этим ливнем, что бился остервенело в окна, что стучал по карнизам, оплакивая смерть.
Поттер неспешно подошел к двери, коснулся ручки: осторожно, неумело, будто боялся спугнуть. Будто ждал, что дверь откроется сама… Но нет, по рукам скользнула влага, и в нос ударил запах свежести, запах дождя вперемешку с горьким кофе.
А в доме мрачно, пустынно и холодно; он кутался в длинную кофту, пытаясь стряхнуть с одежды дождь. В доме этом пахло пылью, ветхостью и стариной: под ногами скрипели половицы, а на стенах грязь. Это место не приветствовало его, оно не желало принимать гостя, словно он тут нежданный, нежеланный, его тут и быть не должно было. Но он был тут и смотрел пустым взглядом перед собой, словно ожидая чего-то, словно все еще храня в душе надежду. Будто вера все еще горит пожаром в душе.
«Ты здесь всегда желанный гость», — вспомнились слова крестного, отдавая болью в сердце.
Звук ударов сердца бил в перепонки.
«Ха, Сириус, смотри! Смотри, как я умею», — вот мальчишка в мастерке — в большой для него мастерке, — взлетал над полом на десять сантиметров, он задорно хохотал, а мужчина перед ним смеялся в ответ, он улыбался, хвалил своего крестника.
«Молодец, Гарри!»
И в груди что-то сжалось, да так больно, что дышать стало в тягость, будто со всех сторон сдавило, кто-то словно сжал горло в мертвой хватке.
Почему же так больно?..
Он судорожно вздохнул, поднеся ко рту ладонь, да крепче сжал губы, зажмурил глаза, где скопилась влага. Где предательски капал новый дождь.
На стене висел портрет: в глазах нарисованной леди: столь резкой на слова, столь строгой на взгляд, сейчас было отчего-то пустынно; нарисованная дама в шляпке держала букет, обернутый в кедровую бумагу. Она молчала, скорбно поджав губы, в ее глазах плескалась такая же тьма, как в доме. Отчего-то Гарри Поттеру хотелось коснуться холста, провести кончиками пальцев по старой краске, ощутить шероховатость — вновь услышать голос этой ледяной дамы.
Но… Ничего. Тихо.
Стены, облаченные в старинные обои, выцветшие, с нарисованными на них нарциссами и кедром... Гарри замер, задерживая дыхание, проводя ладонью по листьям, по нарисованным ветвям, что уходят ввысь. Будучи мальчишкой, он не оценил, когда Сириус с присущей всем взрослым ворчливостью рассказывал историю дома, показывал библиотеку. Но тогда Гарри не внимал, казавшемуся строгому на вид крестному и отмахивался лишь небрежно. Тогда знания были для Поттера обузой, были скукой и воском, что затвердевал на тонких пальцах.
«Сириус. А расскажи мне, какие они были, мои родители?» — наивно и так по-детски спросил тогда Гарри, сидя вот на том диванчике и жуя булочку.
Сириус, севший у ног обретенного крестника, лишь с печалью вздохнул и взлохматил ладонью волосы.
«Они были прекрасными людьми, Гарри, — проговорил тогда он, а в уголках глаз его скопились мелкие морщинки. — Они были великими людьми».
Возможно, что крестному, как и всем окружающим, кроме Снейпа, очень хотелось сохранить в памяти мальчика — столь доверчивого, с широко раскрытыми от восторга глазами, — образ родителей, что принесли себя в жертву, став вечным напоминанием той войны. Хотелось, как в детстве, когда ты еще маленький и доверчивый, свернуться в клубок и плакать. Просто плакать навзрыд. Он не знал родителей, что отняли у него, он не знал своего крестного — пусть и помнил его, пусть и свежи еще раны. Но принять это было тяжело. Было сложно. Трудно.
На втором этаже тоже было мрачно и сыро: под потолком скопилась влага, на полу плесенью покрылись деревяшки, двери были запечатаны и не открывались, наверное, давно. Гарри несмело тронул ручку, боясь обжечься, и потянул на себя.
Ветхость помещения ударила в нос: кругом пыль и паутина, на стенах висели плакаты какой-то квиддичной сборной, на кровати — где спал Сириус — лежал мятый номер Ежедневного Пророка, все выглядело так, будто хозяин этой спальни вышел подышать воздухом и вот-вот вернется. Гарри на негнущихся ногах подошел ближе, всматриваясь в дату: «13 мая 1994 год».
— Эх, Сириус, Сириус, — покачал головой Гарри, сжигая невербальным Инсендио бумагу.
Она тлела и крошилась, пеплом оседая на бордовом покрывале; угольки погасли, и Гарри прикрыл глаза.
Следующая комната, где по блеклым воспоминаниям должен был лежать крестраж, выглядела не так запущено, как комната крестного. Здесь было чисто. Слишком чисто. Гарри бы даже сказал, что стерильно. Кто-то ухаживал за этой комнатой: поливал цветок на подоконнике, невесть откуда тут взявшийся, протирал пыль и менял эти тяжелые портьерные шторы на новые. В комнате, несмотря на чистоту, было пустынно и холодно.
Не успел Поттер сделать и шаг, как у его ног материализовалось лопоухое существо в потрепанной от времени рубахе. Эльф выглядел сморщенным, старым, он был таким же старым, как этот дом.
— Кричер? — спросил на всякий случай Гарри, впрочем, не сразу вспомнив имя домовика дома Блэк.
— Крестник непутевого хозяина, полукровка, — в презрении проскрипел эльф, сморщившись еще больше. — Сюда нельзя заходить, эта комната закрыта. Кричер вынужден настаивать, сэр.
Гарри нахмурился и судорожно стал вспоминать, могли ли эльфы запрещать входить в какие-то помещения. Могли, но не там, где ты хозяин. А Гарри, насколько он помнил по словам Сириуса, был хозяином. Его наследником.
— Это почему же?
— Это комната благородного хозяина, — почти с придыханием и раболепством произнес эльф.
— Вот как, — задумчиво протянул Гарри и, вместо того, чтобы уйти, он присел на корточки перед существом и почти вежливо поинтересовался: — Здесь есть вещь, очень темная, злая вещь. Мне нужна только она, и я покину эту комнату… покину этот дом.
Лопоухое недоразумение пискнуло и выпучило забавно глаза; он лапками сжал ушки, прижимая их к голове, и замотал ею с силой.
— Кричер не может. Кричер должен выполнить последнюю волю хозяина, Кричер…
— Так, остановись, — приказал Гарри, останавливая поток слов. — Какую волю?
— Кричер должен был уничтожить эту пакость, — скривился в отвращении эльф, покосившись в сторону старого сундука из дуба. — Хозяин так надеялся на Кричера…
— Так давай я уничтожу эту гадость? — кажется, Поттер понял, о чем талдычит эльф. И принялся увещевать старика Кричера. — Я уничтожу ее, и ты сможешь вздохнуть спокойно. Отдай ее мне, пожалуйста?..
Времени на бездумные разговоры не было, тем более он не собирался упрашивать капризного и вредного эльфа, но что-то екнуло в груди при взгляде на это существо. Что-то сжалось так сильно. Кричер сейчас выглядел, как и он: побито, с притаившейся в глазах печалью, с горечью на тонких губах. Эльф с подозрением и надеждой посмотрел в глаза мага, он начал заламывать тонкие пальцы, взгляд притупился. Он не решался, видно, сказать.
— Юный наследник и правда уничтожит? Сдержит ли он свое слово? — в неверии прошелестел тихо эльф, опустив ушки. — Кричер даст вам то, что просите… Кричер накажет себя, что не смог выполнить волю хозяина. Так может, у полукровки получится, — он рассуждал будто сам с собой, а затем щелкнул пальцами: большой сундук распахнулся, крышка с грохотом отскочила. — Он там, сэр.
Гарри благодарно кивнул эльфу и поднялся на ноги, с легкой тревогой подходя ближе к открытому сундуку. На дне лежала куча тряпок, каких-то книг и плакатов, была даже палочка. Гарри не сразу понял, что это школьный сундук с гербом Хогвартса и нацарапанными инициалами у защелки «Р.А.Б».
«Регулус Блэк, ну конечно», — хмыкнул мысленно Гарри и аккуратно, своей палочкой, подцепил какую-то брошюру с яркой кричащей надписью. Под ней, завернутый неаккуратно, как-то даже небрежно, в ткань, лежал медальон. Грани камня зеленого переливались в тусклом свете, Гарри мог даже поклясться, что уловил странный шепот, он осторожно взял его в ладонь, прислушиваясь к ощущениям. Это было оно. Это был крестраж: он колол на руке, обжигал, завлекал своим чарующим говором.
Поттер завернул в черную ткань медальон и убрал его в карман обернувшись. Пора было идти выполнять приказ. В нагрудном кармане тяжестью напомнил о себе маховик.