Большой сводчатый потолок над головой с чарующим звездным небом. Сквозь витражные высокие окна также бил лунный свет, дорожкой простираясь по каменным плитам. Драко снял мантию и сел на пол, запрокинув голову. Сегодня вот так странно совпало, что именно зал по какому-то странному стечению обстоятельств не был тронут. Здесь никого не было; шум и громкие голоса доносились отовсюду, но тут они отсутствовали, и это радовало. Он ощущал себя маленьким насекомым перед таким величавым помещением, ведь когда здесь находились студенты, зал не казался столь большим, и величие его тонуло в гомоне учащихся. Сейчас, сидя на грязном и никем нетронутым полу, Малфой ощутил себя совсем ничтожно маленьким в столь огромном пространстве. Нет, Драко не боялся, что сейчас его кто-нибудь увидит. Да и кто что сделает? Он ещё пока несовершеннолетний студент, да и не он же, в самом деле, убил Дамблдора. Отчего-то в душе неприятно ныло и саднило. Драко понимал, что за трусость Лорд его по голове не погладит, а пострадать может ни в чем не виноватая мать. В голове набатом бился один-единственный вопрос: за что, черт подери?

Еще тогда, будучи совсем еще ребенком, Драко, во всем подражающий отцу, как-то нагрубил нянечке. Ему казалось на тот момент, что все дозволено, что, в принципе, так и положено: более сильный и высший по статусу имеет право принижать кого-то статусом ниже. Ведь именно так и поступал отец: он мог убить домового эльфа за допущенную оплошность, мог уволить и вышвырнуть на улицу гувернантку, которой негде было жить, так как магглорожденные уже не могли нормально существовать в обычном мире, так как они в одиннадцать лет оставили там все, а магическом обществе к ним относились… да, с пренебрежением. Тогда еще, будучи совсем ребенком, Драко не понимал разницы между хорошим и плохим. Люциус вместе с правилами этикета, правилами аристократических норм, всегда говорил, что они — Малфои, что они выше всех и каждого в магическом мире. И что ему, Драко, нельзя проявлять сочувствие к каким-то грязнокровкам. Да, тогда Драко узнал новое для него слово и, так как был еще свято уверен в правоте отца, постоянно обзывал несчастных гувернанток, нянечек этим словом, а потом и в школе.

Большой зал был полон загадочности, в большой степени еще и из-за царящего полумрака, витавшего запаха пряностей и старины; на потертых от времени камнях были высечены странные надписи и знаки. Как говорил Блейз, в маггловском мире был очень популярен оккультизм, который в магическом мире мало кто использовал. Если магглы бездумно рисовали знаки в надежде на то, что к ним спустится дьявол и заключит с ними сделку, то в магическом мире подобные знаки могли принести смерть и вызвать существо, которое растерзает тебя.

Малфой усмехнулся, склонив голову набок: насколько же магглы глупы, но в то же время недалеки от истины. Драко прикрыл глаза, вслушиваясь в тихий рокот и шум, доносившийся откуда-то издалека. И вдруг сначала он услышал еле-еле уловимый звук, похожий на мелодичный перезвон капели, а затем музыка начала доноситься словно из стен и пола и окутала его своим красивым звучанием. Это было похоже на невесть откуда взявшуюся старую пластинку, ведь никто уже не слушал музыку на них. Но вот она играла, приятно укачивала. Убаюкивала, подобно колыбели.

«Колыбель смерти…» — пронеслось тоскливое в голове, и в такт тихой музыке Малфой зажестикулировал, словно дирижер.

Они не вернутся. Не войдут больше в Большой зал, не улыбнутся своим друзьям или не сядут за парту. Вот так война, пусть и не такая масштабная, забрала с десяток молодых еще душ. Ему бы впору винить себя, ведь это он стал причиной всего произошедшего. А он ли?.. Если рассудить, то он предупредил учителей, он надеялся, что в эту ночь никто, кроме Дамблдора, не пострадает. В итоге все обернулось каким-то безумием. Какой-то новый виток времени расставил все по своим местам.

Красный с отливом розового и бронзы утренний рассвет блуждал по влажному от снега витражному окну. Новый день начался с чьего-то дикого воя, словно вопил от боли раненый дикий зверь; словно кто-то выл и не переставал скрести по полу закрученными и острыми когтями, пока не пришло осознание, что это его наполненный горечью вой, и руки исцарапаны в кровь. Драко опустил глаза и, окровавленными пальцами вцепившись в волосы, качался подобно маятнику. Шептал… Шепот был бредовый, он и сам не мог различить, что говорил. Слова путались, как и мысли. Воздуха катастрофически не хватало будто кто-то перекрыл доступ к кислороду, и становилось трудно дышать.

— Малфой, — наполненный отвращением и злостью голос: в дверях стоял Рон Уизли. — Это ты. Ты ведь убил Дамблдора? — задушенным шепотом не спрашивал, утверждал тот.

Драко, поняв, что бежать некуда, да и не имело смысла, гордо вскинул подбородок и с усмешкой на потрескавшихся губах посмотрел на рыжего недоумка.

— Какая теперь разница, Уизли? Он мертв, так или иначе, с моей ли помощью, или без, но он был обречен.

Синие глаза вспыхнули злобой и ненавистью, в них отразилось отвращение и скорбь. Драко понимал, что у Рона есть полные основания обвинять его. Ведь он — Пожиратель Смерти, и из-за него в школу проникли палачи.

— Ты чудовище, Малфой. Самая настоящая мразь. Я не видел большего урода, чем ты. У этих твоих приятелей хотя бы гордость есть, они ушли латать свои раны, а ты… — Уизли скривился. — Ты сломлен, ужасен, а еще… Ты трус. Такой же трус, как и твой декан. Чего же не сбежал?

Подорвавшись и не осознавая себя и ничего вокруг, Драко подлетел к Рону и схватил того за грудки: глаза его горели огнем, злостью и обидой.

— Не смей! Не смей, предатель крови, — процедил он сквозь плотно сжатые зубы. — Ты не знаешь. Ничего не знаешь! Тебя там не было, не смей сваливать на меня все грехи, особенно те, к которым я не имею отношения! Ты понял? — прорычал он в усыпанное веснушками бледное лицо.

Уизли оторопело уставился на своего школьного врага; на такого сломленного и убитого врага. Будь он хоть немного благоразумнее, если бы ни эта схватка с Пожирателями, ни смерть директора, подорвавшая все силы, Рон бы услышал, понял. Но он не мог: ярость захлестнула с новой волной, и Уизли, так же не осознавая, оттолкнул Драко, который отлетел назад и стукнулся головой об пол. Из носа хлынула темно-красная кровь.

— Знаешь, я всегда не понимал, почему, несмотря на твою сволочность, Гарри и Гермиона тебя жалеют, пытаются оправдать, находят объяснения твоим поступкам, даже таким отвратительным, — запал уже прошел, сил на склоку или драку не осталось, но жажда уколоть как можно сильнее осталась и была значительно сильнее, чем усталость. — Такие подонки, как ты, не заслуживают жалости или чтобы кто-либо вступался за них. Ты омерзителен!

В следующий момент в руке у Уизли появилась палочка, на кончике которой всколыхнулся сноп искр. Рон был на пределе. Он занёс над врагом палочку, его губы скривились в противной ухмылке, глаза полыхали огнем возмездия.

В памяти сами собой всплыли образы из прошлого.

— Мое имя тебе кажется смешным, не так ли? Даже не буду спрашивать, как тебя зовут. Мой отец рассказал мне, что если видишь рыжего и веснушчатого мальчишку, значит, он из семьи Уизли. Семьи, в которой больше детей, чем могут себе позволить их родители.

Противная усмешка на губах холеного аристократа, выкормыша породистого папаши и такой же мамаши. Рона еще больше захлестнула ярость.

— Хороши, а? — невинно поинтересовался Малфой. — Не расстраивайтесь, соберите с болельщиков деньги и тоже такие купите. Или выставьте на аукцион свои «Чистометы-5». Музеи всего мира из-за них подерутся, — издевался он.

В висках пульсировало, а на глаза накатились предательские слезы за все моменты, когда раз Малфой позволял себе в его адрес колкие слова. Пусть Рон не подавал виду и никогда не предавал свою гордость, но обида оставалась, глушила многие эмоции и преобладала над здравым смыслом.

Вонючая грязнокровка и предатель крови, — кривил губы белокурый мальчишка. — Жалкое зрелище!

Воздух уплотнился, Рон открыл рот, чтобы произнести слова, как палочка из его рук отлетела в сторону. Уизли обернулся, чтобы посмотреть, кто тот смельчак, и упаси Мерлин, если это оказался бы кто-то из Слизерина. Но нет, у больших дверей стоял Гарри Поттер, пусть помятый, в грязной одежде и с разбитыми стеклами в очках. Глаза Гарри блестели потусторонним светом, в них уже не было былого спокойствия и тепла. Напротив, их наполнял зеленоватый лютый холод, словно ледяная вода в замерзшем озере, покрытым толстой коркой льда. Гарри покачал головой и опустил взгляд на лежащего на полу Малфоя. Тот, казалось, смотрел куда-то за гриффиндорцев, взгляд пустой и отрешённый. Он заслужил.

— Что ты творишь, Гарри? — вспыхнул Рон, метнувшись к палочке, но Поттер не позволил подойти ближе; Уизли отлетел в сторону, подальше от Драко и своей палочки. — Этот ублюдок убил Дамблдора! А сколько он третировал нас? Он — Пожиратель, Гарри! Одумайся!

Поттер смолчал. Медленно и прихрамывая, он подошел к ошеломлённому Малфою и подал ему руку, помогая подняться. Плечо горело огнем, как и глаза. Усталость и весь этот нескончаемый день. А тут еще и это…

— Рон, ты лично видел, что это он убил директора? — тихо, но твердо спросил Гарри, обернувшись к своему другу.

— Нет, но ведь это очевидно! Это он провел Пожирателей в школу, — с жаром заявил тот.

— И кто тебе это сказал? — все тем же тихим голосом поинтересовался Поттер, с разочарованием посмотрев на товарища. — Я был свидетелем. Дамблдора убил Снейп, — выплюнул он. — Никогда не обвиняй человека, если не знаешь наверняка. Сегодняшняя битва — не повод для выплескивания своих обид и, уж тем паче, не повод становиться убийцей. Чем ты будешь отличаться от тех же Пожирателей, если убьёшь невинного человека? Да ничем, Рон. Ты станешь таким же монстром.

— Но у него метка! Ты ведь и сам говорил, — возразил Рон, злясь еще и на друга, который вознамерился встать на сторону предателя.

— Метка не показатель, что он убийца. Он такой же подросток, у которого не было выбора. И не надо кричать, доказывая, что у тебя выбор был. Будь это действительно твой выбор, уверен, ты бы предпочёл быть в стороне от всего этого.

— Да что вы с Гермионой так защищаете этого слизня? — вспыхнул Рон, вскакивая на ноги, но тут же падая на пол. — Он пытал. Я видел. Видел! Он такой же мерзкий Пожиратель, как и вся его семья. Слышишь, Поттер, очнись! Он на стороне того, кто убил твоих родителей; того, кто пытался не раз убить и тебя. Что ты творишь? Разве Дамблдор…

— Дамблдор мне не указ, — холодно перебил его Гарри. — Я, в отличие от директора, никогда не смотрю лишь на хорошее, я смотрю и на плохое. Пора бы снять всю спесь добряка, Рональд. Ты чуть не убил человека, ты бы насладился его муками, насладился бы его смертью. Кто ты после этого? — голос Гарри бил больно и в самую душу, заставлял опустить взгляд. — Ты такое же чудовище. И мне противно знать, что это именно ты.

Послышались тихие шаги, в двух футах от лежащего Драко упало древко на деревянный пол. В голове стоял шум, сердце бешено отбивало ритм.

«Ты чуть не убил человека», — голос друга так и сквозил отвращением и ужасом».

«Ты бы наслаждался его муками, наслаждался бы его смертью. Кто ты после этого?»

— Я — Рон Уизли. Я — гриффиндорец, — хрипло возразил Рон.

Но в душе поселилась горечь от брошенных слов. Гарри чертовски был прав. Рон бы наслаждался этим зрелищем. Снова и снова.

* * *

— Драко, о чем я тебя просил? — первое, что спросил Гарри, заводя Малфоя в одну из гостевых комнат школы.

Мало кто знал о них, возможно, потому, что никогда никто не интересовался особо. Гарри и то узнал случайно от Макгонагалл, когда та отправила старшекурсника в отдельную комнату из-за травли на факультете.

— Поттер, не начинай, — поморщился Драко, скидывая с себя чужую руку. — Я сам решаю, где мне быть, а твой Уизли, похоже, нуждается в ошейнике и наморднике. Он псих. Конченый.

Гарри твердо посмотрел на Драко, нависнув над ним.

— Во-первых, он не мой, — твердым голосом отчеканил Поттер, отчего у Драко проступили мурашки. — А, во-вторых, Драко, ты, блядь, бездумно подвергаешь себя опасности! Вернись я на минуту позже, тебя бы даже целители не спасли бы. Ты же знаешь, Уизли даже не специально может покалечить.

— Но он прав, — слабо возразил Драко, отводя взгляд. — По моей вине в школу попали преступники, я… Пожиратель.

Гарри тяжело выдохнул, опалив дыханием кожу, и отстранился, пальцами коснувшись чужого подбородка.

— Мы все имеем право на ошибку, и у каждого своя история ошибок. Узнай Рон, что я веду двойную игру, он бы и меня записал в этот список, зато себя он никогда не считал плохим. Он ведь благородный лев, он гриффиндорец. Но… Послушай, что я тебе скажу, мой дорогой, — он склонился ниже, проводя кончиком носа по скуле Малфоя. — Не наши слова определяют нас, а наши поступки. Не все гриффиндорцы смелые и верные, не все слизеринцы плохие. Не факультеты делают нас теми, кем мы являемся. Мы сами себя создаем. Просто… Просто так бывает, мой дорогой. Мир раскалывается на две части: одни стоят твердо у светлой полосы, вторые у темной, а над пропастью черный и густой туман. Не стоит воспринимать чужие слова на веру. Ты хороший человек, просто Рон тебя не знает.

— А ты? Что до тебя? — приглушенным шепотом спросил Драко, заглянув в зеленые глаза.

— Я собираюсь сделать то, что не смог сделать когда-то Волдеморт. Я собираюсь сделать крестраж. Из тебя сделать свой крестраж, как и сам стану им. Мы станем спасением и погибелью друг друга. Если бы… — Гарри замолчал и перекатился в бок, прижавшись к боку Драко. — Если бы был жив крестный, он бы не понял меня. Ни за что бы не понял. Он бы отвернулся, — с горечью добавил он. — Только мы друг у друга есть. Не стоит зацикливаться на словах какого-то разгильдяя.

Драко на это фыркнул и растянул губы в улыбке. Он повернул голову, заглядывая в глаза напротив.

— Где ты был… Скажешь?

Гарри сразу же помрачнел и убрал руку от Драко. Говорить о своей экскурсии в поместье он не хотел. Это не то, что сейчас хотел бы услышать Драко, но и отмахнуться Гарри не мог, ведь и сам бы не потерпел, если бы его любимый человек утаивал что-то, даже во благо. Давно стало понятно, что любое благо может нести в себе погибель и горечь для другого. Не всегда мы верно поступали, когда лгали и причиняли этим еще больше боли, чем правдой. Поттер молчал и смотрел на потолок. В голове было как никогда пусто и противно на душе. Драко ждал ответа, но не требовал и не настаивал. Он просто молча ждал. И Гарри, вздохнув, все же разлепил сухие губы.

— Я был у Лорда.

Слова давались нелегко, он с содроганием вспоминал те изувеченные тела; глаза, что были страшнее любого проклятья. Этот холодный и властный голос, который никогда не просил — приказывал, требовал.

— Он хочет, чтобы я принес ему его медальон, — скривившись, поделился Гарри. — Мы не можем больше оттягивать, Драко. Надо провести ритуал, причем, чем раньше, тем лучше.

— Он узнает, — ахнул Драко. — Ты представляешь, что тогда будет? Да и найти бы еще… Сколько их там?

— Пять или около того. Найти можно. Дамблдор указал мне, где искать. Один точно в школе, второй, хм, должен был быть в пещере. Значит, кто-то узнал о тайне Тома, кто-то хочет использовать это против него. Третий — это змея, а четвёртый… Вот, честно, даже не знаю где. Но… Когда я был в мэноре, Беллатриса обмолвилась, что Лорд дал ей что-то на хранение, что он ей доверяет, а она не может подвести его. Вероятно, это что-то, может быть то, что мы ищем. Пятый крестраж, скорее всего, кольцо. Помнишь, оно было на руке у директора.

— На это уйдёт много времени, придется быть крайне осторожными, особенно под носом Лорда. Сейчас, когда министерство в шатком состоянии, когда светлые лишились своего предводителя… У нас нет шансов.

Поттер чему-то лукаво улыбнулся, резко садясь на постели. Он ладонью растрепал волосы и вдруг заливисто рассмеялся. Драко даже забеспокоился, как бы Мальчик-На-Которого-Все-Надеятся не сошел с ума. Поттер перестал смеяться так же резко, как и начал, и посмотрел из-за плеча на встревоженного Малфоя.

— Заклятье поиска, мой друг. Тогда, на кладбище, Том, сам того не ведая, объединил наши сознания и… с помощью ритуала и моей крови мы теперь родственники, вроде как, — лицо Драко вытянулось, а рот раскрылся от удивления. — И я с помощью остаточного фона, который во мне от крестража, могу попытаться их ощутить.

— Ты… — казалось, что Драко потерял даже дар речи. — Но… Лорд, по-твоему, не пробовал? — с сомнением проговорил он.

— Наверняка использовал, — пожал плечами Гарри. — В конце концов, у него с ними связь мощнее. Но… Вряд ли он пытался наладить именно контакт с крестражами. Что-то вроде легилименции.

Драко на это промолчал и задумался. План был, конечно, хорош, но… сработает ли? Не пойдут ли они по ложному пути? Что, если Лорд узнает, и тогда придется бежать. А куда они убегут с метками?

— Ты всегда предлагаешь хреновые планы, — прошипел Драко. — Ты хоть понимаешь все риски? Последствия? А если не получится?

— Драко, — Гарри грозно посмотрел на него. — Я не тупой, как тебе кажется. Я все предусмотрел. Если боишься…

— Я не боюсь, — выпалил Малфой. — Я за тебя беспокоюсь.

Гарри лишь устало кивнул и лениво скользнул взглядом к двери, ведущей в ванну.

— Пойдешь? — спросил он внезапно, указывая на место, куда устремлен его взгляд.

— Я посплю… Знаешь, я рад, что эта блядская ночь закончилась, что ты жив, мы с тобой живы. Я думал, что это никогда не закончится.

— Все когда-нибудь закачивается, — прошелестел голос, утопая в тихом шорохе за окном.

* * *

Два месяца ушло на восстановление корпусов школы: многие башни пострадали, как и некоторые коридоры. Во время перерывов по восстановлению школы Гарри пропадал в библиотеке, ища важную информацию о ментальной науке. Что-то он знал, почерпнув из книг в мэноре, что-то было для него пока непонятно. Драко был вынужден сторониться однофакультетников из-за своего провала с убийством директора. Ведь многие именно на него рассчитывали. Блейз Забини громко возмущался по тому поводу, что Лорд никак не наказал Малфоя. Более того, оставил в первой группе среди молодых Пожирателей. Гарри пытался поддержать Драко, но тот, вечно погруженный в свои думы, каждый раз отмахивался и увиливал от разговора.

Многих похоронили на Уиршском кладбище, а за школой возвели памятники погибшим. Директора похоронили, предсказуемо, в Годриковой Лощине, ведь там была его родина, и там были похоронены его родные. С чем, собственно, не был согласен брат Альбуса. Аберфорт Дамблдор, казалось, вообще никак не отреагировал на смерть брата. Гарри знал лишь вскользь, что между братьями произошла когда-то стычка. Но никак не думал, что они настолько сильно друг друга ненавидели.

Минерва Макгонагалл сильно осунулась. На ее немолодом лице прибавились морщины. Но все же Поттер восхищался ее стойкостью и мужеством. Строгость и отеческое напутствие никуда не делись, ее взгляд был твердым и непоколебимым, даже министр не имел власти там, где руководила строгая директор. Впрочем, когда школа была восстановлена, а раны зализаны, магический мир вновь содрогнулся от ужасной новости.

Министерство пало. Власть захвачена и армия Темного Лорда шла на Хогвартс.

Времени оставалось мало, информации о крестражах все еще не было, а внутреннее чутье подсказывало, что Гарри может не выстоять эту битву, что давление с двух сторон просто не оставит выбора, ведь каждая из враждующих станов будет ждать от Поттера отдачи. План пришлось менять и действовать с уже имеющимися знаниями. Пусть и скудными, но все же Поттер смог уловить сигнал одного из крестражей: тихий шёпот, неразборчивый и невнятный, похожий на шелест. Гарри попытался сосредоточиться и уловить хоть что-то, попытался от лица этого клочка души разглядеть обстановку и с ужасом узнал комнату Блэк-Хауса. Он был там всего раз, прошелся по всем комнатам и попытался запечатлеть в памяти это место. И эту комнату он узнал: она принадлежала некогда Регулусу Блэку, покойному брату такого же покойного Сириуса. Один крестраж был найден, это уже была маленькая победа.

Тем временем колокол пробил ровно пять раз и затих, ветер за окном взбесился и с воем начал врываться в окна. Нет, это не аномалия в погоде, ведь весной не могло быть такого ветра, это была магия: такая же холодная, отталкивающая, как и ее хозяин. Он был уже здесь. Светлые проиграли даже без войны, они пали, преклонили колени и опустили голову.

— Вы рабы, — сказал Он, указывая «рабам» их место. — Чистокровные могут встать с колен, а остальные — вещь. Вы получите достойное образование, чтобы не быть невеждами. Но вы никогда не получите свободу.

Волдеморт поражал своим величием; несмотря на уродство души, внешне он выглядел прекрасно, чуть старше тридцати. Взгляд его был прикован к самой слабой группе учеников — к магглорожденным. Они не имели за спинами род, который мог бы заступиться, даже не имели власти над собой. Это было унижение и самое страшное, что могло случиться с человеком. Нет, ни тогда, когда человек падал на колени перед чудищем, а когда переставал бороться и сдается. Вот так они и проиграли без боя. Они просто сдались, потому что в памяти у каждого был след той ночной битвы: растерзанные тела, разбитые школьные коридоры. Гарри боялся, что Рон вскинется и накинется на Волдеморта, захочет защитить Гермиону. Но он сломленно молчал, опустив голову и пряча взгляд.

Колокол пробил шестой раз, разрезав тишину.