Каменная стена почти развалилась, камень раскрошился в труху и осыпался на пол. Гарри затаил дыхание, всматриваясь в полумрак, вслушиваясь в грохот и голоса, что доносились снизу. Драко все еще дрожал, вцепившись мертвой хваткой в рукав Поттера.

— Малфой, слушай внимательно, — тихим шёпотом нарушил вязкую тишину Гарри. — Пообещай мне кое-что. Ты сейчас сделаешь то, о чем я попрошу, и не станешь возражать или перечить. Пообещай!

Драко молчал, все еще уткнувшись носом в ворот кофты Гарри, вздрогнул и медленно отстранился, не ослабляя хватку.

— Я не могу пообещать, что позволю тебе сдохнуть, что… Для начала скажи мне, что ты задумал? — он не спускал с Гарри пытливого взгляда.

— Пообещай, Драко. Прошу! Дай слово, что ты выполнишь мою просьбу, что подчинишься, — упорно давил Гарри, его взгляд был твёрд и непреклонен.

— Хорошо, — сдался Драко. Он был не в том состоянии, чтобы сопротивляться. Казалось, что от пережитого он был не в силах даже спорить. — Я даю слово, что выслушаю тебя, но… Если это что-то, что будет нести тебе смерть, и ты запретишь вмешиваться….

Гарри не дал договорить бледному и такому осунувшемуся Малфою, припав к его губам легким поцелуем. Тот напрягся, словно почувствовав, что поцелуй прощальный. Это сильнее давило на грудную клетку, он готов был запротестовать и не отпускать от себя упрямого гриффиндорца. Ведь тут, на промозглой Астрономической башне, в свете бледного факела, что отбрасывал смазанные блики на их лица, было уютно. Где-то там шла война, учителя и ученики отражали нападение, возможно, этой холодной ночью школа лишилась не только надежного якоря — директора и их маяка; возможно, что сегодня они потеряли многих других выдающихся студентов, которые в будущем могли бы стать великими магами. Здесь было тихо. Слишком тихо. Было не страшно под этой чудо-мантией, под тихий звон колоколов где-то вдалеке, под взрывы, доносящиеся откуда-то снизу. Разве могло быть что-то важно, если не этот момент?

— Пообещай мне, Драко, — твердым и властным голосом заговорил Гарри, обхватив его лицо ладонями: они источали жар, а глаза напротив полыхали решимостью. — Что ты возьмешь мою мантию и спрячешься. Спрячешься так далеко, чтобы тебя не нашли. Ты не последуешь за мной. Что бы ни случилось и что бы ты ни услышал, ты не покинешь своего укрытия, пока я не дам тебе знак, что можно покинуть убежище. Драко, если ты не сдержишь обещания, тебя могут убить, никто не станет церемониться: будь ты хоть трижды Малфоем. Я прошу, родной. Или я буду вынужден применить силу и спрятать тебя, заперев где-нибудь.

Драко хотел было возмутиться, внутри полыхнула злость вперемешку с тревогой, но что-то во взгляде Гарри было угрожающее, пугающее, что-то такое, чего он никогда не видел ранее. В этих бесконечно родных глазах. Он гулко сглотнул и поджал упрямо губы, впиваясь тонкими пальцами в чужую руку. Хотелось запротестовать и убедить, что это все не нужно и они могут спрятаться вместе. Да хоть до конца года. Они могут сбежать, покинуть Британию.

— Я не могу, — глухо отозвался Драко, мотнув головой, встряхивая упрямого Поттера. — Не могу и не буду. Понятно? Нет, Гарри. Не смей. Не смей бросать меня тут, ты… Тебя убьют. Размажут по стене и… Да тот же Темный Лорд от тебя мокрого места не оставит. Что ты задумал, блядь?

— Успокойся, Драко, — Гарри аккуратно перехватил дрожащие ладони своего парня и коснулся кончиков пальцев обветренными губами, прикрыв глаза, тоже покачал головой. — Со мной все будет хорошо, родной. Верь мне. Прошу тебя, просто довериться мне. Я когда-нибудь подводил? Нарушал обещания?

— Ты не можешь обещать, что не умрешь, — жестко парировал Драко. — Не смей обещать того, чего совершенно точно выполнить не сможешь. Если ты выжил от одной Авады, никто не дает гарантий, что ты выживешь и в этот раз. Нельзя играть судьбой и играть в русскую рулетку. Это может обернуться против тебя.

— Я не умру. Это все, что тебе стоит знать, — холодно проговорил Гарри, взглянув на звёздное небо, озаренное вспышками яркого алого пламени. — Я вернусь до рассвета. Спрячься и не высовывайся. Как только я вернусь, я пошлю тебе патронуса, он найдёт тебя, где бы ты ни был, — он приблизил свое лицо, всматриваясь в серую сталь глаз. — Я люблю тебя.

— Манипулятор, — дрожащим голосом язвительно протянул Драко, жадно ловя этот образ столь уверенного в себе парня. — Хорошо. Черт с тобой, провокатор. Я обещаю, что спрячусь. Но ровно до рассвета! Как только часы на башне пробьют ровно пять и тебя не будет, я отправлюсь на твои поиски, молчи! — он прикрыл ладонью губы Гарри, лбом упершись в чужой лоб. — Я… — хрипло, надрывисто, почти сходя до шёпота. Он зажмурился и глухо произнес, голос его был словно дуновением ветра, смешиваясь с общим шумом вокруг: — Я люблю тебя, Поттер. Поэтому не смей нарушить обещанное, иначе… Я достану тебя даже с того света и таких пиздюлей вломлю. Понял?

— Все будет хорошо. И мне будет спокойнее, если ты будешь в безопасности. Мантию не снимай, через нее тебя никто не сможет обнаружить.

— Знаешь, это выглядит… так ебануто и дерьмово, — рассмеялся глухо Драко, посмотрев в глаза Гарри, и на непонимающий и растерянный взгляд пояснил: — Война. А мы сидим тут и признаемся в любви. Это… это настолько сопливо и противно, что аж воротит. Все, иди, я дал тебе слово. Между прочим, у тебя мало времени.

— Да хуевый такой из тебя романтик, — слабо улыбнулся в ответ Поттер, поднимаясь на ноги. — Я пошел.

Драко угрюмо свел брови к переносице и отвернулся, ему не хотелось сорваться и показать свою зависимость от Поттера, свою слабость, свой животный страх. Он был, как и всегда, холодным и неприступным. Он не задавал лишних вопросов: куда и зачем Поттер отправляется, понимая, что тот ни за что не ответит. Ему оставалось лишь надеяться, что тот сдержит блядское слово и выживет. Все, что волновало сейчас его — жизнь невозможного Поттера.

Задрав голову, он судорожно вздохнул, сжимая в руках шелковую ткань. Втянув морозного воздуха в легкие, Малфой резко развернулся, Поттера уже не было. Он ушел. Пожелав мысленно тому удачи, Драко накинул мантию и застегнул фибулу, его шаги так же потонули в громких взрывах.

* * *

Гарри сбежал вниз по спиральной лестнице, упрямо смотря перед собой: ему было страшно. О да, но он ни за что не сказал бы об этом Малфою. Потому что ему было страшно точно так же, как и Драко. Война в свое время забрала у него родителей, забрала крестного, он лишился, по сути, всего и не хотел потерять еще и Драко. На кончиках пальцев застыли льдинками капли воды, что капала с потолка: старый замок, эти прогнившие местами стены, их не спасала даже магия. А после ухода Дамблдора, казалось, магия из Хогвартса уходила следом.

К горлу подступил противный ком: он был рад смерти старика… Это было неправильно, было чудовищно, он опустился до таких, как Волдеморт и сам Дамблдор, ему было совершенно все равно, что тот умер.

Внизу творилась какая-то странная вакханалия, погром и разрушенные колонны и арки, пол ушел куда-то в подвалы: по стенам стекала грязная вода, вихрем залетал снег в стрельчатые разбитые окна, на полу растекалась кровь, смешиваясь с грязными подтеками. Жалкое и тошнотворное зрелище. Рядом что-то громыхнуло, его отбросило в сторону волной, послышались крики и жуткий смех. Этот смех Гарри узнает из тысячи: Беллатриса Лестрейндж — она кого-то пытала, определенно наслаждаясь этим моментом. Поттеру было все равно, что происходит по ту сторону, те несчастные сами приняли решение вступить в бой. А что бы сделал Гарри, если бы у него был выбор? Биться до конца, отстаивая столь значимое для магов место, или трусливо бы спрятался? Он не мог ответить себе же на вопрос, не было времени. Поднявшись на ноги, он посмотрел с обрыва: тьма внизу билась о сбитые колонны и плиты, она плескалась, подобно бушующему океану, она провокационно шептала, звала, завлекала. Гарри замер, неотрывно смотря вниз, куда падали крошки отколовшиеся от камней, растворяющиеся в этой мгле. Он ощущал холод вперемешку с жаром, но не от бушующей пурги, а от неизвестности, от пропасти, что таила в себе темные секреты. Гарри зябко поежился, зажав в зубах палочку, оглянулся по сторонам, ища намеки на выступы, чтобы перебраться на ту сторону. Казалось, крики и звуки бойни доносились отовсюду, словно поглощая в своем спектре шума. Поттер уцепился скользящими руками за выступающий камень, проверив его на прочность. Нащупав в этом полумраке под ногами полосу из оставшихся камней, он вздрогнул и ступил на то, что когда-то было полом.

Он всегда боялся высоты: вот так глупо, до помутнения в глазах, но об этом не знал, пожалуй, никто. Кроме Драко. Гарри понимал, что глупо бояться высоты, ведь в любой момент можно аппарировать, но он также знал, что в экстремальной ситуации могли произойти две непредсказуемые вещи: первое, что могло случиться — внезапный магический выброс, он подобен выбросу адреналина в крови, магия сама автоматически стремилась защитить своего носителя и аппарировала его прочь. Вторая реакция — это ступор и паника. Самое жуткое — поддаться панике, ведь это неминуемая смерть.

Отбросив все мысли о плохом, Гарри сосредоточился на мысли о Драко. Обычно в стрессовых ситуациях это помогало. Но сейчас ещё больше нервировало: хрупкий кусок бетона мог осыпаться в любой момент, как и камни на стенах. В него могло внезапно прилететь проклятье с любой стороны, могла настигнуть волна от взрывов. Он пожалел, что отказался научиться летать черной дымкой, все откладывая на потом, и вот это теперь обернулось против него. Гребаное упрямство, которое в в нем не любил Малфой, а теперь и сам Гарри. Он и сам не знал, почему постоянно идет наперекор, что-то внутри противится, если его принуждали, и он из чистого упрямства начинал сопротивляться, хоть и понимал, что это нужно в первую очередь ему.

Едва не сорвавшись на последнем кусочке камня, Гарри зацепился за выступ и с разрывающей на части паникой и ужасом ничком упал на пол, прикрыв глаза. Его не волновала битва, идущая где-то неподалеку, не волновал свистящий ветер, пробравшийся под тонкий свитер. Его волновало лишь то, что он чуть не сдох от своей неосторожности, банально оступившись.

Тяжело дыша, Поттер перевернулся на живот и аккуратно встал: замок резко тряхнуло, отчего он привалился к стене. Чудом это случилось не тогда, когда он шел над обрывом.

Внизу творилось что-то невообразимое и в то же время особенно прекрасное и завораживающее: все пространство было в пыли и рыжих языках пламени, тут и там летали косым росчерком проклятия, Пожиратели в черных мантиях и масках отступали в сторону выхода, на полу лежали раненые, возле них крутилась мадам Помфри. Чуть дальше Гарри увидел тела других ребят, но уже неживых. Странно было, что он не ощущал к ним сочувствия, даже жалости не было к лежащим детям, выглядевшим сломанными куклами. Поттер прикрыл нос рукавом кофты и двинулся осторожно к разбитому окну, благо было невысоко. Он спрыгнул на снег, пригнувшись: из-за окутавшей ночи не было видно практически ничего, а вдалеке Гарри заметил, как полыхает хижина. В сердце что-то защемило, словно горело его прошлое в этом пожаре. В памяти еще свежи были воспоминания, как он на первом курсе вместе с друзьями пришел к Хагриду, этот вкус травяного чая с чабрецом на языке, каменные кексы и улыбчивый добрый великан, что вещал о разных ненужных мелочах, с очень важным видом.

Вздохнув, Гарри двинулся в сторону хижины; он заметил, как тенью скользит кто-то у леса; приглядевшись, Гарри уловил знакомый силуэт: Северус Снейп куда-то спешно уходил, даже не оглядываясь. Гарри понял, что профессор намеревается подобраться к защитному куполу, чтобы уйти. Сбежать. Трус.

Внутри поднялась волна злости на него, волна ярости; он всегда терпимо относился к Снейпу, всегда молчал на все задевающие колкие слова. Особенно про отца и Сириуса. Как тот с особой садисткой ухмылкой осквернял своими грязными словами ушедших. Как презрительно кривился: «Вы такой же, как и ваш папаша. Ваш блохастый крестный, не умеющий держать эмоции в узде. И вы такой же. Отвратительно».

Тогда Гарри хотелось врезать, хотелось сжечь. Хотелось зашить противный рот с тонкими губами. Он лишь молчал, терпеливо выжидая. Чего? Он сам не знал. Но вот, подобравшись ближе, Гарри направил палочку в спину ничего не подозревающего профессора, внутри бушевал вулкан: по-хорошему можно было смело кинуть Аваду, и никто бы не стал разбираться, кто убил противного зельевара. Но что-то останавливало, несмотря на жгучую на кончиках пальцев ненависть, до горечи на языке, он не смог убить. Рука тряслась, глаза затуманились обидой.

— Сектумсемпра, — выплюнул Гарри, но Снейп ловко отбил проклятье и резко развернулся.

В глазах цвета черного топаза бурлила сама тьма: холодным и обжигающим пламенем она поглощала, казалось, весь внешний свет. Бледная кожа, на которой неровными мазками, словно масляной краской, играли блики пламени. Гарри упрямо поджал губы с твердой решимостью, смотря в глаза Снейпа. Он понимал, что силы неравны, что его сотрут в порошок и будут тысячу раз правы.

— Поттер. Как вы смеете использовать против меня, мои же заклинания. Щенок, — прорычал в порыве холодной ярости, прорычал Снейп и беспалочково откинул Гарри в сторону, одарив надменным, брезгливым взглядом.

— Я смею? — задыхаясь, с той же нескрываемой злобой, прорычал Гарри, резко поднимаясь на ноги. — Это вы! Вы как смеете смотреть мне в глаза, как только у вас вообще хватает совести, заикаться о моем отце, о крестном? Мне напомнить, по чьей вине погибли мои родные? Я ждал этого момента. Ждал давно и долго. О, вы удивитесь, профессор, но я весьма терпелив!

Глаза из цветущей яркой зелени и позолоты окрасились во что-то темное, болотным оттенком, губы были поджаты, а палочка направлена на него. На врага, которого он мечтал уничтожить морально, чтобы тот утопал в этой грязи своего отчаяния и вины. Если Волдеморт ответит за свое преступление той же смертью, то Снейп заслуживал, чтобы быть убитым виной. Он не хотел щадить этого человека авадой, слишком милосердно для него.

— Что вы несете, Поттер? Серьезно рассчитываете, что ваши слабые потуги маханием палочки вам помогут? Глупый. Глупый Поттер. Не смейте упрекать меня, мои вины нет в том, что ваш папаша оказался идиотом, доверившимся не тому человеку, понадеявшемуся на то, что их спасут. Он ничего не сделал, чтобы спасти свою семью! Жалкое зрелище, — скривился Снейп, опаляя яростным взглядом.

— Что ж, — глуша в себе клокотавшую ярость, Гарри присмирел и опустил палочку, исподлобья посмотрев на учителя. Он посмотрел куда-то вглубь лесной чащи и тихо, вкрадчиво проговорил, так, чтобы услышал только Снейп: — Я дал себе слово, тогда, когда лежал на холодном полу, рядом с умирающим крестным. Дал слово, что отомщу. Да, мне не станет легче, родных я уже не верну. Но вы, все, кто был причастен, пойдете ко дну. Вы испытаете все то, что причинили им… через что прошел я. Дамблдор уже поплатился, как жаль, что так быстро и так легко…. Я надеялся, что он умрет в муках. Вашей вины, профессор, ничуть не меньше. Не надо оправдываться. Мне нечего терять, сэр. Я уже потерял достаточно, я могу не дожить до своего совершеннолетия. Так какое мне дело до вашей жалкой жизни и жизни остальных? Посмотрите, — Гарри махнул рукой в сторону полыхающей хижины и полуразрушенной башни замка, где шел бой. — Вы и вам подобные покусились на святую святых магического мира, на Хогвартс. На школу, что вас взрастила. Что дала вам кров, когда вы в ней нуждались. Не надо говорить мне, сэр, кто я и кто мой отец. Мы с ним отличаемся: я сделаю то, на что не решился он, заставлю отдать долги.

— Ты рассуждаешь, о чем сам не знаешь, — прошипел Снейп. — Твой отец и его друзья….

— Вот только не надо мне о жалости, о том, как несправедливо обошлась с вами жизнь. Благодаря вам я жил с магглами, которые всячески принижали меня, я голодал, меня регулярно избивали. О, я жил почти как Том Риддл, не любимый, никому не нужный, ровно до той поры, когда вдруг оказался должен этому миру. За какие такие грехи я задолжал, профессор? — голос Гарри пошел на срыв, сзади что-то громко громыхнуло.

— Мне нет никакого дела до вас и ваших страданий, мальчишка. Вам со мной не тягаться, — скривил Снейп губы в отвращении и вновь развернулся, чтобы продолжить свой путь. — Мой вам совет, Поттер. Перестаньте искать виноватых.

— А я их и не ищу, — тихо проговорил тот, давая возможность Снейпу уйти. Он знал, что позже и этот несгибаемый сломается. Они все рано или поздно ломаются. — Я их уже нашел.

Снейп ничего не ответил, скрывшись в темном лесу: тени колыхнулись от ветра, а на снежном покрывале снега показались яркие светлячки, они словно вырастали из глубин земли и поднимались в небо. Зрелище было захватывающе красивым: маленькие голубые шарики окрасили черное бархатное полотно. Гарри не знал, что это такое, было ли это явление связано с происходящим или это проявилось само волшебство леса. По крайней мере, раньше он их не видел. Было странно и сюрреалистично, словно все это происходило не с ним. Гарри привалился к дереву и присел на корточки, достав из кармана толстую потертую цепочку, на которой был тот самый медальон. Гарри сразу узнал этот артефакт, не зря Гермиона показывала книгу об основании Хогвартса, где вскользь упоминалось о самих Основателях и их артефактах. Этот медальон был похож на тот, что принадлежал Слизерину. Конечно, утверждать Гарри бы не брался, но очень уж было похоже.

Внезапно руку вдруг обдало жаром, запястье словно сдавили в тиски; Поттер стиснул зубы и схватился за руку, зашипев. Вдалеке Пожиратели Смерти отступали к границе, как понял Гарри, и среди темных появились потери. Волдеморт, скорее всего, бесновался, и являться под его очи было риском оказаться в эпицентре скандала. Но и проигнорировать Гарри не мог. Иначе Том переправит его силой, и тогда достанется и ему.

— Блядь, — выругался Поттер; прикрыв глаза, он сжал пальцами запястье и трансгрессировал.

* * *

Драко укутался в шелковую ткань, она еще хранила запах Поттера, запах свежести и влаги: Драко предполагал, что он был где-то, где есть вода. Внизу по-прежнему шел бой, были слышны крики и звуки взрыва, ему категорически не хотелось спускаться туда. Промозглый воздух пробирался под мантию и холодил, но, в то же время, отрезвлял и не давал впасть в новую панику. Драко бы сильно соврал, если бы сказал, что не беспокоится о Поттере, который ушел в неизвестном направлении: конечно, ему нужно было поддерживать свой статус героя, а теперь еще и лидера движения Фениксов. Гребаный Дамблдор даже после смерти умудрялся вставлять палки в колеса. Гребаный Волдеморт, что связал клятвами и обетами.

Хотелось все бросить и сбежать. Трусливо, с подлостью, главное — оказаться подальше от этой бойни. Подальше от всех склок и интриг.

— Мы смертны, увы, Драко, — размышлял тихим вечером Гарри, и в его изумрудных глазах отражалось целое звездное полотно. — <i>Как однажды Том Риддл, поистине великий волшебник, после Дамблдора, смог победить смерть. То что же мы?

— Это было слишком пафосно и с нотками вызова и отчаяния. Разве можно победить смерть?

— Можно, — уверенно заявил Поттер и лукаво улыбнулся. — Если ты повелитель трех Даров.

Дары смерти… Столько ходит легенд об этих дарах, столько домыслов и сплетен. Разве это не байка, вымысел, просто сказка?..

— Если ты этого не видел, это еще не значит, что этого нет, — мудро заметил Гарри, приобняв за плечи: в тот вечер было до странности тихо и спокойно. Как-то не думалось о Волдеморте, о миссии, о возложенных на хрупкие плечи чужих долгов. Отчего-то в тот вечер было спокойно, была вера в то, что все хорошо. Словно время замедлилось. — Я соберу их все. Слышишь? Просто доверься мне.

Просто доверься…

Сколько в этих простых словах смысла, сколько боли и отчаяния. И Драко верил. Верил всегда. С ним и правда было надежно, было не страшно. Поттер — монолит, он всегда знал, что нужно сделать и куда пойти. Драко даже жалел, что они так сблизились, ведь теперь он был дезориентирован и подавлен, растерянный, без поддержки. Конечно, Малфой никогда не подал бы виду и не сказал, что стал зависим, что при любой проблеме он ждал, вот сейчас появится Гарри и все решит. Как-то у него получалось, вот так с ходу, просто решать любую проблему, отогнать нависшие над головой тучи. С ним всегда была уверенность, что все получится.

Все обязательно получится.

Темнеющий пролет лестницы с искорками бледного оранжевого, словно светлячки, языки пламени охватывали стены, поглощая темноту. Забирая остатки старинной отделки и портреты, срывая со стен, Драко отходил в сторону. Накатила паника, она была липкая и противная, ее хотелось кинуть в этот пожар, в этот котлован ада. Он обернулся и понял, что выхода из этой башни, кроме этой лестницы нет, руки вспотели, и, из-за паники, Драко совершенно забыл, что он маг и что у него есть палочка.

В тот миг отчего-то совсем не думалось. Вернее, думалось, да не о том. За маленький срок, пока огонь наступал тихим шорохом, заглушая собой остальные звуки, Малфой даже подумал, что будет символично, когда вернется Поттер и не обнаружит его.

— Вот он, смотри, Гарри, — скажет тогда кто-то над обгоревшим телом, возможно, даже всплакнет. — Ты бросил его, не уберег. Тебе показалось важным уйти геройствовать. Уйти прочь. Вот он, смотри, — и Драко хотелось верить, что Гарри, сломленный и убитый горем, встанет на колени и расплачется, начнет просить прощение, вымаливать, раскается в своих ошибках. Но будет поздно.

Глупо, конечно, все это…

Драко опомнился и, закашлявшись, вспомнил про палочку, выпуская из нее струю воды. Жар наступал и не думал вовсе останавливаться: вода ему словно была нипочем, а ветер раздувал его с новой силой. Драко отошел к самой стене, вжимаясь в уже нагретые камни, стараясь потушить надвигающийся огонь.

— Тут никого нет, — услышал он чей-то крик, и кто-то за стеной пламени пустил воду, туша огонь. — Так вот где убили Дамблдора…

Конечно, это была Грейнджер и ее верный хвост Уизли. Оба перепачканные в саже, в грязи и крови, потрепанные — хотя бывали ли они когда-то нормальными? — стояли, щурились и тяжело дышали: эти противные кислые улыбки, адресованные друг дружке. До чего же тошно и противно.

— Странно, куда ушел Гарри? — тихо спросила в пустоту Грейнджер, подходя к самому обрыву, куда, казалось, словно секундой ранее упал директор. — Мерлин. Рон… Смотри!

Рыжий подходит осторожно к краю и заботливо оттолкнул ее от обрыва, светя ярким Люмосом в самую темнеть, его и без того бледное лицо освещалось приглушенным бледным свечением всполоха.

— Как думаешь, это правда, что… Ну, Малфой убил директора? — дрогнувшим голосом спросила Гермиона, оседая на пол и привалившись к стене. — Этот бой мы выиграли, и то превзошли их количеством. Они вернутся. Я уверена. Вернутся.

— Гарри же говорил, что у Дамблдора все спланировано, — неуверенно буркнул Рон, садясь рядом. Драко захотелось уйти, отчего-то стало неловко от столь откровенного разговора двух гриффиндорцев. Но он передумал, услышав продолжение. — Думаю, что и это он тоже спланировал. Он был болен и в любом случае не жилец.

— Что ты такое говоришь, Рональд, — возмутилась Гермиона, рукавом стирая слезы с грязного личика. — Дамблдор был великим магом и… он надеялся еще пожить, он ведь… Да и потом. Малфой — убийца? Разве директор бы позволил вот так просто убить себя какому-то студенту? Да даже не в нем дело, а в самом Малфое. Он ведь еще ребенок, как и мы. Ты смог бы спокойно убить человека? Даже если этот человек заслужил? Смог бы? А как бы ты жил потом?

— Ты жалеешь этого слизня? Что-то новое, — попытался отшутиться Уизли. — Мы — не он. Он выращен в идеалистической среде аристократии, выращен в семье Пожирателей Смерти; он находится в стане темного мага. Ты серьезно думаешь, что у него есть тормоза и понятия совести? Он убьет и не поморщится. Он чуть не убил Кэти, помнишь тот случай с ожерельем? А отравленный виски профессора Слагхорна? Неважно, кем он был ведомый. Он такая же пешка по своей воле. Он кичится своей меткой и горд быть рабом, как и его папаша, который гниет в Азкабане. Нет, Герми. У меня нет к нему никакой жалости, даже думать об этом не хочу и тебе не советую. Мы не такие!

Драко захотелось подойти и врезать этому недоумку, в красках описать, в каких условия он жил эти два года. Как раболепствовал перед монстром. Как хотел сжечь свой дом и его обитателей. Он стискивал кулаки, стараясь не сорваться и не скинуть идиота в ту темень, где лежало тело Дамблдора, послать следом за их предводителем. Но нет, он не уподобится этому мерзкому рыжему недоумку, не покажет, что тот прав. А следующие слова били больно, били сильно, сжимая и раздавливая.

— Мы ведь сегодня тоже убийцы, не нам ли кричать о том, как поступил Малфой, — голос противной девчонки, к которой появилась капля уважения, заставило Драко оцепенеть и вслушиваться дальше. — Не важно: враг ли, прав ли он, правы ли мы. Но… мы убили человека. Пусть он и монстр, пусть животное. Рон. Сегодня мы стали такими же палачами.

— Это другое! — горячо возразил рыжий полудурок, угрюмо сверля ее взглядом. — Мы защищались!

— Защищался и он. Я бы ради своей семьи тоже бы убила, знаешь? Да и потом… Директор мучился, ему было тяжело, и проклятье съедало в нем все. Это ли не милосердие, убить, чтобы не мучился? Или ты хочешь, чтобы он мучился? Так было бы гуманнее? А как же эвтаназия? Иногда лучше убить, чтобы не страдал.

— Ты жалеешь этого хорька? Гермиона, да что с тобой?! — исходил негодованием Рон.

— Я никого не жалею и не к кому сочувствием не проникаюсь. Я говорю факты, а не вешаю клеймо о виновности. Он такой же человек и подросток. У него тоже есть семья, были свои причины, не важно, рад он быть под властью этого змеемордого или нет. Просто перестань вешать на всех ярлыки. Проще обвинить кого-то в ошибках, в сволочизме, вместо того, чтобы просто посмотреть по-другому. Я чувствую себя скверно: сегодня я убила человека, сегодня я стала такой же убийцей, как и они. Это не значит, что я этому рада, а вот кто-то точно так же может подойти, ткнуть в нас пальцем и назвать убийцами. Никто, поверь мне, не будет разбираться, кого ты убил и по какой причине.

— Все, хватит, — пыхтя от злости, Уизли поднялся на ноги, отряхивая свою грязную форму от налипшего снега. — Ты говоришь полнейшую чушь! Ты, конечно, умная. И я всегда прислушивался к тебе. Но сейчас, прости, Гермиона, твои слова — полнейшая околесица.

Не дав сказать что-то в ответ, Рон быстрым шагом дошел до лестницы и вскоре вовсе пропал из виду. Гермиона, казалось, осунулась ещё больше, уткнувшись лбом в колени, тихо заплакала, сжав в руках палочку. Малфою вдруг стало жаль эту девочку. Да, он ненавидел ее. Да, она была грязнокровкой и вечно упрекала всех в их необразованности, а ещё постоянно говорила заученными фразами, даже не ведая смысла. Но сейчас он вдруг проникся к этой, по сути, одинокой девочке, оказавшейся в чуждом для нее мире с иными правилами жизни, с суровой реальностью и войной. Она не была виновата, что родилась не в той семье и не у тех людей, но она старалась понять. А сейчас от нее отвернулся друг, который обязан был поддержать. Гермиона одинока в этом мире, где ей не будет будущего. Возможно, она это понимала и пыталась вклиниться в систему. А эта система отторгала, ее пытались втиснуть в узкие рамки, не объясняя при этом: почему и за что. Грейнджер так отважно и яро пыталась отстоять его честь, по сути ее врага, того, кто стоит по другую сторону. И не ей его ведь жалеть. Но вот она: раскрасневшаяся от ветра и соли на щеках, с размазанной грязью, сидела и упрямо поджимала губы. Конечно. Не в ее правилах сдаваться и вот так отступать. Драко уверен, она все равно будет стоять на своем, даже ценой этой фальшивой дружбы, где каждый имел друг друга в своих корыстных целях.

Сегодня была ночь раздумий, раскаяния и перепутий, где один ломался, а другой приобретал стержень и опыт. Отныне мир четко разделился на две части, подобно весам, эти два осколка качались, в итоге всегда побеждал баланс.

Не бывает, чтобы все было лишь светло, лишь тошнотворно сладко и горчило на языке. Не бывает тускло и мрачно, вечная ночь разгоняется ярким светом. Кто-то глупо надеялся, что и это пройдет, а кто-то, как он и как она, верили, что это лишь начало. И неизвестно, кто в итоге окажется прав.

* * *

Оказался Гарри в комнате, окутанной полумраком: на мраморных плитах неровными мазками — словно художник неаккуратно размазал краску — виднелась кровь. У стен сидели в полусогнутом состоянии люди в чёрных мантиях, они стонали и молили прекратить. Где-то лежали тела скрюченные, доживающие остатки своей жалкой и бесполезной жизни. А у окна, подобно высеченной статуе, стоял он. Ровная осанка и заведенные за спину руки: он излучал собой спокойствие и полный штиль. Словно все это кровавое поприще устроил не он. Быть может, они сами? Волдеморт смотрел куда-то за горизонт, молчал: тишина эта довлела и окутала все пространство, заглушая собой даже стоны Пожирателей. Где-то валялись остатки красивой колонны, лоскуты портьерных штор и прожженный красный ковер, который так любила Нарцисса. От дубового стола остались лишь ошметки, они были повсюду, где только возможно. Гарри с примесью отвращения и страха взирал на ладную фигуру повелителя и совершенно не знал, чего ожидать.

— Подойди, мальчик, — прошелестел темный маг, и Поттер ощутил, как неведомая сила ведет его, подчиняет чужой власти и повелевает подчиниться.

На ватных ногах и почти не дыша, он, словно идущий на плаху, он медленно шел в сторону Волдеморта, совершенно не зная, что тому понадобилось от него. Ведь Гарри не участвовал в этой битве, он, по идее, вообще не должен был знать.

— Скажи мне, мой юный друг, где был Дамблдор до того, как в школу пошли мои люди? Ведь ты был с ним, верно? — не спрашивал, а утверждал Волдеморт.

И Гарри поклонился, опустив взгляд в пол, и так же тихо, скрывая нервозность, ответил:

— Он водил меня к пещере, мой Лорд. Он добрался до вашего…

Голос его дрогнул, и он замолчал, несмело подняв взгляд, Гарри посмотрел на все еще пугающе спокойного Лорда.

— И что, добрался? — с азартным интересом, то ли иронией, спросил Риддл и повернулся в сторону Гарри.

— Д-да, мой Лорд, — прошептал Гарри, доставая из кармана медальон: еще в лесу, он понял, что это подделка. Ведь настоящий крестраж излучал темную ядовитую магию, подчиняющую своей воле. А от этой побрякушки не исходило ничего. — Это я достал из чаши. Хотел сообщить сразу вам, но…

Волдеморт схватил медальон и жадно ощупал: в алых глазах вспыхнула новая вспышка ярости.

— Это не он! — закричал Темный Лорд, швыряя на пол бесполезную вещь. Медальон с звонким лязгом упал на мраморный пол, подскочив, отлетев к телам. — Это фальшивка! Где настоящий?! Отвечай! Он спрятал его? Или ты спрятал?

Дальнейшее Гарри помнил смутно: голову пронзила резкая боль, вышибая из него весь дух. От легилименции Лорда помогла глухая стена в сознании и глубоко запечатанная любовь к Малфою, о которой даже Волдеморт знать был не должен.

— Я не знаю, мой Лорд. Правда, не знаю, — задыхаясь, проговорил Гарри, сжав голову. — Это было в той чаше. Больше ничего. Дамблдор был не в том состоянии, чтобы подменить. Хотя, возможно, что он мог бывать там раньше. Я правда не знаю!

Он упал на колени и пальцами вцепился в пол, стараясь дышать ровно. Перед глазами были лишь полы мантии и носки туфель Тома. Тот нависал над ним с палочкой, из которой в опасной близости били искры.

— Найди, значит, настоящий! — приказал Риддл. — Найди и принеси. Помни, клятва не даст пойти против меня, — едва не на парселтанге прошипел Лорд. — Встань!

Поттер, превозмогая боль в голове и во всем теле, шатаясь, поднялся на ноги и расфокусировано посмотрел на повелителя, боясь вызвать злость. Но тот, успокоившись, тяжело вздохнул, посмотрев куда-то за спину Гарри.

— Эти идиоты должны были просто засвидетельствовать, как Малфой убьёт Дамблдора. А они устроили бой, — словно оправдываясь, не понятно для чего и для кого, он спросил: — Много детей пострадало?

Гарри вздрогнул и отвел взгляд, немного замявшись.

— Я не знаю точно, сколько, так как покинул школу в разгар битвы, мой Лорд, — виновато покаялся он и посмотрел в затянутые багряном глаза. — Вероятно, больше десятка погибли, еще с десяток пострадали.

— Идиоты. Лишь бы воевать. Я не хотел, чтобы была пролита невинная кровь, — проговорил Лорд. — Теперь придется все перекраивать.

Гарри ничего не ответил, безмолвно наблюдая за размышлением темного мага.

— Возвращайся в Хогвартс и позже доложи мне об обстановке там. Сколько погибло, сколько пострадало. Что говорят учителя и Аврорат. Будешь докладывать о каждом шаге Ордена петуха, — жестко приказал Том. — Все ясно?

— Да, мой Лорд, — кивнул Гарри, так и продолжая сверлить взглядом грязный пол, где осколками блестела некогда красивая белоснежная с позолотой ваза. Вернее то, что от нее осталось. — Я могу идти?

Волдеморт небрежно махнул рукой, позволяя покинуть это злачное место. Поттер попятился назад и поспешил покинуть комнату.