Глухие голоса из соседних клеток, стоны и отдалённые крики, доносящиеся из пыточных застенков, дурные запахи грязных тел, пролитой крови и испражнений… Он сам пропитался этой вонью насквозь за прошедшие недели. Такое существование смешивалось с ощущением гнусного предательства, и осознание унижения, смешанное с болью недавних ран и побоев, струилось по мощному телу льва изо дня в день. И всё реже из этого тугосплетения звуков он всё реже и реже слышал мольбы о помощи — здесь её никто не получал. Слабые стоны были броском в пустоту.

   Изо дня в день память назойливо подсовывала худшие моменты из недавнего прошлого. Райнальд помнил, как его обманом привели в подземелье и, повалив на пол, сорвали доспехи. Райнальд запомнил только два имени — носорог по имени Валгил сорвал с него пояс вместе с мечом и кинжалом, а бегемот, оказавшийся предателем Карлундом, лишь смотрел. Райнальд видел, как свет факелов напополам с торжеством плескались в его тёмных глазах.

   — Всё его оружие и доспехи выкинуть и переплавить! — приказал Карлунд. — Отыскать всех, кто был с его отрядами и бросить сюда же.

   — Ты, паршивая мразь! — взревел Райнальд, пытаясь вырваться из мощного захвата копыт Валгила. — Ты сам позвал нас сюда, а теперь кидаешь в темницу! У нас был уговор, ты обещал мне золото в обмен на подавление попыток бунта!

   Огромный кулак бегемота врезался в львиную морду, голова Райнальда мотнулась в сторону, проскользив затылком по груди Валгила. С тихим стуком на каменный пол подземелья упала половина клыка, камни пола украсились несколькими каплями крови. Валгил продолжал удерживать Райнальда, заведя мускулистые лапы за его широкую спину.

   — Знаешь, кого я вижу перед собой? — прошептал Карлунд, делая шаг к Райнальду. — Мне всегда говорили, что ланкардийские наёмники способны стоять день и ночь под ледяным ливнем и шквальным ветром. Но, — Карлунд шагнул к нему ещё и перевёл взгляд на туловище льва, — сейчас перед собой я вижу обыкновенного льва-толстяка, который не может даже сдержать удар!

   — Ты… — Райнальд с силой рванулся из копыт Валгила. Раздался треск рвущейся одежды, и половина исподней рубахи осталась у носорога. Не жалея сил, Райнальд дважды ударил Карлунда по морде, целя в глаза. Он не успел замахнуться в третий раз — серая ткань обмотала Райнальду голову, а сам он получил пинок под колени и упал.

   Карлунд, с заметными на выпуклой морде следами от львиных когтей, утёр кровь с подбородка. Райнальд смотрел прямо на него.

   — Ланкардийские наёмники всегда смотрят в глаза! — прорычал он. — На меня смотри, лживая шкура!

   Райнальд не боялся того, что Карлунд его ударит — ему пришлось переносить удары и похуже. Он видел, как сжимаются его огромные кулаки, видел, как раздуваются в гневе ноздри его широкого носа. Но удара не последовало… как оказалось, пока.

   — Посмотрим, как ланкардийские наёмники переносят анималийские темницы! — с угрозой прохрипел Карлунд и, грузно повернувшись, потопал к выходу. Но на пороге обернулся и добавил: — Скажи спасибо, что я заплатил тебе десять лет назад. И не моя проблема, что ты спустил всё золото на еду! А сейчас радуйся, что оставляю тебя в живых, и от тебя зависит — насколько.

   С тем и ушёл Карлунд.

   Следующие дни превратились для Райнальда в нескончаемый кошмар. Дни для него перепутались с ночами, кошмар перемежался короткими перерывами на сон, но и тогда Райнальда будила боль от перенесённых пыток. В свою камеру он возвращался так, словно наступал на горячие угли, громко стеная от боли. Его ступни ещё долго помнили прикосновения раскалённого железа и углей. Невыносимая боль ещё долго оставалась с ним после того, как его подвешивали за хвост. После трёх недель плена в пасти у льва не хватало нескольких зубов, но это были не самые мучительные пытки. В этот день Райнальда мучил брат Валгила, Сафар, пока сам Валгил занимался пытками и допросами в другой части подземелья. Сафар, упиваясь своей жестокостью и жаждой пыток, пытался увидеть признаки слабости у пытаемого. От боли слёзы сами собой катились по морде, на подбородке смешивались с кровью и катились, покрасневшие, по гриве. Сафар, сжимая стальные щипцы, смотрел на вырванные им желтоватые львиные зубы, покрытые кровью и слюной. Носорогу не требовалось приложить больших сил, чтобы разжать челюсти Райнальда.

   — Несколько десятков из тех, кто пришёл с тобой, сбежали! Отвечай, где они!

   Райнальд очень медленно поднял голову и посмотрел на Сафара. Тот сжал кулаки, готовясь для нового удара — в перерывах между вырыванием зубов он давал волю своей силе именно таким способом. Райнальд понимал, что огромный кулак носорога обрушится на него, но он ни за что не собирался открывать окровавленную пасть. Собственное достоинство и нежелание выдавать своих воинов и друзей побуждало смотреть на ненавистного мучителя и злить его, пусть это и связано было с последующим продолжением избиения.

   — Куда они делись? — раздельно спросил Сафар.

   — Думаешь, я отсюда увижу? — презрительно скривился Райнальд. — Тебя не отделяет от этого мира решётка!

   — А ты бесстрашный остряк, я погляжу, — осклабился Сафар, но после его презрительной гримасы потоком выплеснулось недовольство ответом.

   С раздражением выдохнув, он вновь наотмашь ударил Райнальда. Тот, сплюнув кровь, вновь осклабился и поднял на Сафара взор измученного, но не сломленного до сих пор зверя.

   — Пока не отделяет!

   Сафар схватил обоими копытами Райнальда за шею и с лёгкостью приподнял его над деревянной маленькой скамейкой.

   — Я либо убью тебя, поганый хищник, или изобью до полусмерти! — пригрозил он. — И никто тебе не поможет, будешь подыхать. Для меня разницы нет — одним хищником больше или меньше. До твоих сбежавших шпионов я доберусь рано или поздно. И лично их перевешаю над стенами города!

   Удушающая хватка мучила Райнальда. Глаза слезились, на них словно давили камни, само тело задыхалось от нехватки воздуха. Он вцепился в толстые запястья носорога, но рукава кольчуги и прочная шкура защищала от когтей льва, уже порядком ослабевшего. Пытаться разжать захват Сафара — всё равно что толкать стену. Силы Райнальда стремительно уходили, и ему пришлось сильно напрячься, чтобы выдавить:

   — Ты будешь там висеть!

   Глаза Сафара сузились, и — вопреки ожиданиям — он отпустил Райнальда. Скованный цепями, он упал на край скамейки. Под его большим весом она покосилась и упала. Следом оказался на полу и Райнальд. Он, задыхающийся и кашляющий, с трудом поднял лапы и ощупал шею. В этой мрачной обители мучений глоток кислорода был сейчас роскошью, как глоток холодной воды в знойной пустыне. Сафар склонился над Райнальдом и холодно произнёс:

   — Ты умеешь держаться. Но это ненадолго, уверяю!

   Кандалы глухо бряцали о пол, когда Райнальд пытался подняться на колени. Сафар вышел из тесной комнаты, не забыв снять висевший у выхода факел. Райнальд остался в полной темноте. Дверь захлопнулась, Райнальд услышал разнёсшееся по закоулкам подземелья эхо удара. Морда льва исказилась от боли и ненависти, и он плюнул вслед ушедшему носорогу. Его голос прозвучал, когда он удалялся прочь и говорил с кем-то:

   — Он излишне крепок.

   — Не мне тебя учить, как выпытывать нужные сведения, Сафар! — отвечал ему знакомый голос Валгила, вернувшегося с пыток.

   — В следующий раз я убью его, я тебе клянусь! — рявкнул носорог.

   — Не посмеешь! — резко возразил Валгил. — Только он знает, где его отребье! В следующий раз я с ним буду говорить.

   Больше Райнальд не слышал разговора. В голове зашумело, потом от затылка по шее и по спине побежала волна холода. Райнальд ударился мордой о пол и после ничего не помнил.

***

   — Ты как, малыш? — раздался справа от Райнальда чуть слышный шёпот.

   Лев вздрогнул и поднял голову. Голос спрашивающего принадлежал некогда плотному тигру. Сейчас же он походил на скелет. Слишком мало плоти осталось на его костях, обвисший складками мех был в проплешинах и грязи, смешанной с засохшей кровью. Райнальду приходилось неоднократно видеть взгляд его глубоко ввалившихся глаз. Казалось бы, что в этих янтарного цвета глазах совсем не было жизненного тепла. Но Райнальд видел, как они оживлялись, когда Раддус смотрел на сына.

   Тигрёнок сидел в самом углу своей камеры, сжавшись в комочек и прислонившись боком к решётке. Отощавший не меньше, чем отец, он дрожал от холода. Потемневшее от грязи рубище не помогало хоть как-то согреться даже днём. Глаза на похудевшей мордочке казались огромными, их взор лениво пал на отца. Раддус, кряхтя от боли, придвинулся ближе к сыну.

   — Тебе плохо? Болит чего? — тихо, чтобы не услышали стражники, спросил он, как только оказался у холодной решётки.

   — Хочу есть, — прошептал он и протянул лапу сквозь прутья решётки, чтобы дотронуться до отца. Раддус легонько сжал лапу и поцеловал слипшийся от грязи тусклый мех.

   — Потерпи, малыш, скоро принесут еду…

   «Если это можно назвать едой», — мрачно подумал Райнальд, вспомнив о последних событиях.

   — А ну заткнулись! Оба! — рявкнул, шумно подбегая, вооружённый копьём носорог. — Или сейчас в пыточной лапы перебью!

   Древком копья он ударил по решётке. Звон вместе с рычанием стражника перепугал малыша, тот беспокойно подскочил и прижался ещё сильнее к решётке.

   — Мой сын голоден! — вскочил Раддус. — Он и так измучен!

   Валгил — Райнальд навсегда запомнил его имя — просунул остриё копья между прутьями клетки, нацелив его на Раддуса.

   — Ещё слово — и вы трое будете спать вечно! — сверкнув глазами, предупредил носорог. — Доброго Фродмара больше нет!

   Фродмар был последней надеждой Райнальда на спасение. Райнальд сам был одним из участников затевавшегося совсем недавно бунта, а против тирана Карлунда его настраивали и другие мотивы. После неудачной попытки Императора Хильнарда стражники Карлунда узнали о заговоре, и пыточные в течение многих дней были переполнены. Буйволы, носороги, бегемоты, сайгаки и прочие, кто ненавидел хищников, сновали по тёмным коридорам подземелий, оставляя на полу кровавые следы копыт. Но кровь была не их. Травоядные хватали первых хищников, на которых падали подозрения, и заковывали в кандалы, привязывали к деревянным крестам с торчащими наружу толстыми иглами и заточенными стальными прутьями. Находясь в страшно неудобной позе, мучимые звери испытывали боль от ран, которые причиняла острая сталь. При любом движении иглы глубоко вонзались в плоть, рвали шкуру.

   И Райнальд, и Раддус с сыном ночами слышали стоны и отчаянные мольбы зверей о помощи, но никто из стражников даже не шевелил ухом. Хищники обрекались на смерть в ужасных мучениях, почти никто не выносил такого истязания. Сократились подачи и без того скудной еды, а все узники вынуждены были справлять нужду прямо в камерах, из-за чего в подземелье стоял невыносимый смрад. Кто-то умирал прямо в камерах, не вынося ужасных условий, узники опасались вспышки корхантонского мора [1]. Трупы иногда не убирали сутками, и рядом с ними роились тучи мух. Для крайне опасной и заразной болезни обстановка в темнице уже приближалась к идеальной. Могли легко заболеть дети, и за своего сына Годрека Раддус переживал каждый день и каждую ночь. Кроме сына, у него никого не было, а свою жену он потерял в первый день — один буйвол пронзил тигрицу мечом, когда она пыталась вырвать из его копыт Годрека.

   Измученный плохим сном и болью, Райнальд вспомнил недавний разговор с соседом.

   — У тебя есть сын? — спросил как-то Раддус.

   — Есть, — вздохнул Райнальд. — И не один. И все далеко…

   — Большие уже?

   — Самый старший в этот раз не со мной, а младший… — Райнальд покосился на спящего за кованой решёткой тигрёнка. — Ему, наверное, сейчас столько же, сколько твоему Годреку. Семь или восемь. Я давно его не видел.

   — Думаешь, они знают о том, что ты здесь? — помолчав немного, спросил Раддус.

   — Они вряд ли знают, что я в этом треклятом подземелье, Раддус! — рыкнул Райнальд. — Они… — И замолчал.

   — Уверен, что твой старший сын пришёл бы к тебе на помощь, — тихо произнёс Раддус.

   — Сыновей, которые умеют держать в лапах оружие и биться, у меня семеро, — сказал Райнальд. — Всё, что я хочу — вернуться к ним и своим солдатам, собрать армию, потом привести её сюда.

   — Говори тише, прошу, — чуть слышно попросил Раддус. — Услышат — сам знаешь, что потом сделают!

   — Что бы ты сделал ради своего сына? — повернул голову к тигру Райнальд. — Вырвался бы отсюда?

   — Если бы был выбор, останься здесь я или Годрек, я бы выбрал себя, — сказал Раддус. — Не хочу больше видеть, как он страдает.

   — Тогда не опускай лапы. Никогда! — Райнальд поднял лапу и сжал ей костистое плечо тигра. — Ребёнок не должен расти без отца… Ты всегда был со своим сыном до этих ужасных дней, ты с ним и сейчас. Не давай никому и ничему разлучить тебя после…

   Райнальд замолчал. С каждым днём надежда на спасение и на последующие планы таяла для многих. И для него — немногие духовные силы уходили на поддержку Раддуса и соседей по камерам.

   — Представь, Раддус, что мы отсюда выберемся… — тихо начал Райнальд после того, как вглубь подземелья протопал Валгил, не забыв осыпать узников ругательствами. — Что ты сделаешь?

   — Мой сын — единственная вера в будущее, — пробормотал уже засыпающий Раддус. — Если спасёмся, то это будет чудо… а если и вправду этот кошмар закончится, если больше не будет войн, возьму Годрека и покину этот город. Без Демет я не смогу здесь жить…

   — Живи ради сына, — настоятельно произнёс Райнальд. — Ты не хочешь, чтобы он остался один.

   Это было утверждение, а не вопрос, поэтому Раддус только кивнул.

   — А ты? — вяло спросил он — уже с закрытыми глазами. — Что ты будешь делать после спасения?

   Если оно придёт.

   — Обязательно сведу счёты с этим выродком Карлундом. — Голос Райнальда принадлежал сейчас зверю, который всегда держит своё слово — зверю, которым Райнальд всегда и был. — Но сначала я окажусь в месте, где очень кстати окажется много еды. Окажусь в городе — первым делом отъемся! — Райнальд похлопал себя по животу, который ещё несколько недель назад напоминал большой бочонок. — После еды пойду в бордель на две — нет, на три — ночи. Буду нежиться там на мягкой кровати в компании двух или трёх молоденьких львиц, а они будут ласкать меня…

   Под мечтательный свой монолог Райнальд услышал мерное, чуть прерывистое сопение. Повернувшись, он увидел, что Раддус крепко спит, а правая лапа его свисала между прутьев решётки — перед тем как заснуть, он ласково погладил по голове сына.

   — А ты, надеюсь, найдёшь себя после гибели жены, — тихо закончил Райнальд, хоть и знал, что Раддус его не слышит. И пообещал: — Я сделаю всё, чтобы вытащить вас отсюда.

   Так прошло ещё несколько дней. Подходил к концу необычно холодный август, по анималийским долинам и холмистым плато шагали ночные заморозки. Стелющийся ночами по земле холод проникал в подземелье. Глубоко запавшие внутрь черепа глаза Райнальда с ненавистью озирали сновавших туда-сюда стражников, одетых в доспехи и тёплые плащи. Хищникам, с их густым мехом, холод не страшен, но Райнальд провёл в темнице больше семидесяти дней. За это время он потерял от своего веса почти половину, мех его поблёк, грива спутанными бурыми прядями свисала с головы и шеи. Холод всё равно проникал под шкуру, заставляя незащищённое и измученное тело страдать и страдать. Из воинов, пришедших с ним, он видел только двоих, но и те уже много дней как были мертвы. О судьбе своих соратников Райнальд не знал. Не знал, но верил в то, что многие из них смогли что-то придумать.

   Почти каждый вечер проходил у Райнальда и Раддуса в тихих разговорах.

   — Они хотят извести нас потому, что боятся, — как-то сказал Раддус. — Хищников больше, а размер не всегда сопоставим с силой и ловкостью.

   — Я помню множество боёв, в некоторых сражался с носорогами, — закрыл глаза Райнальд. — Один разломал мне щит и чуть не сломал лапу. Он так быстро и беспорядочно молотил своим топором, что он казался размытым пятном. Разве что своих не увечил. Но мне тогда было уже не пятнадцать лет, когда я впервые отнял чужую жизнь в битве!

   По мере рассказа Раддус смотрел на подбородок Райнальда, на его слипшуюся гриву, и размеренно в такт словам кивал. Потом спросил:

   — Ты сам откуда?

   — Вряд ли мой ответ тебя устроит, Раддус, — вздохнул Райнальд. — Пусть я и знаю, что ты — большой командующий в армии, что ты участвовал уже во многих войнах… но боюсь, что анималийцы относятся к наёмникам плохо.

   Немного вызывающе Райнальд посмотрел на Раддуса. Трудно было понять выражение его морды в темноте, только поблёскивали его глаза. Тигр дышал мерно, явно не приходя в ярость. Он лишь приподнялся.

   — Да, я ланкардийский наёмник, — подтвердил Райнальд. — Карлунд, этот смердящий куль в расшитых золотом одеждах, нанял нас, чтобы сначала осуществить переворот, а потом оберегать дворец на случай восстания! Я сначала поверил ему, когда он собирал воинов перед замком — как будто это обращение. А в итоге обманул, почти всех моих солдат перебил, а меня с горсткой воинов запер здесь! И не заплатил ни одной монеты, всё потчевал будущими заслугами!

   Раддус продолжал молчать, что настораживало Райнальда ещё больше. Наконец справа донёсся тяжёлый вздох. Было ли это выражение злости или боли, Райнальд не знал. И хрипловатый голос тигра резанул его слух:

   — Меня бросили сюда за то, что я отказался казнить одного из ланкардийцев. Я был просто… поражён жестокостью и вероломством Карлунда. Он, сказав, что мы сильнее любых наёмников, велел нам сражаться против них… то есть против вас… Он знал, что анималийцев больше.

   В той битве Райнальд многих не запомнил — сильные ланкардийские бойцы смотрят в глаза своим врагам только тогда, когда убивают. Но никто из них не ожидал, что все пришедшие на площадь анималийские солдаты обернут свои копья против ланкардийцев и обнажат мечи. Все в тот день сражались на пределе своих сил, пытаясь повалить один другого. Положение стало совсем тяжёлым, когда к Карлунду, его гвардии и сражавшимся на тот момент частям армии присоединились жители, лояльные к тирании. Битва окончилась перед самым закатом солнца. В результате потери среди анималийских солдат были малозаметными, а вот ланкардийцы были разгромлены наголову. Необъятная Императорская площадь, на которой происходило сражение, была обильно залита кровью сотен зверей.

   Вспомнив это, Райнальд осторожно повернулся к Раддусу, чтобы посмотреть на него. Взгляд поблёскивающих глаз тигра был по-прежнему спокоен, и сам Раддус так и не выдавал гнева.

   — Мы в одной беде, Райнальд, — тихо сказал он наконец. — Карлунд тоже обманул меня, сверг императора, которому я принёс клятву! И врага в тебе не вижу.

   Голос Раддуса был предельно спокоен. Тигр был прав — не одну неделю они делили и одну камеру в темнице, и нестерпимые пытки. Райнальд видел в Раддусе сильного и непреклонного зверя, которого отчаянно пытались сломить, а он не сдавался, несмотря ни на что. И к нему самому относился не как к врагу. Но как бы Раддус относился к нему, если бы Райнальд признался, что могучий отряд ланкардийских солдат возглавлял он сам?

   — Ты как-то спросил меня, когда я в первый раз убил, — раздался голос уже засыпающего Раддуса. — Мой отец бросил меня в бой, когда мне было четырнадцать лет. Меч я держать уже умел. Отец сказал мне: «Если хочешь жить — сможешь защититься!» И вытолкнул меня вперёд, когда сотни врагов мчались прямо на нас. Мне казалось, Райнальд, что мчатся они только на меня. А впереди мчался здоровенный гну. Я видел его рога, я видел свирепый блеск его глаз. Я запомнил их навсегда. Этот гну сразу атаковал меня. Он наседал излишне яростно, а сбоку от меня бился отец. Он кричал мне: «Сражайся!», — и его слова словно стегали меня по спине. Я мог только защищаться от ударов этого гну, он был намного сильнее меня. Знаешь, Райнальд…

   Раддус устроился поудобнее, насколько позволяло это без боли его исхудавшее тело.

   — Я помнил только одно: бах, бах, бах!.. Один нескончаемый гул в ушах и звон оружия. Мой щит гудел от ударов, казалось, что он не выдержит. И в какой-то момент я решил атаковать и перехватить приоритет в свои лапы. Я шагнул вперёд и опустил щит, а меч поднял прямо перед собой. Его острый конец смотрел прямо в глаза этому гну. И он не думал, понимаешь? — Раддус от переизбытка чувств поднял лапу и сжал её в кулак. Глаза его зловеще сверкнули. — Он не думал о том, что его через несколько мгновений настигнет смерть. Он слышал крики моего отца, а потом принялся оскорблять его и меня. Отец был уже ранен, но не сильно. Он не сдавался, несмотря на то что его атаковали сразу двое. И я понял — пусть мой отец не идеален, пусть он был суров, порой даже жесток со мной, но он был моим отцом. И я понял, что хочу показать ему, что усвоил его уроки. Я вспомнил все дни, что проводил в обучении воинскому искусству, вспомнил все приёмы и хитрости. Но! — Раддус замолчал и, когда Райнальд вопросительно посмотрел на него, продолжил: — Я запер в себе, как на огромный засов, свою злобу на отца, когда он ругал и порол меня за промахи. Остались только его наставления. Ими я и воспользовался. И я говорил себе, что смогу победить. Что смогу хоть чем-то заслужить отцовское одобрение! — Голос Раддуса от сдерживаемых чувств дрогнул. — И я с новыми силами двинулся на врага. Я бил мечом по его щиту, отражал его удары и пытался проникнуть под его защиту. И тут я увидел, что у него из бедра торчит обломок стрелы. И понял, что его рана служит преимуществом для меня. Я целился для удара, хотел ударить мечом по черенку, чтобы вдавить его ещё глубже в рану, или ещё больше ранить его ногу. Мои удары попадали по правой стороне щита, когда его меч не успевал отразить мои атаки. Но в тот раз я замахнулся с таким расчётом, чтобы ударить по щиту слева. И он не ожидал такого. Я вложил в этот удар всю свою силу, все свои умения, приобретённые в тренировках! И он не смог с этой стороны удержать щит, его край ударил его по ране, вогнал стрелу в бедро ещё глубже. Он закричал. И оставил открытой шею, то место, где латы сходились с краями большого шлема. Там открывалась узкая полоска шеи. Туда я и вогнал меч.

   Райнальд не сводил взора с Раддуса, вникал в каждое его слово. Сейчас он казался тем подростком, который впервые совершил смертоубийство на бранном поле, но в его голосе звучали стальные нотки. Раддус заново переживал тот переломный в своей жизни момент.

   — Я помнил его кровь, попавшую мне в глаза. Помню тот багровый фонтан, что начал бить из шеи, пока тот гну падал на колени. — Раддус схватил Райнальда за лапу. — Знаешь, я сначала после этого ненавидел отца. Теперь я его понимаю! На войне ты защищаешь не только себя, но и многих других. И убить на войне — это не преступление, за которое тебя навсегда сошлют в маэгхиры. Это естественный ход!

   Страсть, всколыхнувшаяся в голосе Раддуса подобно волне на огромном бескрайнем океане, словно передалась и Райнальду. Долгое время, пребывая в этой темницей, он осознавал, что тем событием, о котором сейчас рассказывал Раддус, не ограничится их нынешнее существование, что удавшийся бунт неминуемо закончится крупным сражением и большим кровопролитием.

   — Я не хочу такой судьбы для своего сына, — тихо закончил Раддус. — Годреку всего восемь лет, ему нельзя видеть кровь. А то, что здесь делают с нами, он никогда не забудет. У меня нет никого, кроме него, и я хочу вытащить его отсюда!

***

   Райнальд задумчиво смотрел на чёрствый кусок хлеба и маленькую плошку с водой. Хлеб небрежно кинули сквозь решётку на пол, а воду протолкнули, выплеснув частично на пол. Пустой желудок давно сводило судорогой от голода, а в пасти было сухо, как в пустыне. Лев посмотрел на Раддуса, который буквально через силу уже тянулся к еде и воде. Райнальд не возражал — тигру было тяжелее. Ему было больно лежать, спать он не мог. Только мучиться. Но не мог не думать о сыне.

   Взгляды Раддуса и Райнальда пересеклись. Лев, устало моргнув, кивнул. Раддус взял хлеб, разломил на две части. Половину куска он просунул через решётку к тихо сопящему Годреку и поводил перед носом, чтобы сын ощутил запах пищи. Тигрёнок моментально проснулся. Увидев хлеб, он мгновенно выхватил его из лап отца и проглотил, почти не прожевав. Райнальд смотрел на изголодавшегося мальчика и почувствовал, как дрогнуло его сердце от жалости. Льву, как и его другу по несчастью, хотелось есть и пить не меньше. Однако дети не заслуживали таких страданий, какие здесь свалились на взрослых. Карлунд, когда злобствовал, запирал в темницах и детей, у которых не было сил, чтобы выносить мучения. Раддус после гибели жены жил только мыслями о сыне, поэтому Райнальд без колебаний пододвинул к нему воду.

   — Пей, сынок, — с этими словами Раддус осторожно перенёс через прутья клетки плошку. Тигрёнок едва успел сделать судорожный глоток.

   — Эй! — раздался звучный голос Карлунда. — Откройте эту решётку и выведите мальчишку.

   Годрек испугался так, что выронил воду. Глиняная плошка, звонко тренькнув о пол, раскололась на три части, вода разлилась по грязному, засыпанному шерстью полу. Валгил, звеня связкой массивных ключей, открыл огромный замок и отодвинул щеколду. Годрек только сильнее прижался к решётке.

   — Папа… — пискнул он. Валгил вошёл внутрь и ухватил тигрёнка за тонкую лапу выше локтя.

   — Отпусти его! — в один голос вскричали Райнальд и Раддус.

   Годрек с отчаянным воплем тянулся к вскочившему отцу, к решётке, которая разделяли их. Валгил с лёгкостью поднял мальчика и обхватил громадной лапищей поперёк тонкого туловища. Годрек отчаянно пытался вырваться, но что он мог поделать против такой свирепой мощи?

   — Куда ты его ведёшь?! Куда? — в отчаянии взревел Раддус, подбежав к решётке. Но его слова остались без внимания, Валгил и Карлунд удалились вместе с мальчиком.

   — Выродок, если ты его тронешь, я тебя разорву! — вопил Раддус, молотя кулаками по решётке.

   Он словно обезумел, вцепился в прутья и начал трясти их. Многие звери тоже прильнули к решёткам и кричали вслед ненавистным тюремщикам угрозы и ругательства. Раддус продолжал бесноваться, колотя кулаками по прутьям клетки и пиная их, чем причинял себе ещё больше боли.

   — Ты знаешь, кто я такой, знаешь, что тебе это с копыт не сойдёт!

   — Раддус, успокойся! — Райнальд поднялся с холодного пола, схватил Раддуса за плечи и развернул к себе.

   — Зачем они его увели, зачем, зачем? — продолжал кричать Раддус.

   Райнальд встряхнул друга, и тигр тут же закашлялся и безвольно рухнул на колени. Испугавшись, лев тут же опустился рядом. Раддус задыхался, по его морде катились слёзы злости и отчаяния.

   — Мой сын… Если они… — всхлипывал он.

   — Раддус, слушай, с ним всё будет в порядке! — пытался успокоить друга Райнальд. — Смотри на меня!

   — Не будет, Райнальд, не будет! — бился в припадке тигр. — Они нас сломают!

   Райнальд наотмашь ударил Раддуса по щеке. Тот вздрогнул и отшатнулся.

   — Я сказал — смотри на меня! — раздельно произнёс Райнальд.

   Некоторое время у него ушло на то, чтобы привести в чувство сорвавшегося тигра.

   — Ты не слышал того, что слышал я, — заговорил он. — Что-то случится, и совсем скоро. Я не знаю, о ком этот Карлунд и Валгил говорили, но он скоро будет здесь. Он друг Императора, Хильнард этот жив, его держат глубоко внизу… Нас выпустят, и мы за всё поквитаемся с этими извергами!

   — Ты считаешь? — еле вырвалось у несчастного Раддуса.

   Райнальд схватил Раддуса за плечи, и взгляд его глаз, застланный отчаянием, словно вонзился в него. Это был очередной момент, когда ослабевший зверь пришёл на помощь почти сломленному, и вновь поддержал его. Но тут Райнальда изнутри что-то кольнуло. Он один раз утаил от Раддуса правду — о том, что именно он, Райнальд, командовал ланкардийцами, купленными Карлундом. И вновь он солгал — того, кто скоро будет здесь, Райнальд тоже знал. Но сейчас утайка правды была не столь значительна, как спасение.

   — Я тебе говорил — верь в себя и думай о своём сыне! Что бы ни случилось! И держись рядом.

***

   — Держись рядом!

   Эти слова Райнальд произнёс, крепко сжимая лапу Раддуса, а тот, свою очередь, вцепился в Годрека. Мальчика быстро вернули отцу, едва среди стражников началось какое-то странное оживление.

   — Папа, что происходит? — кричал тигрёнок, но в гвалте голосов его голос мигом был заглушен.

   Райнальд не мог привыкнуть к тому, что теперь его не отделяла от остального мира решётка его камеры. Он был свободен, но ещё не в безопасности. Раддус, дёргая головой, только озирался по сторонам. Он сейчас мог думать только о сыне. Их толкали со всех сторон прибывающие из многочисленных закоулков подземелья звери; освобождённые узники, вооружённые кто чем, сбивали замки на дверях. Райнальд и его маленькая компания пытались прорваться через толпу всё прибывающих зверей.

   — Хватайте оружие! — разнёсся по подземелью гулкий голос. — Вперёд, все в бой!

   Райнальду с Раддусом удалось пробиться сквозь гущу исхудавших зверей, одетых в разорванное тряпьё. Все сгрудились у огромной кучи оружия и доспехов. Мечи, кинжалы, топоры, секиры, сломанные копья, потрёпанные латы, нагрудники — всё дожидалось своего часа. Дождался своего часа и Райнальд — он теперь просто обязан был вырваться на свободу. Его лапа сжимала старый и уже затупившийся меч, а Раддус держал покрытый засохшей кровью топор.

   Райнальд забыл о летящем времени — сейчас он прорывался наружу вместе с вооружёнными узниками, которые теперь взяли верх над положением и рубили, кололи, резали ненавистных врагов. Те, кто ещё недавно издевался над хищниками, теперь сами падали, хрипели, захлёбывались кровью и умирали под их ногами и сталью. На короткий миг Райнальд увидел тех, кто пробивался впереди всех — носорога, медведя в красивом плаще, явно прибывшего из далёких земель, и вооружённого огромным мечом слона. Думать о том, кто это, ни Райнальд, ни Раддус не могли. Все неслись к выходу из подземелья.

   — Вперёд, за мной! — велел Райнальд.

   Крепко сжимая лапу Раддуса, он волок его за собой. Он часто оборачивался — убедиться, что Раддус не выпустил своего сына. Их толкали со всех сторон, их окружали крики и рёв зверей, звон оружия и глухие звуки ударов. Райнальд, Раддус и Годрек, теснимые и толкаемые мчащейся на волю звериной толпой, оскальзывались на телах поверженных зверей, ноги бегущих скользили в чужой крови, залившей холодные полы коридора. Райнальд крепко сжимал своё оружие. Больше всего он желал схватиться один на один с Валгилом, чьи удары и пытки он ещё помнил. Но в душе со злорадством понимал, что мучителя уже нет в живых. «Жаль, что не добрался до тебя, детина!», — только и думал Райнальд о Валгиле.

   — Там ещё есть выход! — крикнул кто-то из колготни. — За мной!

   Ярко горящие факелы освещали расширившийся коридор со множеством ответвлений. Рядом с ним стоял и махал окровавленной лапой молодой леопард с повязкой на левом глазу.

   — Сюда! Выберемся за стенами! — кричал он.

   Около трёх десятков зверей, включая Райнальда и его компанию, понеслись вслед за леопардом. Одетый только в старую набедренную повязку, он сжимал в левой лапе обшарпанный деревянный щит, правая была вооружена дротиком. Райнальд с Раддусом и Годреком были позади остальных. Он не оборачивался назад, зная, что следом побегут ещё.

   — Сколько ещё? — спросил кто-то, тяжело дыша.

   — Ещё немного! — ответил запыхавшийся леопард.

   Этот коридор был освещён факелами, но здесь было темнее. Он изгибался под различными углами, и бегущие преодолевали поворот за поворотом, мчась за незнакомым предводителем. Райнальд, успев к этому времени прорваться вперёд, увидел, что коридор пошёл наверх. Леопард обернулся — видимо, чтобы оповестить о близком выходе. Но не успел. Над бегущими со свистом пролетела стрела, вторая чуть не зацепила ухо Райнальда. Леопард с хрипением осел на пол, выронив щит и дротик — стрела угодила ему в горло. В тот же миг Райнальд заметил движение в конце прохода.

   — Эй, пригнись! — выкрикнул он.

   Лапы его мгновенно схватили за плечи Раддуса и ещё кого-то из зверей. Раддус мгновенно закрыл собой сына, пригнувшись и прижав его к себе — и вовремя. Там, где мгновение назад была его голова, пролетело короткое копьё и, ударившись стальным наконечником о стену, отлетело под ноги зверям позади. Стрелы и копья продолжали лететь из мрака, раня и убивая спасающихся зверей. Райнальд, забрав у умирающего, колотящегося в предсмертных судорогах леопарда дротик и щит, взял на себя командование. Райнальд только велел Раддусу:

   — Спрячься с сыном где-нибудь.

   — Стрелы! — раздался голос из тьмы.

   — Всем пригнуться! Щиты поднять и сомкнуть! — выкрикнул Райнальд.

   Стрелы сорвались с тетив вражеских луков прежде, чем по сумрачному коридору разнёсся командный призыв льва. Райнальд один из первых поднял щит, следом за ним и остальные, но трое не успели защититься. Их тела так и остались лежать позади заслона из щитов. Тем временем количество зверей прибывало, не вооружённые ничем подхватили мечи и кинжалы убитых — мёртвым оружие не надобно.

   — По моей команде — вперёд! — скомандовал Райнальд.

   Звери, подняв щиты и копья с мечами, ринулись на врагов. Некоторые из возглавляемых Райнальдом держали в лапах факелы, и с каждым шагом всё чётче обозначались в рассеивающемся сумраке крупные фигуры вооружённых травоядных. Один из них вскинул копыто, и, когда расстояние между ними составило не больше трёх ярдов, когда остановиться было уже нельзя, отряд молниеносно выставил копья и поднял щиты. Несколько узников были убиты, но за грохотом начавшейся стычки ни хруст пронзаемых сталью тел, ни плеск льющейся на каменный пол крови — не были услышаны никем.

   В тесном коридоре сгрудились два отряда. Давка в этом жарком, но непродолжительном сражении была сильной, у дерущихся впереди зверей почти не было возможности замахнуться мечами. Но они продолжали напирать, зная, что впереди их ждёт свобода и солнечный свет. За всё время угнетения свобода и свет стали для них сокровищем, смыслом жизни. Ради этого сокровища они не побоялись боли и пролития крови, и прежде всего желали отомстить за недели жестоких мучений и тяжб.

   Слух Райнальда заполнила единая смесь звона оружия, криков и хрипов, стонов и ругани. Мечи, копья, кинжалы и топоры и даже стрелы без луков били по врагам наугад, попадая по мордам, плечам и шеям врагов. В ответ атакующие получали не менее сильные и беспорядочные удары, на пол ручьями лилась кровь. До столкновения со щитами противников Райнальд успел откинуть ударом щита в сторону одно из вражеских копий. Второе чуть не продрало ему правый бок, но лев, изловчившись, упёрся ногой в огромный деревянный щит крепко ухватил копьё за древко и вырвал. Слева от Райнальда кто-то размахнулся топором, но метнуть его не успел — буйвол с рассечённой мордой поразил противника копьём в оскалённую пасть. Вырвав оружие вместе с обрывками языка и плоти, враг замахнулся во второй раз.

   — Рубите их, рубите! — кричали позади Райнальда.

   Среди оглушающего шума битвы послышался свист стрелы. Райнальд успел поразить кого-то копьём, когда увидел, что буйвол с изуродованной мордой валится со стрелой под левым глазом.

   — Пригибайтесь и вырывайте у них щиты!

   У ослабевших узников откуда ни возьмись появились силы, но звери, как и сам Райнальд, понимали, для чего эти силы ими двигали. Для свободы и жизни. Защищавшие выход наружу травоядные были выше и мощнее, но это преимущество утрачивалось с каждым мгновением. Сейчас на каждого из них приходилось чуть ли не по десятку бывших мучеников. Каждый прорывался сквозь толпу к врагам. И каждый был уверен в том, что сможет что-то сделать для спасения своих друзей по несчастью. Они тоже гибли, но на их место прибывали новые. Райнальд атаковал, уворачивался от клинков и копий, снова атаковал. Ещё с двумя тиграми он смог вырвать щит у массивного бизона, и теперь они изо всех сил рубили его топорами. Страшный захлёбывающийся рёв пронёсся над сражающимися и затих. Райнальд, залитый чужой кровью, отбросил в сторону подобранный им в темницах затупленный меч и вооружился острым. Прежний владелец уже лежал где-то позади. Распалённый битвой и запахом вражьей крови, Райнальд продолжал воодушевлять всех на битву, подбадривать и подталкивать вперёд. Вонзив меч кому-то из врагов в живот, он увидел вдалеке просвет — зазывно манила свобода.

   — Нет уж! — раздался яростный рык.

   Несколькими мощными ударами чьего-то огромного щита Райнальда и трёх зверей оттеснили назад. Райнальд увидел сбоку от себя невнятный проблеск металла в свете одного из факелов, и огромная шипастая булава обрушилась на голову бьющегося рядом с ним медведя. Огромное тело с разваленным на части черепом повалилось навзничь. Булава взметнулась ещё раз, и Райнальд встретился на миг со взглядом её владельца, старого зубра. Отражение пламени факелов мелькнуло в тёмных глазах врага и в шипах оружия, покрытых кровью и слипшейся от неё шерстью. Булава пошла вниз, и Райнальд отскочил назад — насколько это было возможно. Каким-то чудом шипы не задели его, но тут левое плечо ощутило сильный удар. Райнальд оскалился от боли. Зубр вновь занёс булаву над напирающими зверями, оружие готово было вот-вот раздробить кости очередному. Ему.

   Действуя инстинктивно, Райнальд поднял щит, и толстый деревянный круг принял могучий удар на себя. Треск — и щит развалился на части, а по левой лапе, по предплечью, разлилась боль. Райнальд не смог подавить стон. Крепко сжимая меч, он приготовился к нелёгкому поединку с мощным врагом, но тут кто-то сбоку метнулся и ткнул горящий факел зубру прямо в глаза. Булава выпала из его копыт, он, воя, схватился за морду. Райнальд и его спаситель одновременно вонзили свои мечи зубру в живот. Согнувшись и надсадно хрипя, он повалился на колени, и с глухим треском топор вошёл ему прямо между глаз.

   — Раддус, ты что здесь…

   С перекошенной до неузнаваемости мордой Раддус вырвал оружие из черепа врага. Один из зверей — Райнальд не разглядел, кто именно — в изумлении и восторге выпалил, увидев Раддуса:

   — Лорд-генерал!

   — Пригнись! — рявкнул Раддус, не обратив внимание на возгласы.

   От сильного толчка тигра Райнальд упал, задев кого-то, и ударился о стену. Но мельком успел увидеть замершего на месте сернобыка. Из его копыт выпал лук, из которого он не успел выстрелить. Враг был сражён сразу обоими — пожилым волком и Раддусом. С топором в правом плече и копьём в паху сернобык опрокинулся на бок. Около десятка зверей столпились почти у самого выхода и шумно суетились. Присмотревшись, Райнальд увидел, как они добивают копьями двух носорогов и одного яка. Резня была закончена, а путь наверх — свободен. Райнальд повернулся к остальным. С его меча капала кровь, а левая лапа сжимала обломок щита.

   Коридор был заполнен зверями, которые так и рвались из подземелий и пыточных застенков. Многие из них были в крови, как и сам Райнальд, одни поддерживали других. Они стояли рядом с десятками тел. Стены также были забрызганы кровью, красные капли и потёки робко серебрились в мерцании факелов. Не дожидаясь приказов, все ринулись наверх. Раддус помчался сквозь толпу, выкрикивая имя сына, а Райнальд окликнул убежавших вперёд:

   — Держать оружие наготове! Снаружи тоже могут стеречь.

   Поток стремящихся к свету зверей подхватил Райнальда и понёс его вперёд. Райнальд на время потерял Раддуса из виду, но не переставал выкрикивать его имя до тех пор, пока не оказался на земле, посреди леса. Он осмотрелся.

   Впервые за многие недели Райнальд увидел то, от чего отвык — зелень, деревья… и свободу. Он не мог поверить в то, что это настоящая действительность. Всё ему казалось в первые мгновения миражом в пустыне — колоссальные городские стены вдали, сосна с искривлённым стволом, шелест листвы, уже начавшие опадать от ночных заморозков листья и какая-то большая тёмная масса, похожая на холм. Райнальд полной грудью вдохнул свежий воздух. Разница между смрадом из темниц и пьянящим запахом свежести и зелени была невероятной. Голова тут же закружилась, в глазах потемнело, и Райнальд не удержался на ногах — упал на колени. Меч выпал из его лапы и оказался в траве. Кто-то из тех, кого он не успел рассмотреть в подземелье, подошёл к нему.

   — Как ты, Райнальд?

   Райнальд поднял голову с удивлением — его окликнули по имени. Он много времени его не слышал до встречи с Раддусом. Он потряс головой — перед глазами всё расплывалось. Зверь заглянул ему в глаза. И тут Райнальд узнал его.

   — Эфраид!

   Перед ним стоял один из его командующих, Эфраид Дунги [2]. Сильно исхудавший, с перевязанной ногой и рассечённым правым плечом, также изнурённый долгим пребыванием в подземелье, но живой Эфраид осторожно потрепал Райнальда по плечу. Райнальд заметил, что из частокола стволов выходят и выходят вооружённые звери. Но это были не враги.

   — Дери меня клыки слона, что с тобой стало-то! — поразился тигр. — Половина от тебя осталась… Ну-ка, поднимайся!

   — Ты откуда взялся? — Райнальд, поднявшись и по-прежнему нетвёрдо стоя, пожал лапу тигра.

   — Как только начался этот ужас, мы все бежали в леса. Когда во второй раз подошли сюда, обнаружили этот ход, — торопливо рассказывал Эфраид. — Не ожидал добра от этих тюремщиков. Где Фродмар? Давно ничего от него не слышали.

   — Они убили его, — ответил кто-то из зверей.

   — Раддус… где он? — Райнальд осмотрелся по сторонам. Теперь он увидел, что его окружали не только хищники, но и травоядные. Уличённые в помощи хищникам, они тоже были заключены в темницы.

   — Он ведь побежал за… — вырвалось у Райнальда, пока Эфраид продолжал рассказывать:

   — …а сегодня собрались и напали на охрану здесь. Видите, эта куча — их трупы.

   — Раддус! — окликнул Райнальд друга. Из глубины хода доносился детский крик:

   — Помогите! Пожалуйста, помогите!

   — Годрек! — Сердце у Райнальда сжалось — мальчик кричал со слезами в голосе. Не думая, Райнальд помчался вниз. Он сзади слышал топот чьих-то ног.

   — Раддус, где ты? Раддус!

   — Дядя Райнальд, я здесь! — донеслось в ответ.

   Годрек стоял на коленях посреди многочисленных тел. Райнальд без промедления бросился к тигрёнку. В своих лапках он держал большую правую лапу отца, который полулежал, навалившись спиной на стену. Левой лапой Раддус зажимал глубокую рану в боку. Увидев Райнальда, он попытался приподняться, но не смог. Из его пасти вырвался стон.

   — Помогите папе! — всхлипывал Годрек. — Он умирает!

   Райнальд, обернувшивсь, увидел подбежавшего сзади Эфраида. Он сорвал с себя разодранную исподнюю рубаху и протянул её Райнальду. Тот, сложив её вчетверо, прижал к ране друга. Тёмные струйки стекали на грязный пол.

   — Папа, прошу тебя, не умирай! Не уходи! — плакал тем временем тигрёнок.

   — Не бойся, малыш, — простонал Раддус. С трудом подняв лапу, он погладил сына по щеке. Мальчик даже не обратил внимание на то, что лапа отца была в крови. Он сильно сжал её.

   — Эфраид, иди наверх, — повернулся Райнальд к другу. Он не стал дожидаться, пока Эфраид скроется наверху, — сразу вновь склонился над раненым Раддусом.

   — Притворился мёртвым, — выдавил тигр, указав окровавленной лапой на труп буйвола с кинжалом в копыте. — Я его запомнил… это он убил мою жену…

   — Не двигайся, Раддус, — велел Райнальд. — Держи крепче!

   — Он не умрёт? — продолжал всхлипывать Годрек. — Дядя Райнальд, скажи, папа не умрёт?

   — Эй, кто здесь? — вдруг раздался голос. Райнальд выхватил у мёртвого буйвола кинжал и вскочил, нацелив его на возможного врага.

   — Оружие бросить! — рявкнул Райнальд, шагнув вперёд, к двум тиграм. Однако те даже не дрогнули.

   — И не подумаю! — возразил один. — Сам бросай и отойди от него!

   — Я их знаю, — простонал Раддус, пытаясь выпрямиться. — Опусти… оружие, Райнальд… И вы тоже!

   — Раддус! — С испуганными и наполовину обрадованными голосами тигры бросились к раненому. Но прежде, чем они оказались рядом с ним, Райнальд схватил обоих за плечи и внятно произнёс:

   — Он должен жить!

   — Будет жить, — всё так же спокойно ответил тигр, который отказался опускать оружие. Пока они хлопотали рядом с Раддусом, Райнальд взял Годрека за лапы.

   — Вот видишь, малыш, всё хорошо. Твой папа обязательно поправится.

   — Ты уходишь, дядя Райнальд? — спросил тигрёнок дрожащим голосом.

   — Да, — со вздохом признался Райнальд. — Но не потому, что бросаю тебя с папой. Ему помощь нужнее, чем мне.

   — Нет, не надо! — прошептал Годрек и снова заплакал. — Не уходи, останься с нами!

   Тронутый обращением малыша, Райнальд тепло обнял его, забыв, что пачкает его мордочку своей и чужой кровью.

   — Когда-нибудь мы увидимся с вами, обещаю, — тихо сказал Райнальд и погладил Годрека по голове. — А ты оставайся с папой. Ты ему тоже нужен.

   — Райнальд…

   Лев повернул голову на тихий стон. Раддус полуприкрытыми глазами смотрел на Райнальда. Один из тигров велел ему не тратить силы, когда Райнальд сказал:

   — Не знаю, когда, но верю, что мы с тобой ещё увидимся, Раддус.

   — Я рад, что вырвался на свободу вместе с тобой, — шептал, истекая кровью, слабеющий тигр. — Но я хотел уйти с тобой…

   — Потому свобода и общая, а ты нужен сыну, — чуть улыбнулся Райнальд. Кажется, его морда отвыкла от этого, и улыбка вышла слишком натужной. Но Раддусу этого было достаточно.

   — Он должен жить! — повторил Райнальд, глядя поочерёдно на подоспевших тигров. Повернулся и пошёл наверх, к свету. Райнальд, ступив на траву, обернулся и посмотрел на оставленного им раненого друга… Друга… За всё это время Райнальд тесно сдружился только с Раддусом, они столько пережили. Они в этот день помогли друг другу. И всем своим существом Райнальд говорил себе, что Раддус выживет.

   Вышедшее из-за облаков солнце заставило Райнальда часто заморгать. Глаза заслезились. Судорожно выдохнув, он упал на колени и протянул лапы к солнцу. Слеза скатилась по его мохнатой щеке, запятнанной кровью. Солнце, трава, воздух — теперь это было не просто казалось реальностью. Оно стало ей, всегда ей было. Окружающие Райнальда верные воины и те, которыми он сегодня командовал, окружили его. Райнальд повернул голову влево и увидел, что от толпы отделился кто-то крупный и высокий.

   Он снял шлем, и Райнальд увидел открывшиеся черты морды, такие знакомые янтарного цвета глаза, горящие даже в темноте. Он сейчас смотрел не на доспехи, которые он лично выковал и украсил тремя рубинами. Смотрел не на шлем, который купил у одного из самых дорогих мастеров оружия в Ланкардии. Смотрел не на меч, который забрал у сражённого могучего врага и отдал этому молодому зверю. И этому молодому зверю он смотрел прямо в глаза.

   Он был очень необычным в этих краях. В темноте его приняли бы за льва, но у льва грива гуще и нет полос на лапах и теле. В памяти Райнальда пронеслась вереница воспоминаний. Тогда он, ещё молодой странник, остановился на далёком острове Ардарос и провёл несколько недель с той, что покорила его воображение и мысли на долгие годы. Но эта связь на Ардаросе была запрещена законами — любовью Райнальда была не львица, а тигрица. И сейчас плод их давней любви стоял в пяти ярдах от Райнальда. Когда на морде молодого лигра появилась сдержанная улыбка, Райнальд подошёл к нему и крепко обнял.

   — Я знал, что ты не бросишь меня, Гриальд, — вполголоса сказал он.

   — Шестеро моих братьев зовут тебя Стальным, — чуть склонил голову лигр, когда Райнальд отпустил его. — Так что не обижайся на простое слово «отец». Этого тебе достаточно, чтобы выжить, а мне — прийти за тобой.

   На глазах Райнальда ещё блестели слёзы, но после слов сына он засмеялся и обнял его ещё раз.

   — Где мы? — спросил Райнальд, отпустив Гриальда.

   — В двух милях от Северного тракта, — ответил Гриальд. — Вчера вечером мы увидели подходящую к городу армию. Берриародиты. Часть из них помогла нам перебить охрану здесь. — Лигр указал на внушительный холм из трупов. — Вернулся скоробег, сообщил, что жители города сами открыли им ворота.

   — Ну, вот теперь он и сдохнет, — со злорадством произнёс Райнальд. — Смердящая дерьмом гора по имени Карлунд теперь за всё ответит. Жители отплатят ему сполна, даже больше, чем хотел я, когда томился в застенках.

   — Куда теперь, отец? — перебил Райнальда Гриальд.

   Райнальд вздохнул и вновь осмотрелся. Он постепенно свыкался со свободой, отгоняя мысли о том, что это обман зрения. Опустившись на колени, лев провёл лапой по траве, с которой утром сошёл иней. На зелёных травинках остались маленькие капли грязи, смешанной с кровью. Влажной лапой Райнальд провёл по морде и медленно поднялся.

   — К морю, Гриальд, — негромко сказал он. — А потом — домой.