— После такого кажется, что мы прибыли сюда не сегодня, а месяц назад, — пробормотал Капрем и задумчиво посмотрел на колонны в огромном госпитале. — Столько событий… Как будто ты в бурном потоке несёшься.

   Шумно вздохнув, Акарнан кивнул. Он видел, как взгляд блестящих тёмно-рыжих глаз молодого льва стремительно заметался по императорскому госпиталю. Куда ни глянь — везде стояли кровати с ранеными и умирающими, отовсюду неслись стоны, крики и мольбы. День стремительно клонился к закату, заходящее солнце продолжало играть с необъятным небосводом последними красками, чтобы позже на положенный срок уступить место ночи. После битвы и поражения узурпатора и до этого мгновения картина в госпитале почти не менялась — под сводчатым потолком метался тяжёлый гуд голосов, смешивающийся со стонами и криками раненых зверей. Призванные на помощь сёстры пытались успокоить мучающихся от боли или же прекратить их страдания. От обилия крови Капрему было не по себе, Акарнан это видел. Он видел, как лев чуть не выбежал из госпиталя при виде отрезания чьей-то лапы, раздробленной в бою булавой. Видимо, крови, что он сегодня увидел во время сражения, было предостаточно. Сёстры трудились не покладая лап, но не все судьбы были в их власти. До вечера умерли от ран около трёх десятков тех, кто восстал против узурпатора и доказал верность своему Императору. Их тела, зашитые сёстрами в белые саваны, уже были унесены работниками. И ещё долго в просторном госпитале висел тяжёлый запах крови, красные пятна блестели на полу в лучах готового исчезнуть за горизонтом солнца. Служанки и работники протирали полы, но они вновь обагрялись и обагрялись.

   — Вам бы отдохнуть, — заметил Капрем.

   — Я не настолько серьёзно ранен, чтобы находиться здесь, — нахмурился Акарнан, чья спина была довольно серьёзно рассечена ударом чьего-то кинжала. — А ты в порядке?

   — Всё хорошо, господин, — пожал плечами Капрем и поморщился, дотронувшись до головы. Во время битвы кто-то ударил его по голове дубинкой и успел полоснуть по плечу мечом. Но боли своей Капрем старался не показывать.

   Смотря на своего верного помощника, Акарнан после сегодняшнего сражения испытывал прилив гордости. «Самое главное, — наставлял он Капрема многие годы назад, — не просто взять меч в лапы и взмахнуть им. Главное — поверить в себя и в это оружие, главное — не испытать его, а пустить в ход для защиты. Когда твоя плоть соприкасается со сталью, вы становитесь одним целым, неразъединимым. Меч становится твоим надёжным другом. Вложи в него свою силу и веру — и он тебя защитит». Владея мечом, Капрем смог одолеть нескольких врагов и тем самым доказать, что уроки, преподанные своим сильным и мудрым господином, усвоены.

   — Тебе приготовлены покои, если тебе нехорошо, приляг, — велел Акарнан.

   — Вам точно ничего не нужно? — Капрем чем угодно старался помочь раненому Акарнану. — Воды, вина, еды?

   — Мне нужно, чтобы ты не утруждал себя лишними хлопотами и отдохнул, — Акарнан краем пасти улыбнулся и дотронулся массивной лапой до плеча Капрема. — Иди и отдыхай, Капрем! Понадобишься — позову.

   Лев покорно вышел из госпиталя. Акарнан только вздохнул. Он хотел остаться наедине со своими мыслями, чтобы рядом с ним никто не находился. Хотел всё как следует продумать и составить план действий.

   Сейчас он находился в госпитале, который располагался в самых отдалённых от Императорской площади замковых башнях. В другой части замка находились темницы для схваченных и уцелевших сподвижников Карлунда… и он сам. Потерпевший поражение, но до сих пор не сломленный и исходящий ненавистью и злобой. Зная Карлунда, Акарнан был уверен, что он озабочен тем, как сбежать, ведь этот убийца не готов так быстро смириться со своей участью. Но и Акарнан не намерен был оставлять всё на этом моменте. Карлунд заключён под стражу, его сторонники испугались казни и сдались на милость законного Императора. Акарнан и Хильнард, препровождая Карлунда под сильной охраной в темницу, видели и слышали, какими словами молил стражников сдавшийся Сафар. Он едва не пускал слёзы, падал на колени и в отчаянии бил копытами по прутьям. Видимо, боялся той же участи, что постигла его злобного брата Валгила — его живьём растерзали мстящие хищники. Тогда Акарнан увидел, как напряглись плечи Карлунда, а с его пасти сорвалось тяжёлое ругательство. Хильнард запретил выпускать Сафара и прочих, кто продался Карлунду. Он готовил масштабный суд над предателями. Но было в планах Акарнана то, что наверняка шло вразрез с намерениями Хильнарда. Акарнан вовсе не намерен был оставлять Карлунда живым.

   Акарнан повернул голову вправо. В нескольких ярдах от него стояла кровать, на которой лежал укрытый плотным покрывалом серьёзно раненный тигр. Судя по измочаленной морде и исхудавшему телу, он был одним из узников, мучимых Карлундом на протяжение всех этих недель. Его в быстрой спешке притащили в госпиталь два тигра, а за них цеплялся с криком и плачем маленький тигрёнок лет восьми. Малыш явно был сыном раненого тигра, а его отец, судя по тому, с какой скоростью бросились к нему целители, был заметной фигурой.

   Плач тигрёнка до сих пор стоял в ушах Акарнана, а тигр так и лежал без сознания. Часто за этот день его навещали попеременно принёсшие его тигры. Из коротких обрывков речей прислуги госпиталя и целителей медведь узнал, что раненый сосед — большой командующий в анималийской армии, что во время бунта потерял жену и двух или трёх племянников, что у него есть два брата. И вновь сердце Акарнана всколыхнула дикая ненависть к Карлунду — сколько же семей было разрушено из-за чудовищных действий, сколько же жителей города остались без семей, сколько детей остались сиротами! Неужели он заслуживает хотя бы одного дня жизни после всех рек крови, что здесь пролились?

   Решение было принято Акарнаном давно, ещё с того дня, как он оправился после гибели семьи. Он осторожно поднялся со своей кровати, но даже не столь большие движения причиняли ему боль. Спину словно обожгло калёным железом, морда медведя скривилась.

   — Куда вы, милорд? — настойчиво спросила быстро подошедшая к нему буйволица-сестра.

   — В свои покои, — отрезал Акарнан и тяжёлым, но уверенным шагом направился к выходу.

   — С вашей раной нельзя совершать резких движений! — пыталась возразить сестра. — Рана может открыться и даже загноиться!

   Акарнан остановился и со вздохом повернулся к буйволице. Медленно положив лапы на её плечи, он тихо, но весомо сказал:

   — Здесь много тех, кому помощь нужна больше, чем мне. Помогите им, сестра.

   С этими словами, не слушая уговоров и грозных предупреждений, Акарнан покинул госпиталь. Тяжёлые дубовые двери с грохотом закрылись за ним, и стоны раненых остались позади. Глоток холодного предзакатного воздуха показался глотком жизни после застоявшегося запаха крови, и Акарнан полной грудью вздохнул, наслаждаясь ароматом свежести. Он почувствовал, как на несколько мгновений закружилась голова, и прислонился к перилам мостика, соединяющего госпиталь с основным замком. Вход в темницы находился с другой стороны. По пути к ним располагались и покои, приготовленные для Акарнана, там же были и его вещи. Одежда, снадобья, несколько объёмистых кулей с монетами… и массивный арбалет, который дожидался своего момента.

   В своих покоях Акарнан мог насладиться тишиной и прекрасным видом, открывающимся на Кварталы трёх холмов и Императорскую площадь. Он был рад сбросить с себя тяжёлые одежды и надеть тонкую и просторную ночную рубашку. Ещё большей усладой было для него лечь не на жёсткую постель в госпитале, а на великолепную и мягкую кровать. Тело получило покой, несмотря на ноющую рану. Но сейчас его душа, с более глубокой раной, требовала мести. Отдавшись на короткое время неге, Акарнан чуть не задремал. Сон уже начал его одолевать, и он потряс головой. Затем быстро встал и достал из массивного сундука арбалет, завёрнутый в плащ. Акарнан старался двигаться как можно осторожнее, но рана при движениях всё равно давала о себе знать. Тут в дверь постучали.

   — Войдите! — откликнулся Акарнан.

   Внутрь вошёл Хильнард. Увидев друга, Акарнан выпрямился.

   — Мне сказали, что ты покинул госпиталь, отказавшись от покоя, — сказал Император. Несмотря на поздний час, он был одет в императорский плащ. — Ты хорошо себя чувствуешь?

   — Я не хочу лежать в госпитале! — проворчал Акарнан и взял арбалет. — Я хочу только одного.

   — Я знаю, чего ты хочешь. — Хильнард приблизился к другу вплотную. — Положи арбалет, Акарнан.

   — Я его положу только тогда, когда убью Карлунда, — прошипел Акарнан. — Отойди, Хильнард, не пытайся меня остановить!

   — Но так нельзя! — пытался возразить носорог. Он хотел остановить Акарнана, но тот не дал до себя дотронуться и вышел в коридор.

   — Акарнан, остановись! — повысил голос Хильнард. Звучное эхо разнеслось по длинному коридору. Тяжело топая огромными ногами, носорог едва поспевал за быстро идущим медведем. — Я тебе приказываю — стой! Здесь нужен суд! Так нельзя!

   — Нельзя? — круто развернулся к Императору Акарнан. В мерцании пламени свечей и факелов блеснули длинные желтоватые клыки. Акарнану стоило огромных усилий сдерживать себя, чтобы не прорваться на рёв. — Ты говоришь о суде?

   — Я говорю о справедливом суде! — взвился Хильнард. — Законы для тебя ничего не значат?

   — А семья для тебя ничего не значит? — рявкнул Акарнан и в сердцах ударил лапой по стене. — Я не хочу, чтобы над этим убийцей состоялся суд! Забыл, что ты мне рассказывал? Забыл, как сам был в шаге от гибели всё это время? Подумай, что после твоей смерти сделал бы этот ублюдок! Вот поэтому он и отправил письмо от твоего имени, чтобы избавиться сразу от обоих. Жертва сражения — это не убийство, никто не будет проводить расследования! Твой сын Миэррис ещё не справил даже года, а что ребёнок для такого, как Карлунд? Какая бы судьба ждала мальчика? Да и вообще весь Зверополис? Хильнард, почему ты не нашёл способа сообщить мне раньше? А если бы мы проиграли бой? После этого ты мне говоришь о законах? Разве Карлунд следовал им? Он без колебаний убивал и мучил пленников в темницах и пыточных — так пусть та же участь и его постигнет!

   Хильнард не опустил голову, продолжая смотреть Акарнану в глаза. А тот видел всю его мощь, его фигуру и власть, но был уверен, что они окажутся бессильны перед желанием мести. С тяжёлым вздохом он произнёс лишь имя друга, только вот прозвучало оно уже с мольбой.

   — Больше не заикайся при мне про справедливый суд! — отрезал Акарнан. — Тебе много справедливости придётся восстанавливать после действий Карлунда. Его нельзя оставлять в живых! Ради тирании, которой он называет свою власть, он пойдёт на что угодно.

   — Если ты, — Хильнард вновь взъярился и придвинулся ближе к Акарнану, и он ощутил на себе жаркое дыхание, — казнишь Карлунда без суда, ты сам станешь не лучше, чем он! И тогда может случиться так, что под суд пойдёшь ты!

   Онемевший Акарнан воззрился на друга. Хильнард смотрел на Акарнана так, будто его ярость передалась и ему. Но он неправильно направлял её, Акарнан не заслуживал таких слов. Пытаясь успокоиться и попеременно сжимая и разжимая кулаки, он покачал головой.

   — Я не узнаю тебя, Хильнард, — медленно и тускло произнёс Акарнан. — Ты столько времени провёл в плену, сам подвергался пыткам… Твоя жена родила малыша, тоже будучи запертой, вы с трудом смогли выжить в этом ужасе. Сколько жителей Зверополиса остались тебе верны и сколько из них осталось в живых? И ты говоришь о том, что Карлунда надо судить по законам? Ты бы то же самое говорил, если бы Диона с Миэррисом погибли?

   — Он увидит то, как судит справедливость, а не тирания, Акарнан! — прошипел Хильнард. — И он будет…

   Последовавшие за этим слова Акарнана вырвались из его пасти помимо воли:

   — Скажи сразу, что тебе жаль этого ублюдка.

   — Ты меня не дослушал!

   Ссору друзей прервал отдалённый скрежет петель. Языки пламени, которым полыхали настенные факелы, вдруг заколебались на ветру. Сквозняк пронёсся по коридору, взлохматив густой медвежий мех. Вдали слышался топот ног, два голоса наперебой вещали. В полумраке в конце коридора возникли два молодых яка-стражника. Хильнард повернулся к Акарнану, коротко сказал:

   — Это стражники из темницы.

   Остановившись перед Хильнардом, яки суетливо поклонились.

   — Ваше Величество, лорд Акарнан, — обратился один из них. — Нам приказали… то есть нас попросили передать вам…

   — Ваше Величество… — замялся второй як. — Узурпатор Карлунд желает вас видеть!

   Стражники увидели арбалет в лапах Акарнана и попятились, как будто он нацелился на них. Они воззрились на Хильнарда со страхом, словно опасались, что Акарнан на них нападёт. Хильнард тяжело вздохнул и закрыл на несколько мгновений глаза.

   — Акарнан, прошу, положи арбалет на место, — тихо взмолился он, обернувшись к другу. — Не сегодня, умоляю тебя!

   Яки что-то говорили Хильнарду, но Акарнан не слышал. В голове его шумело от сдерживаемой ярости, от желания отпихнуть друга с дороги и помчаться в подземелье, от неудержимого стремления убить ненавистного врага.

   — Не надо, прошу, — ещё тише попросил Хильнард и осторожно взял друга за лапу.

   Арбалет упал на пол, эхо от удара пронеслось по коридору. Тихое дружеское обращение Хильнарда, пришедшее на смену командному тону, смогло охладить пыл Акарнана. Но оба знали — это ненадолго. Акарнан вспомнил неоконченную фразу друга и понял, какая судьба будет ждать Карлунда. В любом случае — заслуженная.

***

   Тяжёлые цепи с оковами, которыми он был лишён свободы, звякающие при каждом его движении, порванное и запятнанное кровью исподнее бельё — таким теперь предстал перед Акарнаном избитый и окровавленный Карлунд. Сталь, висящая на нём большим грузом, сковывала его мощные лапищи и ноги, стальной пояс охватывал его необъятное брюхо. Этот пояс удерживала длинная цепь, вделанная в кольцо в стене. Длины хватало для того, чтобы дойти до решётки, и сейчас Карлунд стоял рядом с ней. Стоял и ждал. На звук открывающихся дверей он медленно поднял массивную голову и исподлобья посмотрел на приближающихся к решётке Хильнарда и Акарнана. Когда они остановились рядом, он склонил голову набок.

   — Я приказал посадить его в эту же камеру, в которой он держал меня ещё день назад, — негромко произнёс Хильнард.

   Слова прозвучали спокойно, но в них Акарнан уловил лёгкий оттенок злорадства. После этих слов Карлунд мерзко осклабился. Смотрел он теперь только на Акарнана. Медведь, чувствуя, как внутри него бушует настоящий шторм из гнева и желания убить, подошёл к решётке.

   — Ты не представляешь, злосчастный выродок, как велико моё желание убить тебя! — прорычал он, смотря Карлунду прямо в глаза. Обоих разделяла только решётка и несколько дюймов.

   — Если бы победил я в этом сражении, — ответил Карлунд, — ты был бы уже мёртв.

   — Я собирался убить тебя прямо сейчас, проклятое отродье! — Слова, произносимые Акарнаном, были очень тихи, напоминали змеиное шипение, но и Хильнард, и заключённые слышали всё. — Я хотел взять сюда арбалет и вогнать болт прямо в твоё сердце! И после всего того, что ты причинил этому городу и моей семье, Император меня остановил.

   — Не мне убивать тебя, Карлунд, — отрезал Хильнард, делая к решётке шаг. — Всё решит суд, и ты всё равно будешь приговорён к смерти.

   — Уж не из жалости ли ко мне ты остановил его? — прохрипел Карлунд, кривясь и моргая. — Да брось ты, Хильнард! Какая жалость может быть ко мне у того, кого я сверг! Тебе напомнить, кто выносит окончательный вердикт?

   С яростным рычанием Акарнан ударил обеими лапами по решётке. Спину вновь резанула острая боль.

   — Жалость? — Голос медведя срывался, переходя на хрип. — Смерть тебе будет не из сострадания, а по заслугам!

   Карлунд опустил голову и затрясся. В полумраке сложно было различить сокрытое тенью выражение его морды, но тут бегемот выпрямился, и Акарнан увидел, что его огромная туша сотрясается от сдерживаемого смеха. Вместе с ним холодными перепевами звенели кандалы.

   — Заслуги… — хрипло проскрежетал он. Голос его напоминал сейчас скрипящие петли дверей темниц. — Вникни в смысл этого слова, Акарнан. Все мои заслуги за один день полетели в сточную канаву! За это время я показал, на что способен! Я показал, на что должна быть нацелена власть и вся её мощь! Всех хищников надо держать от неё как можно дальше, иначе всё скатится в древнее время!

   — Ты убивал и мучил всех, кто попадался тебе на пути! — не выдержал и Хильнард. — Думаешь, что безумие — твой путь к трону?!

   — Это не безумие, Хильнард! — рыкнул Карлунд и начал молотить массивными кулаками по решётке. — Это власть. Власть! Власть! — Слово, имевшее для него смысл, он проревел во всю глотку. В стенах подземелий металось его хриплое эхо. — Всё в этом мире упирается во власть, регулировать город и империи надо при помощи власти!

   — Но не таким путём! — пытался воззвать к разуму Хильнард. — Посмотри, к чему это привело. Вспомни историю. Ни одна империя, построенная на крови, не живёт долго!

   — Ты сумасшедший, — покачал головой Акарнан. — И трус. Только сумасшедший будет решать свои проблемы путём насилия и страданий! А трус будет запугивать, окружив себя сотней стражей. Ты без причины убил мою семью. Те, кто приплыл с тобой, сожгли мой дом, зарубили моих братьев, родителей и сестёр. Мой отец успел только спасти мою жену и детей!

   — Твой отец уничтожил дело моего отца! — выкрикнул Карлунд, выделяя каждое слово, словно надеясь причинить этим Акарнану ещё больше боли.

   — Моя сестра! — взревел Акарнан. — Мейрэт было всего одиннадцать лет, откуда мне знать, что ты не убил её! Вы выбросили меня за борт, а она осталась на твоём корабле!

   — Твоя сестра жива.

   Акарнан замер. Напрягся и Хильнард. Карлунд скрипнул зубами. Все трое повернули головы в ту сторону, откуда донёсся дрожащий надтреснутый голос. Поражённый словами Акарнан подошёл к соседней камере — что-то в этом голосе показалось ему знакомым. В самом углу сидел кто-то большой — сидел, повернувшись спиной. Не поднимая головы, зверь монотонно забубнил:

   — Когда тебя выкидывали за борт, Мейрэт была в трюме. Никто из нас её не тронул. Отец посчитал, что за неё можно получить много золота, продав её им.

   — Кому — им? — спросил Акарнан. — И ты кто такой?

   Заключённый тяжело поднялся, пошевелил толстыми плечами и повернулся. По очертаниям массивной фигуры Акарнан определил бегемота, менее мощного, чем Карлунд. Тьма, плотным саваном окутывающая нутро камеры, скрывала внешность незнакомца. Но когда он приблизился к решётке, Акарнан не смог сдержать дрожи омерзения — перед ним стоял помолодевший почти на сорок лет Карлунд.

   — Карнассийцам. В рабство, на рудники, — ответил молодой бегемот. — Медвежья сила на рудниках на вес золота.

   — Ты, последыш порочного семени! — неожиданно взревел Карлунд и всем телом рванулся к решётке. Но цепи хватило лишь для того, чтобы ударить кулаками по стальным прутьям. — Выродок, предатель, ублюдочное дерьмо!

   — Ты помнишь меня, Акарнан? — спросил молодой бегемот, не обращая на рёв Карлунда внимания.

   Акарнан на короткое время вновь провалился в свой старый кошмар, даже крики Карлунда стали звучать глуше. Он помнил всё. Он помнил, как привязанный к мачте и бессильный что-либо сделать, стоял на грязной палубе корабля. Он чувствовал тогда, как его горло распирает отчаянный вопль гнева и боли, сам слышал его, чувствовал катящиеся по морде слёзы. Протестующий и испуганный крик молодого бегемота, который тоже был опутан верёвками, тогда разнёсся под чёрными парусами корабля, когда Карлунд отдал свой коварный приказ. Крупный лев — как Акарнану запомнилось, слишком крупный для своего вида, больше похожий на медведя — велел Карлунду подать ему оружие. В лапах его оказался короткий меч. Последующие мгновения Акарнан запомнил навсегда: этот лев могучей хваткой сжал горло его младшего брата, а сталь — быстро и неуловимо — вошла в его живот и вышла, обагрённая кровью, назад. После трёх ударов тело молодого медведя было безжалостно выброшено за борт, на пищу акулам. Всё происходило на глазах не только Акарнана, но и его маленькой сестры. Акарнану оставалось только задыхаться от едкой ненависти и реветь от разрывающего его горя, когда Карлунд, сохраняя полнейшее спокойствие, удалился, а позади него осталась залитая кровью палуба. Те несколько мгновений дали ему разорвать верёвки и броситься на убийц брата… но пришёл в себя он уже не на корабле, а посреди океана…

   — Я этого не хотел, — с сожалением произнёс бегемот.

   Акарнан потряс головой, отгоняя воспоминания. На него смотрели Карлундовы серо-болотного цвета глаза, а их обладатель с того дня повзрослел на десять с лишним лет. В нос медведя ударил тяжкий запах грязного тела.

   — Это неважно, — после короткого молчания процедил Акарнан, пока Карлунд продолжал реветь, понося сына страшными словами. — Твоему отцу после всех событий не жить.

   — Я в этом не участвовал! — выкрикнул бегемот, когда Акарнан повернулся к нему спиной. — Не участвовал, ты сам знаешь! Ты всё видел!

***

   После этого разговора прошло несколько дней. Стряхнувший с себя раскалённые оковы тирании город вздохнул с громадным облегчением и слезами. Тысячи и тысячи горожан восторженно приветствовали возвращение законного Императора — и с той же степенью ярости требовали крови Карлунда. Он находился под замком, в темницах, которые стерегли днями и ночами. Акарнан больше не возвращался в госпиталь. В умиротворении он находился только внутри своих просторных покоев, где гулял прохладный ветерок. Он был дома, в той сладостной атмосфере, которая окутывала его в присутствии семьи. Но сейчас рядом с ним не было родных, и на Акарнана наваливалась грусть. С какой бы радостью и любовью он сейчас обнял и поцеловал жену и сыновей с дочкой… но между ними был океан. Акарнану хотелось сделать так, чтобы скоротечное время помчалось быстрее и приблизило момент отплытия за семьёй. Покой портили грёзы о семье и заживающие раны, пусть они и беспокоили его меньше с каждым днём. Но ночью, во время разговора с Карлундом, Хильнард заметил на спине Акарнана пятно крови, поэтому рана нуждалась в дальнейшей обработке и лечении. По настоянию Хильнарда к Акарнану приходила из госпиталя сестра, молодая львица.

   — Вас не тревожит больше боль? — заботливо спрашивала она. — Не усиливается?

   — Всё в порядке, — с улыбкой отвечал Акарнан.

   — Нагноения нет, — сообщала львица, осматривая рану.

   Глубокий, в несколько дюймов длиной, разрез в густом буром меху уже заживал. Часть меха, дабы не попадал в рану, пришлось удалить. Тёплые и мягкие лапы львицы действовали привычно и легко, Акарнан почти не чувствовал боли. Когда львица закончила с раной, Акарнан осторожно — он был под прицелом внимательного взгляда — надел рубаху и пошёл к террасе, но в дверь постучали. Медведь обернулся.

   — Войдите.

   Большая дверь отворилась, за ней стоял Капрем.

   — Господин, к вам Его Величество.

   — Только не пытайтесь расчесать рану или трогать её, — предупредила сестра. Её голос быстро стал строгим и наставительным. — Она заживает и не должна открываться. Не делайте резких движений.

   — Я понял, — кивнул Акарнан.

   Львица, увидев вошедшего, тепло улыбнулась.

   — Капрем, как вы себя чувствуете?

   Куда только подевалась её строгость, подумал Акарнан. Садясь на кровать, он увидел, как улыбка также тронула морду молодого льва, даже блеснули его глаза.

   — Лагерта, вы — просто прекрасный лекарь! — Капрем слегка склонил голову. — Вы прекрасно выглядите. Как ваш отец?

   — О, он дома, — вновь улыбнулась Лагерта.

   Дверной проём заслонила большая тень, и внутрь вошёл Хильнард. Лагерта поклонилась и молча вышла в коридор, на прощание одарив Капрема улыбкой. Акарнан поднялся при виде мощной фигуры носорога.

   — Ваше Величество.

   — Как ты? — спросил Хильнард у друга. Не дожидаясь ответа, повернулся к Капрему: — Капрем, выйди и оставь нас. Нам надо поговорить.

   — Не стоит, Хильнард, — покачал головой Акарнан. — Я ему доверяю, можешь и ты.

   Поколебавшись мгновение, Хильнард кивнул. Капрем встал рядом с дверью.

   — Джаин по-прежнему отказывается провести отдых в замке? — с улыбкой обратился Акарнан к Хильнарду.

   — Ты же знаешь, они привыкли к полевым условиям. Воины Севера, что тут скажешь, — хмыкнул Хильнард. — Пусть отдохнут после долгого пути и залечат раны, им ещё идти обратно.

   — Когда суд? — спросил Акарнан. Этого дня он ждал со всё возрастающим нетерпением.

   — Через неделю, — ответил Хильнард. — Гвардия и войска обыскивают город и окрестности. Схватили ещё несколько приверженцев Карлунда, и все в один голос его выдают.

   — Хильнард! — Акарнан сжал челюсти и поднял лапу. — Я тебя прошу — не произноси сейчас его имени!

   Одно упоминание о ненавистном убийце мигом выбивало из-под ног твёрдые полы дворца. И при одном упоминании Акарнан снова вспоминал об арбалете, которым он так и не воспользовался. Капрем, стоящий у дверей, тяжело вздохнул и отвернулся.

   — Это я тебя прошу, — Хильнард положил массивное копыто на плечо медведя. — Не приходи в ярость. Я пришёл не для того, чтобы тебя злить. Сядь.

   Глаза Акарнана метали яростные искры, когда он смотрел на Императора. Он тяжело дышал, душа в себе злобу, которая норовила во что бы то ни стало прорваться наружу. Плечи и грудь тяжело вздымались, Хильнард ощущал на себе жаркое дыхание доведённого до злобы зверя.

   — Сядь! — повысил голос Хильнард.

   Акарнан повернулся к нему спиной и жестом усталости и безысходности поднёс ко лбу лапу. Затем, круто развернувшись, подошёл к кровати и тяжело опустился на одеяло.

   — Самых опасных преступников и злодеев, — медленно заговорил Хильнард, — судим вдвоём. Император и Десница. Карлунд был десницей на протяжении пяти лет. Десница в Империи — глава Ордена судей, главный над семью заседателями. Со временем я присматривался к Карлунду, когда он выносил свои вердикты. Я не всегда с ним соглашался, ведь решающее слово в приговоре всегда за мной. Карлунд злился и не скрывал этого. А я замечал его злобу по глазам… особенно когда речь шла о суде над хищником. То же самое было и в битвах. — На этом моменте Хильнард посмотрел на Акарнана, и тот увидел в глазах друга горечь. — Я был глупцом, Акарнан. Я тогда уже начинал видеть, что он рвётся к власти. Второй после Императора во всей Владычице Востока! — И Хильнард грустно усмехнулся. — А второй после кого-то, если сильно захочет, может стать первым. И для этого он пойдёт к своей цели, используя любые средства.

   — И вот чем обернулась его должность Десницы! — пробормотал Акарнан, опустив взгляд в колени.

   — Потому и высказал ненависть к хищникам, — грустно отозвался Хильнард. — Видимо, тогда он думал о тебе и твоей семье. Потому в подавлении восстания Карлунд проявил себя крайне жестоко.

   — И ты сделал его Десницей? — всплеснул лапами Акарнан, подняв голову. — Как ты мог?!

   — До недавнего времени я даже не знал, кто он такой, — тяжело вздохнул Хильнард. — Я только в плену начал осознавать, что совершил огромную ошибку. И она стоила жизни тысячам хищников во всём городе… Три ночи подряд просыпаюсь посреди ночи из-за кошмаров. Пять лет на троне рядом с этим порождением обители Подземного Демона — чем обернётся эта ошибка?

   — Небо и звёзды… — прошептал Акарнан и возвёл глаза в потолок. В них стояли слёзы. Капрем стоял с таким видом, как будто его мутило. — Тысячи жизней, тысячи! Во что теперь выльется твоя слепота, Хильнард! Совершить ошибку — на это хватит мгновения, а исправление её растянется на годы и десятилетия. А иногда они вообще необратимы!

   Хильнард вздрогнул — Акарнан резко встал и подошёл к нему. Он даже удивился, как ещё взбешённый медведь не схватил его за одежду.

   — Скажи мне честно, — сдавленно прохрипел Акарнан, дыша носорогу в грудь — настолько Хильнард был выше. — Скажи честно — ты не меньше меня желаешь его смерти. Карлунд пытался убить тебя. Валгил, его главный прихвостень, подчиняясь ему, убил твоего брата Фродмара, он приказал, когда вы бежали, убить твою Диону и Миэрриса. Младенца! И всё вылилось в сражение у ручья. Мы запросто могли погибнуть! А я боюсь представить, что было бы дальше. Скажи, что Карлунд угрожал тебе ещё и моей смертью, скажи!

   Хильнард отводил от Акарнана взор — сейчас ему неловко было взглянуть в глаза друга. Он обо всём рассказывал верному Акарнану обо всём, что здесь происходило. Лишь одна деталь осталась утаенной. Собравшись с духом, он подтвердил худшее его предположение. Капрем судорожно вздохнул.

   — Убейте его, господин, — с мольбой попросил он.

   Акарнан попеременно смотрел то на Хильнарда, то на своего молодого помощника. Первым заговорил Хильнард.

   — Мне очень жаль, что на тебя это всё свалилось, Акарнан. — В голосе Императора звучали сожаление и прежняя власть. — Кругом моя вина, и только моя. Я понимаю, что мне теперь не будет веры среди населения.

   — Я всегда тебе доверял, доверяю и сейчас, — помолчав немного, медленно сказал Акарнан.

   — Тогда, — Хильнард расправил могучие плечи, — с этого дня моим Десницей и главой Ордена судей будешь ты.

   Хильнард сунул копыто под императорский плащ из толстой тёмно-зелёной парчи и извлёк оттуда символ Десницы. Это была цепь из крупных звеньев чередовавшихся драгоценных металлов — платины, серебра и золота. Цепь, мягко звеня при покачивании, удерживала увесистое переплетение двух завитков из платины и золота.

   — Часть жителей Империи верит в Рамхорру, но большинство — верующие в Нового Созидателя, Небесного Стража, — пояснил Хильнард, протягивая регалию Акарнану. — Вместе они — сила и вера. Сила во имя веры, сила и вера во имя добра. Карлунд не оправдал ни того, ни другого, он направлял силу на зло, отнимая у всех веру. Теперь он твой.

   Хильнард чуть кивнул, и Акарнан понял, что надо делать. Он покорно встал на колени перед Императором — другом и повелителем. Хильнард, из-за своего внушительного роста вынужденный наклониться над Акарнаном, без колебаний надел знак Десницы на его мощную шею.

   — Я, Великий Император Хильнард, четвёртый носитель этого имени, владыка Анималийской империи и покровитель её великой столицы Зверополиса, провозглашаю тебя, Акарнан из рода Медведковски, действующим отныне и до конца дней императорским Десницей. Встань.

   Акарнан поднялся.

   — Клянёшься ли ты служить верой и правдой мне и Империи, клянёшься ли оберегать вместе со мной эти земли?

   — Клянусь, — кивнул Акарнан.

   — Клянёшься ли ты, если на эти земли придёт война, встать рядом со мной плечом к плечу и защищать Империю и её жителей?

   — Клянусь. — Вновь кивок. Затем Акарнан продолжил, зная дальнейший ход церемонии: — Клянусь всеми силами и могуществом неба и звёзд, клянусь Рамхоррой и Новым Созидателем, Небесным Стражем, кровью своей и своего рода исполнять свой долг перед тобой, Великий Император, и перед Империей. Если буду в чём-то повинен, то обязуюсь ответить по всей строгости законов перед всеми.

   Хильнард поднял оба копыта и медленно дотронулся ими до макушки Акарнана.

   — Ты всегда был мне другом жизни, — сказал он. — Будь мне братом по власти.

   Акарнан вновь кивнул и оказался в крепких объятиях друга. Он видел Капрема, смотрящего на господина сияющими глазами. И спросил:

   — Почему здесь, не при всех?

   — Об этом пока никто не должен знать, — ответил Хильнард. — Пусть узнают на суде. И пусть узнает об этом Карлунд, когда его будут судить. Тогда яснее осознает своё положение.

***

   Акарнан неторопливо шёл через гигантский зал к возвышению с Императорским троном, на котором уже восседал Хильнард. Шаги в этих стенах отдавались раскатистым эхом. Это был зал Императора, в котором происходили важные заседания, в том числе и судебные, а также праздничные дни и пиры. Зал был рассчитан на огромное количество зверей, и Акарнан знал, что он будет практически полностью забит. За происходящим здесь наблюдали не только из самого зала. Наверху были построены несколько десятков обширных внутренних террас, что тянулись вдоль стен.

   Акарнан сел на позолочённый трон для Десницы, справа от Императора. Он всегда бывал здесь при частых прибытиях, и каждый раз, обозревая великолепные панорамы зала, поражался фантазии строителей. Десятки толстенных, в пять медвежьих обхватов, мраморных колонн тянулись вдоль стен, почти от самого пола и до терявшегося где-то вверху потолка протянулись колоссальных размеров окна. Мастера искусства, воспевая величие и деяния прежних поколений правителей, изобразили на окнах и на фресках вошедшие в историю события. Здесь был и Хильнард Великий, многочисленные его потомки, и Первый правитель, Родрин Мощнорогий, и многие другие — те, о которых Акарнан читал в детстве. Снаружи неторопливо плыло по небу солнце. Его золотистые лучи падали на окна и проникали внутрь зала пёстрыми потоками света.

   Зал понемногу заполнялся. На возвышение поднялась Диона, которая всегда присутствовала при важных событиях. Всё это время она находилась под защитой берриародской правительницы Джаин и прибыла с её армией в день падения тирании Карлунда. Акарнан встал и поклонился Императрице, и она, удостоив его кивком, заняла своё место — слева от супруга. Малыш Миэррис был, видимо, оставлен со служанками. Крайнее правое место занял командующий Императорской гвардией Теомарф, сын убитого Фродмара и двоюродный племянник Хильнарда, а крайнее левое место осталось пустовать у стены. Это место должен был занять Раддус Каплан, лорд-генерал зверополитской армии, но он до сих пор находился в госпитале с тяжёлым ранением. Около десятка гвардейцев стояли у стены позади Императорского трона, ещё несколько охраняли выход.

   Весь город знал о суде, и начало заседания было назначено на время, когда солнце окажется прямо напротив верхушки Зверополитского маяка. Акарнан словно видел, как сотни зверей идут по улицам к Императорскому замку и площади. Желающих увидеть суд над организаторами и участниками жестокого гнёта было огромное количество, и задолго до обозначенного времени зал был наполнен зверями, а с террас взирали десятки и сотни пар глаз. Акарнан посмотрел на собравшихся. Серая морда молодого Теомарфа выражала мрачную сосредоточенность и отчасти — потаённое торжество; Хильнард смотрел прямо перед собой. Акарнан видел, как дёргаются его веки, и понимал — Хильнард с трудом сдерживает волнение. Диона также пыталась сохранять спокойствие и вполголоса что-то говорила супругу, к которому подошла. Взглянув на пустое место, предназначавшееся для лорда-генерала городской армии, Акарнан подумал, как бы вёл себя он. Ведь Раддус также подвергался многочисленным пыткам и страданиям.

   Гомон сотен и тысяч голосов метался под сводами гигантского Императорского зала. Акарнан ловил на себе пристальные взгляды зверей. Кто-то смотрел на него с любопытством, кто-то — с недоверием, но всех здесь терзало одно. Какая картина развернётся здесь, при таком колоссальном собрании?

   Хильнард, одетый в роскошный плащ из бурой шерсти, расшитый золотом, грузно поднялся с места, когда в зал ввели закованных в цепи подсудимых. Их было около двадцати, некоторые из них были Акарнану уже знакомы. Среди них мелькнул Стефард, охваченный волнением, трясся от ужаса Сафар, чей затравленный взгляд вспугнутой птицей метался по залу и собравшимся. Императорская стража под особым наблюдением держала Карлунда, который был одет в чистое исподнее. Он шёл, высоко подняв голову и смотря прямо на возвышение, где совсем недавно восседал на императорском троне. До ушей Акарнана долетал неразборчивый шёпот и голоса зверей, мимо которых проходил Карлунд, и он наверняка слышал всё, что несётся ему вслед. Ещё несколько десятков шагов, ещё недолго прозвенели кандалы — и Карлунд уже оказался рядом с первой ступенью возвышения. Акарнан поймал взгляд бегемота и вновь почувствовал, как ярость поднимается внутри. Он отвернулся, чтобы не смотреть на ненавистную морду бегемота. У основания возвышения был поставлен ряд из семи больших стульев для заседателей, все места были заняты.

   — Императорский суд объявляется открытым, — гулко разнёсся по залу звучный голос Хильнарда, который тут же был заглушён шквалом голосов.

   Сзади, от самых дальних колонн зала, от стен, с террас неслись злобные выкрики и проклятия. Акарнан понимал, что теперь некому бояться злобного бегемота. Весь город жил в страхе в те дни. Этот страх поднимался в жителях, как меч воина, стоило Карлунду с его жестокой гвардией выйти на площадь. Но теперь всё было иначе, верховодящий в положении был уже иной.

   — Убийца!

   — Лучше бы ты подох в темнице!

   — Нет тебе прощения!

   — За наших детей тебе — смерть!

   Вопли, ругань — слова, страшнее одно другого, — заполнили весь исполинский зал, и Акарнан почувствовал, как у него звенит в ушах от этого гвалта. Карлунд же не обращал внимания ни на один возглас.

   — Если ты решил отрубить мне голову, не бросайся заранее велеречивостью, Хильнард! — выкрикнул Карлунд, заглушив рёв в зале, за что тут же получил удар в живот от одного их четырёх сопровождающих его носорогов. Второй ударил его по морде. Акарнан едва удержался от злорадной улыбки.

   — Тишина! — проревел Хильнард и схватил стоящий рядом с троном внушительный молот.

   После возгласа под потолком пронёсся мощный звук удара в медный гонг. Эхо ещё долго прокатывалось по залу, из конца в конец, из угла в угол, пока не затихло. Акарнан видел, как за этими звуками Карлунд что-то говорил, но его слов не услышал. Несколько мгновений понадобилось для того, чтобы в зале установилась тишина, но некоторые звери ещё что-то выкрикивали, не убоявшись приказа Императора. Гонг вновь ожил после мощного удара.

   — За все годы своего правления, — заговорил Хильнард после того, как в зале воцарилась тишина, — я судил многих. Многие шли на нарушения законов из-за того, что их вынудили сложные обстоятельства. Даже измена в их понимании была оправдана. Но наказание за измену — только смерть! И тот, кто сегодня предстал пред высшим судом, пошёл на измену сознательно, не опасаясь того, что его будет ждать далее.

   Закованный в цепи Карлунд медленно вытер струйку тёмной крови, стекающую из уголка пасти. Он исподлобья смотрел на Хильнарда, слушал каждое его слово. Акарнан видел, что вот-вот наступит момент, когда Император обратится к изменнику.

   — Карлунд Биг, — Хильнард устремил взгляд на него. — Измена — самое подлое преступное деяние, и оно карается смертью. Я помню дни, когда ты восседал рядом со мной, на этом месте, которое занимает сейчас Акарнан. Ты говорил мудрые слова, но совсем скоро ты стал переходить от мудрости к жестокости. Жестокость твоя переросла в ненависть, а ненависть… — Хильнард сглотнул. — Ненависть привела тебя сюда в цепях! Если у тебя есть что-то сказать — говори.

   «Не давай ему говорить, Хильнард!» — мысленно взмолился Акарнан.

   — О, я скажу, Ваше Величество! — вскинул голову Карлунд. — Хуже всего то, что ты — слепец! Ты сам не знаешь, кем ты себя окружил. Посмотри на того, кто сидит рядом с тобой! Ты доверяешь хищнику? Одному из тех, кого мы подавляли во время бунта!

   — Ты ничего не подавлял, ты давал волю своим прихвостням! Ты убивал и заключал невинных в темницы! — не выдержала Диона. — Не только хищники страдали от твоих кровавых козней! Мой муж чуть не стал твоей жертвой, как и мой сын!

   Слова Дионы стали толчком для нового шквала голосов. Так с высокой горы срывается огромный снежный ком и несётся со склона вниз, увлекая за собой новые массы и превращаясь в бушующую лавину. И опять звон гонга смешался с какофонией голосов.

   — Акарнан, сядь!

   Ослеплённый злобой, медведь только сейчас осознал, что стоит. Он с неохотой сел под суровым взглядом друга.

   — Да, я стал слепцом. Из-за тебя. — Заполнившие зал звери слышали каждое слово Хильнарда. — Ты пытался убедить меня в том, что хищники опасны, и я чуть тебе не поверил. Когда через этот зал проходили преступники из хищников, ты всегда требовал самой суровой кары для них. Да, многие из них совершали тяжкие деяния, заслуживали наказания. Но суд всегда должен быть справедливым.

   — Ты принимал решения, даже не прислушиваясь к моим словам! — рыкнул Карлунд.

   — Власть здесь — я! — отчеканил Хильнард. — Я также верховный судья, окончательный вердикт — за мной! И теперь не только те, кто находится в этом зале — весь город теперь под моей защитой! Хочешь видеть действительно справедливый суд, Карлунд? Ты его увидишь. Для начала — стоит заслушать тех, кому есть что сказать. И я знаю, кто заговорит первый.

   Хильнард повернулся в сторону Акарнана. Он с готовностью встал, ощутив, как тяжёлый малиновый плащ оттягивает назад плечи. Знакомый взгляд Карлунда Акарнан выдержал. В нём ничего не изменилось — была только ненависть. Акарнан глубоко вздохнул и громким, слышимым на весь зал, голосом заговорил:

   — Этот великий город, в котором я родился больше полувека назад, памятен для меня своей историей. Богатой историей. И для каждого жителя история Зверополиса, как и всей Владычицы Востока, — огромный фолиант. И он содержит в себе чёрные страницы. Мы не можем вырвать их из книги, не можем вырвать события из нашей памяти, потому что это — история. Наше прошлое. То, что мы знаем, и то, чем живём. Все силы Великого Императора направлены на то, чтобы в стране был мир и покой. Эти две составляющие должны быть направлены на то, чтобы не окрашивать дальнейшую историю в цвет крови и мрака, чтобы в этот фолиант не попадали страницы этого цвета. Сегодня, — Акарнан ткнул лапой в Карлунда, — мы судим предателя и убийцу, который собственными копытами окрасил страницы истории Зверополиса кровью и пеплом. И вы помните, что несколько лет он был Десницей Императора. И он занимал то место, которое теперь принадлежит мне.

   Гомон голосов, сначала тихий, потом постепенно нарастающий, прокатился по рядам зверей. Акарнан мог разобрать отдельные выкрики.

   — Да, — подтвердил он, и голоса сразу стихли — слова Акарнана, как и его мощный вид, здесь внушали скорее не страх, а смирение и благоговение. — Я — хищник. И многие из очевидных противников хищников сейчас пребывают в недоумении. Я знаю — мой вид внушает вам страх. Но… — Акарнан обернулся к Хильнарду и, заслужив от него одобрительный кивок, продолжил: — Но кто из вас знаком с историей Зверополиса? С историей его основания? Того, как был основан наш город, никто не изменит. Это история, это уже давно написано во всех летописях, это уже случилось! Именно дружба травоядного с хищником положила начало этому великому городу. Два могущественных рода, жившие в дружбе, построили здесь тысячу лет назад всего лишь небольшую крепость, которая теперь превратилась в огромный город. И мы, представители этих двух родов, — я, Акарнан Медведковски и Хильнард Мощнорогий, Великий Император, сейчас перед вами. Наши династии дружат по сей день, несмотря на то что нас разделяет гигантский океан! Нас обоих — медведя и носорога, хищника и травоядного! — связывает долг дружбы и взаимопонимание, мы оба многим обязаны друг другу. А здесь… Здесь хищники и травоядные живут бок о бок с другом, а страдают все, и всех связывает только кровь и страдания! И виновен во всём один! Тот, кто пролил несчитанное количество крови на этих землях.

   Акарнан смерил Карлунда презрительным взглядом. Тот не рисковал вновь выкрикивать оскорбления, опасаясь стерегущих его носорогов и их мощи. Он стоял в цепях, лишь скаля серо-жёлтые зубы.

   — Его зовут Карлунд Биг, вы это знаете. И сейчас я говорю о нём не как Десница, а как тот, чья судьба столь печальным образом пересеклась с ним многие годы назад. И то, что мне пришлось перенести по его вине, до сих пор преследует меня. Изо дня в день, даже из ночи в ночь. Этот ужас снится мне в кошмарах.

   Последние слова вырвались из пасти медведя помимо воли. Он почти никому не показывал, как ему больно, каковы масштабы его страданий. Семья Акарнана, оставшаяся за бескрайним океаном, верный и преданный Капрем, надёжный и понимающий Хильнард — все знали, что пришлось перенести Акарнану. Но сейчас был иной случай, когда трагедия одного зверя была не просто словами для излияния душевной боли. Это были необходимые на этом суде показания.

   — Множество поколений династия Медведковски занимала видную позицию в винных промыслах. Наши традиции и особенности делопроизводства передавались из поколения в поколения. У нас, в Островной Твердыне, веками были налажены торговые пути не только между островами, но и с близлежащими землями. Суда отправлялись на отдалённые континенты — в Арвиэр, Эрнатис, Орестию и в Анималию. Могущество династии шло рядом с властью — мой остров Дроффар заключал не только торговые соглашения, но и расширял владения. Союз был заключён с островом Вангатор, которым правили Биги. Они также занимались изготовлением вин, и союз этот был по их инициативе. И спустя некоторое время мой отец понял, что Биги лишь хотели украсть наши способы изготовления вин.

   — Ты лжёшь! Ты нас опозорил и разорил, падаль! — заревел Карлунд и рванулся вперёд.

   Цепи вновь запели свою стальную песню, болтаясь на огромном теле. В теле бегемота всегда была недюжинная сила, но сейчас она возросла в разы, когда он пытался рваться к Акарнану. Носороги, что стерегли Карлунда, едва смогли удержать его, брызжущего слюной.

   — Мой отец понял, что вы хотели войти к нам в доверие, — безжалостно продолжал Акарнан. — На это ушли не годы времени. Отец был умён — и сразу раскусил искусно составленный заговор. И вы сами обрекли себя на изгнание с Твердыни!

   — Твой отец уничтожил мой род и наше дело! — рычал Карлунд.

   — Молчать! — рявкнул Хильнард, снова пустив в ход гонг.

   — Тот страшный день я запомню навсегда.

   Вот и подошёл момент для самого тяжёлого рассказа, самого тяжёлого воспоминания. Акарнан долгое время рассказывал обо всём, во всех подробностях. Солнце уже стояло высоко, когда в тишине, под рычание Карлунда, прозвучали последние слова Акарнана:

   — Карлунд сам убил моего отца, пронзив его мечом, собственными копытами задушил мать. По его прихоти был у меня на глазах убит мой младший брат. Эвмена несколько раз пронзили мечом и сбросили его тело в океан. Я не знаю, что они потом сделали с моей сестрой — она, как и я, всё видела! Я был избит и выброшен в море, как и брат. Я не знаю, почему я не погиб там… Видимо, Небесный Страж решил пощадить меня и восстановить справедливость. Поэтому, Карлунд, я и здесь!

   Карлунд потерял вновь самообладание и плюнул в сторону Акарнана.

   — Чтоб ты сдох, ублюдок! — простонал он, кривясь от злобы.

   — Я на месте лорда-Десницы убил бы тебя прямо здесь! За своего отца! — вскочил со своего места молодой Теомарф.

   Среди последовавших криков и возгласов Акарнан различил явственное недоверие к своим словам. Но выказывали его отнюдь не все зрители — всё равно в глазах огромного множества зверей врагом был только Карлунд. Теперь голоса были подобно обрушившемуся на берег шторму, против которого уже не смогли действовать ни мощный голос Императора, ни его гонг. Потребовалось много времени, чтобы успокоить зверей. Кто-то не выдержал — забыв об Императоре, какой-то старый волк бросился с обнажённым кинжалом на Карлунда. Ему было всё равно, насколько по силе и по размерам бегемот превосходил его, он отчаялся, видя перед собой врага и губителя. Императорские стражники мгновенно ринулись к волку с обнажёнными мечами и поднятыми копьями. Заседание пришлось прервать, чтобы вывести буйного из зала, а вместе с ним — и Карлунда, чтобы его раньше времени не растерзали. Но и уходя прочь, он не молчал, выкрикивая обвинения и оскорбления. Его не останавливали даже побои от стражников. Сын Карлунда равнодушно смотрел на выводимого отца. Акарнан видел, как нелегко приходится Хильнарду, как он сам дрожит от едва сдерживаемой ярости. Он сам был недалёк от того, чтобы решить судьбу Карлунда на месте… но разумный суд этого не позволил бы. И вновь в голове Акарнана — назойливо и требовательно — заметался вопрос.

   Верно ли карать по справедливости чудовище?

***

   … — Я был там, на том корабле, — рассказывал сын Карлунда, Стефард — рассказывал уже довольно долго. — Задолго до этого мы с отцом и группой зверей уплыли с Вангатора в океан и встретили пиратов. На нашем корабле было золото, много золота, которое удалось украсть у отца Акарнана. Пираты хотели убить нас, но отец предложил им союз. Так начался наш долгий путь по морям и океанам, пока мы не достигли берегов сначала Анималии. Потом мы оказались в Ланкардии. Об этой стране я слышал немало. Она богата, по могуществу не уступает Владычице Востока. Её армия — могуча и многочисленна, воины — несгибаемы и крепки, как скалы. Но немалая часть армии состоит из наёмников, которым стоит заплатить большое количество золота — и они сделают всё, что потребуют. Своего командующего они звали Полугривым — так я не раз слышал из разговоров о нём. Но ему это прозвище не нравится. — Стефард невесело усмехнулся. — Видел, как он буквально плевался слюной, когда его слышал.

   — Лев, — понял Теомарф.

   — Ты видел его на корабле? — спросил Акарнан.

   — Конечно! И на корабле, лорд-Десница, и в Ланкардии, — ответил Стефард. — За эти годы я видел его немало раз, запомнил. Ему и его бойцам отец и заплатил, он и плыл с нами через океан. И я сразу его узнал, когда он пришёл сюда со своим отрядом ланкардийцев. А ещё он был здесь. В темницах.

   — Зачем он вообще оказался здесь? — прозвучал вопрос от Хильнарда.

   — Думаю, Ваше Величество, вы догадались, — не шевельнув ни одним мускулом морды, ответил Стефард. — Отец сначала намеревался использовать его и его воинов для своей охраны. Этих ланкардийцев он и бросил на городских солдат и гвардию. Ланкардийцы и победили, потом отец предал их вместе с предводителем и бросил вместе с уцелевшими в подземелья.

   — Ты знаешь его имя? — задал вопрос Хильнард.

   — Да, Ваше Величество, — покачал головой молодой бегемот. — Себя он никогда не называл при всех Полугривым, к нему обращались по имени. Звать его Райнальд. Лорд-Десница, вы его же видели на корабле! Тот здоровый и толстый лев, который и зарезал вашего брата. Он мог сбежать из подземелья в день битвы у ручья! Возможно, он знал, что вы прибудете сюда.

   Акарнан сидел, смотря в одну точку. Шея его точно одеревенела. Сейчас внезапно внутри него разразилась настоящая буря — он видел этого Райнальда не только на корабле, но и раньше. Вновь выплыли наружу воспоминания, окрашенные в багровый цвет. Стефард что-то говорил, но Акарнан эти несколько мгновений его не слышал. Всё, что он мог сейчас произнести, было:

   — Львов в темницах были десятки. Шансов найти его нет.

   — Ты встречал его здесь? — спросил Хильнард.

   — Да, Ваше Величество, не раз, — кивнул Стефард. — Этого Райнальда я не выносил, особенно после случившегося тогда на корабле. Но один раз втайне от отца я пришёл к нему. Он выглядел ужасно, ему сильно досталось после попытки вашего побега. Он рассказал, что состоял в заговоре против отца, ещё добавил, что о некоторых моментах в своей жизни сожалеет. Но я не ощущал сочувствия к нему, поскольку… — Стефард замолчал, потом сглотнул и, будто на что-то опасное решаясь, тихо докончил: — Он причинил немало боли и мне. Как и отец.

   Он никакого сочувствия не заслуживает, как и Карлунд. Они оба убийцы.

   — Где ты был сам? — посуровел Акарнан. — И Райнальд — видел ты его после?

   — Перед началом битвы отец запер меня наверху, в башне. — Сейчас Стефард заговорил быстрее — без отца он явно чувствовал себя свободнее. Он смотрел Акарнану прямо в глаза. — Я знал, что он ощущал тогда, когда вы прибыли. Страх. Невероятный страх. Он боялся вас, боялся за свою шкуру. Настолько боялся, что грозился убить меня, собственного сына! Он даже наставил меч на меня перед тем, как уйти на битву. Но на пороге обернулся и поклялся, что убьёт меня в случае его победы. А Райнальда больше не видел. Я уверен — он сбежал, и причина у него есть.

   — Почему Карлунд тебя запер? — спросил Теомарф.

   — Ты знаешь, почему, — повернул к нему голову Стефард. — Я отказался биться на стороне Карлунда. Мне достаточно было смотреть на все эти ужасы, что он творит, — смотреть потому, что он меня заставлял. Пусть он получит свою кару, а я… Я чувствую вину за его злодейства. После всех этих лет я уже не могу называть его отцом… И не хочу. Я не в силах, поверьте.

   Не только сыну Карлунд причинил столько боли. Не одной семье. Помимо неотступной ненависти к врагу Акарнан задавался вопросами о судьбе сбежавшего Райнальда. И грезил о возмездии ему. «Пусть Небесный Страж не даст ему убежать далеко!» А не от него ли, от Акарнана, он сбежал? И причина была у Райнальда для этого достойная, в этом Стефард был прав.

***

   — Встань прямо и смотри на меня, — сухо велел Хильнард, смотря в глаза очередному закованному в цепи.

   Акарнан тоже не сводил взгляда с носорога, с которого свисали тяжёлые кандалы. Взгляд Хильнарда словно горбил его широкие плечи, он не решался взглянуть в глаза Императору. Как будто таил от него свой взгляд.

   — Если опасаешься мести со стороны своего бывшего повелителя, то зря, — сказал Хильнард. — С этого дня ты под императорской защитой.

   — А от вас какая защита? — горько фыркнул носорог. — Вы всё равно отправите меня на казнь!

   — Ты прекрасно знаешь, о какой защите я говорю.

   — Я не… не думаю, что защита мне поможет. Вы не знаете, сколько у него осталось тайных помощников, — слабо пробормотал носорог. — Он достанет меня где угодно, он на это способен.

   — Использует магию сарканов? — издевательски хмыкнул Теомарф. — Даже сейчас ты говоришь так, как будто веришь этому убийце и дальше, Сафар!

   Хильнард послал племяннику предостерегающий взгляд, и Теомарф неохотно умолк. Сафар тяжело вздохнул и нерешительно обернулся. Акарнан видел, как на него устремились выжидающие взгляды — и ни в одном из них он не увидел, как и ранее, сочувствия. И вспомнил, как Сафар молил Хильнарда о пощаде. Он и стоял на коленях, и падал на пол, и тёрся мордой о каменный пол, поливая его слезами раскаяния, а рядом с Сафаром лежал растерзанный труп брата. Тогда Хильнард пощадил Сафара, и теперь он старался доказать, что он достоин пощады. Сегодня много кто раскаивался в содеянном, кроме Карлунда. Были ещё несколько его приспешников, которых после показаний препроводили под усиленной охраной обратно в темницы. Из слов друга Акарнан знал о жестоком брате Сафара Валгиле, который собственными копытами убивал пленников и мучил их, знал и о том, что он организовал убийство Фродмара. Всё это время Сафар был рядом с братом. После всех рассказов об этих братьях у Акарнана не было доверия к Сафару, веры в его раскаяние. Голос Хильнарда едва дрожал от сдерживаемой неприязни, и он усилием воли заставлял себя говорить ровно. А Теомарф выглядел так, будто его вот-вот разорвёт от ярости.

   — Я не Карлунд, я — законный правитель Империи, — гудел Хильнард. — В твоих интересах всё рассказать, чтобы защитить себя и многих.

   — Я… — хрипло начал Сафар и умолк. Потом сглотнул и снова попытался: — Мне…

   Лапы Акарнана впились когтями в подлокотники его трона Десницы.

   — Мне всё равно есть кого опасаться, Ваше Величество, — чуть громче, собравшись с силами, заговорил Сафар. — Я не боялся брата, мы делали одно и то же. Валгил не боялся Карлунда, в отличие от меня. Мне было просто не по себе, в его присутствии меня будто обливали ледяной водой. Так по телу бежит страх…

   — Страх мешал тебе соображать, — вновь не выдержал Теомарф. — Некоторые пытки ты устраивал сам!

   — А что мне оставалось?! — неожиданно взревел Сафар. — У меня никого нет, кроме брата, мне столько же лет, сколько и тебе! Валгил старше меня на пятнадцать лет, ему было всё равно. О семье он не думал, просто делал то, что ему по душе. А у меня большая часть жизни впереди, вместо этого мне пришлось пачкать копыта кровью. Разве мне не с копыт было угождать этому безумцу? Я просто хотел жить, я верил в то, что Карлунд не задержится на троне надолго! Хотите знать — если бы вы, лорд-Десница, не прибыли, мне бы пришлось самому решать эту проблему!

   — Брат тебе угрожал? — спросил Акарнан.

   — Нет, лорд-Десница, — словно нехотя признался Сафар. — Вы сами понимаете, кто угрожал. Валгилу было всё равно, ему бы лишь копыта кровью хищников замарать. Ещё у Карлунда были сторонники среди влиятельных горожан. Вы можете обыскать мой дом, там я спрятал маленькую шкатулку с ядом.

   — Что за яд? — спросил Теомарф, в голосе которого любопытство сочеталось с недоверием.

   — Вёх из Ксаргосской долины, ядовитое растение, — ответил Сафар. — Я намеревался использовать его, чтобы отравить Карлунда, только…

   Сафар замолчал, затем почему-то посмотрел на длинный стол с семью присяжными. Он пребывал в сильнейшем волнении, судя по его бешено трясущемуся телу. В исполинском зале воцарилась тишина, совершенно невероятная для такого колоссального количества собравшихся, слышен был только негромкий стук кандалов, которыми было опутано тело носорога. Сафар смотрел то на Теомарфа, то на Хильнарда, то на Диону и Акарнана, затем снова на стол с присяжными — и опять по кругу.

   — Только что? — разрушил тишину вопрос Акарнана.

   — Когда вас заточили в темницу после побега, повелитель, — Сафар заговорил почти шёпотом и стал запинаться. — Карлунд спросил меня об этом яде. Я думал… боялся, что он решит… отравить этим ядом вас, перед этим он уже использовал вёх. Он нашёл несколько помощников Фродмара и… и отравил их. Валгил насильно вливал в них вино, в котором был растворён яд.

   — Говори громче! — разъярился Теомарф.

   — Кто дал тебе ксаргосский вёх? — спросил Хильнард, не обратив внимания на возглас племянника. — Кто способствовал этим смертям?

   — Он в этом зале, — раздался в тишине изменившийся голос Сафара. — Карлунду помогал один из семерых присяжных, Ваше Величество. Вот этот!

   Сафар указал дрожащим копытом на стол с присяжными. По громадному залу пронёсся вздох изумления, сменившийся звенящим эхом. Акарнан выпрямился, подавшись на своём троне вперёд, Хильнард медленно поднялся. А у Теомарфа был такой вид, как будто он готов убить Сафара первым, что под копыто попадётся. За столом присяжных события развивались стремительнее, чем на императорском ряду. Один из присяжных, что сидел с краю, пожилой бизон, с перекосившейся от злости мордой, резко вскочил. Быстро и неуловимо он сунул копыто за пазуху, и в косом луче солнца блеснула сталь. Акарнан, который был ближе остальных к столу, буквально подлетел, подкинутый внезапностью ситуации. Он бросился бизону наперерез и сбил его с ног, падение двух тел заглушило звон выпавшей стали. Загрохотали отодвигаемые остальными присяжными стулья. К упавшим на пол телам тут же подоспел Теомарф. Вдвоём с Акарнаном они обезоружили присяжного, к ним подбежала, расталкивая зверей, императорская стража. Зал гудел от нарастающего гомона, стражники щедро угощали ударами неудавшегося убийцу. Кинжал, вылетевший из его копыт, откатился под ноги Сафару. Когда бизона скрутили и — окровавленного и тяжело дышащего — увели из-зала, Сафар так и остался стоять — не поднял сталь, которая могла бы через несколько мгновений погрузиться в его плоть. Отряхнув плащ от пыли и грязи пола, Акарнан увидел, как Хильнард, сначала замерший, словно превратившись в изваяние, кулем обвалился на трон. Его обесмысленный взгляд был устремлён в одну точку в толпе. Диона вскочила со своего места и подбежала к мужу. Теомарф оттолкнул Сафара и поднял кинжал.

***

   …День близился к концу, но суд ещё не закончился. Он длился с перерывами, и во время одного из них Акарнан подошёл к Хильнарду и спросил:

   — Зачем ты приказал утром увести Карлунда? Пусть он видит, что все здесь против него.

   — Акарнан, посмотри на всех собравшихся! — хлопнул себя кулаком по груди Хильнард. — Многие из них готовы убить его на месте. Как и ты, да, у тебя на это не меньше причин. Если бы он слышал слова Сафара…

   — Ты знаешь, что я чувствую, — прошептал уставший от этого дня медведь. — Но ему осталось совсем недолго.

   — С каждым новым свидетелем я чувствую то же, что и ты, — тяжело вздохнул Хильнард. — Вспомни тех медведей.

   Сердце в груди Акарнана сделало кувырок и словно ухнуло вниз. Хильнард говорил о тех медведях, которые в день прибытия Акарнана волокли его вещи. О тех изнурённых медведях, которых беспощадно били плетьми, когда они тянули по улицам тяжёлые повозки.

   Все допрашиваемые твердили в один голос одно и то же. Они рассказывали о жестокости Карлунда, о том, что творили его прихвостни, обо всех убийствах и мучениях, об истязаниях. Многие не в силах были говорить из-за душащих их слёз; были и те, кто жадно поведал всё во всех подробностях. А были и те, кто боялись что-либо говорить, от этих нескольких зверей ни Акарнан, ни Хильнард так и не смогли ничего добиться. Акарнан их понимал — при всём своём сострадании к ним он никогда не сможет полностью представить всю трагедию многих зверей и семей. После одного выступления он ясно осознавал, что ему ещё не один месяц будет не по себе…

   — А что бы нас ждало, захвати власть узурпатор и убийца? — выкрикнул кто-то из хищников, когда был допрошен очередной свидетель.

   Акарнан присмотрелся внимательнее и узнал в кричащем одного из медведей, которые волокли на своих плечах тяжёлую карету.

   — Позволь, — тихо сказал Акарнан Хильнарду, после громко обратился к сородичу: — У тебя есть слово?

   — Да, — вскинул голову измученный медведь.

   — Тебе не нужно сопровождения, чтобы подойти, — сказал Акарнан. — Выйди перед всеми и не бойся. Император и я обращаемся к тебе как к равному.

   Медведь неуверенно вышел из толпы, опираясь на палку. Левая нога его была перевязана. Тот под внимательным взглядом Акарнана тяжело вздохнул и, остановившись рядом с мраморными ступенями, склонил голову.

   — Как тебя зовут? — спросил Акарнан.

   — Эргерт, — тихо ответил медведь, не поднимая головы.

   — Ты один здесь, Эргерт? — обратился к Эргерту уже Хильнард.

   — Нет, Ваше Величество, — покачал головой Эргерт. — Здесь мои младшие братья. Леоннат, Адиса и Хансен. Тогда, в приезд нового Десницы Акарнана, мы были все вчетвером, вы нас помните.

   — Пусть и твои братья выйдут сюда, — велел Хильнард. — Им нечего опасаться.

   Ещё три медведя — осунувшиеся, измученные, но всё такие же могучие хищники — покорно приблизились к брату. Морды всех троих словно одеревенели, у каждой было мрачное и отрешённое выражение. Нерешительно они подошли к старшему брату, рядом с ним оказался и Акарнан.

   — Вам нечего бояться, — решительно сказал он и успокаивающе опустил лапу на плечо Эргерта. — Вы будете не только под моей защитой, но и под защитой Императора.

   Следующие слова Акарнана вновь были обращены ко всем пришедшим на суд.

   — За годы, минувшие со дней восстания, вы привыкли видеть перед глазами одну картину, — разнёсся звучный голос медведя. — Вы, подзуживаемые лживой и жестокой натурой Карлунда, оставались всё это время слепыми и не впускали в свои головы мысли о том, что у хищников тоже есть величайшее в их жизни богатство — семья. У вас тоже есть отцы и матери, дочери и сыновья, братья и сёстры. И многие годы вы взращивали в их душах ненависть и презрение к хищникам. Малыши, которые родились здесь, так и живут с этой идеей так называемого миротворчества!

   Акарнан прекрасно знал, что Хильнард слышал каждое его слово, а вот травоядные, что были в зале, начали шумно переговариваться, среди них поднялся крик.

   — Какое миротворчество?

   — Нападения на нас — миротворчество?

   — Этот чужак-хищник обвиняет нас?

   — Всё исходит сверху!

   — Тихо! — внезапно грянул во всю мощь лёгких Хильнард. Голоса мгновенно стихли, лишь хищники согласно кивали. Акарнан не заметил, как рядом с ним оказался Эргерт.

   — Не все вы здесь хищники, — прокашлявшись, заговорил он. — Пусть среди вас немало могучих фигур, но всё равно вы опасаетесь нашей силы. Пусть вас и больше, но каждый из нас сильнее. А то, что с нами творили, в свете новых событий представляется жестокостью. Жестокостью!.. — громче повторил это слово Эргерт, — …произрастающей из трусости того, кто всё это время правил городом и страной. Вы сами, Ваше Величество, — Эргерт повернулся к Хильнарду, — сами сказали, что не снимаете с себя вины. На вас она тоже есть! Вы все думали о своём будущем, оберегали своих детей от нас, хищников, забыв о том, что в душе мы все одинаковые!

   Эргерт остановился и перевёл дух и посмотрел с неким вызовом на Акарнана. Тот не выказал никакого возмущения или недовольства, только кивнул, словно сказал: «Продолжай».

   — А вы вряд ли забудете, что делали с нами в темницах, — возобновил свою речь Эргерт. Но если вначале слова толкали друг друга и стремились вырваться наружу, то теперь медведь чувствовал, как к горлу подкатывает ком — сейчас ему придётся сообщать то, что он пережил вместе с братьями.

   — Знаете, что травоядные и Гвардия под командованием Десницы делали с нами? — почти кричал Эргерт. — Мы за эти несколько недель не видели ничего, кроме крови и слёз; не слышали ничего, кроме плача и стонов, не чувствовали ничего, кроме боли и унижения. Карлунду нравилось причинять боль, как он выражался, низшим созданиям. За эти дни были убиты целые семьи… Если и существует тот свет, то все эти семьи там в полном составе и смотрят на то, что происходит здесь. А кто-нибудь из вас познавал на себе тяжесть порабощения, ощущал на своей спине удары кнутов с гвоздями?

   — Пусть выскажется до конца, — сказал Акарнан на ухо Хильнарду, к которому успел подойти за это время. Император кивнул.

   — Кто-нибудь из вас лишался самого ценного, что есть — семьи? Сыновей, дочерей, братьев, сестёр, отцов, матерей… Я и мои братья, — Эргерт поочерёдно указал на стоящих в паре шагов от него медведей, — всего лишь одна семья, пострадавшая из-за действий Карлунда. Одна из многих сотен! — Словно пытаясь зажечь в сердцах травоядных сострадание, Эргерт кричал всё громче. — У нас был ещё один брат, Тарсем. Первые пять дней мы провели в темнице, не видя солнечного света. Нам не дали ни еды, ни воды — ничего! А потом нас повели на площадь, где схватили Тарсема и обезглавили, а труп бросили в нечистоты. Его участь разделили ещё около семидесяти хищников. Но это было началом ада… — Эргерт судорожно вздохнул, его голос с каждым словом норовил оборваться. — После казни Тарсема я больше не видел свою жену, более полутора сотен хищниц были замучены насмерть в застенках. Мне до сих пор снится по ночам, как она кричит и зовёт меня на помощь. — На этих словах по морде медведя покатились слёзы, но он, всхлипывая, продолжал: — Я ничего не знаю о суд… судьбе двух своих дочерей. Мне сказали, что они пр… проданы в рабство… но неизвестно куда.

   Акарнан чувствовал, что щемить сердце начинает и у него. Ему самому не хотелось слышать этих слов, но теперь, по долгу службы, он был обязан пройти это испытание. Эргерт опустил голову, но слёз вытереть даже не пытался. Акарнан подошёл к нему и осторожно положил лапу на его плечо.

   — Ты должен рассказать всё, Эргерт, — с сочувствием, но твердо сказал Акарнан. — Я понимаю, что тебе тяжело, но будь сильным. Твои слова сейчас нужны всем.

   Плача, медведь только кивал. Ему понадобилось не одно мгновение, чтобы овладеть собой, создать видимую иллюзию внешнего спокойствия.

   — Леоннат потерял во время этой чудовищной резни сына и жену. Их просто затоптали, когда гнались за хищниками…

   Медведь, которого звали Леоннат, только вздохнул и отвернулся, но Акарнан успел заметить его мокрые глаза.

   — Адиса и Хансен остались тоже без жён и детей, молодых медведиц просто утопили в море, а детей продали в рабство на Карнассийские рудники, — насильно заставлял себя говорить Эргерт. — Говорили, что в течение трёх месяцев реки и ручьи, пересекавшие Зверополис, были красными от крови убитых и замученных хищников. Никто не хоронил их, трупы просто истлевали на земле и разлагались в воде. А дальше… — Эргерт закрыл глаза, несколько слезинок упали на ступени возвышения. — Дальше мы не видели никакого цвета, кроме чёрного. Только выжженная пеплом пустыня в душе. Мы знаем, что после всего случившегося не осталось от наших родных ничего. Тарсем, которого убили первым, был среди нас самым младшим, ему ещё не исполнилось и семнадцати лет. Он только начал встречаться с девушкой…

   Акарнану и Хильнарду было видно со своего возвышения всё. Оба видели, как многие хищники, особенно из числа пострадавших и допрошенных, плакали, вытирая морды одеждами, а другие мрачно смотрели на собратьев по несчастью. Братья, на которых взирал весь зал, были не единственными, кто потерял в этой жизни всё. Но теперь и по мордам многих травоядных было заметно, что им тоже нелегко. Как будто в них что-то сломалось, когда они услышали о страшных жестокостях, творимых Карлундом и сподвижниками. Их братьями по классовой принадлежности.

   — И кто после этого скажет, что только хищники способны на жестокость? — уже охрипшим голосом спросил Эргерт. — У нас не было враждебных намерений, мы просто защищались от жестокости сумасшедшего!

   После этих слов он понял, что не в силах продолжать, и мрачным взглядом окинул собравшихся жителей. Почти все были в замешательстве. Эргерт отошёл к братьям. Леоннат похлопал его по плечу и обнял.

***

   Всё рассказанное вновь разворошило душу Акарнана, разбередило не зажившие раны. После всего услышанного на этом суде он испытывал только одно желание — найти огромный кувшин с ледяной водой и опрокинуть себе на голову — настолько сильно она гудела. День клонился к концу, против Карлунда высказывалось всё больше зверей. Были допрошены все оставшиеся в живых после битвы члены его гвардии, его ближайшие соратники — и слова всех и каждого сводились к одному. Карлунд, запугивавший горожан, видных жителей города и даже стражников, — виновен. Другого вердикта, как знал Акарнан, быть просто не могло. За перерывы в заседании в голову Акарнану приходили самые кровожадные мысли. Вернуть Карлунда обратно в зал, чтобы жители города набросились его и растерзали, в отместку за всё, что он причинил. Перерезать ему горло прямо здесь, на глазах у Императора и сына… Но всё это было бы равносильно дикарству. И ещё одно имя не давало Акарнану покоя.

   — Скоро зайдёт солнце, — вполголоса сказал Хильнард. — Суд надо продолжить завтра. Найдены ещё несколько его союзников, допросить их сегодня не успеем.

   — Решать тебе, — также негромко произнёс Акарнан. Взглянув на друга, он добавил: — Я устал не меньше твоего, хочу завершения этого дня…

   По залу прокатился громкий стук, затем натужный и басовитый скрип — медленно открылись массивные двери. Звери расступились, образовав широкий проход от входа до императорского возвышения. К нему неторопливо шли два тигра, вернее, один медленно брёл, придерживая одной лапой бок, а второй опирался на своего провожатого. Что-то в облике раненого показалось Акарнану знакомым, но что именно — издалека он пока не мог разобрать. Когда расстояние до Хильнарда сократилось до нескольких ярдов, Акарнан узнал приближающегося к ним тигра. Им оказался сосед из госпиталя, тот самый, с братьями и маленьким сыном. Хильнард в лёгком изумлении поднялся с трона и церемонно кивнул:

   — Лорд-генерал.

   — Ваше Величество, — тигр опустился на одно колено в ответ. — Рад видеть вас живым и вновь на законном месте.

   — Вам лучше? — подошёл Акарнан к тигру. — Ваше состояние позволило покинуть госпиталь?

   — Кто вы? — прищурился раненый. Но тут же поправился, когда он увидел символ Десницы на массивной груди медведя. — Лорд-Десница, простите. Не хотел проявить неуважение. Я — Раддус Каплан, лорд-генерал городской армии.

   Раддус выглядел плохо — не так, как должен выглядеть командующий столь мощной армией. Но нельзя сохранить свою силу, находясь в темнице долгие недели без света и обходясь ничтожным количеством еды и воды. Акарнан рассматривал тигра, чувствуя поднимающееся внутри сострадание. Мех на рыже-чёрной полосатой морде поблёк и местами отсутствовал, шкура так плотно обтягивала кости, что, казалось, вот-вот порвётся. Глаза, глубоко ввалившиеся, ещё не утратили затравленного выражения, подаренного днями и ночами во мраке, в голоде, жажде и пытках. Но при взгляде на Императора в них уже золотилась солнечным светом надежда. Лапы тигра надолго расстались с крутыми, играющими при каждом движении мускулами — сейчас они напоминали тонкие ветки чахлого дерева. Мех вместе со шкурой на запястьях был стёрт тяжёлыми кольцами кандалов. Живот Раддуса был плотно перевязан, повязка сменена недавно. Тигр часто подносил лапу к скрытой под повязкой ране — она до сих пор причиняла ему боль.

   — Я собирался сегодня навестить вас, лорд-генерал, — сказал Хильнард. — Не думаю, что для вашего самочувствия лучшее — покинуть госпиталь.

   — Не стоило, Ваше Величество, — упрямо покачал головой Раддус. — Я собирался прийти ещё утром. Слишком много я вытерпел за эти недели, чтобы оставаться в госпитале, зная про суд.

   Раддус осмотрелся по сторонам. Отовсюду — от колонн, от входа, от террас — на него смотрели сотни пар глаз. Акарнан видел, что многие узнавали его, ведь они — солдаты его армии. Из толп зверей долетали отдельные приветственные возгласы. Раддус только кивал.

   — Лорд-генерал, если вы здесь, то на ваших словах мы закончим сегодняшний день, — поднялся со своего трона Хильнард. — Солнце заходит.

   — Я не вижу здесь того, кто сверг вас, — Раддус кивнул в сторону обвиняемых. — Где эта погань?

   — Карлунд не мог владеть собой, — пояснил Акарнан.

   — Жаль, — прищурился Раддус. Запавшие его глаза сверкнули искрами злобы и гнева. — Жаль, что его не разорвали прямо здесь! Я бы не пожалел сил на это!

   — Лорд-генерал! — предупреждающе произнёс Император.

   Раддус обратил взгляд на Хильнарда. В них не было ничего, кроме твёрдости, и голос тигра окреп.

   — Я буду говорить как есть, повелитель. И пусть это видят все!

   Раддус отошёл в сторону, встав между Теомарфом и Акарнаном. Акарнан же, не отрываясь, смотрел на тигра. Тот встал так, чтобы смотреть попеременно и на Императора, и на слушателей.

   — Я — один из тех, кто лишился многого, — громко говорил Раддус, чтобы его слышал весь зал. — Вы все знаете меня и моих старших братьев, Гарлдона и Тормека. Многим в своей жизни я обязан им. Я был счастлив благодаря им… но они вместе со мной потеряли своих родных. Я потерял среди этого безумия жену и двух племянников. Демет погибла в первый день. Гарлдон, мой старший брат, — Раддус указал на пришедшего с ним тигра, — видел смерть своих сыновей. Им было по двадцать два года, но на полях сражений они уже побывали. Они приняли свою смерть как герои, как те, кто никогда не намеревался мириться со своей участью! Всё это произошло не только во время битвы на площади… а мы не знали того, что произошло с Императором, мы опасались, что он был убит.

   Акарнан слушал жаркую речь Раддуса, пытаясь через каждое слово представить то, о чём он рассказывал.

   — Мы были разгромлены, — вздохнул Раддус. — Выживших заключили в подземелья и обрекли на пытки, в том числе и меня с братьями. Перед этим Карлунд пытался заставить меня принести ему клятву верности. Я отказался. Грубо отказался — за что и поплатился. Последователи Карлунда схватили моего сына Годрека и бросили в темницу ко мне. Я долгое время не знал о судьбе братьев и оставался в неведении. А потом до меня стали доноситься слухи о том, что Карлунд устроил побоища себе на потеху — он открыл бойцовые ямы. Ещё один способ убийства и запугивания…

   Раддус ненадолго замолк и обвёл взором зал. Многие смотрели и слушали, затаив дыхание. Акарнан был уверен, что здесь находились родные и близкие погибших в бойцовых ямах.

   — Десятки хищников гибли там, на песке. И они оказывались в безвыходном положении. Победи они или проиграй — смерть от меча, копья или топора. Мало кто мог выстоять против гну, сайгаков, буйволов и прочих — они были сильнее хищников, которых почти не кормили. Но… — Раддус взглянул на брата, и Акарнан увидел в глазах тигра огоньки гордости. — Гарлдону удалось победить, и в итоге это обернулось для него трагедией — следующими на арене оказались его сыновья. Гарлдона заставили смотреть на то, как их убивают… Мимолётные мгновения торжества мигом заливались нашей кровью.

   Гарлдон тяжело вздохнул. А Раддус в очередной раз дотронулся до бока.

   — Позже мы узнали о том, что Императора держат в темнице. Я понял, что нужно было вырываться и приложить хоть какие-то усилия, даже самые ничтожные, чтобы привести помощь. Иначе тирания растянется на долгое время, а жертвы будут множиться. Нам была нужна помощь союзников, могучих союзников. Его Величество уверял, что Берриародский Север придёт на помощь. И первым, кто начал действовать здесь, был двоюродный брат Императора. — На этих словах Раддус повернулся к Теомарфу. — Твой отец сразу понял, как надо себя вести, и действовал умело и осторожно.

   — Это всё равно его не спасло, — нахмурился Теомарф.

   — Я знал, что на мне большая ответственность за каждого, — вещал дальше Раддус. — Фродмар, Райнальд и я — мы шаг за шагом продумывали план спасения. Фродмар должен был спасти вас, Ваше Величество, а мы с Райнальдом должны были с тремя стражниками напасть на ночную охрану и изъять ключи от темниц. Но нас кто-то предал — мы сразу были окружены десятками стражников… Тогда мы не смогли справиться, повелитель… — в голосе Раддуса появились извиняющиеся интонации, когда он обратился к Хильнарду. — Столько жителей города тогда погибли из-за нас…

   — Я не виню вас в этом, — прогудел Хильнард.

   — Ещё один мой племянник, сын моего брата Тормека, был обезглавлен у нас на глазах. На площади, на виду у всех, — теперь голос Раддуса чуть дрогнул. — Карлунд теперь начал подозревать меня, он неоднократно угрожал, что убьёт моего сына на моих глазах… или меня на его глазах. Пытки просто не заканчивались. Это были и удары по телу кнутами с крючьями и гвоздями, привязывание к крестам со стальными иглами, огонь — это немногое, что испытал я.

   — Раддус, достаточно, — поднял копыто Хильнард.

   — Это не звучит как оправдание, — сказал Акарнан, которому было больно слушать этот чудовищный рассказ.

   — Но и с себя вины не снимаю, — возразил Раддус.

   — Я вас не виню в случившемся, — повторил Хильнард. — То, что вы остались преданными мне, не позволяет говорить о вине передо мной.

   — Я приносил клятву верности законному Императору, — расправил плечи Раддус. — Вам, повелитель.

   Тигр твёрдо смотрел на Хильнарда, а Акарнан заметил, что по мере рассказа он всё менее твёрдо держался на ногах. После обращения к Хильнарду Раддус пошатнулся и вновь прислонил лапу к боку. Лапы Акарнана сжались на широких подлокотниках его массивного трона. Сейчас он выслушал не менее ужасную историю о потерях и боли, но память вновь угодливо подбросила трагичные воспоминания из прошлого и знакомое имя. Раддус был хорошо знаком с его обладателем, значит, он мог что-то знать о его дальнейшей судьбе. Акарнан уже собрался обратиться к Раддусу с вопросом, но не успел. Сказались усилия, которые тигр прилагал для того, чтобы говорить на весь зал. Повязка постепенно пропитывалась кровью, на ней проступало, увеличиваясь в размерах, тёмно-красное пятно. Гарлдон бросился к брату и подхватил его под лапу, когда тот начал опускаться на колени без сил.

   — Говорил же тебе — не ходи лучше! — вполголоса обругал он Раддуса. Хильнард быстро поднялся.

   — Верни его в госпиталь! — приказал Акарнан, опередив друга. Он пообещал себе, что обязательно поговорит с Раддусом позже.

***

   Глубокой ночью, когда над Зверополисом нависла густая тьма, Акарнан быстро шёл по длинному и широкому коридору к опочивальне Его Величества. Шаги Акарнана отдавались эхом в гулком коридоре, продуваемом сквозняками. Горящие на стенах свечи словно дразнили язычками пламени, их свет отбрасывал причудливо искажаемую тень Акарнана на стены. Несколько поворотов — и коридор раздался в ширину, превратившись в обширный холл. Мощные мраморные колонны, изузоренные позументами, уходили ввысь, под большую арку, ведущие из холла лестницы вели на другие этажи и проходы. Вход в императорские покои стерегла неусыпная стража, покорно расступившаяся перед Акарнаном. Подойдя к широкой двустворчатой двери, Акарнан без колебаний постучал.

   — Входи, — раздался бас.

   — Почему так поздно, Хильнард? — спросил Акарнан, подойдя к Хильнарду.

   Император, не отвечая, сидел за своим столом, склонившись над несколькими папирусными свитками, а неподалёку стоял виночерпий, молодой сернобык. Несмотря на позднее время, Хильнард не ложился, только снял с себя роскошный императорский плащ. Хильнард кинул на Акарнана быстрый взгляд и потянулся к стоящей на краю стола большой серебряной чаше. Акарнан уловил терпкий, но приятный запах зоммардильского эля и вдохнул ещё раз. Хильнард, поняв Акарнана по-своему, велел виночерпию налить ещё одну чашу. Акарнан покачал головой и осмотрелся. Его удивило отсутствие Дионы, пустовала и маленькая колыбель малютки Миэрриса.

   — Зачем ты меня позвал? — недоумевал Акарнан. — И почему…

   — Арсит, выйди, — приказал Хильнард, перебив друга. — Вино унеси на место.

   Сернобык кивнул и опрометью выбежал из покоев.

   — Говори тише, — велел Хильнард, когда за Арситом закрылись двери. — Так нужно было. Я им сказал, что могу тебе доверять.

   Спокойный тон, который были произнесены эти слова, внезапно заставил Акарнана напрячься, и он подошёл вплотную к Хильнарду.

   — Мне ты доверяешь, но не доверяешь прежней страже? — свистящим шёпотом спросил медведь. — Потому ты сменил её?

   — Я сейчас могу доверять только тебе, Капрему, Теомарфу и тем, кто стоит по ту сторону дверей, — ответил Хильнард. — Они подчиняются Теомарфу. Стража неустанно охраняет Карлунда, но Теомарф мне докладывает обо всём, что слышит. За ним не только моя гвардия, но и вся замковая стража.

   — Где он? — спросил Акарнан, оглядываясь в поисках Теомарфа, словно рассчитывая увидеть его в дальних углах императорских покоев.

   Дверь, ведущая на широкую императорскую террасу, отворилась, будто в ответ на вопрос Акарнана, и оттуда вышел Теомарф. Молодой носорог был вооружён, но невозмутим.

   — Говори всё, что знаешь, — потребовал Акарнан.

   — Когда Карлунда вернули обратно в темницу, — начал Теомарф, — я приказал усилить его охрану и перевести в малое подземелье. Там все камеры пустуют, кроме той, где заперт Карлунд. Ещё недавно там были заточены вы, Ваше Величество, туда к вам приходил отец. Там же заперли и Римардуса Бауну, присяжного.

   — Короче! — потребовал Акарнан.

   — Не только Бауна остался верен Карлунду, — мгновенно сообщил Теомарф. — Потому я и сменил стражников.

   Акарнан вопросительно поднял брови. Хильнард собрался ещё что-то сказать, но его прервал шум за дверьми. Стража кого-то силилась не пустить внутрь, но настойчивый зверь рвался и рвался, крича: «Немедленно впустите меня, это важно!» Следом прогремела быстрая череда ударов в дверь. Хильнард распахнул двери, и в его покои вбежал трясущийся Капрем. Увидев Акарнана, он сразу бросился к нему.

   — Господин! Хвала всем звёздам, что с вами всё в порядке!

   Не удержавшись, лев в избытке чувств и облегчения схватил Акарнана за лапу.

   — Капрем, в чём дело? — сурово спросил Хильнард.

   — Ваше Величество… — После обращения Капрем замолк — голос его охрип от волнения. Продолжил он, приглушив голос: — Они хотят убить вас! Вас обоих!

   Акарнан с Императором переглянулись. Капрем, отвечая на немой вопрос, вывалил на своего хозяина кучу невероятных сведений.

   — Я услышал, когда был в уборной… — чуть отдаваясь эхом в просторной опочивальне, звучала сбивчивая речь молодого льва. — Я слышал разговор нескольких стражей. Я не знал, кто именно это был, я не видел их. Но из разговора я понял следующее — они собирались убить вас ночью. Кто-то знал, что вы смените стражу. Они сейчас направляются в оружейную!

   Теомарф крикнул:

   — Стража, сюда!

   Услышав приказ своего командующего, стражники проворно распахнули двери и стали на пороге. Два носорога, внушительной комплекции буйвол и пожилой бурый медведь.

   — Здесь четверо, а там… — нахмурился Хильнард.

   — Если они вооружатся, что мы сможем сделать с ними? — заламывал лапы Капрем. И тут же замолчал под грозным взглядом, который послал ему Акарнан.

   — Капрем, сколько их? — прокричал Хильнард.

   — Я не знаю, Ваше Величество! Но я слышал много голосов! — выпалил Капрем и издал звук, похожий на всхлипывание. Паникуя, лев переводил взгляд с Хильнарда на Акарнана. — Они шли вчетвером к оружейной, кто-то велел предупредить остальных… Их уже, может быть, больше десятка! Ещё говорили об общих темницах.

   — Что значит «вчетвером»? — посуровел Теомарф. — И кто?

   Заговорили все разом, перебивая друг друга. Акарнан повернулся к Хильнарду.

   — Мне это не нравится.

   Акарнан увидел, как глаза Теомарфа расширились, словно в ужасе.

   — Кто-то проходил мимо императорских покоев? — сурово спросил Теомарф, повернувшись к стражникам.

   — Никто, лорд-командующий, — сощурился один из них, пожилой медведь. — Вы сами приказали нам — не покидать посты.

   — Вся стража должна быть на месте! — последовал от Теомарфа ответ. — И те, что дежурят в темнице — тоже.

   — Кто стережёт Карлунда, Теомарф?! — рявкнул Акарнан.

   Хильнард схватился копытами за голову — только сейчас он осознал, что происходит. А Акарнан уже не слушал — все его мысли высказал сейчас Теомарф. Стража следует за Хильнардом неотступно, днём и ночью, куда бы он ни направлялся. Они меняются только по утрам, повинуясь приказам Теомарфа, а когда Император спит, охраняют его покой. А ведь у них — у каждого! — есть оружие. В голове прозвучали слова Теомарфа о том, что у Карлунда остались верные последователи. Если они направятся сейчас к нему, или, что хуже, сюда…

   — Ты принёс мои доспехи, Теомарф? — грозно осведомился Хильнард.

   — Да, — кивнул тот и принёс с террасы внушительных размеров нагрудник, щит и меч. — Нам нужно уходить в подземелье, пока не пришли сюда.

   — У меня нет доспехов! — всплеснул лапами Капрем.

   — Ты с нами не пойдёшь! — круто развернулся ко льву Акарнан и ткнул огромной лапой в его грудь. — Возвращайся в свои покои, Капрем. Это приказ!

   — Акарнан, и ты останешься, ты без оружия! — приказал Хильнард.

   — Даже не надейся! — с нажимом произнёс Акарнан.

   — Вперёд! — скомандовал страже Теомарф.

   Хильнард, уже облачившийся в доспехи и державший наизготове меч, оказался позади выстроившейся с оружием стражи. Но едва они шагнули на порог, как тишину развеял короткий свист — и в императорские покои влетела длинная оперённая стрела. Ударившись о стену, она отлетела на огромную кровать. Стражники моментально подняли щиты и копья с мечами. Из коридора раздались крики, потом свист — и над головой Хильнарда просвистели ещё две стрелы. Одна пролетела над его плечом, вторая ударилась в щит и, бешено вращаясь, отскочила в сторону и ударилась о стену.

   — Назад! — успел рявкнуть Теомарф. Хильнард заслонился щитом, рывком утянув за него Акарнана.

   По коридорам ночами гуляли сквозняки, из-за которых часть факелов гасла, поэтому освещённость мешала рассмотреть, что происходило вдали. В полутёмном холле сейчас были видны несколько больших неясных силуэтов. Акарнан из-за щита Хильнарда видел, как по стенам метались тени зверей, в пляшущих языках пламени представлявшиеся гротескными монстрами. Топот множества ног смешался с криком, но те, кто стрелял из луков, не приближались к ним.

   — Бейте их! — кричал чей-то голос.

   — За мной!

   Крик кого-то из предателей смешался с приказом Теомарфа. Сам же он решительно оттеснил дядю назад и, не раздумывая, бросился с мечом и копьём вглубь коридора, императорская стража — за ним. Обученные стражники своё дело знали — схватка, которую Акарнан видел только по беснующимся теням, уже закончилась — племянник Хильнарда успел поразить копьём одного из предателей, остальных добили стражники. Добили и обезоружили.

   — У нас мало времени! — пропыхтел Теомарф, поворачиваясь к дяде. С конца его копья капала кровь. — Бегом вниз! Стража, за мной и охранять Императора с Десницей!

   Путь по извилистым коридорам показался Акарнану неимоверно долгим. Повороты мчащиеся во весь дух массивные звери преодолевали, почти задыхаясь — всем им был дорог каждый миг. Хильнард, который находился в шаге от предательской кончины, бежал рядом с Акарнаном, а у Акарнана звенела, словно колокол, одна мысль в голове. Поворот, ещё один поворот. Лестница, ещё одна лестница. Дверь, ещё одна дверь… Встревоженные и взвинченные страхом звери оказались в начале коридора, который вёл в то подземелье, где томился Карлунд. Теомарф поднял кулак, и все остановились.

   — Тихо! — прошипел он.

   Стражники и Хильнард замерли. Темнота коридора смешалась с тишиной. Акарнан навострил уши, чувствуя, как в груди бешено колотится сердце. Из подземелья не доносилось ни звука, а Акарнан напрягся — у него так и не было оружия. Он опасался самого худшего. Не отдавая себе отчёта, он тихо шикнул:

   — Меч мне, быстро!

   Кто-то из скрытых тьмой стражей подчинился — в широкой лапе медведя оказалось требуемое оружие, отнятое у одного из заговорщиков. Лапа с готовностью ощутила мимолётный холод стали, словно сливаясь с ней. Акарнан, подняв оружие, проворно пошёл вперёд.

   — Акарнан, стой! — сдавленно пророкотал Хильнард сзади.

   — Стражи в этом коридоре нет! Они должны стоять у этой двери! — шёпотом кинул Акарнан через плечо.

   Лапы сжали меч сильнее — медведь готов был поклясться, что за дверью слышал какой-то шорох. Акарнан услышал тихий приказ Хильнарда следовать за ним. Все старались ступать как можно тише, все приближались к двери, за которой явно что-то происходило. Акарнан оказался у входа в темницу первым. Дверь открывалась вовнутрь, массивный деревянный засов был отодвинут. В ушах Акарнана зазвенело, ему словно шепнул кто-то: «Это ловушка! Не ходи туда!» Голос разума, инстинкт, самозащита… но воспоминания прошлого вновь оживили желание мести. С языка сорвался короткий приказ:

   — За мной!

   И Акарнан, не раздумывая, пнул дверь.

   Сквозняк пронёсся по коридору, поток воздуха ворвался внутрь вместе с Хильнардом и стражей. И все замерли.

   Карлунд, лишённый кандалов, стоял между двумя носорогами. Приспешники его, с окровавленными щитами, мечами и копьями, мгновенно подняли оружие на изготовку. Опасения Акарнана подтвердились — изменники времени не теряли, у них было время достать оружие и щит для Карлунда. Пары мгновений хватило Акарнану, чтобы окинуть взором обстановку — стражники, поставленные Теомарфом, были мертвы. Взгляды Акарнана и Карлунда встретились, и медведь понял — с какой бы ненавистью ни смотрел на него бегемот, его собственная ненависть была в десятки, в сотни раз сильнее. Карлунд медленно повёл головой влево, и из тьмы вышли ещё трое вооружённых зверей.

   — Почему ты всегда всё портишь? — покачал головой Карлунд. — Видишь новую кровь? На этот раз она из-за тебя, Акарнан!

   Одновременно с ним Акарнан прорычал со всей ненавистью и злобой, на какую был способен:

   — Сегодня ты умрёшь! — Остриё поднятого меча нацелилось Карлунду прямо в глаза.

   — Вперёд, за Императора! — раздался сзади крик Теомарфа.

   Схватка назревала нелёгкая, продолжительная и кровавая, она вспыхнула словно от искры, попавшей в джадренский огонь. Этой искрой и послужил возглас племянника Императора. Жестокую битву с Карлундом Акарнан запомнил до мельчайших деталей, мало замечая то, что происходило по сторонам. Он слышал крики Хильнарда и Теомарфа, хриплое дыхание бьющихся, крики, ругань и звон оружия.

   С того момента, как Акарнан увидел вооружённого врага, ненависть в его душе ощущалась куда сильнее, чем во все прошедшие дни. Она крепла, опаляя нутро жарким пламенем. Она и заставила медведя с яростным рёвом броситься на Карлунда с мечом. Карлунд был готов к этому и поднял щит. Акарнан вложил в удар всю свою колоссальную силу, но острый и тяжёлый меч для двух лап не смог нанести сильного повреждения щиту, обитому толстым слоем стали. И щит, и оружие зазвенели; криков и рёва сражающихся не было слышно за стальным какофоническим и беспорядочным хором схватки. Акарнан за это время как бы разделился — он ощущал тревогу за Хильнарда, который сейчас бился с двумя изменниками, за стражников во главе с Теомарфом, который защищали своего Императора, а одновременно с этим не выпускал из поля зрения Карлунда, сосредоточивая всё внимание и силы на нём. Вооружённый Карлунд, отбив несколько умелых атак, сделал резкий выпад, и Акарнан вовремя успел отдёрнуться в сторону. В полумраке блеснул длинный меч, чуть не скользнувший по боку Акарнана. Карлунд замахнулся вновь, его противник приготовился к атаке, но она оказалась иной. Бегемот шагнул вперёд и взмахнул щитом. Массивный круг — прочное дерево и сталь — краем врезался в широкую медвежью морду, в левую щёку. Голова мотнулась в сторону, Акарнан почувствовал, как она словно зазвенела от боли. Пасть наполнилась солоноватым привкусом крови, язык ощутил обломок одного из зубов. Торжествующий Карлунд перешёл в наступление и дальше.

   — Десница! К нему! — раздался среди кровавого безумия рёв Хильнарда.

   Акарнан увидел на мгновение, как между ним и рассвирепевшим от жажды крови Карлундом вырос огромный Теомарф. Племянник Императора, в отличие от Акарнана, был со щитом, и огромная фигура носорога со всей своей мощью и надёжностью заслонила Карлунда. Акарнан, не желающий, чтобы узурпатор погиб от чьих-то чужих лап, искал возможность атаковать его, но тут рядом с ним оказался Хильнард. Он был уже ранен — вражеский меч рассёк ему плечо — и пытался выстоять один против двух носорогов, едва ли не крупнее его самого. Над Императором вновь нависла угроза смерти, и Акарнан встал рядом с ним. Стражники уже понесли потери — рядом с решёткой, где томился ранее Карлунд, лежал мёртвый буйвол с наискось разрубленной грудью. Тёмная кровь обильно залила пол, рядом лежал уже не нужный ему щит. Воспользовавшись мгновением, Акарнан быстро поднял его и вместе с Хильнардом оказался против двух мощных носорогов. Одного из них Акарнан помнил — он почти всегда сопровождал Хильнарда. Но его горящий ненавистью взгляд говорил о тому, кому он до сих пор был верен.

   — Хищникам не править!

   В ответ Хильнард поднял меч, а изменник с диким рёвом бросился на того, кому он прежде служил и кого оберегал. Его собрат атаковал Акарнана. Удары обоих зверей сыпались один за другим, словно кузнец бил молотом по железу. Несмотря на всю свою могучую силу, медведь не мог долго противостоять натиску огромного зверя, хотя богатый опыт в сражениях был верным помощником. Щит погибшего стражника ещё продолжал оберегать Акарнана, но против носорожьей мощи он долго держаться не мог. Собрав все силы, Акарнан резко подался вперёд. Щит его врезался в щит врага, и несколько мгновений оба зверя пытались теснить друг друга. На два шага Акарнану удалось продвинуться, и всё время он пытался проникнуть под защиту противника. А противник, видимо, желал быстро разделаться с Акарнаном. Его очередной рёв перекрыл звон оружия, и Акарнану достался сильный толчок в грудь. На пару мгновений он потерял ориентацию и опустил щит, и того же времени хватило носорогу для того, чтобы поднять меч. Меньше двух ярдов отделяли Акарнана от смерти, и после невероятного по силе удара щит разломился. Один из тяжёлых его обломков упал на ногу Акарнану, ногу поразила боль. Вновь блеснуло оружие. Но на этот раз носорог действовал обманом — только занеся меч, он с силой пнул Акарнана в промежность, заставив его согнуться с рыком боли. Он попятился к стене, а стражник, сжав меч сильнее, пошёл вперёд. Его мощный, способный разрубить некрупного зверя пополам, отножный удар едва не достиг цели — Акарнан вовремя отшатнулся. Носорог замахнулся для последнего, как наверняка надеялся, удара.

   И тут носорог вновь взревел, но уже не от злобы и желания убить, а от боли — в его левом ухе выросла стрела. Выронив щит с мечом, он схватился за голову. Шею и грудь быстро заливала кровь. Акарнану некогда было смотреть на нежданного спасителя. Боль от удара в пах ещё не позволяла ему выпрямиться, но ситуация достигла накала. Акарнан, рыча от тяжёлой боли, ухватил упавший меч и изо всех сил вонзил его в огромный живот мечущегося от боли врага. Морда, обагрённая, страшно исказилась, налитые кровью глаза почти вылезли из обрит, и Акарнан вырвал остро заточенную сталь из плоти. Пол мгновенно залили потоки крови, и носорог опрокинулся навзничь. Новый крик боли заставил Акарнана обернуться. Хильнард был ещё больше в крови, он чудом не получил удар в грудь. Не раздумывая, Акарнан мечом рассёк жилы под коленом носорога. Стражник взвыл, грязно ругаясь. В тусклом свете коридорных факелов блеснула сталь — и Хильнард резким взмахом рассёк носорогу не защищённое бронёй горло. С громким плеском на пол хлынула в огромном количестве кровь. Стражник, издав страшный хрип, упал на пол и в последние мгновения жизни конвульсивно дрожащими копытами безуспешно пытался зажать страшную рану. Судороги длились совсем немного, затем враг затих навсегда. Воздух насквозь пропитался тошнотворным запахом крови.

   — Хильнард, уходи! — рявкнул Акарнан.

   Акарнан на миг увидел своего спасителя. Капрем суетливо перезаряжал арбалет своего господина. Но тяжёлое оружие для молодого льва было велико. Приказ, обращённый к другу, остался без внимания — Хильнард крикнул: «Сзади!» и Акарнан обернулся.

   Слишком поздно Хильнард заметил в полумраке врага. Пожилой медведь, тот самый, что докладывал Теомарфу, неожиданно набросился на Акарнана, и правый бок того пронзила жаркая и резкая боль. Акарнан почувствовал текущую по телу кровь, на миг он скосил вниз глаза. Но увидеть то, что прокололо ему бок, не смог — его заслонила тень от мощной фигуры. Меч Акарнана с громким звоном оказался на полу. Капрем бросился было на выручку своему господину, но тут же был отброшен могучим ударом к стене. Карлунд уже закончил кровавый танец битвы с Теомарфом — молодой носорог лежал у стены неподвижно. Рядом с ним лежал труп ещё одного стражника — врага или защитника Хильнарда, Акарнан уже не разобрал. Карлунд тем временем бросился на Хильнарда, а медведь-предатель, оттеснив Акарнана назад, вжал его спиной в стену, вонзая своё оружие ему в живот ещё глубже. Страшная и враждебная муть чужих глаз мелькнула прямо перед глазами. Акарнан почувствовал, как затуманивается разум от боли, а внутри пробуждается страшная сила. Инстинкт выживания. Медведь с рычанием разинул пасть и глубоко прокусил предплечье врага. Мощные и длинные медвежьи клыки глубоко пробили плоть, и в пасти Акарнана поселился привкус горячей крови. Враг дико вскрикнул и отступил, оставив своё оружие в могучем туловище Акарнана. Сам медведь опустился, истекая кровью, на пол, с ног его валила разливающаяся по животу горячая боль. Лапой он нащупал древко глубоко ушедшего в плоть арбалетного болта. Место сражения, бьющиеся звери, мелькающие сполохи мечей и щитов — всё заволакивало багровым туманом. Через силу Акарнан поднялся, зажимая глубокую рану и сгибаясь от боли. Даже без оружия он готов был бороться за свою жизнь до конца. Но отбиваться было нечем — уроненным им мечом завладел враг. Молча медведь вскинул оружие, намереваясь разрубить Акарнану череп. Но его действиям не суждено было сбыться.

   Большая тень метнулась от выхода в самую гущу схватки, и Акарнан запомнил лишь мгновения развернувшейся сцены. Кошмарной сцены. Блеснула остро заточенная сталь изогнутого меча, мощный клинок в отножном ударе резко пошёл снизу вверх и, описав в воздухе дугу, начисто срубил медведю половину морды, от кончика носа до переносицы. Нижняя челюсть, язык и мохнатый нос полетели в разные стороны, разбрызгивая капли тёплой крови. Медведь не успел разразиться булькающим рёвом, как лишился головы полностью. Внушительных размеров тело безвольно обвалилось на окровавленный пол. Акарнан бросил быстрый взгляд на своего спасителя прежде, чем он скрылся за ещё оставшимися в живых изменниками, но тут сбоку раздался крик боли. Увиденная картина заставила Акарнана сорваться с места, но больше двух шагов он пройти не смог — быстрые движения вызвали такую боль в боку, что она повалила Акарнана на пол, прямо на бездыханного и окровавленного Теомарфа, и на пару мгновений почти лишила сознания. Прилагая все усилия, чтобы не лишиться чувств, Акарнан заставил себя подняться, его сознание уже с трудом запоминало происходящее.

   Раненый Хильнард тем временем бился с Карлундом. Тот не подпускал его к нуждающемся в срочной помощи Акарнану и продолжал умело атаковать. Молниеносный выпад мечом, шаг в сторону, обманный манёвр и вновь яростный замах. От этого удара Император не успел уклониться, и остриё отсекло носорогу левое ухо. Горячий алый поток залил голову и толстую шею, и Император инстинктивно схватился за голову. Карлунд вырвал у него щит и очередным выпадом рассёк ему левое бедро. Хильнард, заливаясь кровью, повалился на грязный и окровавленный пол рядом с телом убитого буйвола. Карлунд решил добить Хильнарда, на это у него теперь было время. Он замахнулся мечом, на котором темнела кровь Теомарфа и, видимо, ещё нескольких жертв…

   — Нет!

   Капрем, даже призвав на помощь все силы, не смог перезарядить арбалет на этот раз. Раненый Акарнан сквозь муть боли и слабого света факелов видел, как лев безрассудно бросился на огромного бегемота с болтом в одной лапе, а с незаряженным арбалетом — в другой. Карлунд стремительно обернулся, он был готов к нападению. Перехватив лапу льва с зажатым в ней болтом, он выбил арбалет. Следом в копыте его оказался факел, которым он огрел Капрема по макушке. Лев пронзительно заревел от боли, когда вспыхнула его грива, когда горящие частицы попали ему в глаза. Он тёр глаза и бил лапами по голове и морде, пытаясь сбить пламя. Когда это ему удалось, Карлунд ударил Капрема затылком о стену, и тот беззвучно свалился на пол. Опалённая грива дымилась, в воздухе висел запах палёной шерсти, смешиваясь с кровавой вонью.

   Всё это Акарнан, всё больше заливающийся кровью, видел словно в тумане. Держась обеими лапами за пробитый бок и сгибаясь от боли, словно под тяжестью, он путаными шагами дошёл до стены, возле которой где лежал чей-то меч. Карлунд подскочил к раненому медведю и пнул оружие в сторону. Теперь Акарнану нечем было обороняться, а Карлунд был вооружён. Капрем слабо ворочался, пытаясь собраться с силами, но он бы не успел спасти господина на этот раз…

   — Готовься к встрече с семьёй, Акарнан! — злорадно прорычал он. Но успел лишь наполовину замахнуться мечом.

   Чьё-то раскатистое рычание переплелось с отвратительным звуком пронзаемой плоти, и морду Акарнана забрызгала кровь. Он увидел длинное остриё копья, распоровшего пах врага, а за спиной Карлунда замаячил окровавленный молодой бегемот. Тот самый сын Карлунда, — с выпученными глазами, сейчас совершенно неузнаваемый из-за обезобразивших его морду страха и потрясения. Меч с глухим стуком упал на чьё-то тело. Страшно хрипя и заливая пол смердящей смесью мочи и крови, Карлунд рухнул на колени, потом опрокинулся на бок. Теперь всё было кончено.

   Битва кончилась, и разом стало тихо, лишь кто-то стонал неподалёку — враг или друг, это было уже неважно. Хильнард, обхватив копытами окровавленную голову, медленно поднимался в стороне, а Стефард, оставив копьё в широкой спине издыхающего Карлунда, попятился к темницам и, пронизанный потрясением, тяжело рухнул на пол. Окровавленный и сильно ослабевший Акарнан тяжело отполз к стене и прислонился к ней спиной, обеими лапами зажимая глубокую рану. Тёмная кровь лилась из неё ручьём. Изнемогающий медведь осмотрелся. Из всех верных трону зверей в живых, по-видимому, остались только они трое — Хильнард, Капрем и Акарнан, остальные их защитники лежали мёртвыми телами, утопая в крови. Но своё получили и изменники — неожиданный спаситель помог определить исход сражения. Капрем с частично обгоревшей гривой поднялся на дрожащие ноги, в то время как Карлунд хрипел в агонии.

   — Господин! — срывающимся голосом выкрикнул Капрем, едва увидев Акарнана. Поднимаясь и оскальзываясь на залитом кровью полу, он наспех бросился к нему. — Ваше Величество!

   — Акарнан…

   Глухой стон раненого Хильнарда, опирающегося на стену, вынудил медведя поднять взгляд. Носорог, зажимая кровоточащий обрубок уха, хромающей и неверной иноходью подошёл к раненому другу. В тот же миг рядом с Акарнаном оказался Капрем, отчаянный и верный молодой слуга. Лев быстро опустился на колени около господина — прямо в лужу его собственной крови — и схватил его за лапу. Акарнан почувствовал, как по телу Капрема прошла дрожь при взгляде на господина и на сплошь пропитанную кровью его ночную рубаху.

   — Господин, не двигайтесь… Не смейте! — в панике почти взвыл лев, видя, что Акарнан пытается вытащить из живота болт — и тут же с рыком боли бессильно роняет лапу. — Он не даст крови течь сильнее!

   Перед глазами Акарнана расплывался туман, в голове шумело от боли. Казалось, что массивное туловище полыхает изнутри настоящим пламенем.

   — Прошу, господин, не умирайте, — взмолился Капрем со слезами, сжимая окровавленную лапу Акарнана и забывая о собственной боли. — Пожалуйста…

   — Капрем… — тяжело выдохнул Акарнан и, с трудом подняв запятнанную кровью лапу, потрепал слугу по его опалённой гриве. В нос ему лез запах крови и опалённой шерсти. — Ты молодец…

   — Лекарей, быстро! Капрем, зови лекарей! — Отчаянный крик Хильнарда доносился до Акарнана словно издалека.

   Акарнан не без труда повернул массивную голову на крики. Капрем проворно вскочил и помчался наверх, взывая о помощи. Хильнард тем временем продолжал отчаянно кричать:

   — Теомарф! Теомарф, очнись же! Не смей умирать!

   Последним, кого Акарнан увидел перед тем, как провалиться в омут тьмы, был его спаситель. Неизвестно, каким образом Стефард, ненавидимый Карлундом сын, оказался здесь, но он спас ему, Акарнану, жизнь. И ему, и Хильнарду, и Капрему. Меча при Стефарде уже не было, а сам он, обхватив голову копытами, прижимался к решётке. Крупное тело сотрясалось в приступах плача, а из пасти вырвалось сиплое:

   — Не спас… не спас его!..

   Звуки схватки и рёв зверей были услышан ещё кем-то — подземелье наполнялось криками сбегавшихся зверей. Кто-то, кого Акарнан уже не мог различить, бросился к Хильнарду, который со слезами выкрикивал имя племянника. Акарнан услышал сдавленный всхлип и стон Стефарда:

   — Там, в темнице… там живой!..

   «Не виноват… Страж, не отнимай его…» — пронеслось, словно свет во тьме, в голове Акарнана.

   Сейчас он понял — на Стефарде нет никакой вины. Последние усилия он потратил на осознание и мольбу за то, чтобы живым был Теомарф, и расстался со всеми чувствами.