Примечание
Цинхуа рухнул на колени от бессилия. Чародейка лёгкой поступью выскользнула из пещеры, как только получила то, за чем пришла, оставив за собой терпкий шлейф можжевельника. На глаза навернулись слёзы, но Цинхуа вытер их резким рваным движением, сжал кулаки и поднялся с сухой земли: ему некогда плакать, не затем он отдал её, чтобы Мобэй в скором времени умер от яда.
Из-за ведьмачьих мутаций, безусловно, он сможет продержаться дольше обычного человека, но без неё Цинхуа в состоянии сварить только Золотую иволгу, которая может оказаться бесполезной. Цинхуа знал эту чародейку, они росли в одном ковене. Она действительно могла усовершенствовать яд, и тогда ему лучше поторопиться и сварить противоядие из того, что она упомянула мгновения назад, прежде чем выпорхнуть из заранее подготовленной для них ловушки.
Почему он не заметил раньше? Он ведь знал, что эта чародейка никогда не находит его, чтобы просто поболтать. А всё из-за… впрочем, уже неважно.
Мобэй всё ещё связан верёвками — хорошо, что не в двимеритовых наручниках, иначе бы магически истощённому чародею пришлось тащить его вместе со стулом. Он поднял серебряный и железный мечи, небрежно выброшенные чародейкой у входа, и перерезал верёвку, а затем поймал бессознательного ведьмака, моментально рухнувшего вниз, когда он потерял опору. По его горячему лбу стекал пот, а обычно белая кожа алела болезненным жаром. Цинхуа протёр ему лицо рукавом ханьфу и перекинул его руку через свое плечо. Он попытался подняться, но лишь снова упал на колени.
Цинхуа до крови закусил губу, выбросил мечи и снял с ведьмака броню, чтобы облегчить свою ношу. Он снова попытался встать, и в этот раз у него получилось. Чародей медленно направился к выходу из злосчастной пещеры. Только бы удалось добраться до дороги, а дальше он справится. Только бы добраться до дороги.
Цинхуа несколько раз потерял равновесие из-за резкой боли в боку и в итоге останавливается, чтобы перевязать рану. Хотя какая там рана, так, царапина. После стольких дней, проведённых в пути с Мобэем, после стольких сражений, где они защищали спины друг друга, он понимает, что это просто царапина. Цинхуа невольно улыбнулся, вспоминая, как паниковал, когда впервые пытался вылечить ведьмака после совместно выполненного заказа. Интересно, почему он не сбежал тогда, как обычно делал? Почему остался и навязался в спутники? Чародей отогнал лишние мысли, вновь встал и продолжил идти.
Внезапно он услышал ржание и обернулся — верная кобыла Мобэя нашла их. Цинхуа хотелось смеяться от счастья. Он не раз говорил, что у Мобэя волшебная кобыла: она находила его всегда и везде, словно привязанная заклинанием. Лошадь подошла ближе, и он собрал последние силы, чтобы перебросить тело Мобэя через седло. Чародей издал победный клич, больше похожий на стон, и взял животное за поводья. Теперь они начали двигаться гораздо быстрее, и Цинхуа пообещал себе, что купит этой кобыле любое количество яблок, которое она захочет, когда они выберутся отсюда.
Выйдя на дорогу, он заметил приближающуюся тележку и окликнул купца, резво переговаривающегося с соседом-краснолюдом о чём-то несущественном. Тот резко остановил повозку, из-за чего полураспитая бочка медовухи упала на землю и разлилась. Он начал браниться на сумасшедшего юношу, но затем заметил, что его одежды изорваны, волосы растрепались и уже давно не напоминают пучок, а повязка на правом боку пропиталась липкой кровью. Торговец кинул вопросительный взгляд на краснолюда. В пути принято помогать нуждающимся, но в последнее время из-за войны между союзом Нанъюэ и Сиюэ с Бэйюэ и Дунъюэ стоит оставаться бдительным, ведь вполне может оказаться, что эти двое всего лишь приманка.
Цинхуа понял, какие сомнения терзают купца, и быстро сунул руку в карман Мобэю, куда положил его тигриный медальон. Он вытянул руку, приглашая торговца подойти поближе и убедиться самому. Тот всё ещё с недоверием смотрит на двоих путников, поэтому краснолюд взял дело в свои руки, а, если быть точнее, взял боевой топор и подошёл ближе, чтобы рассмотреть медальон.
Он долго вглядывался в алые глаза тигра и в конце концов кивает своему спутнику. Всё в порядке.
— Пожалуйста, помогите мне посадить моего друга на лошадь, — умоляет Цинхуа, вцепившись краснолюду в руку. — У меня не хватает сил.
Мужчины помогли ему забраться на лошадь, а затем и усадить его спутника. Чародей сердечно поблагодарил торговцев и предложил им те несколько последних медяков, оставшихся в карманах, но они отказалась и лишь пожелали удачи на пути, сказав, что нужно поторопиться, ведь до города ещё несколько ли, а уже вечереет. В последнее время участились нападения «соколов», а Цинхуа с Мобэем на эльфов не похожи от слова совсем.
Цинхуа и сам это прекрасно знает, довелось им однажды встретиться с «соколами». Хорошо, что они оба знают Старшую Речь, а ведьмаки всегда придерживаются нейтралитета во всевозможных конфликтах.
Цинхуа помчался в город так быстро, насколько позволяло его положение. У входа его остановили стражники, но он сразу дал им деньги, которые не забрали добродушные путники, и, не тратя время на лишние разговоры, спросил, где здесь ближайшая корчма. Ему лениво указали направление и отпустили. Чародей завернул в тёмный переулок, привязал лошадь рядом с трактиром, снял тело Мобэя с седла и вошёл в тихое заведение. Оно не внушало ему ни капли доверия, но выбирать не приходится, да и хозяин не задаёт ненужных вопросов.
Уложив Мобэя на кровать, Цинхуа сразу же сорвался на рынок к травнице. У неё он покупает Роголистник и Вербену — к счастью, они не такая уж и редкость, потом взял самогон в соседнем ларьке. Осталось забежать в магическую лавку за зельем пополнения запасов магической энергии. Прямо там он залпом выпил противное варево и поспешил обратно в корчму. В ней он, предварительно оставив хозяину дополнительную плату, зашёл на кухню, где нашёл железную посуду и развёл огонь щелчком пальцев — слава богу, это он научился делать без неё, после чего залил в котёл алкоголь, а следом за ним кинул травы. Он помнил, как Мобэй заставил его выучить все рецепты ведьмачьих эликсиров, и хоть тогда он не понимал зачем, зато сейчас понял. Ему действительно нельзя полагаться только на неё. Хотя уже и не получится.
Чародейка забрала её.
Нет. Он позволил. И она его никогда не простит за это.
Цинхуа чувствовал, как медленно рвалась связь. Он уже и забыл, как жить без неё, колдовать без неё.
Лишь поставив эликсир на огонь, Цинхуа позволил себе расслабиться и сесть на пол, прислонившись к стене. Он перевязал растрёпанные волосы и развязал ткань, обёрнутую вокруг пояса на скорую руку. Цинхуа поморщился, промывая рану, а затем прочёл простейшее целительное заклинание. После он встал и направился в купальное помещение, чтобы ополоснуть лицо, стереть с него земляную пыль, осыпавшуюся с потолка пещеры, а с рук смыть запёкшуюся за несколько часов кровь.
Чародей возвратился в комнату, где всё так же неподвижно лежал Мобэй, и стёр мокрой тряпкой пот с лица и шеи. Он нежно провёл по трём шрамам у ведьмака на груди, грустно усмехнувшись. Так давно это произошло. Тихий стон Мобэя привёл его в себя, и Цинхуа положил ему на лоб ледяную повязку, затем ещё раз провёл пальцами по шрамам и поднялся с края кровати, чтобы вернуться на кухню.
Там Цинхуа взял у кухарки кусок хлеба и сел напротив железного котла. Он не сводил с него глаз, хоть и понимал, что в ближайшие три часа эликсир не сварится. Шан Цинхуа подпёр подбородок рукой и устало прикрыл глаза. Он хочет спать, но не может. Не сейчас.
Стоит пропустить нужный момент, и Золотая иволга покраснеет, превратившись в отраву, которую даже ведьмаки, устойчивые к ядам после Испытания Травами, не станут принимать.
Та же кухарка разбудила его глубоко ночью, и Цинхуа сразу же подорвался и побежал к котлу, не обращая внимания на недовольное ворчание женщины. Он облегчённо вздохнул, когда заметил медовый, а не красный цвет варева, и аккуратно перелил его в заранее подготовленную тару.
Только влив зелье в рот Мобэя, он успокоился. Золотая иволга замедлит яд и, может, даже нейтрализует ненадолго. Цинхуа сел на стул рядом с кроватью и заснул уже со спокойной душой.
Завтра он отправится за первым ингредиентом противоядия. Чародейка, весьма возможно, искусно поиздевалась над ним, выбрав именно этот состав, но его это сейчас не волнует.
Мобэй столько раз спасал его, столько раз защищал, что Цинхуа не в праве жаловаться. Он снова натыкается взглядом на три шрама на груди ведьмака. Мобэй всегда был таким. Даже тогда, когда не знал его имени. Даже тогда, много ночей назад.