Цинхуа поднял небрежно сложенное письмо и развернул его. Чернила почти полностью выцвели, но некоторые строчки всё ещё можно было понять.

<i>Доченька, <…> когда ты выздоровеешь <…> Дунъюэское побережье, <…>, мы будем ждать тебя!

Люблю,

Мама</i>

В этом месте явно что-то произошло. Судя по словам, выцарапанным на стенах, и осколках зеркал с тарелками, возможно, проклятие. Цинхуа не специализировался на проклятиях, однако любой чародей мог распознать проклятого.

Он посмотрел на приоткрытую дверь и долгое время просто стоял на месте. Перехватив серебряный кинжал, Цинхуа подошёл к ней и аккуратно потянул на себя. Та с протяжным скрипом повиновалась толчку. Чародей замер, прислушиваясь: если хозяин сейчас находится дома, то он бы точно услышал скрип. Не услышав никакого копошения, Цинхуа медленно зашёл внутрь, выставив перед собой кинжал.

В прихожей повсюду были разбросаны тарелки, небрежно кинутые то на пол, то на тумбы. Зеркало, висевшее напротив двери, было разбито. Цинхуа заметил проход на кухню и дверь в хозяйскую спальню. Решив не торопиться с выводами, чародей направился сначала в спальню.

Ему в глаза сразу бросилась приоткрытая створка камина. Подойдя ближе, он заметил внутри кожаный дневник. Цинхуа отряхнул его от сажи и открыл на первой странице.

<i>С того вечера у меня не перестаёт болеть голова, а пару дней назад добавилось головокружение. Если так пойдёт и дальше, то придётся прибегнуть к ворожбе, хоть я её и ненавижу. Эти деревенские знахарки никогда не внушали мне доверия.

Голова не перестаёт болеть, порой она болит настолько, что я едва вижу. Завтра иду к знахарке.

Я была у ворожея. Отвратительный старик, пропахший ворованью. Гадость. Но… когда он пригляделся ко мне, он, как будто увидел не меня, а какое-то пугало. Дал мне какую-то смесь, которую надо пить после завтрака и ужина. Пока не помогает.

Сегодня с утра я посмотрела в зеркало и застыла. Обычно я всегда с утра проверяю, не появились ли морщины или ещё что-нибудь на лице. Лучше бы появились они! У меня на груди выросли волосы. Отвратительно. Отвратительно. Отвратительно! Наверняка всё из-за тех проклятых трав…

Я вернулась к ворожею, чтобы поколотить его, но нашла только пустую хату. Сбежал! Он наверняка наперёд знал, что со мной станет, и бежал отсюда со всех ног.

Мама и папа начинают что-то подозревать, хотя я тщательно состригаю ногти и волосы, которые растут всё быстрее.

Я… я долго отгоняла от себя эту мысль, но больше не могу. Может, это не ворожей виноват в том, что со мной происходит, а проклятье того попрошайки, которого я не пустила в дом. Я должна это выяснить. Надо нанять человека, который найдёт мне ворожея.

<b>«Ни одно зеркало не удовлетворит твой взор. Не явится человек, что добровольно зайдёт в твой дом. Не найдётся тарелки, что накормит тебя».</b>

Господин Зеркало.

Не могу думать. Трудно писать.

Одна. Все ушли. Семьи нет.

Хочу есть. Плохие тарелки. Пустые тарелки.

Никого. Больно.

Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно. Больно.</i>

Цинхуа отложил дневник и какое-то время просто с ужасом смотрел на него.

— Бедная женщина… она описала, как медленно становилась чудовищем. Невероятно, — прошептал он себе под нос, убирая дневник обратно в камин.

Из спальни он пошёл в другую комнату, которая, судя по интерьеру, когда-то была столовой. Пыльный квадратный стол стоял рядом с проходом на кухню, рядом с ним были разбросаны тарелки и осколки зеркал. Рядом на стульях стояли мешки.

— «Не найдётся тарелки, что накормит тебя». Похоже, хозяйка поняла это дословно и, кажется, ищет подходящую тарелку.

Цинхуа подошёл ближе к столу и замер: за столом то, что в темноте изначально показалось ему мешками, оказалось усохшими трупами. Сколько же лет назад на эту женщину наложили проклятие?

Чародей сел на корточки рядом со скелетами и осмотрел их. Их ступни и руки были привязаны к стульям. Вряд ли они пришли сюда по доброй воле. Это объясняет, почему трупов всего три. «Не явится человек, что добровольно зайдёт в твой дом».

У первого трупа была отгрызена правая рука и выбиты все зубы. Его пытались чем-то накормить.

— А у этого свёрнута шея, голова проломлена сбоку. Перед смертью его ударили по голове чем-то тяжёлым, — Цинхуа присвистнул. — Решила сжалиться над ними и подарить быструю смерть? Ну, быстрее, чем от отвара нитсшеста, конечно.

Третий же был просто проткнут ножом или задушен, так как видимых повреждений на костях не оказалось.

В сундуке рядом со столом лежало ещё одно сгнившее письмо.

<i>Дорогой господин Ко Жуан!

Я знаю, что вы весьма успешно справились с моим прошлым заданием: найти ворожея. Теперь у меня есть ещё одна просьба — найдите человека, который притворился попрошайкой вечером десятого июля тысяча двести двадцать второго года. Я не помню всего, но этот человек сказал, что торгует зеркалами. Я знаю: это немного, но я не буду скупа на награду.

Желаю вам успеха!

Ваша,

.а..Ц...</i>

Цинхуа попробовал стереть слой сажи, но кто-то как будто нарочно замазал имя.

По крайней мере, теперь понятно, кто именно наложил проклятие. Чародей нервно сглотнул, вспомнив пробирающий до костей взгляд существа, причисляющегося к Высшим Сущностям. Господин Зеркало. Гюнтер о’Дим. (1)

Цинхуа покрепче перехватил серебряный кинжал. Какая ирония, что он пошёл в это место именно с ним.

На кухне чародей нашёл дверь в подвал и нехотя спустился туда. Подвальное помещение было полностью заставлено тарелками и увешано рамами от разбитых зеркал. Ещё один стол — слава богу, на этот раз без трупов — так же был заставлен тарелками различных форм. Посреди подвала стоял чёрный, покрытый копотью котёл. Цинхуа подбежал к нему, надеясь найти там отвар нитсшеста, но тот оказался пуст.

— Придётся подождать.

Чародей закусил губу и осмотрел помещения в поисках места, где можно было бы спрятаться. Большой, но дырявый шкаф как раз подходил. Цинхуа забрался туда и сел на колени. Неизвестно, когда проклятый вернётся.

Он уже почти успел задремать, когда услышал, как с диким грохотом открылась дверь в подвал.

В комнату вбежало нечто, отдалённо напоминающее гуля: сгорбленное, с неестественно длинными руками и ногами, при совершенно маленьком туловище, часть лица как будто и вовсе сгнила, волосы, точнее то, что от них осталось, словно водоросли свисали с деформированной головы. Нитсшест беспорядочно носился по подвалу, хаотично добавляя ингредиенты в похлёбку.

Цинхуа глубоко вдохнул и вышел из шкафа.

Нитсшест отпрыгнул от котла и замер, всматриваясь в нежданного гостя. Он сделал несколько рваных движений головой, словно пытался найти подходящий ракурс. По-хорошему, Цинхуа должен был сейчас оглушить нитсшеста Аксием, но он просто не мог после того, что он выяснил.

— Я не причиню тебе вреда, — Цинхуа поднял руки в примирительном жесте и сделал шаг вперёд. — Я хочу помочь.

Нитсшест отпрыгнул назад.

— «Ни одно зеркало не удовлетворит твой взор. Не явится человек, что добровольно зайдёт в твой дом. Не найдётся тарелки, что накормит тебя», так? — нитсшест зарычал, — Я пришёл сюда добровольно. Я хочу помочь, понимаешь меня? — произнёс Цинхуа чуть ли не по слогам.

Нитсшест бросился к нему и взял его руки в свои костлявые серые ладони, а затем резко дёрнул и попытался усадить за стол, но Цинхуа тут же встал.

— Стой, помнишь, что сказано в проклятии: «Не найдётся тарелки, что накормит тебя». Мы будем есть прямо из котла, но, прежде, есть ли у тебя стакан воды?

Упырь моргнул и бросился к шкафу, откуда достал стакан, однако воды не оказалось. Тогда Цинхуа прошептал заклинание, и перенёс воду в стакан из ближайшего пруда. Нитсшест испугался и отпрыгнул от него. Цинхуа хотелось хлопнуть себя по лбу: ну конечно она боится! Она ведь была обычной аристократкой, а не магичкой.

— Я чародей, — нитшеста это мало успокоило. — Я королевский советник Чжунъюэ, — теперь нитсшест немного расслабился и медленно подошёл к Цинхуа. — Пойдём к котлу.

Цинхуа взял ложку и вручил её упырю.

— Теперь, сделай глоток своего отвара, — нитсшест послушно набрал отвара в ложку, а затем поднёс к губам. — Взгляни в своё отражение в стакане, — Цинхуа протянул стакан упырю, и, как только тот увидел себя в воде, засветился.

Нитсшест упал на пол и когтями разодрал свою кожу на предплечьях. Издав нечеловеческий рёв, он бросился прочь из подвала.

— Чёрт!

Прежде чем побежать за нитсшестом, Цинхуа снял с пояса бутылёк и наполнил тот отваром нитшеста, который до сих пор варился в котле.

Во дворе дома прямо рядом с огромным деревом лежала старая поседевшая женщина дистрофичного телосложения. Чародей подошёл к ней и присел рядом, чтобы помочь женщине хотя бы сесть.

— Как вас зовут?

— Лан Цзяо, господин, — она приняла его помощь и смогла облокотиться о дерево. — Спасибо вам, господин. Я уже и не думала, что снова смогу стать человеком… Так хочется есть.

Цинхуа осмотрел женщину ещё раз. В такой одежде, что сейчас на ней, нельзя показываться даже в квартале нищих. Чародей незаметно для женщины прошептал заклинание восстановления. Всего это не исправит, но хотя бы чуточку поможет.

— Я могу перенести нас в город.

— Вы очень добры, господин.

— Отдыхайте.

Чародей поднял на руки лёгкую женщину и телепортировал их в ту корчму, где сейчас лежал Мобэй. Цинхуа усадил женщину за стол, а сам подошёл к корчмарю и заплатил за её ужин и комнату. Ему стыдно за то, что он не может как следует позаботиться о бедной женщине, но время слишком поджимает.

Корчмарь пересчитал деньги и подозвал кухарку. Та поклонилась чародею и пообещала накормить старуху, а также помочь ей дойти до комнаты.

Остался последний ингредиент.