Ангел

Будто солнечный луч осветил бесконечное царство мрака, которое надёжно обосновалось в его искалеченной душе. Он вторгся в жизнь Тодороки без дозволения, просто минуя все преграды и стены, не обращая внимания на отчуждённость, которой окружил себя замкнутый парень.

Он разрушил барьеры, возведённые для защиты хрупкой маленькой детской души, которая давно выросла криво-косо, но маялась теперь в тесноте небольшой прочной коробчонки.  

Именно он - невысокий зеленоволосый ангел - принёс на своих сияющих крыльях истину, помог выбраться из тесного внутреннего мирка, показал мир вокруг. Озарил лучезарной улыбкой тёмные закоулки разума, а теперь будто протягивал руку помощи, помогая шагать по дороге жизни. Принял, как друга, как равного, не настойчиво, но мягко и ловко.

Бескрайнее дружелюбие, широкая душа, будто нараспашку для других – Мидория был открыт миру вокруг, он стойко принимал удары судьбы, но нимб над его головой не тускнел, не покрывался тонкой россыпью узорчатых трещин, по-прежнему освещая дорогу другим. Тодороки каждый день следил за Мидорией, ловил разноцветными глазами каждую улыбку, такую широкую и искреннюю, что хотелось улыбаться в ответ. Хотелось закрыть этого невыносимо милого ангела ото всех невзгод, показать, что он не один обязан всех спасать, что есть те, кто может защитить и его самого. Хотелось подойти и обнять паренька сзади, кладя подбородок на узковатое пока плечо, а руки скрестить на груди против сердца.  

«Положись на меня, я прикрою, я защищу» – нежный шёпот на ухо и наверняка скулы Мидории покраснеют, а он сам смутится до крайности, но Тодороки не отступит, не разожмёт руки, не отпустит маленького ангела, лишь прижмёт трепыхающееся тельце ближе к себе, ближе, плотнее настолько, насколько вообще возможно.  

Но Тодороки так не сделает, не подойдёт, не обнимет, ведь он не знает, какой же символ начертан на теле Мидории - вполне возможно, что парень ошибся, и небольшой схематичный рисунок Ангела на его груди относится вовсе не к Мидории, хоть это и сомнительно. Тодороки никогда прежде не видел таких поистине чистых, добрых, милосердных и светлых людей.  

Упрямый, но мягкий, сильный, но вечно плачущий по любому пустяку, умный, но иногда просто умилительно несведущий в чём-то. Он был соткан из противоречий.

Тодороки лишь сильнее сжимал зубы, настойчиво подавляя бьющееся птицей в грудной клетке желание немедленно подойти к Мидории и заключить в объятия, коснуться губами нежной кожи на шее, вызывая сонмы мурашек, бегущих вдоль позвоночника, взять покрытые шрамами руки в свои ладони, сжать и никогда не выпускать.  

Но постепенно желание превращалось в настойчивую потребность хотя бы прикоснуться к парню, провести по волосам самыми кончиками пальцев, сжать в руках слегка вьющиеся прядки, наполнить лёгкие запахом шампуня и кожи, ощутить на языке телесную соль, собранную с покрытого испариной тела. Впитать его всего в себя, оставить отпечаток в их памяти, запечатлеть там навсегда, но отдавать взамен не меньше.

Сейчас же, после небольшой попойки с одноклассниками, спящий Мидория лежал на кровати Тодороки, который и принёс ангела к себе, так как до дома Мидории было слишком далеко идти.  

Тодороки чуть дрожащими пальцами расстегнул свою рубашку, пристально, но с долей нежности наблюдая за немного дёргающимися во сне носом и бровями парня, который свернулся клубком прямо посреди небольшой кровати, сбил простыни в неаккуратный ком и сейчас с упоением обнимал его во сне.

Тихий шаг в направлении постели, прогнувшийся под весом тела матрас, почти бесшумный выдох и замеревшее дыхание Тодороки в момент, когда зудящие кончики пальцев наконец провели по алебастровой в полумраке коже, освещаемой только луной и тусклым уличным фонарём. Тодороки уже буквально потерял контроль над телом, которое теперь было ведомо одним желанием – прикоснуться больше, сильнее.

Но в закоулках сознания билась беспокойная мысль, заставившая подрагивающую руку развести в стороны полы наполовину расстёгнутой рубашки Мидории и обнажить небольшой рисунок напротив сердца. Пришлось извернуться и вынуть телефон из кармана тесных брюк, чтоб электрический свет озарил тонкие цветные линии.

Тодороки застыл, словно поражённый молнией, только лишь увидев рисунок свернувшегося калачиком спящего кота, на светлой голове которого было большое красное пятно. Счастливая улыбка сама собой сложилась на устах, которые прижимались теперь к этому небольшому подтверждению того, что они были созданы друг для друга.

В груди Тодороки поселилось умиротворение, руками он обнял поперёк талии такого родного и любимого всем сердцем ангела, что тихо посапывал, разомлев от тепла чужого тела. Тодороки прижимал посапывающего парня как можно ближе к себе, заслоняя собой хрупкое на вид тело, и понял, что готов провести так целую вечность, а затем ещё одну, ещё и ещё… Бесконечно, до скончания времён он готов искать, находить, обнимать и никогда не отпускать этого прелестного светлого ангела, что сейчас так доверчиво прижимается к нему, даря своё убаюкивающее тепло и внутренний свет.