Карта Таро выпала из судорожно сжатого в пальцах конверта, с тихим шелестом мягко приземлилась на пол, а перевёрнутый Дьявол на ней, по-прежнему ухмыляясь, взирал на искривлённое адской мешаниной чувств лицо Бакуго.

Шлепки бёдер, хриплые стоны и загнанное дыхание потонули в гомоне торгового центра, но даже если сейчас кто-то и заглянул бы в примерочную – это не остановило бы Бакуго. Он потемневшими глазами неотрывно следил за развратным веснушчатым лицом, отражавшимся в зеркальной глади.

Отчего-то Бакуго ненавидел эти улыбки, в его голову прочно въелись воспоминания о вечно заплаканном и сжимавшемся в комок Деку. Слёзы эти раньше дарили Бакуго какое-то удовлетворение, радость, подогревали самолюбие, служили доказательством непобедимости. Но теперь эти воспоминания... Возбуждают.

Новогоднее настроение никак не желало появляться в душе Бакуго, тело устало после уроков, но что-то не позволило ему отказаться от навязанной прогулки. И теперь он уныло плёлся следом за Мидорией, лучащимся радостью и позитивом, дарящим улыбки кому-то кроме самого Бакуго.

Да, друзья наверняка не оставят его с пустыми руками, но самого важного, самого нужного и ценного подарка Мидория так и не дождётся. Или всё же..?

Тодороки, ты устал, тебе следует просто расслабиться и отпустить свои мысли. Медитация — это ворота к свободе.

Поездка в школу через несколько станций была ежедневной пыткой для Бакуго, которому постоянно приходилось, будто волей случая, протискиваться ближе к окну, туда, где по привычке стоял зубрила-Деку, глядящий своими широко открытыми, невозможно, невыносимо зелёными глазами на главного задиру класса с затаённым опасением.

Бакуго как обычно шёл по полупустым коридорам академии. Звонки уже отзвенели, все ученики споро разбрелись по домам, но блондин задержался на отработке и теперь медленно брёл по, казалось, безжизненной академии. Он совершенно не ожидал, что кровь вскипит в его жилах и недомогание, начавшееся с утра, выльется в нечто подобное.

Бескрайнее дружелюбие, широкая душа, будто нараспашку для других – Изуку был открыт миру вокруг, он стойко принимал удары судьбы, но нимб над его головой не тускнел, не покрывался тонкой россыпью узорчатых трещин, по-прежнему освещая дорогу другим. Тодороки каждый день следил за Мидорией, ловил разноцветными глазами каждую улыбку, такую широкую и искреннюю, что хотелось улыбаться в ответ.

Из горла рвался звериный рык, глаза метали молнии, небольшие взрывы тревожными колокольчиками разрезали общий гвалт класса. Крик «МОЁ!» почти срывается с искривлённых в оскале губ, но Бакуго вовремя прикусывает внутреннюю сторону щеки, чувствуя на языке неприятный привкус металла.