Дом там, где…
Посвящается Алане,
Отыскать бы тропу заросшую,
что ведёт до разгадки тайны,
И снова остро почувствовать
соль на твоих губах.
Клаус не смог бы сказать точно, сколько они провели в дороге. По его субъективным ощущениям – не далее, как полтора часа. Как бы там ни было, вскоре они приблизились к цели своего недолгого путешествия, пусть Клаус это и не сразу понял.
Машина графа Олафа пересекла небольшой городок и съехала на грунтовку, тянущуюся вдоль берега неширокой речки – всего метров двадцать в ширину. На другую сторону можно было попасть, проехав по понтону.
В какой-то момент грунтовая дорога закончилась и началась обычная полевая колея. Машина остановилась около дома, который стоял на отшибе городка, у границы леса. Клаусу вообще сначала показалось, что они здесь проездом, но граф Олаф заглушил машину и направился к багажнику, что явно означало: они на месте.
Дом выглядел… обычно. Он был не очень большой, с совершенно простым оформлением. Клаус читал в какой-то книге, что такого рода сооружения называются срубом и больше характерны для северных регионов с холодной зимой. Крыша дома была покрыта серым шифером. Единственное, что отличало этот дом от прочих, которые успел увидеть Клаус в городе – чёрные оконные рамы вместо привычных белых. Однако они органично сочетались с рыжим цветом брёвен и потому не казались чем-то странным. К тому же, дом определённо был новым. Или относительно новым.
Мысль зацепилась за слово «дом», и Клаус снова задумался о том, что уже давно не чувствовал дома. Даже у Тома он по сути жил, как гость: да, он привык к людям и местности, у него даже была своя личная комната, но всё-таки где-то на подсознательном уровне он был готов к тому, что в любой момент такая жизнь закончится, и ему снова придётся куда-то ехать. Но единственная причина, по которой прежде его выдёргивали с насиженного (или не очень) места, теперь стала его опекуном, и значит, сожителем; а этот милый домик вполне мог бы стать новым домом для него… Но Клаус с грустью подумал о том, что вряд ли с графом Олафом можно обрести дом, и тяжко вздохнул.
Забегая немного вперёд, на правах почти-всезнающей рассказчицы замечу, что так Клаус Бодлер не ошибался ещё никогда.
Клаус очнулся от мыслей и, несколько раз моргнув, поспешил забрать свой скромный багаж.
Граф Олаф молча отворил дверь, после чего небрежно сунул ключи в карман.
– Тут две спальни, не считая комнаты под крышей, так что выбирай любую. Кстати, в ближайшее время заберу то, что имелось в особняке, включая книги, но прежняя хозяйка любезно оставила нам часть своих…
– Надеюсь, она жива и здорова, – вырвалось у Клауса, прежде чем он успел подумать.
Граф Олаф повернулся к нему и усмехнулся.
– Настолько ты плохого мнения обо мне, значит. Не переживай, я, конечно, тот ещё мудак, но будь уверен: она более, чем в порядке, отдыхает сейчас, наверное, на каком-нибудь курорте. Короче, круто у неё всё.
Клаус не стал ничего говорить, почувствовав себя пристыжённым. Конечно, стыдиться здесь было нечего: такое мнение о графе Олафе было вполне оправданным, но Клаус уже давно не воспринимал этого человека так однозначно, и едкие комментарии вырывались по старой привычке.
Впрочем, раньше он таким язвительным не был. С кем поведёшься, подумалось ему… Он уже давно заметил за собой невольное копирование поведения не-самого-хорошего человека, но его беспокоил не столько сам предмет подражания, сколько тот факт, что граф Олаф каким-то образом стал тем, кому он, Клаус, бессознательно подражает.
Конечно, он мог бы объяснить это с точки зрения психологии, – Клаус как-то читал то ли статью, то ли целую книгу об этом, – но как простой человек он отказывался верить в то, что в какой-то момент начал воспринимать графа Олафа как родительскую фигуру.
«Это насколько же ебнуться надо?» – Клаус почесал макушку и вошёл в комнату.
Комната была чуть меньше той, в которой Клаус жил под опекой Томаса Брауна. Её стены были обшиты светлыми, почти белыми досками, а пол был выстелен линолеумом на пару тонов темнее. Слева от двери стоял стол со стулом, вдоль дальней стены – застеленная голубым постельным бельём кровать, напротив которой располагался компактный шкаф. Единственное окошко у изголовья кровати выходило на лес.
Вам наверняка наскучило снова и снова читать описание комнат, в которых останавливался Клаус Бодлер за время этой истории – ему это и самому порядком надоело – но в данный момент рассказа ничего больше не происходило.
Клаус прошёл вглубь комнаты и сел на кровать. Комната была неплохой, но и как весь дом неуютной, потому что не имела никаких следов жизни. Стены были чистыми и какими-то слишком стерильными. Он откинулся назад и уставился в потолок.
«Надо будет повесить какие-нибудь постеры.»
Да, определённо.
***
Жизнь в новом доме немногим отличалась от того, как они жили те несколько дней до переезда. Клаус иногда заставал Олафа утром, но, похоже, мистер Вайз всё же уломал его доработать триместр перед летними каникулами, так что обычно виделись они только вечером. В остальное время Клаус был полностью предоставлен сам себе.
Вопреки всему, скуки Клаус совсем не чувствовал. В его распоряжении было несколько десятков книг в импровизированной библиотеке – комнатке с ковром, креслом и торшером, в которой на полу стопками стояли разные книги. В гостиной был телевизор – правда его Клаус включал без особой охоты. Хорошие фильмы шли вечером. А первые несколько дней Клаус вообще потратил на сон – организм, видимо, почувствовав себя в безопасности, решил-таки избавиться от хронической усталости.
Он порывался несколько раз открыть книгу, в авторах которой числилась знакомая ему фамилия Сникет, только вот, когда последний раз пытался прочитать главу, которая могла бы быть полезна, он вдруг понял, что теперь всё это внезапно перестало иметь смысл. Он всё ещё чувствовал вялый интерес, но, подумав ещё, решил, что гораздо охотнее послушал бы всё из уст очевидца. Олафа.
В общем, его шестнадцатое лето началось безрадостно, но в целом лучше, чем предыдущее.
Спустя шесть дней пребывания на новом месте, Клаус решился прогуляться по городу и немного ознакомиться с местным ландшафтом – всё-таки ему было неизвестно, как долго ему придётся жить здесь, так что он посчитал правильным организовать себе обзорную экскурсию.
Небольшой городок стоял на реке и, похоже, жил засчёт туризма. Планировка была до смешного простой, поэтому Клаус очень легко сориентировался в небольших улочках, ведущих от центра. На всю прогулку у него ушло не более полутора часа и в ходе неё было установлено, что в городе имеются: четыре продуктовых магазина, два специализированных на алкогольных напитках, несколько небольших магазинчиков с тканями, домашней утварью, канцелярией и прочими нужными вещами, один строительный магазин, один книжный (это особенно обрадовало Клауса), разумеется, были также мэрия, библиотека и почтовое отделение. Имелась даже своя церковь, но только при одном взгляде на неё Клауса передёрнуло.
Уже к четырём часам Клаус вернулся в дом и, едва поднявшись на веранду, опустился на пол. Мыслей, чем занять оставшийся день не было.
Если вы когда-нибудь переезжали на другое место или, скажем, временно проживали не-у-себя-дома в течение нескольких недель в сознательном возрасте и при этом будучи интровертом, то вы, возможно, знаете, как тяжело завести новые знакомства. Нет, не из-за стеснения или отсутствия социальных навыков, а просто потому, что не хочется. Потому что мысленно постоянно возвращаешься к своему старому дому и старым друзьям. Новых уже вроде бы и не нужно.
Вот и Клаус, сидя на полу веранды, размышлял, сможет ли он прожить здесь без лишних знакомств. Да, ему с головой хватало знания, что в часе-двух езды живут Алана и Уилл, которые всегда рады ему, которые его любят. Тут он вспомнил, что обещал написать письмо, но решил отложить это романтичное занятие на потом и просто позвонить в дом Блейков. Это было проще. К тому же, на ум не шло ничего, кроме: «Добрались удачно. Дом не разваливается. Граф Олаф не терроризирует.» – собственно, это он и ответил в трубку, когда Алана спросила, как у него дела. Разговор не продлился долго, потому что у Аланы ещё были планы в этот день, и Клаус снова остался наедине с собой и своими мыслями.
В конце концов он засел в «библиотеку», но не собирался даже открыть какую-нибудь книгу. Просто кресло удобное.
Клаус заметил, что провалился в дрёму, только когда проснулся из-за возни на кухне – вернулся Олаф. За окном уже почти стемнело, и в комнате повис полумрак. Клаус потянулся, прежде чем подняться с кресла и выйти на кухню, чтобы поужинать.
***
Лето выдалось удивительно жарким. То ли Клаус прошлым летом не придал погоде особого значения, то ли в этом году температура в самом деле была выше. Лето вступило в полную силу уже в начале июня, и весь город изнывал от жары вот уже неделю. Клаусу было страшно представить, как сейчас себя чувствуют те, кто доучиваются в школе.
Все, кто жил в этом небольшом городе, разумеется, купались в речке и озере, на которых стоял город. Рядом с домом, в котором теперь жили Клаус с Олафом, имелись старые, но на вид надёжные мостки, хотя в целом в воду можно было спуститься и без них.
Глупо было бы в такую жару, имея выход к водоёму, ни разу не искупаться, поэтому Клаус без особых колебаний занырнул в реку, преодолев смешную дистанцию от дома до речки. Вода была мутноватой, но казалась гораздо чище и приветлевей, чем вода на Брайни-бич. А ещё она успела очень хорошо прогреться, поэтому была едва ли холоднее потоков тёплого ветерка.
Клаус давно не чувствовал себя настолько беззаботно. Настолько легко. Любые мысли в воде быстро уплывали, вымывались из головы. Даже сосредоточившись на чём-то, вскоре можно было обнаружить голову совершенно пустой и чистой, как голубое небо.
Единственная мысль, которая каким-то образом пробралась в голову мальчишки, обхитрив мерное течение и голубое небо, отражающееся в нём, была: «Надо затащить в воду Олафа». Само явление этой мысли Клаус мог объяснить тем, что граф Олаф весь день парился в своём строгом учительском костюме, ещё и изображая из себя «мистера Лавкрафта», и не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять: в настолько жаркий день это просто невыносимо. Но почему-то эта пришедшая совершенно спонтанно идея, так и не покинула его голову.
Впрочем, ничего особенного Клаусу делать не пришлось, потому что, возвратившись с работы, граф Олаф, опередив его, сказал, что намеревается искупаться, потому что «небывалая жара, сдохнуть можно».
То, что происходило дальше, Клаусу сначала казалось каким-то сюром, что в данном случае означает: «сюрреалистичным сном, в котором он и граф Олаф плещуться в воде, как дети малые». И, когда это ощущение отступило, Клаус в самом деле принялся вести себя так, что какие-нибудь скучные люди окрестили бы это «ребячеством».
Он несколько раз резво пересекал реку. Здесь её ширина была не меньше тридцати метров, что было гораздо больше, чем в месте расположения понтона, и Клаус не решался заплывать настолько далеко, купаясь в одиночку – хотя и не был уверен, что в случае чего граф Олаф броситься его спасать. Но так почему-то было спокойнее.
Несколько раз он рискнул обрызгать Олафа водой, после чего получил втык: мужчина с совершенно неподобающим его возрасту торжествующим, но совсем не злодейским хохотом несколько раз с силой окунул мальчишку под воду. Стоит упомянуть также о прочих забавах в воде, распространённых среди детей, которые были актуальны в этот тёплый вечер: прыжки с мостков, подбрасывания друг друга с плечей или ладоней, катание на плечах и так далее.
Этот день определённо был особенным, потому что впервые за долгое время Клаус почувствовал себя нужным. Это, конечно, мало походило на настоящую родительскую заботу, которой так ему не хватало, но подобные дурачества в восприятии Клауса были одной из граней детско-родительских отношений. Он невольно вспомнил, как много лет назад они всем составом ходили на пляж: и родители, и Вайолет – Солнышко тогда ещё не родилась; и вот в тот, наверное, такой же жаркий, как этот, солнечный день папа катал их с Вайолет по очереди на плечах, подбрасывал и бесился. В тот день они много смеялись.
– Ты улыбаешься, – сказал Олаф, когда солнце уже совсем скрылось из виду, оставив воде и небу только рубиновые разводы.
Клаус остановился и на секунду завис, коснувшись своих губ пальцами. Да, кажется, мышцы лица уже начали поднывать из-за непривычного напряжения. Граф Олаф тоже улыбался – это Клаус даже без очков видел. И даже без очков Клаус видел, что эта улыбка была какой-то не такой, как обычно. И почему-то ему показалось, что в ней есть что-то непривычно грустное. Прежде его улыбка больше походила на оскал, пропитанный сарказмом и холодом, а теперь от колючего льда не осталось и следа. Словно пелена притворства за недабностью спала.
– Каково безумие, – беззлобно хмыкнул Олаф. – Ты даже за эти девять, относительно спокойных месяцев не выглядел настолько расслабленным и даже… счастливым.
Внезапная констатация достаточно очевидного факта вогнала Клауса в ступор. Он подпрыгнул и, возобравшись на мостки, сел – так, что ноги всё ещё касались тёмной глади воды. С волос на плечи и дальше текли ручьи.
– Да уж… – протянул Клаус, потрепав мокрые волосы. – Безумие.
Он прошёлся по мостку, оставляя за собой мокрые следы, чтобы взять очки, а затем вернулся к воде и свесил ноги.
Это был самый странный день в его жизни не только из-за чересчур лёгкого смеха, но и из-за внезапного осознания, которое почему-то удивило Клауса, вопреки тому что он уже давно относился к Олафу нейтрально: он вовсе не был мерзким, каким казался прежде, особенно при первом их знакомстве. Его то ли «исправила» работа преподавателя, то ли это Клауса жизнь потрепала, но он внезапно понял, что Эсме Скволор могла найти в нём привлекательного. Потому что, несмотря на его худобу, он в целом был… совершенно обыкновенным мужчиной, наверное, вполне способным привлекать женщин.
«Да, Клаус Бодлер, – ехидно прозвучала в голове мысль, почему-то олафовским голосом. – Ты только что признал внешность графа Олафа как минимум не-отвратительной, как максимум – привлекательной. И вот это, пожалуй настоящее безумие…»
Когда они вернулись в дом, уже почти стемнело. Глаф Олаф сел ужинать. Клаус прекрасно знал, что в холодильнике наверняка осталась ещё по крайней мере одна порция, но после такого активного отдыха есть не особо хотелось. Он ещё раз взъерошил полотенцем мокрые волосы, после чего, спустив его на шею, налил себе чай и сел за стол, стоявший у окна, напротив Олафа.
Перед мужчиной лежала открытая примерно на трети книга, в которую тот достаточно увлечённо смотрел.
– Ты читаешь? – нарушил молчание Клаус.
– Ты же не просто так спрашиваешь нечто настолько очевидное? – граф Олаф положил закладку, отодвинул книгу в сторону и посмотрел на Клауса, показывая готовность к диалогу.
Клаус немного помялся, а потом честно признался:
– Поговорить хочу.
– Ты в самом деле хочешь разговаривать? – граф Олаф вскинул бровь и добавил: – Со мной?
Между ними уже давно не чувствовалось напряжения – его просто не могло быть между двумя давно знакомыми и уставшими от людьми. Даже если до этого вели противостояние. Но, несмотря на относительное спокойствие между ними, они крайне редко разговаривали, и даже такие короткие диалоги, как сегодня на реке, были совсем единичными и как будто неловкими.
Клаус вздохнул.
– Ты так и не сдержал обещания и, если честно… Очень трудно сидеть взаперти, когда из доступных коммуникаций только телефон да диалог с самим собой, а единственный собеседник… ну…
– Я, – закончил за него Олаф, хотя Клаус не совсем это имел в виду. – Пожалуй, понимаю. А в город что мешало выйти? Я вроде не запрещал.
– Да как-то… – Клаус запустил руку в волосы. – Муторно слишком новых знакомых искать. К тому же, ты обещал ответы.
Олаф просто кивнул, и, посидев немного в молчании, Клаус наконец проговорил:
– Всё-таки, что случилось? – он облизнул губы и нерешительно добавил: – с Кит?
Граф Олаф неопределённо хмыкнул.
– Да тут рассказывать особо нечего. Хватило мне уму притащить этот идиотский гриб на тот остров… в общем… – он вздохнул, прикрыв глаза. – Некоторые идиоты, считающие себя оплотом справедливости и благородства, решили избавиться от тех, кто с ними не согласен. Классика. Каким-то чёртом Кит оказалась на том острове, с которого мы с тобой благополучно отчалили, и… через три месяца я получил письмо от одного человека, в котором была информация о её смерти. Правда, подробности о том, что кто-то выпустил мицеллий я узнал вот совсем недавно, вместе с тем, что деятельность ГПВ вроде как заглохла.
Клаус замер и на секунду даже перестал дышать. Сердце пропустило тяжёлый удар. Мышцы напряглись. От беспечности и расслабленности не осталось и следа.
– Это значит… – чуть дрожащим голосом проговорил он, глядя на прячущего глаза мужчину напротив.
– Мне жаль, Клаус, – Олаф не дал ему договорить и, всё так же не поднимая взгляда, продолжил: – Я понятия не имею, что случилось с твоими сёстрами, но на твоём месте я бы не строил ложных надежд. Так по крайней мере будет не слишком больно, если…
Он не закончил фразу.
Клаус сидел, как громом поражённый, и смотрел в дальний угол голубоватой вафельной скатерти. В груди теперь зияла пустота, полная мрачных чувств. Не каждый день узнаёшь о возможной смерти последних близких людей.
– И что мы теперь будем делать? – спросил он, взглянув на мужчину.
Фраза вырвалась невольно. Конечно, на ум не шло абсолютно ничего, что можно было бы сделать. Смерть необратима. Умершего человека невозможно вернуть – это только в книгах бывают некроманты или какие-то машины времени, способные предотвратить любые события, которые вас не устраивают. Клауса охватила тоска, которая казалась такой чужой и неправильной этим замечательным тёплым июньским вечером, когда на потемневшем небе алели полосы – напоминания об упавшем в лес солнце.
– Ну, – пожал плечами граф Олаф в совсем несвойственной ему манере. – попробуем жить дальше.
Дорогой редактор,
Я рада, что, несмотря на неспокойное время, вы продолжаете поддерживать связь со мной. Учитывая, что это ещё и достаточно опасно, я бы вообще наградила вас какой-нибудь медалью и щедрым гонораром, но, как вам хорошо известно, у меня не то что денег – вещей практически нет. Я всё ещё бесцельно скитаюсь, скрываясь от недоброжелателей.
Недавно волею случая пересекалась с мистером Сникетом – он был не очень-то рад меня видеть. Наверное, не стоило забираться через окно, но дело было срочное. К тому же, надо было его предупредить, что его снова выследили, но я опять забыла упомянуть, что это вовсе не те люди, на которых он думает.
Возможно, однажды настанет мир во всём мире, и члены тайных организаций перестанут плести интриги против друг друга. Пока имеем, что имеем.
Следующую главу вы сможете найти в почтовом отделении небольшого городка, о котором идёт речь в этой главе. Вам этот город точно должен быть знаком, поэтому, во имя конспирации, считаю необходимым избегать его настоящего названия.
С подобающим уважением и надеждой на скорую встречу,
Капитан Л. В. Синни