За окном метет, как не в себя, снаружи стекло покрылось инеем — такие морозы редки в Южной Корее. Эйко, тем не менее, такая аномалия не останавливает. Она вертится у плиты, как пчелка, и готовит завтрак для своих любимых мужчин. Хосоку на работу, Чонхену в садик — все по стандарту. Энергия плещется через край, она сильно старается: ставит лучшие кружки на стол, вытирает тарелки, чтобы на них не было капель воды, и на приготовленные омлеты рисует сердечки грибным соусом. Красота. 

      — Вставай, соня, — щебечет она, раскрывая шторы в спальне и пропуская внутрь утренний свет. Хосок бурчит недовольно, прикрывается одеялом и продолжает сопеть в подушку. Эйко тут же запрыгивает на кровать и нависает над ним, откидывая мешающие волосы с его лба. 

      — Тебе на работу, я приготовила завтрак, — и целует в лоб. Хосок улыбается сквозь сон, чувствуя россыпь поцелуев на своем лице, и тянется руками, чтобы обнять, но не успевает. Жена пропадает в дверном проеме, оставляя его ни с чем. Делать нечего, придется вставать, чтобы получить свою порцию утренних обнимашек.  

      — Малыш, — Эйко открывает дверь в детскую, — В садик пора. 

      Чонхен недовольно урчит, что-то хнычет себе под нос, но встает, теребя полузакрытые глаза маленькими пальчиками. Одежда для садика уже весит на стульчике, проглаженная и вкусно пахнущая. 

      — Мамочка очень тебя любит, — говорит она, наклоняясь над сыном и целуя его в макушку, — Давай одеваться. 

       Спустя пятнадцать минут вся семья встречается на кухне. Хосок молча пускает слюни на вкусный запах, сидя за столом в белой рубашке с галстуком, а Чонхен возмущенно трясет ногами и просит достать из холодильника банановое молоко. Идиллия. 

      — Мы пошли, — говорит Хосок и целует Эйко в щеку. Та сопротивляется и недовольно смотрит в ответ, пока Чонхен оттягивает шарф с шеи, потому что неудобно. 

      — Может, лучше я его в садик отведу? Тебе ведь на работу. 

      — Я не сломаюсь, — отвечает он, и натягивает шарф на сына обратно, — Чон-и, прекрати. 

      — И все же… 

      Ее голос сквозит грустью, но, кажется, это замечает только маленький Чонхен, смотря на нее своими вопросительными глазами. Хосок отказывается что-либо слушать, поэтому целует снова и скрывается вместе с сыном за входными дверям. Эйко вздыхает, оборачивается и смотрит на пустующий коридор позади себя. Запал активности пропал, и только дурак не поймет, что ее батарейка — это любимая семья. Вот только снова на целый день она остается совершенно одна в пустой квартире. 

      Она молча убирает со стола опустевшие тарелки, вяло раскидывает вымытую посуду по сушилкам и идет в детскую, чтобы заправить кровать. Там в свете солнечных лучей, проходящих через подмороженное окно, она видит семейную фотографию. На ней Хосок, она, Тэхен, Чонгук и маленький Чонхен. Сердце пронизывает грусть, и она ловит себя на мысли, что, наверное, совсем скоро течка, раз она такая сентиментальная. 

      — Интересно, как там они… 

      Она правда пытается сдержать себя от излишних переживаний, но невозможно успокоить материнское сердце. Чонгук уже не ребенок, у него самостоятельная жизнь и надежный Тэхен под боком. Она старается не звонить слишком часто и спрашивать о здоровье и делах через Хосока, чтобы лишний раз не тревожить. Не о чем волноваться, ведь правда? Но почему-то душа противно дрожит, уверяя ее, что о Хосоке и Чонхене она заботится, а о Чонгуке нет. И это как ножом по сердцу. 

      В дверь звонят. Эйко вздрагивает от неожиданности и удивленно смотрит на время. Вероятно, Хосок снова забыл документы и… ключи, раз не может открыть дверь самостоятельно. Она оставляет в покое фотографию, смаргивает слезы, которые даже не заметила, и идет открывать. 

      — Кто там? — спрашивает она, приоткрывая глазок. 

      — Это я, — по ту сторону слышится родной голос, и на ее лице непроизвольно выскакивает улыбка. Она открывает дверь и видит перед собой Чонгука. 

      — Но какими судьбами? — удивленно спрашивает она, на что Чонгук показывает ей тортик с клубникой и тянется обниматься. Он весь натулупленный с ног до головы, и она уверена, что это постарался Тэхен. Она ему очень благодарна. 

      — Отец позвонил и сказал, что ты чувствуешь себя одиноко, попросил составить тебе компанию. 

      — Ах, этот дурачок… — всхлипывает она и крепко-крепко сжимает сына в объятиях, — Вечно исподтишка все делает. 

      — В этом мы с ним похожи, — смеется Чонгук, — Ну что? Давай устроим генеральную уборку или что-нибудь в этом роде? Потом можно будет посмотреть какой-нибудь фильм или приготовить вкусный ужин. А, точно… — он откладывает торт в сторону, — Научишь меня готовить кацудон? Он у тебя замечательный. Тэхену нравится. 

      — Не все сразу! — восторженно отвечает Эйко и стягивает с него шарф, намекая раздеваться, — Мы все успеем. 

      Позабытый торт с клубникой, заваленный вещами старшего сына, остается стоять на тумбе в пустующем коридоре. Кому до него есть дело, когда семья рядом?