— Ого, я думал, только школьники и студенты ищут себе летнюю подработку, — насмешливый голос позади чуть было не заставил Маккри выронить бинокль. Он резко оборачивается и видит незнакомого омника с белоснежным, слепящим на солнце, корпусом и нелепой майке, надетой поверх его чудно отполированной брони.

   Но в этом омнике есть что-то неуловимо знакомое, и Джесси, по привычке, делает первый выстрел.

   — Генджи?

   Стальной булькающий звук, который можно идентифицировать как смех, — и омник с легким шипением снимает шлем. За ним — до боли знакомое, отпечатавшееся на внутренней стороне век, лицо, иссеченное побелевшими от времени шрамами.

   Его глаза теперь черные — первое, что отмечает Маккри, пока молча разглядывает человека, которого он не видел почти пять лет.

   Он стал более открытым — не прячет глаза, скалит ровные зубы в хитрой улыбке, как будто посмеивается про себя. Джесси хочет обнять его и одновременно ударить.

   Ещё у него чудовищно чешется спина, обгоревшая на солнце, и в своей рабочей форме с красными, как победное знамя, шортами он чувствует себя совершенно нелепо.

   — Неужели заказные убийства приносят так мало денег, что ты подрабатываешь спасателем на пляже? — Генджи облокачивается на его стул, широко расправив свои покрытые броней плечи.

   Раньше он всегда сутулился.

   — Это просто развлечение, — Джесси ставит бинокль на пол. Всем, кому срочно приспичило утонуть, пусть лучше подождут — Маккри встретил очень важного для себя человека спустя долгое время, и отвлекаться от разговора ему не хочется. — Тем более, взгляни, этот пляж просто райский уголок. Такие девочки, такое море.

   Генджи продолжает улыбаться, и Джесси кажется, что тот почти жадно рассматривает его, запоминая каждую изменившуюся за пять лет черту.

   — Не так я представлял себе нашу встречу спустя столько лет.

   — А как?

   Маккри закатывает глаза.

   — Ну знаешь, что-то вроде прежних делишек — ты в безвыходном положении, весь в машинном масле и крови отбиваешься от врагов, словно раненый зверь. И когда всё становится совсем плохо, и меч выпадает из твоих ослабших рук, появляюсь, конечно же, я! Пара выстрелов, и твои враги повержены, а ты восхищенно смотришь на мой дымящийся револьвер и клянешься в вечной верности или как там у вас в Японии принято.

   Генджи, давясь смехом, отвечает:

   — По-моему, ты что-то путаешь, ковбой. Это ты должен лежать в крови и без патронов, и тут появляюсь я со своим Рю Ичимонджи и, ладно, можешь в благодарность поцеловать мне руку.

   Маккри уже не готов отвечать колкостью на эту шутку — Генджи даже говорит по-другому, легко. Солнце освещает одну часть его лица — у него чертовски темные глаза и ресницы, солнечный зайчик слепит на волосах.

   Глупо и так по-подростковому, но сердце Маккри пропускает один удар.

   Он понимает, что безумно скучал.

   Сначала ненавидел за то, что Генджи оказался слишком сложным в своих внутренних переживаниях, и что он бросил Маккри и эгоистично ушел. Потом — Джесси ушел сам, не следом, конечно, но в надежде, что в огромном мире что-то снова сведет их вместе. Спyстя парy лет злость сменилась тоской, Джесси пытался найти его — ездил в Ханамуру, но там не было и следа Генджи, лишь призраки в тех старых аркадных автоматах и раменной, о которых он рассказывал.

   Внутри Джесси медленно затягивались раны их старой (почти)любви.

   О которой они никогда не говорили, но которая всегда пряталась где-то между слов, балансировала на кончиках пальцев и едва ощутимо пахла железом и кровью.

   Она была покромсанной, как тело Генджи, эгоистичной, как сам Маккри, она порой казалась ему мертворожденной, тупиковой и тяготящей, и в то же время она спасала их обоих от одиночества.

   Он считал её бременем, но когда лишился Генджи — осознал, что она значила для него на самом деле.

   Сухой поцелуй в висок, как щелчок револьвера в русской рулетке.

   Прощание Генджи, который унес на своих плечах не только свой меч, но и частичку сердца Маккри.

   — Ты изменился.

   Генджи соединяет обе механические руки в молитвенном жесте.

   — Встретил кое-кого, кто смог изменить меня.

   Резкий укол ревности, кто-то смог помочь, и этот кто-то — не Маккри. С другой стороны, психология никогда не была его сферой деятельности.

   Генджи молчит и разглядывает его, внутри от теплоты взгляда что-то замирает и бросает в жар.

   — Я скучал по тебе, — серьезно говорит киборг. Он медленно берет руку Маккри в свою, гладит узловатые жесткие пальцы.

   Контакт механики и живой плоти напоминает о многих вещах из прошлого.

   Джесси почти хорошо.

   — Я искал тебя, — честно говорит он и переплетает их пальцы. Новые руки Генджи на ощупь другие, а может быть, Маккри уже успел забыть, какими они были прежде.

   Ему нравится этот жест поддержки — когда-то это было самым интимным, что они могли себе позволить. Прежний Генджи боялся прикосновений как огня — они напоминали ему о бесконечных врачах, и о том, какой он уродливый и искореженный. Касаться своей руки он позволил Джесси только через полгода их знакомства.

   — Ты надолго тут?

   Генджи пожимает плечами.

   — Я ещё не знаю. Мой учитель путешествует по миру, и пока мы только прибыли в этот город.

   Маккри снова всматривается в открытое лицо Генджи, и ему до чертиков хочется обнять его, снова вдохнуть его стальной запах, услышать голос хотя бы раз.

   Может быть, это тот самый случай, на который он надеялся, когда ушел из Овервотч.

   В том, что он ушел, потому что не мог вынести без него в этих стенах и дня, он никогда не признается даже самому себе.

   — Моя смена кончается через два с половиной часа, — осторожно начинает Джесси, — и обычно после неё я забредаю в хорошенький бар около спуска к морю.

   Генджи расцветает понимающей улыбкой.

   — Хорошие напитки? Думаю, я тоже туда загляну.