Когда карета подъехала к дому судьи, он выбрался первым и не стал ждать, пока Эсмеральда сойдет со ступеньки кареты на землю и испытает новую волну мучений. Он подхватил ее на руки и понес в одну из комнат. Сопротивляться и проявлять гордость у Эсмеральды уже не было сил, — она устала, она была голодна, и она страдала от болей в ноге.

Судья осторожно опустил свою драгоценную ношу на кровать королевских размеров.

— Перевернись на живот, дитя мое, — сказал он. — Мне надо осмотреть твою рану.

Эсмеральда, закусив губу, подчинилась. Судья осторожно промыл ее окровавленную ножку, чтобы посмотреть, насколько плохи дела. Из подошвы торчал краешек стекла, ушедшего в плоть. Судья аккуратно, но сильно зажал его пинцетом и сказал:

— Закуси подушку, моя дорогая, сейчас тебе будет очень больно.

Эсмеральда приготовилась, и Фролло одним резким движением выдернул осколок из ее пятки. Эсмеральда взвыла. Судья же плотно забинтовал ее ножку и опять подхватил на руки.

— Куда вы меня несете? — всхлипнула Эсмеральда.

— В туалетную комнату. Тебе надо вымыться перед тем, как я наложу швы. Я бы не хотел сто раз тебя перебинтовывать и беспокоить этим твою рану.

В туалетной комнате уже была приготовлена большая лоханка с теплой, почти горячей водой.

— Вы что, будете смотреть, как я раздеваюсь?! — возмутилась Эсмеральда, когда судья поставил ее на пол, но при этом остался стоять рядом.

— Будь же благоразумна, — с раздражением ответил он. — Ты не сможешь забраться в лохань сама, не с такой ногой. Я помогу тебе. Я обещаю, что не буду до тебя домогаться. По крайней мере, не сейчас, когда ты страдаешь.

— Вы меня очень обнадежили, ваша честь, — сумрачно буркнула Эсмеральда.

Когда она закончила омовение, судья обернул ее в простыню и унес обратно в спальню. Там он вручил ей плошку с каким-то отваром и сказал:

— Пей!

— Что это? — с подозрением спросила Эсмеральда.

— Сонный отвар. Ты заснешь, а я наложу тебе швы, так тебе не будет больно.

— А еще вам так будет удобнее воспользоваться моим бессознательным телом, пока я не сопротивляюсь, да? — фыркнула Эсмеральда.

Судья зло сверкнул глазами.

— О, я обязательно им воспользуюсь, — пророкотал он. — Но только когда ты будешь в полном сознании. Так интереснее. Выбирай, моя дорогая, или ты пьешь отвар и засыпаешь, или мне придется лишить тебя сознания менее гуманным способом. Я не желаю, чтобы ты дергалась, когда я буду тебя зашивать.

Эсмеральда мрачно выпила отвар. Через некоторое время она заснула, и судья, наконец-то, смог вплотную заняться ее раной. Проделав все необходимые процедуры, он забинтовал Эсмеральдину ножку, и затем очень осторожно перевернул спящую цыганку на спину. От этого движения простыня частично спала с ее груди, и судья увидел ее, почти обнаженную, еще чуть-чуть, и будет видна ареола соска. Судья задохнулся и застыл в восхищении. До чего же она была прекрасна! Он любовался этой совершенной красотой, пока в его паху болезненно не заломило, а сутана не вздулась в области промежности, подобно шатру. Тяжело дыша, он коснулся края простыни, приоткрывая прекрасной формы грудь цыганки, затем решительно отбросил простынь с ее груди. Судья коснулся ладонями этих пышных полушарий, слегка сжимая их. Они были такие упругие, аппетитные… Он облизал губы. Боже, пожалуйста, я только поцелую, ничего больше, взмолился он, я только поцелую… Он склонился над цыганкой и прильнул губами к ее груди, касаясь языком соска, пробуя его на вкус. Мучительно сглотнул, выпуская изо рта этот твердый комочек плоти, застонал и понял, что не в силах остановиться. Он осыпал поцелуями ее лицо, шейку, плечи, он сжимал в своих ладонях ее бедра, желая лечь на цыганку сверху и взять ее со всей страстью, которая так кипела сейчас в нем… Когда он ласкал кожу на внутренней стороне бедер цыганки, касаясь ее языком и постепенно подбираясь к ее лону, Эсмеральда вдруг шевельнулась и застонала во сне. Этот звук привел судью в чувство. Он отпрянул от нее. «Да что же ты за лживая свинья такая! — возопил в нем голос то ли разума, то ли совести. — Ты гаже самого распоследнего нищего распутного бродяги, они хотя бы не скрывают, что они такое! Боже, как низко ты пал, ты же обещал ей! А теперь насилуешь ее безвольное тело, пользуясь тем, что ей пришлось довериться тебе. Ради минутной слабости ты готов испортить все то малое, чего тебе удалось добиться от нее!»

Судья, в ужасе от самого себя, скатился с кровати и кинулся в туалетную комнату. Очень скоро оттуда раздался его сдавленный вскрик. Вернулся он уже без своей сутаны, весь раскрасневшийся, но уже почти спокойный. Удрученно он посмотрел на свою правую руку и пробормотал с горькой иронией:

— Интересно, что случится быстрее: я ослепну или моя ладонь зарастет волосами? *

Судья вздохнул, подошел к кровати, завернул Эсмеральду в простынь, да еще целомудренно прикрыл сверху одеялом. Судья Клод Фролло, подумал он, ты обвиняешься в том, что ты — похотливый, развратный идиот. В наказание ты будешь спать рядом с этой цыганкой, но не коснешься ее даже пальцем, как бы тебе этого ни хотелось. Он осторожно улегся чуть поодаль от нее, благо размеры кровати позволяли, и смежил веки.

Первое, что Эсмеральда увидела, когда проснулась — это был породистый профиль судьи Фролло, который спал рядом с ней на другой стороне кровати. Она смутно вспомнила сон, который ей приснился сегодня. Очень натуральный сон, в котором ее ласкал какой-то мужчина. Она могла поклясться, что до сих пор чувствует его поцелуи на своем теле и разочарованно вздохнула от того, что дальше поцелуев дело не продвинулось. А ей так этого хотелось…

Судья Фролло, между тем, шевельнулся и открыл глаза, просыпаясь. Эсмеральда затаила дыхание.

— Доброе утро, моя дорогая, — хриплым ото сна голосом сказал судья, садясь на постели. — Как твоя нога?

— Сильно ноет, ваша честь, — пробормотала цыганка.

— Я должен посмотреть, не воспалилась ли рана. Повернись на живот, дитя мое, — велел судья.

Эсмеральда послушно сделала так, как он ей приказал. Прикосновения судьи были осторожными и очень нежными. Похоже на мужчину из сна, подумала Эсмеральда. Судья закончил осмотр и опять забинтовал Эсмеральдину ножку.

— Очень хорошо, воспалений нет, рана чистая, — сказал он. — Но ходить тебе нельзя как минимум две недели.

— Но я не могу лежать столько времени! — запротестовала Эсмеральда.

— Нет, можешь, — твердо ответил судья. — И будешь. Слуги о тебе позаботятся, я дам необходимые распоряжения.

— Но моя Джали, я не могу без нее!

— Скажи мне, где находится твоя коза, и я привезу ее тебе, — судья был непреклонен.

Эсмеральда сдалась. Она назвала условное место, куда научила приходить свою козу, если они вдруг теряли друг друга. Фролло кивнул и вышел из комнаты, куда слуги уже вносили завтрак.

Козу судья нашел там, где сказала Эсмеральда. Он уже хотел вернуться в свой дом, чтобы отдать ее хозяйке, но возле Собора Парижской Богоматери судью задержал капитан де Шатопер. Судья передал животное Квазимодо с наказом отнести козу Эсмеральде в целости и сохранности, а сам поехал с капитаном на окраину Парижа.

— Местные жители жалуются, что там происходит какая-то чертовщина, — объяснял капитан. — Возня, детские вопли, которых в том заброшенном доме раньше не было.

Когда они доехали до описанного капитаном дома и вошли в него, то увидели, что неизвестные оттуда бежали в спешке, бросив вещи. А из подвала доносился дикий детский вопль. Судья и капитан в сопровождении солдат спустились туда и увидели маленького ребенка, наглухо заколоченного в нечто вроде бочонка, откуда наружу торчала одна лишь побагровевшая от воплей голова. На лице у судьи отразилось такое неописуемое омерзение, какого капитан Феб не наблюдал у него даже тогда, когда Фролло видел цыган.

— Компрачикосы! ** — С отвращением выплюнул судья, и приказал: — Вынуть ребенка из бочки и отправить его на попечение в какой-нибудь монастырь!

Капитан нахмурился.

— Я что-то о них слышал…

— Они похищают или покупают детей и делают из них, в большинстве случаев, уродов, которых можно хорошо продать на потеху публике. Эта мразь еще отвратительнее, чем цыгане, те хоть и воруют, но такого они не творили никогда! — рявкнул судья. — Я доложу об этом королю!

Когда Людовик XI узнал, что вблизи Парижа появились компрачикосы, то пришел в ярость и издал указ об их уничтожении.

— Я даю вам полную свободу действий, судья! — заявил он. — Делайте все, что хотите, только истребите их или хотя бы вышвырните за пределы Франции!

— Я брошу все мои силы на это, Ваше величество, — Фролло поклонился, с чем и был отпущен королем.

Судья добрался до своего дома и первым делом пошел повидать Эсмеральду. Та сидела в кресле и играла с козой. Когда судья вошел в комнату, цыганка вздрогнула.

— По-твоему, я настолько страшен? — оскорбился Фролло.

— Для меня и моего народа — очень, — дернула плечиком она. — Вашим именем пугают малых детей, а взрослые осеняют себя знамением от сглаза, когда слышат о вас или видят вас. Вы так долго издевались над нами, что не вызываете в нас ничего, кроме ненависти.

— Ну что ж, — криво усмехнулся Фролло, не подавая вида, что ее слова его задели весьма болезненно. — Считай, что теперь у твоего народа появилась передышка. В этом городе появился кое-кто, кого я считаю раз в десять хуже цыган, так что на время я оставлю твой народ в покое.

— И кому же несчастному так не повезло? — вскинула на него свои зеленые глаза цыганка.

— Ты знаешь, кто такие компрачикосы?

Эсмеральда содрогнулась.

— О, я вижу ты о них слышала… — с улыбкой сказал судья.

— Они поклоняются только одному богу — золоту, — с отвращением фыркнула Эсмеральда. — Ради него они творят такие мерзости, что кровь стынет в жилах. И знаете, что, ваша честь… На этот раз я желаю вам удачи!

Ее грудь гневно вздымалась, а судья смотрел на это зрелище и вспоминал вкус ее кожи на своем языке.

— Твоя нога, — сипло сказал он, — еще болит?

— Не наступить, — Эсмеральда помрачнела. — Я с ума схожу в этих четырех стенах! Мне нужен воздух, свобода!

— Позволь тебе напомнить, что ты поранила себя сама, в том нет моей вины, — вкрадчиво сказал ей судья, начиная потихоньку выходить из себя.

— Я знаю! Знаю! — с отчаянием воскликнула Эсмеральда. — Но я не могу больше тут сидеть…

Судья подумал. Она бы не стала отказываться от их уговора, и позволила бы ему любить свое тело. С отвращением, но позволила бы. Только вот ему не это было нужно. Возможно, подумал он, она смягчится, если…

— Быть может, ты хочешь прогуляться в лес? — предложил он.

— Что? — Эсмеральда не поверила своим ушам.

— Я бы смог тебя туда отвезти. Ты не можешь ходить, но я думаю, что сидение на траве доставит тебе не меньше удовольствия, нежели пешая прогулка.

Эсмеральда смотрела на него глазами, полными удивления и надежды. Судья определенно был сам на себя не похож.

— И что же вы хотите за это? — спросила она.

— То же, что и в прошлый раз. Тебя. С твоей душой и телом.

— Ваша честь, я нахожусь в вашем доме, я не в состоянии ходить, я целиком и полностью завишу от вас, вы еще вчера могли получить все, что вам угодно! — Эсмеральда начала сердиться — она совершенно перестала понимать судью.

— Все верно, — кивнул тот. — Я мог бы легко тебя изнасиловать. Только вот мне сама мысль об этом отвратительна.

Он подошел к ее креслу и опустился перед ним на колени так, чтобы можно было посмотреть в ее глаза. Эсмеральда слегка закусила губу, отчего судье безумно захотелось поцеловать ее, но он одернул себя.

— Неужели я действительно настолько плох, что могу возбуждать в тебе только ненависть? — прошептал он. Эсмеральда смотрела в его глаза, полные тоски и горечи. Она задумалась. Да, он был властным и жестоким человеком, глухим к чужим страданиям. Но в последние два дня он только и делал, что приводил ее в состояние удивления. Он отпустил мельника в тот же момент, как она появилась. Когда она поранилась, то он сделал все, чтобы ей было не так больно и лечил ее. Признался ей в любви и попросил себя убить. Привез ей ее Джали. И хочет сделать ей приятное, отвезти в лес на свежий воздух.

— Я уже не уверена в том, что вы настолько плохи, — наконец откровенно сказала она.

Судья шумно перевел дыхание.

— Тогда завтра утром мы едем на прогулку, — сказал он, легко вставая с колен.

Примечание

* - самый смешной миф, до которого только могли додуматься люди. В действительности мастурбация к органам зрения не имеет никакого отношения, а возникла эта “страшилка“ еще в те времена, когда онанизм был под запретом и считался грехом. А, да, еще они были уверены, что ладонь онаниста покрывается волосами. ** - Компрачико́с или компрапеке́ньос (от исп. comprachicos, букв. — «скупщики детей») — термин, которым Виктор Гюго в романе «Человек, который смеётся» (1869) окрестил преступное сообщество торговцев детьми[1]. В первых главах романа Гюго излагает представление, что компрачикосы в Европе XVII—XVIII веков покупали детей, умышленно уродовали их внешность, а затем перепродавали как шутов, акробатов, придворных карликов, певцов-кастратов и тому подобное, либо использовали в качестве попрошаек[2]. Он сравнивает это явление с бинтованием ног девочек у китайцев.