После поимки компрачикосов судья, наконец-то, смог переключиться на поиски наемного убийцы. Эсмеральда с ума сходила от беспокойства.

— Знать бы, откуда придет удар! — посетовала цыганка, когда судья, она и капитан Феб собрались у судьи в кабинете.

— Нет, дитя мое, здесь надо действовать по-другому, — задумчиво ответил Фролло. — Надо не просто ждать, когда он ударит, надо направить его удар, сделать так, чтобы он пошел меня убивать туда и тогда, когда нам будет это удобно.

— И что же вы предлагаете, судья? — спросил Феб. — Было бы логично, если бы вы все время находились под охраной, чтобы он не смог к вам подобраться.

— Трястись за свою жизнь в ожидании смерти среди кучи охранников — это порочный путь, капитан, — сказал судья. — Я так жить не хочу. Мы сделаем вот что: охрана будет в моем доме и Дворце Правосудия, и будет сопровождать меня везде, где я появлюсь. Но! Иногда я буду делать вид, что тайно ускользаю от охранников и иду проветриться. Все равно куда. Даже будет лучше, если я сделаю вид, что забавляюсь со шлюхами в какой-нибудь ночлежке, вы наверняка знаете такие. И вот здесь охрана должна быть совершенно незаметной. Проблема в том, что наших солдат за версту видно.

— Зато не видно бродяг со Двора Чудес! — Эсмеральда вскочила и возбужденно забегала по комнате. — Точнее, их так много, что они ни за что не вызовут подозрений.

Судья, улыбаясь, смотрел на нее с нежностью, от которой у капитана бежали мурашки по коже. Кто бы мог подумать, что именно этот судья может любить так сильно и самозабвенно.

— Не думаю, что они станут за меня заступаться, моя дорогая, — мягко сказал он. — Я их всю жизнь гонял.

— Это смотря кто их попросит, — отмахнулась Эсмеральда. — Доверься мне, Клод, я попробую их уговорить.

— Ну, что ж, хорошо, — вздохнул он. — Тогда в определенные дни, в определенное время я буду ускользать от охраны и идти в конкретный дом. Мы вынудим убийцу на попытку сделать свое дело именно там.

Так и порешили. Эсмеральда после этого разговора побежала к Клопену во Двор Чудес.

— Да ты издеваешься надо мной! — возопил Клопен, когда услышал, что она от него хочет. — Этот старый ястреб проходу нам не давал всю жизнь, а ты хочешь, чтобы мы его оберегали!

— Клопен, это мой старый ястреб! И в последнее время он перестал так лютовать, ты разве не заметил?

Клопен задумался. Да, судья действительно игнорировал безобидных нищих и цыган, давая им заработать выступлениями на площадях. И потом, Эсмеральда… Она, кажется, питала большую склонность к этому законнику… Клопен почувствовал, что если судью убьют, плохо от этого будет именно Эсмеральде, в которой он видел свою сестру.

— Серьезно? Он оставил нас в покое из-за тебя? — хмыкнул он.

Эсмеральда пожала плечами.

— Ладно, уговорила, — недовольно пробурчал он. — Ни единого волоска не упадет с головы твоего ненаглядного судьи.

Эсмеральда с радостным воплем кинулась ему на шею.

Алехандро Мартинес вот уже несколько дней следил за судьей Клодом Фролло. Он не знал, что его капталь и остальные товарищи по шайке были уже вздернуты на Гревской площади, и что лучшим для него вариантом было бы исчезнуть из Парижа вообще. Он раздражался от того, что к проклятому судье невозможно было просто так подобраться, он и его девка всегда были под охраной, которой руководил капитан Феб де Шатопер, а уж он-то хорошо знал свое дело. Мартинес уже начал потихоньку отчаиваться и терять терпение, как ему улыбнулась удача. Мартинес заметил, что иногда Фролло ускользает от охраны, и проследил за судьей. Оказалось, что судья регулярно наведывается в совершенно непотребную ночлежку, где весьма небрезгливые мужчины проводят время в компании шлюх. «Ну кто бы мог подумать?! — изумленно думал Мартинес. — У судьи такая шикарная девка, а он еще и по притонам шляется! Вот похотливый старый козел!»

Наконец Мартинес решил, что пора отправить судью в преисподнюю. Когда судья в очередной раз ускользнул от охраны, Мартинес пошел за ним. Он довел судью до ночлежки, подождал, пока судья войдет внутрь, и тихо прокрался за ним. Войдя в комнату, где, как он предполагал, должен был быть судья, Мартинес никого там не нашел. «Да это колдовство!» — подумал Мартинес, и в этот момент за спиной у него раздался низкий густой голос судьи:

— Не меня ищете, любезный?

Мартинес резко обернулся, но прежде, чем он успел что-то сделать, судья с жуткой силой двинул убийцу ногой. У Мартинеса было ощущение, что его лягнула лошадь, он с диким грохотом врезался в стену, которая треснула от такого напора и сломалась. За стеной оказалось пустое пространство, куда и полетел с воплями Мартинес. «Вот и все!» — успел подумать он, прощаясь с жизнью, как вдруг упал во что-то жидкое. И спустя секунду, он понял, что это было такое. Он упал в чан с дерьмом. Мартинес заорал от отвращения, а в дом уже сбежались люди. Судья посмотрел на убийцу сверху, достал надушенный платочек, поднес его к своему длинному носу и брезгливо сказал:

— Кто-нибудь, вытащите из говна этот… кусок говна.

Капитан Феб шел к судье, чтобы сказать о том, что убийцу отмыли, и можно идти на допрос, потому что судья отказывался разговаривать с Мартинесом, пока от него столь отвратительно воняет.

Феб открыл дверь в кабинет судьи и застыл на пороге, застав там следующую картину: на коленях у судьи устроилась Эсмеральда, с которой Фролло страстно целовался, руки судьи жадно блуждали по ее телу. Судья лениво оторвался от Эсмеральды и проурчал:

— Капитан, когда вы уже научитесь стучать в дверь?

— Я… это… — промямлил Феб, но тут же вытянулся во фрунт и рявкнул. — Виноват, ваша честь!

Судья со вздохом посмотрел на капитана:

— Ну? — спросил он.

— Там Мартинеса отмыли! Можно допрашивать! — доложил капитан.

— Я спущусь через полчаса, — сказал судья, глядя на улыбающуюся Эсмеральду. — И, капитан, позаботьтесь о том, чтобы в эти полчаса меня не беспокоили.

Феб вымелся из кабинета, облегченно утерев рукой со лба выступивший там пот.

— Не напомнишь мне, на чем мы остановились, моя дорогая? — рука судьи нырнула Эсмеральде под юбку.

Она, хихикая, оседлала его и мурлыкнула:

— Ты хотел заняться верховой ездой. И предложил себя в качестве жеребца.

— Надеюсь, галоп тебе придется по вкусу, дитя мое, — хрипло выдохнул он, дернув шнуровку на своих уже весьма тесных штанах.