Больше остального меня удивляют волосы. Я ведь мертв, мертв и забыт, так почему волосы всё ещё растут?

Мортен перебирает струны скрипки. Скоро взойдет луна, настанет их время, время альвов, и фейри, и джинн, и никсов, а значит, и его время. Интересно, почему он проснулся так рано.

Впрочем, неважно.

Мимо этого озера редко ходят, и ещё реже от него возвращаются. Жители окрестных деревень его боятся, их дети бегают к берегу при каждом удобном случае. Зачарованные музыкой, тайной, запретом и искренней верой в собственное бессмертие, для них можно играть совсем просто, но ни за что нельзя хитрить. Почувствуют. Умом, сердцем, не так важно, но услышавшие фальшь дети не возвращаются.

Я выучил это давно. Хочешь есть? Будь искренним. Не открытым, но честным в том, что говоришь.

Светлый край появляется на востоке. Голодно смотрящий в окно Морт жадно вдыхает ненужный ему воздух, расслабляет насильно тело, выдыхая. По старой привычке поправляет одежду. Берет скрипку, смычок — без струн, без конского волоса.

Пора.

Лес не его территория, и Морт шагает быстро. Раздирает об дерево ступни, но крови и боли нет. Держит аккуратно инструмент, привычно перехватывает его в давно не опасном прыжке, и оказывается на самом берегу озера.
Вода черная, плотная, ластящаяся к ногам мелкими волнами.

Расплетаю волосы, разделяю их пальцами. Подбираю четыре струны и волос взамен конского на смычок. Натягиваю. Настраиваю. Начинаю играть.

И одинокий человек в лесу слышит музыку скрипки.