Говорят, жизнь, как упаковка бобов Берти Боттс — пусть сейчас тебе попадаются самые отвратительные на свете конфеты, зато однажды вкус следующей приятно удивит. Драко всегда предпочитал сладкому что-нибудь с кислинкой, те же яблоки, но это волшебное лакомство не обходил стороной. Правда, то было в детстве. В те времена Малфой часто собирался с однокурсниками в гостиной, чтобы сыграть в плюй-камни или Боттс-рулетку. Беззаботное детство, полное покровительства отца, ласки матери и уважения статуса его крови. Те времена упрямым наваждением засели где-то в мозгу, периодически подкидывая одну за другой картинки, от которых на душе должно было бы разливаться ностальгическое тепло, но Малфой-младший не чувствовал ничего, кроме нарастающего отчаяния.

Где-то в прошлом Гойл отсчитывал шаги от квадратов, чтобы начертить линию старта для игры, а в настоящем…

День за днем отец увядал, теряя лоск своей власти – раз.

Драко подушечками пальцев стирал пыль с дверцы исчезательного шкафа в Горбин и Беркс – два.

Слизеринец видел, как дрожал кончик его волшебной палочки, пока он силится произнести заветное непростительное – три.

Кто тоже ощущает, что вот-вот проиграет собственную жизнь – на месте замри.

Но у судьбы были на Драко другие планы, поэтому она дала ему второй шанс. Сначала Малфой воспринял эту ситуацию именно так, принял ее за дар, возможность сделать все иначе.

В первые дни, конечно, было страшно. После ужаса, который слизеринцу пришлось пережить на войне, бесконечных разбирательств в Министерстве, унизительных допросов и невозможности помочь отчаявшемуся отцу, он вдруг проснулся одиннадцатилетним ребенком, ожидающим своего первого учебного года в Хорвартсе. Первой мыслью было рассказать обо всем родителям, но Драко не был уверен, что они поверят ему. В конце концов, сейчас Люциус был больше занят своими делами, а Нарцисса наслаждалась спокойной жизнью, поэтому Малфой-младший не решился разрушать эту идиллию.

Он знал, что им придется пережить всего через несколько лет.

Он помнил.

Позже страх сменился сомнениями — Драко начало казаться, что все это был лишь сон. Но события первого учебного года доказали обратное, поэтому Малфой окончательно растерялся. Что он может сделать, будучи в теле одиннадцатилетнего мальчишки? В какой-то момент волшебник даже почти решился рассказать все Дамблдору, но что-то в его голове щелкнуло. Подобное показалось ему предательством собственной семьи, ведь они все еще ничего не знают. Поэтому слизеринец продолжал хранить эту тайну, подыгрывая своему прошлому в этом настоящем.

Перейдя на второй курс, Драко заметил, с каким трудом ему даются перебранки с Поттером, и начал избегать его. Малфой слишком рано сблизился с Блейзом и слишком обособился от Гойла и Крэбба. Особенно от последнего, потому что помнил его предательство и… смерть. Глядя в зеркало, слизеринец отмечал, что выглядит слишком осунувшимся и усталым для своего возраста. Но это было так — Драко отчаянно желал отдыха, но не мог получить его даже во сне.

Он вернулся назад во времени не в подходящий момент. Цепи, которыми Министерство сковало его семью, только-только ослабли, Ежедневный пророк прекратил обсасывать оправдание Люциуса, а Нарцисса снова начала улыбаться, а Драко… Драко оказался здесь, в прошлом, именно тогда, когда появилась возможность расслабиться впервые за несколько лет. Кажется, то, что сначала казалось слизеринцу вторым шансом, на деле оказалось карой небесной, обрекающей его на годы напряжения и бессонницы. 

Летом между вторым и третьим курсом Малфой-младший рассказал обо всем отцу, но тот так ничего и не понял. Словно обезумев, Люциус начал тайную подготовку к возвращению Вол-де-Морта. Он надеялся, что на этот раз, оказавшись в первых рядах, сможет получить большее признание и большую власть.

Следующие несколько лет прошли в бесконечных поездках и переписках с отцом, воспоминаниях о той боли и страхе, который и без этого преследовал Драко по ночам.

Люциус горел идеей стать незаменимым для Того-Кого-Нельзя-Называть, поэтому буквально воссоздал Битву за Хогвартс, опираясь на рассказы своего сына. Однажды он даже заставил его описать раны на теле Пэнси Паркинсон, которые Малфой-младший видел лишь мельком, чтобы понять, какой именно оборотень убил ее. Оказывается, у многих Пожирателей был свой стиль, а Люциус хотел знать наверняка местоположение каждого на поле боя.

Малфой-старший был уверен, что все идет лучше некуда. Он вместе с Хвостом воскресил Темного Лорда, а после стал практически его правой рукой, потому что воистину волшебным образом угадывал желания и планы Темного Лорда.

Близился седьмой курс в школе чародейства и волшебства Хогвартс. Драко был больше похож на призрака, чем на юношу из хорошей семьи.

Раз — он подушечками пальцев стирает пыль с двери исчезательного шкафа.

Два — ночью он ногтями скребет по метке Пожирателя, но на утро снова и снова видит ее на своей коже.

Три — он сдается.

Тьма в его сердце, годами подначивающаяся предать семью, наконец, берет верх.

Год за годом, день за днем он загонял эти мысли в самые далекие уголки своего сознания, запирал их в сундуках и подвалах, но однажды это стало сильнее Драко. Демоны в его голове не просто нашептывали, они молили об этом предательстве. Демоны в его голове не могли позволить этому снова случиться. Они были против стольких бессмысленных смертей.

Тем вечером Драко дождался отбоя и вышел из гостиной Слизерина. Малфой не мог позволить чужим глазам увидеть, как он сделает это. Коридоры Хогвартса встретили его прохладой и легким ветерком в спину.

Было ли это знаком того, что Драко делает все правильно?

Успешно проскользнув мимо Филча, Малфой-младший оказался у кабинета Дамблдора и, что удивительно, директор оказался у двери, это решило проблему с незнанием пароля.

— Драко? — он поправил очки-половинки. — Что ты здесь делаешь в такой час?

— Профессор, — выдавил из себя слизеринец, — мне нужно поговорить с вами.

Альбус с секунду напряженно всматривался в лицо ученика, а после улыбнулся и, назвав пароль, пропустил Малфоя в кабинет.

— Садись, — директор указал на стул, а сам прошел на свое место. — Угощайся конфетами, если хочешь.

С этими словами Дамблдор взял из мешочка со стола карамельку и, немного пожевав, поморщился:

— Шпинат. Ужасно. Хотя несколько лет назад мне попался со вкусом ушной серы, это было еще хуже, — Альбус лукаво улыбнулся, глядя на Малфоя поверх очков. — Итак, Драко, о чем ты хотел со мной поговорить?

Слизеринец не мог поднять взгляд. Рукой он забрался под рукав мантии и снова впился ногтями в кожу на метке.

— Пообещайте… — Малфой сбился. — Пообещайте, что моя семья не пострадает. Я расскажу все, если они будут в безопасности.

Дамблдор нахмурился. Естественно, он знал о делах Люциуса и задании Драко. В его планы не входило предательство Малфоя-младшего, хотя он несомненно был бы рад, если бы сердце еще одного ребенка вернулось к свету. Впрочем, еще неизвестно, с какими новостями этот самый ребенок пришел к нему сегодня вечером…

— Конечно, — кивнул директор. — Я сделаю все, что смогу.

Закрыв глаза, Драко выдохнул. Он почувствовал, как напряжение уходит, а мышцы расслабляются. Он смог убрать пальцы от метки и поднять глаза на Даблдора, который терпеливо ждал.

Нервно сглотнув, Малфой положил руку на стол и засучил рукав мантии, обнажая символ Пожирателя.

За следующий час он рассказал все.

Дамблдор действительно не ожидал такого. Более того, история казалась слишком невероятной, поэтому он даже использовал Омут памяти, чтобы проверить слова слизеринца, но все указывало на то, что Малфой был искренен.

Отсыпав добрую половину бобов Берти Бобс в бумажный пакет, Альбус отдал его Драко, прежде чем попрощаться.

Для Малфоя же все это время прошло как во сне. Его мутило, а перед глазами плыло. Каменные стены коридоров смешались в бесконечную черноту, которую не разгонял даже Люмос. Но больше всего Драко мучило, выжирало изнутри отсутствие чувства вины за сделанное. Где-то в глубине души он, видимо, давно решил, что это было правильно. Он просто поступил так, как считал нужным.

Как взрослый.

В теле семнадцатилетнего.

Сам того не заметив, Драко свернул в туалет для девочек, который все еще не работал. Миртл, к счастью, там не было, поэтому Малфой мог насладиться тишиной одиночества.

Поставив пакетик с конфетками рядом с краном, слизеринец уперся руками в раковины по бокам и медленно поднял взгляд. Лоб юноши почти упирался в зеркало, а покрасневшие глаза смотрели с отчаянной пустотой.

Драко помнил себя в этот год. Он и в прошлый раз выглядел уставшим, но сейчас Малфой и правда был похож на труп.

Но он все еще был жив.

Правильно ли это?

Только по отражению в зеркале Драко понял, что улыбается. Он давно не чувствовал, как напрягаются его щеки и губы, обнажая ровный ряд белых зубов. Как щурятся глаза, а из груди вырывается смех.

Когда-то он смеялся.

Почему Драко перестал это делать?

Наверное, он устал.

Говорят, жизнь, как упаковка бобов Берти Боттс — пусть сейчас тебе попадаются самые отвратительные на свете конфеты, зато однажды вкус следующей приятно удивит. Малфой потянулся рукой к пакету, который слегка намок, и наугад вытащил конфету. Зеленая, настолько яркая, что цвет был различим даже в таком слабом свете как сейчас.

«Интересно, бывает ли у них яблочный вкус?»

Медленным движением Драко отправил конфетку в рот и начал жевать. Сначала он почувствовал на языке медовую сладость, но уже через мгновение вкус стал настолько горьким и жгучим, что Малфой выплюнул боб и поспешил прополоскать рот водой. От холода сводило зубы и немели губы, но слизеринец не останавливался — настолько мерзкой оказалась конфета.

Когда послевкусие пропало, Драко снова взглянул на себя в зеркало, покрытое брызгами. Светлые волосы прилипли ко лбу, а синяки под глазами еще чуть-чуть и начнут играть всеми цветами сумеречного неба. От улыбки не осталось и следа.

Сохранился ли хоть след уверенности в своем поступке?

Малфой не знал, искренне не понимал, было его возвращение в прошлое даром или проклятьем. Когда-то он думал, что готов убить человека, а теперь в его руках оказались сотни жизней, — и это было действительно, черт возьми, страшно.

Невыносимо.

Словно Драко в темной комнате, а по ней от стены к стене рекошетит бешеный бланджер, и Малфой не знает, когда ему прилетит и в какую часть тела.

Сегодня рука, завтра голова, а здесь и сейчас… сердце?

Наказание ли это за гордыню или какие-то другие прошлые грехи, но видит Мерлин, Малфой слишком устал.

А сегодня он сделал свое дело.

Драко попытался вспомнить глаза своего отца или улыбку матери, но продолжал видеть либо бесконечную тьму, а в голове барабанило эхо срывающихся с крана капель.

Малфой взял волшебную палочку в руку и, глядя на собственное отражение, упер ее кончик в грудь. Вдруг он почувствовал — не увидел — улыбку на собственных губах. Легкая, расслабленная и бесконечно искренняя. В последний раз такая была на его лице с десяток лет назад.

Драко отобедал. Перед ним поставили вторую порцию — он поковырялся и в ней. А теперь Малфой был сыт. Наевшись вдоволь, он имел право выйти из-за стола.

Однажды он не смог сотворить это заклинание, но теперь в его руках была уверенность и искреннее желание. 

Он в последний раз насладился тем, как прекрасен его улыбающийся взгляд, и прошептал:

— Авада Кедавра.