Сычжуй задумчиво посмотрел на тренировочный меч и снова встал в стойку напротив Цзинъи. Прохладный ветер играл с концами лент, но мальчики внимательно наблюдали друг за другом, не отвлекаясь на посторонние шорохи и звуки. Сейчас они были полностью сосредоточены друг на друге, но оба чувствовали на себе внимательный взгляд наставника. Тем более, они оба ощущали куда более внимательный и пристальный взгляд, а Сычжую совсем не хотелось подвести отца. Скорее, наоборот, ему хотелось показать, чего он сумел добиться за прошедший год. Да, пусть он начал тренировки позднее сверстников, это не помешало природному таланту и упорству мальчика. Он начал позже, но уже добился неплохих успехов.
Сигнал прозвучал, и оба мальчика бросились в бой. Пусть он и был тренировочный, да и что могли натворить мальчишки восьми и девяти лет, но всё равно он был серьёзным. Настолько, насколько это вообще возможно между детьми.
Ванцзи внимательно смотрел, как сын проводит атаки и блокирует выпады соперника. Да, техника сырая, но Сычжую только девять, понятное дело, что он только начинает свой путь, как заклинатель и воин. Но даже в таком возрасте Лань Чжань увидел, каким отличным бойцом станет его приемный ребёнок. Уже сейчас было заметно, что стиль боя у Сычжуя будет несколько отличаться от привычного Ванцзи. Но в этом был плюс — он пойдет своим путём. Второй Нефрит понимал — рано или поздно, но память вернется к Сычжую. Он никак не предполагал иного исхода для своего сына.
Сам Сычжуй же старался показаться с лучшей стороны, но всё равно в его движениях были ошибки, которые подмечали внимательные наставник и Ванцзи. Техника была очень сырой, её предстояло оттачивать и оттачивать, но Лань Чжань не мог не гордиться сыном — он был смышленым мальчиком и многое давалось ему достаточно легко. Нельзя было сказать, что он не прикладывал усилий, но эти усилия окупались сторицей — в своем поколении Сычжуй был одним из самых способных учеников.
Сычжуй пропустил удар и оказался на земле. Тренировочный меч смотрел на него, и мальчик досадливо поморщился — он не был достаточно внимательным, а потому допустил ошибку. В будущем такая ошибка могла бы стоить ему жизни, и Сычжуй хорошо это понимал. Тем не менее, ему было до ужаса обидно, что он так легко пропустил удар, и мальчик с некоторым опасением посмотрел на отца, боясь, что тот станет его ругать. Но по лицу Ванцзи он ничего не смог прочитать, как и по глазам — он был абсолютно спокоен, но пальцы почему-то только крепче сжали меч. Сычжую показалось, что отец вспомнил что-то важное для него, что-то такое, о чем его сын не знал. Может, это было связано с кем-то из прошлого?
— На сегодня достаточно, — негромко произнес наставник, и Цзинъи помог другу подняться.— Неплохо, но отвлекаться во время сражения — верная смерть.
— Да, учитель, — хором произнесли мальчики и, едва их отпустили, поплелись с тренировочного поля. Они слишком устали, чтобы как-то спорить, да и в Облачных глубинах споры не поощрялись, а Сычжую пока удавалось избегать серьёзных наказаний и ферул.
Кивнув другу, чтобы он шел дальше без него, А-Юань подошел ко Второму Нефриту, готовый покаяться в том, что ошибся и подвел своего отца, но, на удивление, Ванцзи ничего не сказал в упрёк.
— Ты еще учишься, — только и произнес прославленный заклинатель, погладив мальчика по голове. — Ошибки будут. Не пытайся прыгнуть выше головы.
— Я понял, — кивнул Сычжуй, тяжело вздохнув. В какой-то мере, он действительно пытался прыгнуть выше головы, и, ожидаемо, у него не получилось. Но он так хотел быть достойным своего отца, что просто старался изо всех сил. Не всегда это было хорошо, зачастую мальчик просыпался с ломотой во всем теле после изнуряющих тренировок. Боль его учила так же хорошо, как приемный отец, и постепенно Сычжуй научился соразмерять нагрузки и прислушиваться к словам наставников и отца. Это приводило к желаемым результатам хоть и медленнее, но зато более уверенно.
— Мы сегодня пойдем к кроликам? — спросил Сычжуй, неторопливо и чинно шагая рядом с отцом, но Ванцзи покачал головой. Он ещё немного прихрамывал — на последней ночной охоте его снова ранили, хоть и несерьёзно, но была повреждена однажды сломанная нога, и потому лекари пока не отпускали Второго Нефрита из Гусу.
— Сегодня будем практиковать новые звучания, — заметил Лань Чжань, направляясь в сторону музыкального зала. Сычжуй просиял — учиться игре на цине он любил не меньше, чем сидеть на кроличьей поляне в окружении пушистых зверьков. Было что-то особенное в том, чтобы касаться струн, извлекать из них звуки, пытаясь проигрывать слова и целые фразы. Пока у него получалось сыграть самые распространенные фразы, пусть не слишком хорошо, но для него это был уже большой прогресс. Тем не менее, Сычжуй понимал, что ему далеко еще до отца, чью игру на цине он часто слышал в цзинши или на вершине холма. Мощный и низкий звук разносился далеко и чисто, на призыв слеталось множество душ, и Сычжуй наблюдал, как завороженный, за зелеными огоньками. А Ванцзи расспрашивал, постоянно задавал одни и те же вопросы, и со временем мальчик научился их понимать. Однако, расспросить у него не хватало смелости, потому что после каждого отрицательного ответа глаза отца тускнели, в них поселялась боль и почти отчаяние. А потом он снова и снова срывался на ночную охоту, словно одержимый. А Сычжуй ломал голову, кто такой Вэй Ин и почему отец так упорно его разыскивает. Но в голову ничего не приходило, а память, которая, по идее, могла бы ему подсказать, была заблокирована после тяжелой болезни. И Сычжуй молчал, не желая травить и без того не зажившие душевные раны своего любимого отца. Только наблюдал, изучал и постепенно учился понимать его взгляды, жесты и скупую мимику. Пусть не сразу, но Сычжуй научился видеть, когда отец провел очередную тяжёлую ночь, и в такие моменты старался быть рядом. Иногда, правда, мальчику казалось, что Нефриту от его присутствия только тяжелее, один раз он даже задал такой вопрос, на что на него посмотрели с таким удивлением, что это отразилось даже на лице, не говоря уже о взгляде. Тогда отец сказал ему слова, которые мальчик запомнил на всю жизнь.
Не думай так, — Ванцзи смотрел сыну в глаза, опустившись перед ним на одно колено и положив руки на плечи. — Твоё присутствие в моей жизни помогает мне идти дальше. Ты — память и тоска, но ты и вера в лучшее. Вера в будущее.
Наверно, это была самая длинная и проникновенная фраза отца за все то время, то Сычжуй помнил. Но он запомнил слова, бережно хранил их в своей памяти и сердце, не забывая ни на мгновение. Он не только память и грусть, но и вера в лучшее будущее. И больше Сычжуй не сомневался в том, что способен поддержать отца в любой ситуации, хоть и по-своему, по-детски, но может. Потому что рядом с ним отцу легче. Нет тяжелых воспоминаний при взгляде на него, есть только что-то тёплое и светлое. И это успокаивало мальчика. Он верил, что скоро всё наладится. Но так же он подмечал, что с каждым днём Ванцзи становится всё подавленнее, всё сильнее видны в его глазах печаль и отчаяние. И Сычжуй, однажды взглянув на отца, внезапно понял, что он на грани слома. Что он держится из последних сил, буквально цепляясь кончиками пальцев за призрачную надежду. Юань глупым не был, он многое понимал, и видел, что человек, душу которого ищет отец, был очень для него важен. Пусть он не совсем понимал слов “симпатия” и “любовь”, но он знал о важности каждой души в мире. И умел видеть. Дядя тоже беспокоился, тревожные взгляды, который Сичэнь кидал на младшего брата, заметить было куда легче, чем выражение глаз Ванцзи. Однажды Сычжуй случайно услышал обрывок разговора между отцом и дядей, когда шел с занятий, и даже этот кусок заставил мальчика забеспокоиться.
Отец ломался, и дядя прямо сказал об этом. О своей тревоге, что, если Ванцзи продолжит “расспрашивать”, то сломается окончательно и бесповоротно. И пусть отец успокоил дядю, сказав, что не сможет сломаться, пока не найдёт того, кого ищет, А-Юань вдруг отчетливо осознал — сломается. Может, не в ближайшие месяцы, но однажды этот момент настанет. Мальчик почему-то чувствовал это. Может, из-за того, что много времени проводил с отцом и это помогло ему протянуть между ними ту же связь, что была у Двух Нефритов? Как бы то ни было, он чувствовал, что рано или поздно, а скорее рано, но отец все же сломается. И как именно это произойдёт, он не знал.
Своими наблюдениями А-Юань поделился с дядей, когда Ванцзи снова отправился на ночную охоту. Сичэнь тихо вздохнул, потому что сам стал замечать за братом подобные перемены.
— Ванцзи сдержанный с самого детства, — произнес Сичэнь, посмотрев на Сычжуя. — Он стал более открытым с появлением молодого господина Вэя, но то, что происходит сейчас… Я знаю Ванцзи. Он не стал бы открываться сразу. Но когда собрался наконец — стало слишком поздно. Я могу только надеяться, что для него это пройдёт не слишком болезненно.
Сычжуй кивнул и вернулся к занятию, но мыслями он был далеко. Имя молодого господина Вэя почему-то вызывало в душе странный отклик, но он не мог понять, почему именно так. Что его связывало с этим человеком? Были ли они близки? Память не могла ему подсказать, а отец и дядя молчали. Лекарь сказал, что вариантов два: память вернется полностью или не вернется совсем. И Лань Юань не знал, какой из них лучше. Может, оба худшие? Но у него есть люди, которые его любят, однако, ему хотелось вспомнить хоть что-то из своего прошлого. Того самого, которое он забыл, но почему-то был уверен, что в нём было хорошее, а не только плохое. Иногда, глядя на отца, он чувствовал, что встречал его, до того момента, как Ванцзи нашел его в дупле дерева, измученного и сгорающего от сильного жара. Что уже тогда он был ему важен.
— Дядя, — Сычжуй посмотрел на Сичэня. Тот ответил ласковой улыбкой, — а отец скоро вернётся?
Поиски уводили Ванцзи все дальше от Облачных Глубин и территорий Клана. Это не могло не беспокоить Сичэня и Цижэня, но с упрямством Второго Нефрита они ничего не могли поделать. Ванцзи рвался прочь, искал, стирая в кровь подушечки пальцев, и все реже оставался в резиденции клана надолго. Если бы не А-Юань — он бы вообще не стал возвращаться, даже Сычжуй это понимал. И это его тревожило. Он боялся, что однажды отец и правда не вернётся.
— Не знаю, — Сичэнь разделял тревогу приёмного племянника. Он действительно не знал, как скоро вернётся Ванцзи, и его беспокоило, что младший брат стал срываться при малейшем подозрении на ночную тварь. Как и то, что поиски уводили его слишком далеко. Сичэнь не мог запретить брату покидать Облачные Глубины, но тревога не отпускала. — Надеюсь, что скоро.
Цзэу-цзюнь мог только надеяться, что привязанность к ребёнку станет опорой, путеводной звездой для Ванцзи. Что ради Сычжуя младший Нефрит будет раз за разом возвращаться домой, даже если придется слушать “Расспрос” постоянно. Сичэнь понимал, что Ванцзи слишком сильно любит погибшего Старейшину, поэтому и ищет его везде, где только может, не находя ответа. И это ломало его, а Сичэнь был не в силах хоть как-то помочь своему любимому младшему брату. Казалось, даже дядя уже примирился и смотрел каждый раз с тревогой и беспокойством на младшего племянника. Но они оба прекрасно понимали, что ничем не могут помочь Ванцзи. Только отпускать его в путешествия, не позволяя себе запирать его в воздушной красивой клетке резиденции клана.
— Пойдём, Сычжуй, — вздохнув, Сичэнь отвернулся от тропы и посмотрел на мальчика. — Тебе пора заниматься. Как твои успехи с мечом?
— Пока не очень, — честно признался Юань, последовав за дядей к ученическим павильонам и музыкальному залу. — Я пока ещё не особо внимателен, поэтому пропускаю атаки.
— Ты ещё учишься, — улыбнулся Хуань, неторопливо ступая по дорожкам резиденции. — Опыт приходит с практикой. Не думай, что я или Ванцзи сразу научились. Нет, мы тоже совершали ошибки. Никто не рождается мастером.
— Мгм, отец говорил.
Сычжуй знал, что мастерство приходит со временем и усердными тренировками, а потому старался как мог, чтобы не посрамить отца. Да, ему говорили, что не стоит перенапрягаться, но Юань чувствовал, когда надо остановиться. Как ему сказал отец — упрямцев хорошо учит боль, и научил мальчика соразмерять силы, когда он как-то не смог встать после очень интенсивной тренировки. С того дня Сычжуй понял, что и как стоит делать, чтобы больше не лежать наутро пластом. Пусть это было сложно, ему хотелось нагнать сверстников как можно скорее, он старался не перенапрягаться, и прогресс хоть и был заметен, но продвигался слишком медленно, на взгляд мальчика.
— Не спеши, — Юань поднял глаза на Сичэня. Тот улыбался. — Не торопись. Ты успеешь, а со временем можешь и превзойти своих сверстников, если не станешь торопиться. Спешка не приводит ни к чему хорошему…
Сычжуй удивился странной грусти, которая прозвучала в мягком голосе дяди. Неужели он тоже когда-то поспешил и получил жестокий урок? Мальчик вопросительно посмотрел на главу Лань, и тот только печально улыбнулся.
Они были готовы уничтожить зло. Они были готовы на проводах убить того, кто, по их мнению, был корнем всего этого. Тогда Сичэнь пошел со всеми, хотя Ванцзи говорил, что молодой господин Вэй не враг. И тогда, глядя в обезумевшие глаза, слыша надломленный истеричный смех, после гибели девы Цзян, Хуань понял что они не на того направили свой гнев. Этот сломленный мальчик, который всегда был светлым и тёплым, прошедший ужасы, о которых их поколение только слышало, не мог быть тем злом, которое нужно было искоренить. Возможно, будь он более зрячим, не таким зашоренным, он смог бы понять то, что понял его младший брат. Но увы, смертельную цепь невозможно было остановить. Она раскручивалась, и Сичэнь больше ничего не мог изменить.
Вэй Усянь сорвался со скалы. И крик младшего брата резанул не только по ушам, но и по сердцу и душе, оставляя кровавую рану. Не увидел вовремя. Не понял вовремя. Пошел на поводу сладких и возвышенных речей. Ему показали мировое зло, а он поверил.
Значительно позднее, глядя на спящего брата, Сичэнь подумал, что, скорее всего, было ошибкой уговаривать Ванцзи обратить внимание на Усяня. А потом отмел эту мысль — эта связь зародилась гораздо раньше его предложения. В ту ночь, на той стене, где впервые Бичэнь встретился с Суйбянем. Что теперь будет с лёгким и быстрым мечом Вэй Усяня? Его забрал к себе клан Цзинь. Призрачная флейта тоже пропала. А на сердце его любимого младшего брата теперь незаживающая рана. Его единственная ошибка — любовь к этому яркому мальчику с большим сердцем и тёплой душой.
И всё же…
— Кто порочен, кто праведен? — прошептал Хуань в тишину цзинши. — Что чёрное, а что белое? Что добро, а что зло?
— Вэй Ин…
Сичэнь сморгнул непрошенные слезы и погладил младшего брата по волосам. Ванцзи теперь жить с мыслью о том, что он не спас любимого человека. И Хуань не был уверен, что он справится с этим.
— Сычжуй, — остановившись у музыкального класса, Сичэнь посмотрел на насторожившегося мальчика, — иногда поспешные выводы могут причинить боль твоим близким. Не допускай поспешности ни в суждениях, ни в делах.
— Я понимаю, дядя, — кивнул Юань, слегка нахмурившись. Он уже понял, что и его дяде пришлось пережить что-то такое, что его травмировало. Возможно, это было связано с отцом. — Я не буду поспешен в суждениях и делах.
— Мы тоже когда-то ошиблись, — задумчиво произнес Хуань, переведя взгляд на музыкальный класс. — И эта ошибка дорого стоила. Возможно, если бы не так жёстко следовали правилам, Ванцзи был бы другим. Более открытым. Но правила казались непреложной истиной, которая объясняет всё на свете. И это была главная ошибка. Мир оказался более жестоким, чем маленькое общество в Облачных Глубинах. И боль Ванцзи, на самом деле, вызвана больше правилами.
— Но правила разве не помогают облегчать жизнь? — удивился Сычжуй, а потом вспомнил их количество и невольно поморщился. Сичэнь, увидев гримасу, негромко и мягко рассмеялся.
— Правила — не незыблемая константа. Но наш Орден создавался монахом, поэтому и правила такие. Но есть и то, что действительно превращает Облачные Глубины в воздушную клетку. Ванцзи стал более открытым, более… — Хуань запнулся и задумался. — Более человеком, — наконец, нашелся он. — Он перестал быть нефритовой статуей, и меня это радует, но…
Но за это пришлось заплатить немалую цену. Эта фраза буквально повисла в воздухе, когда Сичэнь молча открыл двери и впустил Сычжуя в класс. Мальчик тоже ничего не говорил, только устроился за учебным гуцинем и вопросительно посмотрел на дядю. Хуань кивнул, и Юань сосредоточился на уроке.
***
Через несколько дней в Облачные Глубины приехал Не Хуайсан, разбитый и расстроенный. Сычжуй его знал, иногда он встречал его в резиденции, когда тот навещал Сичэня, и добрый мягкий юноша всегда здоровался с ним, но не в этот раз. На красивом лице застыла маска горечи и странной злости. Сычжуй, издалека заметив Хуайсана, хотел было подойти и поздороваться, но это странное выражение лица заставило мальчика застыть на месте. Что произошло? Юань знал, что в Гусу не верят слухам и не обращают на них внимания, поэтому о том, что творилось в других кланах он не знал. И тут приезжает этот человек, и всё переворачивается с ног на голову. Сичэнь, заметив племянника, только кивнул ему, давая понять, что сегодня он занят и позаниматься с мальчиком не сможет. Сычжуй кивнул, мол, понял, и ушёл на тренировочное поле. По дороге его нагнал Цзинъи и предложил помощь. Заодно рассказал последние слухи, которые слышал, когда ходил с матерью в Цайи.
— Говорят, что глава Цинхэ Не погиб от искажения Ци, — шептал Цзинъи на ухо Сычжуя, то и дело оглядываясь по сторонам. — Говорят ещё, что он едва не убил своего младшего брата.
Сычжуй удивленно посмотрел на друга, потом сопоставил с выражением лица приехавшего Хуайсана, и части головоломки встали на свои места. Глава Не мёртв, теперь его младший брат принял от него пост. Но боль от потери никуда не ушла, и это ожесточило милого и доброго юношу. Уж не о том ли говорил дядя?
— Но слухи — недостоверная информация, — тем не менее, возразил Юань, на что Цзинъи откровенно поморщился.
— Ага, то-то все только об этом и говорят. Несколько лет назад говорили про Старейшину Илина, теперь о смерти Не Минцзюэ… Мама говорила, что он и Цзэу-цзюнь были названными братьями, вместе с Цзинь Гуанъяо составляли триумвират.
Сычжуй так и встал, из-за чего Цзинъи, проскочивший вперёд на несколько шагов, удивлённо обернулся.
— Что такое? — взглянув в сложное лицо друга, поинтересовался мальчик, не понимая, что вдруг заставило товарища остановиться.
— Цзэу-цзюнь расстроится… — тихо произнес Юань, посмотрев на друга. — Он часто отлучался в Цинхэ, и возвращался всегда встревоженный и опечаленный. Ханьгуан-цзюнь мне это говорил. А теперь, когда предыдущий глава умер, Цзэу-цзюню будет еще больнее.
Цзинъи озадачился, потому что не мог понять, почему его друга это так печалит. А Сычжуй не мог сообразить, откуда в груди такая тупая боль, словно это он сам потерял кого-то важного, буквально только что. Но никто из его близких не умер. Или нет? Голова снова заболела, стоило только попытаться напрячь память, в глазах потемнело на несколько мгновений, уши заложило, и встревоженный голос друга доносился словно сквозь толщу воды. Лишь почти через минуту Сычжую удалось взять себя в руки.
— Сычжуй?! — мальчик посмотрел на встревоженного товарища, попытался что-то сказать, но из горла вырвался только тихий хрип. — Живой. Давай я отведу тебя в комнату, отдохнешь. Что с тобой случилось?
— Попытался вспомнить хоть что-то. Ханьгуан-цзюнь говорил, что не стоит торопиться, но я не смог, — Юань осторожно поднялся на ноги, голова ещё немного кружилась и уши казались заложенными. — Подожди, голова кружится.
Цзинъи с беспокойством подхватил друга под локоть и вгляделся в бледное лицо. Ванцзи будет не в восторге, если застанет воспитанника в таком состоянии, мальчики могли только надеяться, что Второй Нефрит вернётся тогда, когда Юань уже придет в себя. Сычжуй очень не хотел волновать отца и дядю, поэтому оперся о руку товарища, постепенно приходя в себя. Сглотнув ком в горле, мальчик прикрыл глаза, слегка покачиваясь, пока голова не перестала кружиться и тошнота не отступила полностью, после чего посмотрел на Цзинъи.
— Пойдём. Мне уже лучше.
Цзинъи только и смог, что покачать головой.