Ванцзи смотрел, и Сычжуй буквально всем телом чувствовал пристальный взгляд отца. Мальчик знал, что он не должен ударить в грязь лицом перед своим отцом, но тренировочный меч упорно не хотел подчиняться. Наставник тоже смотрел, и Юань чувствовал себя неловким и неуклюжим настолько, что у него слёзы на глаза наворачивались. Тем не менее, мальчик упорно отрабатывал базовые упражнения, плотно сжав губы в тонкую линию. И пусть тренировочный меч смотрится неуместно в тонких детских руках — он научится.
Сычжуй знал, что все его сверстники ушли дальше, чем он, и ему необходимо нагонять их, поэтому мальчик занимался так же упорно и усердно, как академическими науками и игрой на гуцине под присмотром Ванцзи. Рвение мальчика было оправдано — ему не хотелось опозорить отца своими неудачами, но они неизменно случались. Вот и теперь — тренировочный меч выпал из рук, и Сычжуй окончательно расстроился. Вот почему не получается?
Когда пару недель назад отец сказал ему, что он может уже тренироваться с остальными ребятами, Сычжуй просиял. Он часто видел, как остальные идут на тренировочное поле после занятий, чтобы провести время на тренировке с оружием, однако его самого пока не отпускали, поскольку он не был достаточно крепким. Но упражнения и длительные медитации помогли мальчику укрепить не только дух, но и тело. Тем не менее, на это ушло много времени, поскольку Ванцзи не давал сыну перетрудиться, и потому к тренировкам Юань приступил только две недели назад, но уже понял, что сильно отстал от товарищей. Это не сильно смущало остальных, они старались помочь своему соученику в освоении техник. И за это Сычжуй был искренне им благодарен. Даже Цзинъи, начавший тренироваться раньше, не отпускал язвительных шуток, а помогал всем, чем мог. И Ванцзи, бывая в Облачных Глубинах, тоже занимался с сыном не только практикой игры на цине, но и тренировал его в свободное от учёбы время.
Но всё равно это не дало никакого результата. Сычжуй поджал подрагивающие губы и опустил голову, не пытаясь поднять меч. Он не заметил, как наставник переглянулся с Лань Чжанем, но спокойные шаги услышал и посмотрел на отца мокрыми от невольных слёз глазами.
— Не спеши, — опустившись перед сыном на колени, негромко произнес Нефрит, — иначе не получится. Всему нужно время. Ты только начинаешь обучаться мастерству владения мечом, но если ты станешь торопиться, то повредишь себе быстрее, чем научишься. Не расстраивайся, — тёплые пальцы осторожно стёрли со щеки мальчика слезинку.
Сычжуй был бы рад, но он очень близко принимал свои неудачи, считая, что тем самым расстраивает и позорит отца. Хотя и понимал, что Ванцзи так не считает, но избавиться от этого чувства не мог. Но старался, хотя получалось, мягко говоря, не очень. Он только-только привык не обращать внимания на то, о чём шепчутся старейшины и наставники, хотя это было тяжело, а теперь ещё и это. И он расстроенно всхлипнул, прижавшись щекой к руке отца и закрывая глаза. Слёзы сами собой текли по щекам, но тёплые и ласковые руки стирали их, даря успокоение и утешение.
— Я стараюсь, — всхлипнул Сычжуй, прижимаясь щекой к ладони отца. — Но почему у меня не получается?
Он не знал о детстве отца, не знал, почему он такой сдержанный с остальными, и только с сыном проявляет более видимые чувства и эмоции, но что-то подсказывало мальчику, что его отец слишком многое пережил, чтобы научиться держать всё в себе. Его хотелось расспросить, но, помня крики и тихий плач по ночам, отчаянное звучание гуциня, не рисковал причинить отцу ещё большую боль, чем та, что и так его мучает. Только из уважения к чувствам отца, мальчик тщательно давил своё любопытство. И что-то подсказывало А-Юаню, что, когда придёт время, он сам всё узнает.
Всхлипнув, Сычжуй виновато посмотрел на отца и увидел его лёгкую, едва заметную, улыбку в уголках губ.
— На сегодня хватит, — негромко произнёс Ванцзи, поднимая тренировочный меч и выпрямляясь. — Тебе надо отдохнуть, Сычжуй.
— А как же… — начал было А-Юань, но отец только головой покачал, вкладывая сыну в ладонь тренировочное оружие.
— Не перенапрягайся, — негромко произнёс Второй Нефрит, пристально глядя на сына. — Иначе ни к чему хорошему это не приведёт.
— Я понял, Ханьгуан-цзюнь, — поклонился Сычжуй. Потом поклонился и наставнику, и только после этого направился в сторону ученических комнат. Ему и правда стоило отдохнуть.
***
Юань посмотрел на пушистых кроликов, которые прыгали вокруг него, и думал. Отец снова покинул Облачные Глубины этим утром, об этом мальчик узнал от главы Клана, но сильной тревоги уже не испытывал. Он уверился, что отец его не бросит, а потому думал о сне, который ему сегодня приснился. Он снова слышал мелодию, она навевала какое-то странное чувство, которое Сычжуй объяснить не мог. И не понимал, что это такое, но она была смутно знакомой. Юаню казалось, что он её знал, но забыл. То, что у него амнезия, он узнал ещё в шесть лет, и до сих пор не придавал ей особого значения. Может, это просто детская психика так устроена, а может, в тех временах, которые он забыл, было что-то такое, что могло бы его травмировать, поэтому его сознание само решило заблокировать эти воспоминания, давая ему шанс начать новую и нормальную жизнь. Тем не менее, сны иногда пугали. В них были мелодии, всегда грустные и лёгкие, а иногда Сычжуй слышал чей-то голос, смутно знакомый, который звал его по имени. Только откликнуться не получалось, хотя сердце тянулось к этому голосу не меньше, чем к отцу. И, проснувшись, Сычжуй не мог понять, почему сердце колотится так, словно хочет пробить грудную клетку и погулять на свободе.
Погладив кролика, мальчик достал морковку из большой корзины и задумчиво откусил кусок, размышляя о своём. Он пытался вспомнить, но голова начинала безумно болеть, стоило ему хотя бы попытаться напрячь свою отказавшую память, поэтому эти попытки пришлось оставить. Не то чтобы Юань расстраивался из-за этого, но ему хотелось вспомнить всё то, что было до того, как он оказался с отцом. Или он всегда был с ним? Тогда кто же звал его? Голос не был похож на отцовский, он был более звонким, ярким и жизнерадостным, но точно не принадлежал Второму Нефриту. И мальчик никак не мог понять, почему он слышит этот странный голос в своих снах. Что-то подсказывало ему, что этот голос часто звучал в его забытом прошлом, но не мог опознать его. Хотя от его звука становилось спокойно и даже весело, словно этот человек часто играл с маленьким А-Юанем.
— Сычжуй!
Вздрогнув, мальчик обернулся и увидел лучшего друга, спешащего к нему. Цзинъи явно был чем-то взволнован, потому что нарушил одно из правил Гусу — он бежал. Сычжуя это очень удивило. Нет, Цзинъи примерным учеником не был, но и бегать себе обычно не позволял. Что же такое случилось, что он побежал искать своего лучшего друга?
— Что случилось? — Юань осторожно ссадил с колен кролика и поднялся на ноги. Отряхнув ханьфу от листиков и веточек, он встревоженно посмотрел на друга — тот выглядел необычайно взволнованным и почти напуганным.
— Я видел, — отдышавшись возле друга, Цзинъи поднял на него взгляд, — что к Цзэу-цзюню прибыл Цзинь Гуанъяо. Слышал о таком?
Сычжуй непроизвольно вздрогнул. Да, он слышал об этом человеке, дядя иногда упоминал его, и всегда говорил о нём с теплотой и лёгкой улыбкой. Но у самого мальчика упоминание ордена Ланьлин Цзинь вызывало странную и неконтролируемую дрожь, и он не понимал, почему именно так. Он же никогда с этим орденом не сталкивался, так почему его пробирает страх от одного только упоминания одного из Великих орденов? Это была ещё одна загадка, которую стоило разгадать.
— Да, я слышал о нём, — кивнул Сычжуй, сообразив, что друг ждёт ответа. — Но почему он тут? Орден Ланьлин Цзинь почти не появляется в Гусу. Что его привело?
— Я слышал, что Цзинь Гуанъяо — названый брат Цзэу-цзюня, — заговорчески прошептал Цзниъи, потянув Сычжуя за собой. — Поэтому он свободно бывает в Гусу. Но пользуется этим правом очень редко, поэтому его тут почти не видят. Но сегодня он прибыл, и это странно, ведь Совет Кланов собирается… Ну конечно! — глаза младшего радостно вспыхнули. — Скоро же Совет Кланов, поэтому он здесь!
— Может, случилось что? — страх липкими щупальцами сжал сердце, но Сычжуй отогнал его, понимая, что если бы что-то случилось с его отцом, то ему бы наверняка сообщил дядя. Но Сичэнь ничего не сказал, да и Ванцзи ушёл только утром, вряд ли бы что-то произошло. Поэтому Сычжуй постарался отогнать тревогу и страх — отец был сильным заклинателем, и мальчик верил, что с ним ничего не случится. Или, по крайней мере, ничего серьёзного — в свои восемь лет Сычжуй уже знал, что даже самого сильного заклинателя можно ранить, а то и убить, на ночной охоте, но он верил, что его отца не так просто ранить, не говоря уже о том, чтобы лишить его жизни.
Иногда, правда, Сычжую казалось, что Второй Нефрит не хочет жить, что только он, его сын, держит Ванцзи в мире живых. Золотые глаза оживали только когда Лань Чжань видел своего ребёнка, в остальное время они больше напоминали застывшие слитки золота. Иногда это даже пугало мальчика, который безгранично любил отца и старался развеять его грусть, но чувствовал, что не ему это удастся сделать. Вернуть Ванцзи к жизни мог только один человек, которого Сычжуй не помнил, но прекрасно помнили остальные заклинатели. Иногда мальчик слышал перешёптывания, полные отвращения, ненависти и страха, они шептались о каком-то Старейшине Илина, но это имя ни о чем не говорило Сычжую, однако в душе находило странный отклик. Тем не менее, мальчик старался не обращать внимания на эти шепотки — отец часто говорил, что подслушивать нехорошо и неприлично, поэтому Юань не старался услышать, что там говорили другие страшным шёпотом. Его самого, да и других детей ордена Лань, не пугали страшным Старейшиной Илина, словно они его даже не знали, но сны отца говорили о другом — он помнил кого-то по имени Вэй Ин, часто звал его во сне срывающимся шёпотом, и Сычжуй помнил это из тех лет, что прожил в цзинши, восстанавливаясь после тяжелой болезни.
Следуя за Цзинъи к ученическим комнатам, Сычжуй думал о том, что могло привести Цзинь Гуанъяо в Гусу. Да, приближался Совет Кланов, а значит, отец должен к нему вернуться — ведь он всегда сопровождал Сичэня на подобные собрания. Но если Совет будет проходить в Гусу, то тогда они смогут увидеть глав других Великих орденов и меньших кланов. Сычжуй знал, что великих орденов осталось всего четыре: Ланьлин Цзинь, Юньмэн Цзян, Цинхэ Не и Гусу Лань. Раньше их было пять, в число Великих орденов входил ещё Цишань Вэнь, но он был уничтожен несколько лет назад, и Сычжуй об этом помнил из уроков истории. После войны, Названной Аннигиляцией Солнца, это был первый Совет Кланов, который проводился, и Сычжуй невольно задумался, где он пройдёт.
— Как думаешь, — прошептал Цзинъи, повернувшись к другу, — где его будут проводить? Хотя, если господин Цзинь тут, то, наверно, в Гусу…
— Меня больше беспокоит то, что господин Цзинь здесь, — слишком серьёзно для восьмилетнего мальчика произнёс Сычжуй. — Вдруг случилось что-то очень важное?
Цзинъи с сомнением посмотрел на Сычжуя, но ничего не сказал, садясь на свою циновку и задумчиво накрутив на палец конец лобной ленты. Потом пожал плечами и внимательно уставился на устроившегося на своей циновке Сычжуя, словно дожидаясь, что он скажет, но мальчик молчал, задумавшись о своём. Он прокручивал в голове уроки истории, пытаясь отыскать что-то, чего он и сам не знал, но потом оставил эту затею и тяжело вздохнул, а взгляд младшего товарища стал любопытным.
— Я пытался что-то вспомнить из уроков истории, — смущённо покраснел Сычжуй, — но не смог понять, что именно хотел вспомнить и зачем мне это нужно было. Не думай об этом.
У них было свободное время, поэтому Сычжуй принялся оттачивать свои навыки в каллиграфии, потому что уже понял, что дядя с ним позаниматься не сможет, поскольку он принимал у себя гостя. Идти на полигон не хотелось — мальчик помнил свою неудачу, и позориться еще и перед товарищами не хотелось. Да и отец говорил не торопиться, а наставник потом поймал мальчика и сказал, чтобы он занимался вместе со всеми, чтобы не перегружать себя дополнительными тренировками. Выговор Ванцзи, конечно, никто не стал делать, только Сичэнь поговорил с братом, но о чём — Сычжуй не знал. Нет, тренировки не прекратились, но это больше напоминало повторение того, чтобы было на занятии, поэтому Сычжуй не перетруждался, да и отец прекрасно знал, когда стоит остановиться. Тем не менее, навыки мальчика всё ещё было ужасны, и иногда Юаню казалось, то он не сможет. Но потом он отбрасывал такие мысли, вспоминая, как отец говорил ему, что никто не рождается с умением идеально драться на мечах или с полностью сформированным Золотым Ядром. Всё и всегда добивалось упорным трудом и терпением, поэтому Юань старался набраться терпения, что для непоседливого мальчика было делом довольно-таки сложным.
Сколько Сычжуй себя помнил, усидчивостью он обладал, но при этом ему была свойственна и непоседливость. Странный парадокс, но Сычжуй любил учиться, ему нравилось изучать новое, поэтому он развивал в себе способность сидеть ровно и не отвлекаться во время занятий, но, в силу возраста, это было достаточно сложным делом. Ему хотелось побегать, поиграть, но он не мог, скованный тремя с половиной тысячами правил, высеченных на Стене Послушания. Хотя, наверно, их стало больше — Юань заметил, что записей на Стене прибавилось. Или ему только показалось? Но, в любом случае, правила Ордена Гусу Лань сковывали его по рукам и ногам, и он постепенно начинал понимать, почему отец говорил, что истинные правила находятся в сердце, а не на Стене Послушания.
Тем не менее, у него было место, где он мог спокойно побегать, поиграть с друзьями, да и просто посидеть в одиночестве. Кроличья поляна стала своего рода убежищем для Сычжуя, местом, где он мог не бояться быть наказанным за провинность или замеченным за каким-то неподобающим делом. Хотя, чаще всего, Юань приходил на поляну, чтобы подумать или поделиться с кроликами тем, что его тревожило, но о чём он не мог рассказать отцу или дяде, несмотря на всё к ним доверие и искреннюю любовь. Сычжуй прекрасно понимал, что и отец, и дядя его любят, по-настоящему, но всё равно он смущался делиться с ними какими-то страхами или тревогами, справедливо считая, что у них и так дел выше крыши, чтобы возиться с тем, с чем Сычжуй мог справиться сам. И он справлялся, погружаясь в медитацию или просто размышляя, и всегда находил свои ответы или успокоение.
Кроме странных снов, которые становились всё реже, и внезапно мальчик понял, что однажды они прекратятся совсем. И от этого становилось почти физически плохо, потому что Юань успел привязаться к невидимому человеку из своих снов, который играл на флейте, весело что-то рассказывал и искренне смеялся. Сычжуй понимал, что ему будет этого не хватать, но у него была реальная жизнь, как бы сильно не хотелось остаться во сне и больше не покидать его. Он не мог оставить отца и дядю, не мог причинить им боль, поэтому свои сны мальчик отпускал почти без сожаления. О чём было сожалеть? Сычжуй не знал, но прекрасно понимал, что ему будет не хватать лёгкой и мягкой мелодии, звонкого смеха и тёплого доброго голоса из своих снов. Будет не хватать уютной темноты, которую иногда расчерчивали алые всполохи, но он отпускал свои сны, оставаясь в реальности с отцом, дядей и друзьями.
***
Ванцзи вернулся спустя неделю после визита Цзинь Гуанъяо. Сычжуй привычно и терпеливо ждал отца у ворот, но на сей раз компанию ему составлял и Лань Сичэнь, выкроивший время посреди подготовки к Совету Кланов. Стоя рядом с дядей, мальчик нетерпеливо высматривал на тропе знакомые белые одеяния адептов Гусу Лань. И, увидев их, невольно просиял — Ванцзи шёл впереди, но улыбка Сычжуя увяла, стоило ему заметить кровь на белоснежном ханьфу отца. В сердце закрался страх — отец ранен? Судя по тому, как шевельнулся рядом Глава Лань, он подумал о том же. Точнее, он явно был уверен, что его младший брат ранен, хотя его шаг был спокойным и лёгким, он не хромал, но Сычжуй вдруг заметил, что лицо отца бледнее обычного. Ванцзи от природы был светлокожим, но сейчас он казался белее снега.
— Ванцзи, — тихо ахнул Лань Хуань, торопливо прошёл вперед и подхватил брата под локоть. Сычжуй заметил, как едва заметно дёрнулся уголок губ отца, и понял, что тому больно, но он привычно не показывает этого. Но и этого движения хватило, чтобы мальчик поднырнул под вторую руку раненого Нефрита, хотя помощи от Юаня было мало, отец одарил его тёплым взглядом и едва заметной доброй улыбкой. Однако страх не улёгся. Юань понимал, что на ночной охоте могло случиться всякое, но никогда ещё его отец не возвращался раненым. Пусть даже раны не были глубокими или тяжёлыми, они всё равно были, и это мальчика напугало сильнее всего. Отец казался ему фигурой неуязвимой, тем, кого невозможно или, по крайней мере, сложно ранить, но вот он, идёт рядом, ханьфу в крови, а под одеждами явно глубокие и кровоточащие раны. И от этого осознания по телу мальчика прошла крупная дрожь.
— Всё хорошо, Сычжуй, — произнёс Ванцзи, опираясь на руку брата.
— Ванцзи, ты ранен, — с тревогой заметил Сичэнь, внимательно посмотрев на брата.
— Брат, я не так сильно ранен, как может показаться, — Второй Нефрит перевёл взгляд на старшего брата, и Сычжуй задержал дыхание. — Несколько дней в медитации — и я буду в полном порядке.
— Через неделю в Гусу состоится Совет Кланов, — тихо вздохнул Сичэнь. — Ты будешь мне нужен, Ванцзи.
— Я буду рядом, брат, — спокойно отозвался Ванцзи, кивнув. Казалось, он совсем не удивился тому, что на этот раз Ордена и кланы будет принимать Гусу Лань, словно ждал этого. Сычжуй невольно задумался: может, так оно и было? Может, отец и правда ждал, что Совет Кланов будет собран в Гусу? Могло быть что угодно, а мысли Ханьгуан-цзюня мальчик читать не умел.
Раны отца и правда не особо серьёзны, и Сычжуй, наблюдая, как лекарь перевязывает их, подумал, что тут достаточно пары дней, чтобы от ран не осталось даже шрамов. Он сидел рядом с Ванцзи, но не прислушивался к разговору с дядей, занятый своими мыслями. Но когда Цзэу-цзюнь ушёл, мальчик посмотрел на задумавшегося отца с немым вопросом в глазах.
— Впервые за долгое время Совет Кланов проходит в Гусу, — негромко заметил Лань Чжань, заметив взгляд сына. — Брат немного волнуется, он впервые проводит такое мероприятие как глава Гусу Лань.
— Дядя справится, — уверенно заметил Юань, улыбнувшись. — Отец… Не так давно в гостях у дяди был господин Цзинь Гуанъяо…
Заметив, что Ванцзи нахмурился, Сычжуй прикусил язык, решив, что отец подумал о том, что сын повёл себя непристойно, но, как оказалось, это было вызвано совсем другим — Ханьгуан-цзюнь почему-то недолюбливал бастарда Гуаньшаня.
— На этом Совете будет утверждена кандидатура нового главы Цзинь, — помолчав, заметил Ванцзи, погладив удивившегося Сычжуя о голове. — И избран новый Верховный Заклинатель. Скорее всего, им и станет Цзинь Гуанъяо.
— Тебе он не нравится? — робко спросил мальчик, не сводя взгляда с отца, но тот покачал головой.
— Нет, я ему не доверяю, но он умеет располагать к себе. Цзинь Гуанъяо умеет читать людей, — негромко прознёс Лань Чжань, расплетая сыну волосы — было уже поздно, скоро наступит время отбоя, и Сычжую надо будет вернуться. Но на этот раз, в виде исключения, Ванцзи решил, что сыну можно будет провести ночь в цзинши. — Он всегда видит, что может сказать, как сказать и с какой интонацией. Он располагает к себе людей, играя необходимую роль. Но никто не знает, что творится в его душе, что прячется за это маской. Я не могу ему доверять, но брат доверяет полностью, посему приходится смириться с этим. Если что-то сделать против Цзинь Гуанъяо, это расстроит старшего брата.
Сычжуй знал, что два Нефрита Гусу Лань искренне и сильно друг друга любят, готовы ради друг друга на всё и вообще очень близки. Они дополняли друг друга: хладнокровный и безэмоциональный Ванцзи, и добродушный улыбчивый Сичэнь. Но только Сычжуй и Сичэнь знали, какая буря, на самом деле, может бушевать под этой маской ледяного спокойствия. Сын и брат знали, сколько ночей Ванцзи провёл в кошмарах, почему он бросался на каждую новость о очередной ночной твари. Но не останавливали, хоть Старейшина Лань и ругался самыми страшными словами, грозился, но неизменно отпускал Ванцзи, понимая, что иначе Второй Нефрит попросту зачахнет в прекрасной и воздушной клетке Гусу. Но, засыпая рядом с отцом, Сычжуй подумал, что ему будет легко расстаться со снами. И не будет сожалений. Отчего-то он верил, что эти сны — не просто сны, и однажды он вспомнит всё и вся.
***
В день Совета, Сычжуй постарался не попадаться никому на глаза. Мало ли, вдруг его кто знает. К тому же, по той же непонятной причине он боялся увидеть адептов Ордена Цзинь. С ними Сычжуй особенно сильно не хотел встречаться. Но занятия не отменяли, поэтому, волей или неволей, но сталкиваться с приглашёнными кланами и орденами приходилось. Особенно Сычжуя напугал глава Ордена Цзян — мрачный, но молодой совсем мужчина. За счёт своего угрюмого выражения и резких черт, он казался старше даже Лань Сичэня, но Сычжуя напугало не это. Он говорил так резко и яростно, что казалось, будто он сейчас набросится на присутствующих, обнажив меч. И мальчик решил убраться от греха подальше на тренировочный полигон, чтобы позаниматься. Отец освободится поздно, поэтому тренироваться придётся самому. Поразмышляв, Сычуй нашёл Цзинъи и утащил его тренироваться, чтобы отработать некоторые приёмы, которые показал на прошлом занятии наставник.
— Надеюсь, Совет скоро закончится, — вздохнул младший, захватив свой тренировочный меч. — Они так шумят, что мне даже не по себе становится.
Сычжуй кивнул, понимая, что раз уж даже шумному и вспыльивому Цзинъи не по себе, то что говорить о Ванцзи, который в принципе не любил подобные сборища и с радостью, наверно, не посещал их, но, как правая рука главы, был обязан присутствовать, сопровождая старшего брата? Мальчика невольно передёрнуло.
— Ханьгуан-цзюню приходится бывать не собраниях, — пробормотал он.
— Мне кажется, он бы туда и носа не совал, была бы его воля, — заметил Цзниъи, покосившись на друга. Сычжуй кивнул и встал в стойку, приглашая друга начать тренировочный поединок.
***
Приглашённые заклинатели разошлись по гостевым покоям уже поздно вечером. Шум стоял невообразимый, и Сычжуй, пользуясь привилегией, сбежал к цзинши, надеясь найти там хоть немного спокойствия и тишины. Сидя на ступенях, мальчик рассматривал звёздное небо и размышлял. Если все Советы Кланов такие, то он точно не хочет на них бывать в принципе. И хорошо ещё, что простых адептов внутрь не звали, а то там совсем был бы кошмар, как казалось Юаню. И он в очередной раз понял, что не хочет быть главой клана — это сплошная морока и много не слишком приятных часов.
— А-Юань?
Голос отца вырвал мальчика из размышлений. Он посмотрел на Ванцзи и отметил, что он выглядит усталым. Оно и понятно было — Ханьгуан-цзюнь не любил толпы и сборища, где всё время шум, гам, ругань и скандалы. Это его утомляло, и Сычжуй мог его понять. Но сейчас в глазах отца видел не только усталость и привычную глубокую тоску, но и что-то ещё. Что-то, похожее… на озорство?
— Отец? — они были одни, поэтому мальчик без зазрения совести обратился к Ванцзи так, как привык.
— Пойдём со мной, — Лань Чжань протянул руку к сыну, и Сычжуй тут же подскочил к нему и взял за руку.
— Куда мы пойдём?
— Увидишь.
Сычжую стало любопытно, и он послушно пошёл за отцом, крепко держа его за руку. Ванцзи вёл сына прочь от основных строений Гусу, поднимаясь в гору, а Юань старался не отставать, хотя Ванцзи шёл спокойным шагом, чтобы сыну не пришлось бежать за ним. Мальчика же грызло любопытство — зачем отец ведёт его в горы? Что такое он хочет ему показать? К тому же, было поздно, давно наступил час отбоя, однако, когда Сычжуй сказал об этом Лань Чжаню, тот успокоил его, сказав, что сын с ним, а значит, всё в порядке.
Когда они пришли к верхушке водопада, Ванцзи указал Сычжую на большой камень, и мальчик тут же уселся около него. На камне появился гуцинь, знаменитый на всю Поднебесную Ванцзи, и Юань невольно затаил дыхание. Он уже слышал, как отец играет «Расспрос», но никогда не видел, чтобы на его призывы кто-то откликался. Но теперь, стоило заиграть мелодии, отовсюду слетелось множество зеленоватых огоньков, и Сычжуй едва вспомнил, что живой человек не может не дышать. Потому что увиденное зрелище не могло не завораживать своей странной красотой.
— А-Юань, — негромко позвал Ванцзи, и мальчик очнулся. — Сосредоточься.
Покраснев, Юань кивнул и сосредоточился на мелодии гуциня. Он слушал внимательно, разбирая основные вопросы, которые задавали душам, когда расспрашивали их, но с ответами этих самых душ, были проблемы. Несмотря на то, что Сычжуй уже год изучал язык циня, он всё ещё не все иероглифы знал, а потому почти ничего не понял из того, что души отвечали его отцу. Но спрашивать не стеснялся, и Лань Чжань отвечал ему на каждый вопрос, расшифровывал, что отвечала та или иная душа, и Юань буквально терялся от обилия информации, которую нужно было обдумать и запомнить. Мальчик понимал, что ему нужно будет запоминать всё, чтобы потом направлять адептов туда, куда будут указывать души, поэтому внимательно слушал и мелодию циня, и ответы Ванцзи на тот или иной вопрос. Однако он слышал вопрос, который Ванцзи задавал каждой душе, и каждый раз мрачнел, когда получал отрицательный ответ. Что за вопрос задавал Второй Нефрит, Сычжуй понять не мог, но чувствовал, что он очень важен для его отца, и, не сдержавшись, когда пришёл очередной отрицательный ответ, прижался к боку отца и обхватил его руку своими. Ванцзи едва заметно улыбнулся и продолжил расспрашивать.
Они провели около двух часов на вершине водопада, и Сычжуй даже про усталость забыл, восхищённый увиденным. Может, он не всё понимал, но ответы отца были хоть и краткими, но достаточно ёмкими, а природная сообразительность Сычжуя помогала ему усваивать то, что ему рассказывали. И обратно мальчик вернулся на таком душевном подъёме, что опасался за свой сон. Но стоило его голове коснуться подушки, как Юань моментально провалился в сон, уставший и переполненный впечатлениями.
Через несколько дней, после того, как завершился Совет Кланов, Ванцзи снова покинул Облачные Глубины, но теперь Сычжуй почему-то не боялся, что он не вернётся или придёт раненый. Он понимал, что отец совсем не небожитель, а такой же человек из плоти и крови, как и сам А-Юань, и, как ни странно, мальчику стало гораздо легче. Ему не нужно было обожествлять отца или дядю, поскольку они были людьми. Обычными, со своими страхами, силами и слабостями. Но они просто его любили, и мальчик платил взаимностью. Тем не менее, после того вечера, когда Ванцзи расспрашивал души, Сычжуй понял ещё кое-что. Он стал усерднее заниматься на гуцине, чтобы стать таким же опытным в этом, как и отец, чтобы помогать ему искать того, кого он потерял. Мальчик полностью ушёл в учёбу, делал успехи и стал уверенно нагонять сверстников. Он прилежно следовал правилам, но не слепо, а тщательно обдумывал, что он может сделать в определённый отрезок времени, а что нет. И как может поступить. А ещё много читал, находя то, что было ему по уму, что он мог понять, и мог часами сидеть в библиотеке, читая и размышляя над прочитанным. Наставники радовались на успехи мальчика, но на всю похвалу Сычжуй только смущался, хотя и понимал, что хвалят его заслуженно. Тем не менее, похвала только подстёгивала его идти вперёд, становиться лучше, умнее и внимательнее. Мальчик тщательно тренировал свою память, чтобы запоминать малейшие детали; внимательность, чтобы распознавать всё, что он видел или слышал, не упуская ни одной детали. Он старался, но не перенапрягался, делая всё то, что было в его силах, и медленно, но уверенно продвигаясь вперёд.
Но, провожая отца на очередную охоту, Сычжуй больше не боялся. Он знал, что Ванцзи вернётся в любом случае. Он не подставится под удар, не позволит себя ранить или убить. А если случится так, что он снова окажется ранен… ни просто люди. Сильные заклинатели, но и ночные твари тоже не из травы. Столкнувшись с ранениями отца, Сычжуй понял это слишком хорошо, и больше не строил иллюзий. Но твёрдо верил в своего отца.
Через два месяца после Совета Кланов Сычжуй перестал видеть сны. Но сожалений в его сердце не было. В нём теперь росла надежда.