Сычжуй потянулся всем телом, посмотрел на лук и тяжело вздохнул. Да, ученические луки не были похожи на те, которые использовали взрослые заклинатели, но все равно, они были достаточно тугими, чтобы их сложно было натянуть.
— Со временем у тебя получится, — заметил Ванцзи, посмотрев на сына. — Ты еще маленький, поэтому не стоит ждать от себя большего, чем тебе по силам в твоем возрасте. Когда придет время — тогда лук тебе подчинится.
Мальчик кивнул, снова посмотрел на луки и тяжело вздохнул. Последствия болезни всё ещё давали о себе знать, и пока его сверстники учились и тренировались не только духовно, но и физически, Сычжую приходилось заниматься развитием ума и духа. Долгие медитации были пока слишком утомительны для ребёнка, поэтому Лань Чжань старался подавать информацию как можно более необременительно для детского ума. И, хотя в свои семь Сычжуй был куда более способным, чем его ровесники, Ванцзи не давал мальчику переутомиться. Скорее, наоборот, пытался сделать так, чтобы сын не слишком усердствовал, а то А-Юань на любую информацию кидался как волк на добычу, пытливый ум мальчика никак не мог успокоиться, ему требовались загадки, да посложнее. И Ванцзи гордился сыном, когда тот разгадывал очередную, достаточно сложную для семилетнего ребенка головоломку.
Но Сычжуя беспокоило, что отец стал меньше времени проводить в Облачных Глубинах. Иногда он уходил надолго, и тогда мальчика глодала тревога: что, если отец не вернётся? Сичэнь как мог успокаивал племянника, но Юань видел, что он сам тревожится. И было непонятно — то ли из-за длительного отсутствия Второго Нефрита, либо из-за его состояния. Ванцзи словно был одержим. Он рвался вперёд, искал кого-то, мог часами напролёт играть Расспрос, стирая в кровь пальцы, и даже мольбы сына не могли остановить его. При этом Лань Чжань находил время на занятия с Сычжуем, на его обучение и наставления на пути циня. Когда Ванцзи отсутствовал, то с мальчиком, ко всеобщей зависти, занимался сам Цзэу-цзюнь, глава клана.
— Ванцзи это нужно, — как-то раз сказал Сичэнь в ответ на вопрос Сычжуя о том, что происходит со Вторым Нефритом. — Есть вещи, от которых сложно отказаться. Надежда — одна из них. Ванцзи… Надеется. И эта надежда поддерживает в нём силы.
Тогда Сычжую очень хотелось спросить, что за надежда, но он промолчал, каким-то шестым чувством поняв, что ему не ответят на этот вопрос. Да, он был смышленым, но, всё же, оставался ребёнком и не всё мог понять. И Лань Сичэнь это тоже прекрасно понимал, поэтому пока не стал ничего ему говорить, а Сычжуй вынужден был удовлетвориться тем объяснением, которое получил. Да и поделиться ни с кем он не мог, потому что вряд ли остальные могли бы понять его.
— А скоро вернётся Ханьгуан-цзюнь? — как-то, когда они сидели на Кроличьей поляне, поинтересовался Цзинъи, посмотрев на друга. Сычжуй пожал плечами, подманивая кролика морковкой.
— Не знаю, — честно признался мальчик. — Он уходит всё дальше, и всё дольше отсутствует. И мне, если честно, не по себе. Я чего-то боюсь, но не пойму чего. Ведь он всегда возвращался, так почему у меня каждый раз ощущение, что он больше не вернётся?
Цзинъи хмыкнул. Он не совсем понимал метаний друга, почему он так волнуется, но, в какой-то степени, в меру своего понимания, беспокоился за него. Потому что, после отъезда Ванцзи по делам, Сычжуй ходил, как в воду опущенный, дёргался и волновался.
— Думаю, всё будет нормально, — авторитетно заявил Цзинъи. — Это же Ханьгуан-цзюнь! Да что с ним может случиться? Он же самый сильный заклинатель!
Если бы детская вера была щитом против ночных тварей… Но даже Сычжуй понимал, что это не так. Такая вера, пусть искренняя и сильная, не могла защитить Ванцзи от когтей и клыков, от тёмной ци, сил духов и прочей нечисти. Это мальчику втолковали в самую первую очередь — нельзя расслабляться, иначе можно схлопотать. И Сычжуй это хорошо запомнил. Он не позволял себе расслабиться на занятиях, лишь иногда, когда ходил кормить кроликов, мог позволить себе немного опустить плечи и выдохнуть. Иначе не получалось. Он старался быть образцовым Ланем, но нет-нет, да проскальзывало в нем что-то, что причиняло Ванцзи боль. Это мальчик видел по тому, как тускнеет золото глаз, как скорбно опускаются уголки губ. А потом Второй Нефрит просто срывался на очередную охоту, оставляя сына, брата и дядю волноваться за него.
В какой-то момент, пока Ванцзи отсутствовал, Сычжуй услышал разговор главы и старейшины Лань. Он не собирался подслушивать, вовсе нет. Просто проходил мимо и невольно услышал их разговор.
— Сичэнь, так больше не может продолжаться, — произнёс Лань Цижэнь, поглаживая бородку. — Эти поиски сведут Ванцзи с ума. Он ищет Вэй Усяня везде, пусть даже осколок души, но ищет.
— Дядя, полагаю, надежда на то, что однажды молодой господин Вэй откликнется на призыв, поддерживает в Ванцзи желание жить и двигаться вперед.
— Почему ты в этом так уверен? — прищурился старейшина, хмурясь.
— Молодой господин Вэй… Стал своего рода маяком для Ванцзи, — миролюбиво заметил Сичэнь. — Благодаря ему Ванцзи ожил и перестал напоминать статую идеального ученика.
— Вэй Усянь испортил Ванцзи! — рявкнул Цижэнь, сжав кулаки. — Ванцзи стал нарушать правила, играет по ночам Расспрос, да ещё и мальчишку притащил!
Сычжуй вздрогнул и поспешно ушел прочь, но жестокие слова старейшины застряли в его мыслях, и он раз за разом прокручивал их в голове, не понимая, что он сделал не так. Дошло до того, что его, дрожащего и заплаканного, на Кроличьей поляне нашел глава и долго успокаивал, жалея, что Ванцзи умчался на новую охоту, которую совмещал с поисками. Но Сычжуй накрепко запомнил слова, которые сказал ему Лань Сичэнь в тот день.
— Не важно, что о тебе говорят, — обнимая всхлипывающего мальчика, произнёс глава клана. — Важно то, что ты есть. Кто ты есть. Никогда не забывай, кто ты на самом деле. Даже если твоя память тебя пока подводит, это не страшно — однажды она вернётся. Но и тогда ты должен помнить, кто ты есть.
Тогда Сычжуй невольно задумался, и вся ночь была посвящена размышлениям. Пусть он потом не выспался, но кое-что для себя понял. Да, ему пока ещё не было всё равно, что о нём говорят, но Сычжуй твёрдо понял, кто он есть. Он Лань Сычжуй, сын Лань Ванцзи. Но было ещё одно, что не давало ему покоя.
Вэй Усянь.
Юань думал о нём, опасаясь спрашивать отца об этом человеке. Судя по тому, что он услышал в тот день, этот Вэй Усянь был кем-то очень близким для Ванцзи. И нетрудно было догадаться, что любое упоминание о нём причинит Ванцзи боль, поэтому о нём Сычжуй Лань Чжаня не спрашивал. Однако, тот сам заметил, что сын о чём-то слишком глубоко задумался, поймал его как-то после занятий, отвёл в цзинши и усадил за стол. Сычжуй, не понимая, в чём дело, смотрел, как Ванцзи разливает чай по пиалам, а потом, церемонно поклонившись, принял одну пиалу.
— Сычжуй, — Ванцзи только утром вернулся, но успел заприметить, что сын слишком задумчив, — что тебя тревожит?
— Отец, я… — мальчик замялся, не зная, как рассказать Ванцзи об услышанном разговоре и о том, кого упомянул старейшина Лань. А потом глубоко вздохнул и как на духу выложил всё, что услышал. И с тревогой наблюдал, как наполнялись болью золотистые глаза. А к концу рассказа Ванцзи закрыл глаза, и Сычжуй заметил, опустив взгляд, с какой силой отец стискивает полу ханьфу, аж костяшки пальцев побелели. И мальчик замолчал, тяжело сглотнув. И Ванцзи молчал, но уже по другой причине. Сычжуй видел, как подрагивают плотно сжатые губы, как ходит вверх-вниз кадык, как дрожат пальцы. И это всё выдавало, что в душе его отца бушует самая настоящая буря. Но Нефрит всё же взял себя в руки, медленно выдохнул и открыл влажно блестящие глаза.
— Дядя был прав, — тихо произнес он, подтягивая сына к себе, чтобы успокоить. — Вэй Ин… Он правда перевернул мой мир с ног на голову. И стал маяком во мраке идеальной жизни. Он научил меня быть идеальным и не идеальным одновременно. И его я ищу уже три с лишним года, потому что надеюсь, что однажды его душа мне ответит.
Сычжуй слушал, подрагивая и прижимаясь к отцовскому боку, но постепенно дрожь утихала, и мальчик успокаивался, слушая спокойный и размеренный голос отца. Одновременно с этим А-Юань пытался вспомнить хоть что-нибудь, но заработал только приступ головной боли, что сразу заметил Лань Чжань, и когда прохладные пальцы стали массировать виски, мальчик закрыл глаза, подставляясь под руки отца.
— Вэй Ин никогда не сдавался, — заметил Ванцзи. — И я не стану. И ты не сдавайся, А-Юань. Что бы про тебя не говорили, ты всегда должен помнить, кто ты есть.
— Дядя Сичэнь сказал то же самое, — наконец, ребёнок сумел улыбнуться. — Что не так уж важно, что обо мне говорят, важно то, кто я есть на самом деле.
— Мгм. Брат проницателен, — заметил Второй Нефрит, погладив сына по голове.
Сычжуй прижмурился и выдохнул, расслабляясь и приваливаясь к отцу. Ему хотелось так посидеть ещё немного, чувствуя мягкий запах сандала и ласковые прикосновения прохладной ладони к голове. Это успокаивало и убаюкивало, и через несколько мгновений Сычжуй уже крепко спал, свернувшись клубочком. Лань Чжань, посмотрев на сына, едва заметно улыбнулся и не стал его будить. К тому же, его ждала ещё масса работы, поэтому, оставив сына спать под боком, Ванцзи занялся делами, которые он пропустил, пока находился в отлучке на ночной охоте.
Сычжую снился сон. Он снова видел мрак, вспышки алого в этом мраке и мягкую мелодию флейты. И неосознанно, сквозь сон, мальчик стал подмурлыкивать ей. Мелодия флейты успокаивала, внушала, что всё будет хорошо, и Юаню казалось, что он знает эту флейту. Было в этом звуке что-то такое, что было до боли знакомо, но мальчик не мог поймать это ощущение, это воспоминание, оно ускользало от него, не давая схватить себя за хвост. Мелодия искрилась, перетекала и переливалась, не даваясь в руки, но пробуждая воспоминания, которые мальчик не мог уловить. Слышал только голоса, точнее, один голос, весёлый, но с нотками усталости, добрый, но с искрами жестокости. Знакомый и незнакомый одновременно. И сколько бы Юань не пытался, он не мог никак поймать его, воскресить в памяти образ этого человека. Строгого, но при этом добродушного и весёлого, словно старший брат или любящий папа. В этом голосе было что-то успокаивающее, дающее надежду, но при этом оставляло чувство странной обреченности, словно этот кто-то уже смирился с тем, что произойдёт. Словно он подчинился воле собственной судьбы, сдался и перестал бороться. Но все равно звучала мелодия, смягчившаяся, тёплая, немного тоскливая, словно тот, кто играл её, мучился от чувств, которые не мог выразить вслух. Она успокаивала, и постепенно стихла. И Сычжуй проснулся, чувствуя странную горечь в душе. Мелодия, да и сам сон, всколыхнули что-то, что он не мог вспомнить, но это что-то всё равно лежало на поверхности. Достаточно было протянуть руку, чтобы схватить, но при этом не было сил дотянуться, словно мальчик плыл в странной вязкой субстанции, напоминающей кисель.
— Сычжуй?
Мальчик протёр глаза и посмотрел на отца, а потом спохватился и выпрямился, краснея. Он уснул под боком Ванцзи, и теперь Сычжуй чувствовал неловкость. Но ему было так тепло и хорошо…
— Прости, я уснул…
— Тебе что-то приснилось, — что ж, в проницательности его отцу не откажешь. Потому что Сычжуй только теперь понял, что у него слёзы в уголках глаз. Поспешно утерев их, мальчик кивнул. Сон был странным, Сычжуй понимал, что он связан с его прошлым, но не мог уловить эту связь.
— Да, мне приснилось… Мне приснилась мелодия, снова, — Юань слегка нахмурился, припоминая, и тут же просиял. — И я слышал голос. Только он был… Странный.
— Странный? — ему показалось, или в голосе отца послышалось удивление и тревога.
— Да, — Сычжуй посмотрел на Ванцзи с некоторым сомнением. — Он был… Обречённым.
От взгляда отца мальчик аж вздрогнул. Такого выражения, пожалуй, он не мог припомнить. Боль была уже привычной, но вот ярость… Пожалуй, Сычжуй впервые видел отца в таком бешенстве. Единственное, что мальчик не мог понять, почему Ванцзи вдруг так разозлился. Из-за того, что он сказал? Похоже на то.
— Пап? — Юань постарался, чтобы страх не прорвался в голос, но, судя по тому как изменилось выражение глаз, у него не получилось.
— Прости, — тяжёлый вздох испугал Сычжуя ещё сильнее. — Это из-за того, что ты сказал. Но не из-за тебя.
Вэй Ин выглядел так, словно он смирился с тем, что происходит. Ванцзи был достаточно проницательным, чтобы увидеть эти перемены. От солнечного мальчишки, которого он встретил у ворот в Гусу, не осталось и следа. Под всей этой привычной мишурой и улыбками скрывалась обречённость. Та самая, которая бывает только у человека, который чувствует приближение своей смерти.
— Люди бывают слепы в своей ненависти к кому-то, — внезапно произнёс Лань Чжань, и его голос заставил Сычжуя вздрогнуть. — Многие привыкли разделять мир на чёрное и белое, не видя оттенков и полутонов. Когда-то я тоже думал, что есть только эти два цвета, пока не понял, что мир, на самом деле, разноцветный. Что не нужно судить по способу, а только по тому, что достигается этими способами. Но далеко не все понимали это.
— Папа, что ты имеешь в виду? — не совсем понял Сычжуй, замерев на месте, чувствуя, что тема серьёзная. И когда взгляд холодных золотых глаз обратился к нему, мальчик постарался выпрямиться, чтобы не разгневать отца. Но Ванцзи вдруг как-то обмяк, и уголки его губ чуть приподнялись.
— Смотри не на поверхность, — туманно произнёс Второй Нефрит. — На поверхности нет ответов. Смотри в глубь. Там найдёшь ответы на все вопросы.
Сычжуй озадачился, но отец выглядел таким серьёзным, что мальчик невольно задумался. Уже в детстве он сталкивался с чем-то подобным, хотя и не совсем понимал, что это могло значить. И Цзинъи… Разве под внешней раздражительностью и вспыльчивостью не пряталось доброе и ранимое сердце, способное на искреннее сочувствие? Или он сам, которого не принимает Старейшина. Что в нём такого, что его так не любит Лань Цижэнь? Теперь, когда отец ему сказал такие слова, всё стало немного понятнее. Поверхностное видение и неспособность посмотреть вглубь.
— Я понял… Частично, — честно признался Сычжуй, подняв глаза на заклинателя.
— Со временем поймёшь, — спокойно отозвался Лань Чжань, и это согрело мальчика. Да, со временем он всё поймёт, всё вспомнит. А если не вспомнит… То, может, оно и к лучшему. Вероятно, в его прошлом было не слишком много хорошего, раз память о тех временах запечаталась. Но всё же, та мелодия и голос никак не давали покоя, однако, Сычжуй решил, что всему своё время. Так и отец ему говорил, да и дядя тоже. Всё приходит в своё время. Если не пришло — значит ещё не настал нужный момент. Юань кивнул и прижался поближе к отцу. Они были вдвоём, поэтому Сычжуй мог позволить себе немного вольности. И прикрыл глаза, когда сильная рука обняла его и притиснула плотнее к тёплому, пахнущему сандалом боку. Рядом с отцом забывались все тревоги и все страхи. Казалось, Ванцзи мог прогнать всё, что беспокоило его сына, одним только прикосновением. И Сычжуй расслабился, засыпая снова, на сей раз без снов.
И всё равно продолжал слышать тихую мелодию флейты, которая убаюкивала его и успокаивала. Словно она обещала, что у А-Юаня всё будет более чем хорошо.