Слушать монотонный голос Учителя Ланя было скучно, и Сычжуй прилагал все усилия, чтобы просто не уснуть. Он даже не подозревал, что дедушка так уныло ведёт занятия! Если бы знал, то, скорее всего, попросил бы отца вести занятие. Или попросту заниматься с ним всем, что необходимо знать заклинателю. С другой стороны, социализация не менее важна, чем знания, поэтому приходилось терпеть. Радовало одно — позади сидел Цзинъи, и только это обстоятельство хоть как-то спасало Сычжуя — он старше, а значит, должен быть примером для младшего товарища. Однако, мальчику хотелось, чтобы занятия поскорее закончились, ведь тогда он мог навестить отца.
Прошло уже несколько месяцев с момента завершения наказания, и Сычжуй перебрался в ученический корпус. Но он старался навещать Ванцзи каждый день после занятий. Пока отец занимался своими делами, Сычжуй рассказывал ему о своих успехах, о занудности Учителя Ланя и о дружбе с Цзинъи. О последнем было особенно много рассказов, потому как мальчик был довольно резким и несдержанным, из-за чего ему частенько перепадало. Лань Чжань слушал внимательно, иногда отрываясь от дел, чтобы посмотреть на сына или поправить выбившуюся из причёски прядку. И Сычжую было тепло, и неважно, где они были — в библиотеке или цзинши. Что-то особенное было в этих моментах, когда можно прижаться к отцовскому боку и не получить строгий взгляд. Скорее, наоборот — в золотистых глазах появлялось тёплое и мягкое выражение, сильная рука плотнее прижимала ребёнка, и Сычжуй едва ли не мурлыкал от этого. Это было особенное для него и, он был уверен, для отца тоже.
Когда Учитель Лань отпустил наконец учеников, Сычжуй едва сдержался, чтобы не броситься искать отца. Цзинъи увязался следом, и Сычжуй не возражал — Ханьгуан-цзюня мальчик побаивался, так что вряд ли пойдёт за ним в библиотеку, если там будет Второй Нефрит. В цзинши он точно не сунется, это Сычжуй знал наверняка.
— Как ты только не боишься Ханьгуан-цзюня? — поинтересовался Цзинъи, следуя за товарищем к библиотеке.
— А разве его стоит бояться? — удивился Сычжуй, которого вдруг окатило непонятным предчувствием. — Он совсем не злой и не страшный.
— У него лицо неподвижное.
— Да, но смотреть надо в глаза, — улыбнулся Сычжуй. — Они у него очень выразительные.
— Смотри, Цзэу-цзюнь и Ханьгуан-цзюнь, — вдруг зашипел Цзинъи, дёрнув Сычжуя за рукав.
Но Юань и сам заметил братьев. Оба Нефрита направлялись в сторону ворот Ордена. И это несколько напугало мальчика, ведь отец до этого момента не покидал Гусу. Сперва занимался с ним, потом ещё и дела добавились. Тогда почему он уходит? Или это дядя Сичэнь отправлялся куда-то? Нет, вроде, сбор кланов был недавно… Сычжую стало не по себе — расставаться с отцом он не хотел. Вылезали старые страхи, которые он не мог объяснить, как ни пытался. Очевидно, это было связано с его прошлым, которое было позабыто. Сычжуй помнил, как, проснувшись и не обнаружив отца в цзинши, испугался до паники и долго не мог успокоиться, когда Ванцзи вернулся, буквально через несколько минут, мокрый, как мышь, в сопровождении брата и лекаря.
Тогда он увидел на груди отца клеймо. Ванцзи ничего не говорил по этому поводу, а Сычжуй побоялся спрашивать. Лишь позднее Сичэнь прояснил эту ситуацию, и мальчика она откровенно ужаснула. Больше Ванцзи не пропадал, но страх всё равно оставался, только прятался куда-то глубоко, чтобы вылезти снова, и перебороть его у Юаня не получалось. Он не понимал причины этого страха, но чувствовал, что просто так он бы не появился. С ним что-то произошло, что и вызвало эту иррациональную почти панику, когда он оставался один.
А теперь отец с дядей куда-то собирались. И страх снова затопил мальчика, заставляя его потерять самообладание и броситься к отцу и дяде, не слыша удивлённый возглас товарища.
— Сычжуй? — удивился Сичэнь, обнаружив рядом перепуганного ребёнка. — Что случилось?
— Сычжуй, — негромкий ровный голос немного успокоил мальчика, и он поднял глаза. Ванцзи опустился перед сыном на одно колено. — Сычжуй, успокойся и дыши ровно.
Сычжуй сделал глубокий вдох и медленный выдох, как учил отец, чтобы выровнять дыхание и успокоить бешено колотящееся сердце. Немного помогло, но страх всё равно остался, и с этим Юань ничего не мог сделать.
— Я ненадолго, — продолжил Лань Чжань, пристально глядя на сына. — Здесь останутся брат и твой друг. Дыши спокойно, Сычжуй.
— Ханьгуан-цзюнь… — мальчик с трудом сглотнул. — Вы ведь… Вы ведь не оставите меня?
Он не понимал, а может и не помнил, почему именно так, но этот вопрос был жизненно важен. Почему-то Сычжую казалось, что его когда-то уже оставили одного, в темноте, слабого и беспомощного. Повторения такого, если оно и правда было, ему совсем не хотелось. И страх немного улёгся, когда Ванцзи покачал головой, беря ребёнка за руку и вливая в него немного своих духовных сил, чтобы успокоить.
— Ты не останешься один, — спокойно произнёс Второй Нефрит, выпуская ладонь сына и поднимаясь на ноги. — Брат, я вернусь через три дня.
— Ванцзи, ты уверен? — в голосе и на лице главы Ордена было беспокойство, но Ванцзи только молча кивнул, развернулся и пошёл прочь. В руке он привычно сжимал Бичэнь, за спиной был его гуцинь. Юань недоумённо смотрел отцу вслед, не понимая, куда он отправился. Всё же, несколько месяцев он никуда не собирался, а тут сорвался вдруг… И ведь ему ничего не сказал и не предупредил, а если бы он не заметил их до его ухода? Мальчика передёрнуло, накатила обида, но он быстро её успокоил — не стоило обижаться на отца, наверняка у него были какие-то дела вне Гусу, о которых ребёнку знать не стоило. Тем не менее, взгляд на Сичэня убедил мальчика, что тут что-то не так, слишком встревоженным и грустным выглядел глава Лань. Но рядом маячил Цзинъи, поэтому прямо спросить Сычжуй не решился.
— Не волнуйся, — казалось, Лань Хуань почувствовал напряжение и страх мальчика. — Он правда вернётся через три дня, как и сказал. Не бойся.
Сычжуй кивнул и постарался успокоиться под добрым и немного обеспокоенным взглядом главы Лань. Иррациональный страх, причину которого он не понимал, отпускал неохотно, медленно разжимая когти. Сычжую было не по себе от этого, он не мог привязать этот страх к чему-то, что он мог пережить в то время, которое помнил, а память начиналась с момента, когда он очнулся в цзинши и услышал голос отца. Но с того момента Ванцзи всегда был рядом, даже не отлучался никуда надолго, а ночью мальчику лучше всего спалось, когда он слышал ровное и спокойное дыхание отца. Тогда почему он так боится, что Ванцзи его оставит? Загадка явно крылась в тех временах, которые Сычжуй не помнил.
— Ступайте, — мягко произнёс Сичэнь, посмотрев на мальчиков. — Сычжуй, не волнуйся, хорошо?
Когда-то давно, ещё в прошлом году, глава Лань сказал ребёнку, что тот может прийти к нему, если его будет что-то тревожить. Но с того дня поводов для беспокойства как-то не было, а теперь он появился, ведь его отец куда-то ушёл, а дядя выглядел очень встревоженным и обеспокоенным. А потом Сычжуй вспомнил, что у отца была какая-то личная просьба, о которой мальчик не знал, и это его немного озадачило. Впрочем, он понял, что сейчас не лучшее время задавать вопросы, а потому поклонился Сичэню и ушёл, прихватив с собой приятеля.
— Что с тобой? — прошипел Цзинъи, когда мальчики отошли на достаточное расстояние.
— Не знаю, — честно признался Сычжуй, пожав плечами. Он сам не понимал причины своей тревоги, почему он так боялся, что отец уходит. Словно в этом было что-то такое, что было важно для него, но он об этом позабыл. — Я почти ничего не помню, кроме последних двух лет. С того момента, как оказался здесь. Но более ранние воспоминания… Я не помню, что было со мной до.
Цзинъи сочувственно шмыгнул носом и потянул приятеля в сторону Кроличьей поляны — он уже понял, что кролики действуют на Сычжуя успокаивающе, и надеялся, что они помогут ему справиться с тревогой, вызванной отъездом Ханьгуан-цзюня. Цзинъи беспокоился за своего товарища, хотя и старался этого не показывать. А теперь душевное равновесие Сычжуя определённо сильно пошатнулось, и мальчик был твёрдо намерен прогнать хандру прочь. А маленькие пушистые зверьки ему в этом помогут, он был в этом уверен.
Сычжуй сам не понимал, почему так волновался. Вроде, ситуация вполне обыденная — ему не раз придётся провожать отца на ночные охоты, прежде чем он сам вырастет достаточно сильным, чтобы сопровождать его. Но тревога почему-то не отпускала, и милые пушистые комочки не могли её унять. Гладя кролика, Сычжуй тупо смотрел в одну точку, перебирая в голове воспоминания и пытаясь прорваться сквозь пелену, которая скрывала от него то, что было ранее, что он хотел узнать, но не мог. Он чувствовал на себе встревоженный взгляд товарища, но не мог его успокоить, потому что сам пребывал в слишком растрёпанном состоянии.
— Сычжуй, всё будет хорошо, — попытался успокоить товарища Цзинъи, но ответа не получил. Видя состояние друга, мальчик не представлял, что ещё он может сделать, чтобы вывести его из этого странного ступора. Сычжуй словно бы на автомате поглаживал кролика, но сам он был где-то очень далеко, и до него было невозможно докричаться, пока он сам не вернётся обратно. Цзинъи стало не по себе, ведь он впервые увидел друга в таком состоянии. — Сычжуй… — получилось как-то жалобно, мальчик осторожно подёргал старшего товарища за рукав ханьфу, и Сычжуй, наконец, очнулся.
— Ах, прости, я задумался, — мальчик улыбнулся и осторожно опустил кролика на траву. — Впервые провожаю Ханьгуан-цзюня куда-то. Мне не по себе немного.
— Ты привык, что он рядом с тобой, — понимающе кивнул Цзинъи, устроившись совсем рядом с другом.
— Да, он три года был со мной, мне страшно отпускать его, — Сычжуй тяжело вздохнул, покачав головой. В свои шесть он был куда более серьёзным, чем остальные, но так же любил поиграть, правда, обычно наедине с отцом, или с другом. Иногда даже с дядей Сичэнем. Но при других мальчик старался вести себя достойно, не шумел, не бегал, стараясь подражать своему спокойному и сдержанному отцу. — Впервые он уходит от меня. И мне страшно.
Как-то легко было признаться в том, что ему страшно. Он впервые остался без отца за последние три года, и почему-то ему казалось, что однажды его снова оставят. Было что-то такое, чего не помнил, но точно знал — в его жизни был кто-то, кто заботился о нём. Но потом почему-то перестал. Может, с ним что-то случилось?
— Сычжуй? — Цзинъи подёргал мальчика за рукав. — Что с тобой?
— Всё хорошо, — улыбнулся Сычжуй, тряхнув головой.
В этом году ему исполнилось шесть. Праздник был скромный и тихий, и приглашён был только Цзинъи, кроме семьи Сычжуя. Было удивительно отмечать день рождения в кругу такого малого количества людей, но для мальчика это было лучше всего. Он не помнил иного, но подозревал, что, возможно, раньше его день рождения отмечался иначе, чем в последние два года. В конце концов, он попал в Гусу в возрасте четырёх лет, и последние два дня рождения отмечал уже в Облачных Глубинах. Не то, чтобы Сычжуй жаловался, но он привык, что эти почти три года Лань Чжань был рядом, поэтому теперь отпускать его было в разы тревожнее.
— Знаешь, кажется, что со мной такое уже было, — неожиданно признался Сычжуй, потерев кончик носа. — Что так же ушёл тот, кого я любил. Но не уверен, было ли это в реальности или нет. Может, это был просто сон.
Цзинъи ничего не сказал на этот счёт, потому что не понял, как и что стоит сказать. Вместо этого он пожал плечами и похлопал друга по плечу. Пусть для своих пяти лет он был достаточно умён, но всё равно некоторые вещи неподвластны детскому разуму. Даже Сычжуй, считавшийся самым умным среди сверстников, не всё мог понять. И не со всем мог справиться, как и сейчас — со своей тревогой.
— Сычжуй.
Обернувшись, мальчик поклонился улыбнувшемуся ему Главе Клана. Сичэнь, по идее, должен был заниматься делами, но и его, похоже, снедала тревога за младшего брата. Сычжуй не мог сказать точно, читать обоих Нефритов он не умел, поэтому мог только вопросительно смотреть на дядю, не совсем понимая, почему он его окликнул. А Сичэнь сделал жест, призывающий следовать за ним.
— Ванцзи нет, поэтому с тобой позанимаюсь я, — с лёгкой улыбкой пояснил Цзэу-цзюнь на вопросительный взгляд мальчика. — Не стоит оставлять занятия на гуцине потому, что Ванцзи нет в Облачных Глубинах. А он отзывался о твоих успехах весьма хорошо, сказал, что ты достаточно быстро схватываешь теорию и применяешь её на практике.
Сычжуй невольно покраснел от такой похвалы. Сам он не считал, что у него получается, особенно, когда слышал, как его отец играет на своем гуцине, но при этом Сычжуй понимал, что разница в опыте у них колоссальная — Лань Чжань был взрослым и опытным заклинателем, а Сычжуй всего лишь ребёнком, который только-только вступил на эту тропу.
— Для меня это честь, Цзэу-цзюнь, — мальчик снова поклонился, польщённый тем, что его будет учить дядя. Иногда Сычжуй мечтал о таком, но не думал, что это произойдёт, когда отца не будет рядом.
Когда они пришли к учебному помещению, Сычжуй набрался смелости и осторожно дёрнул Сичэня за рукав. Глава с улыбкой посмотрел на смущённого мальчика. И, так как они были одни, Сычжуй отбросил всякие церемонии.
— Дядя, а куда отправился отец? — тихо спросил Сычжуй. Беспокойство и страх мальчика можно было почувствовать едва ли не физически.
— Он отправился на гору Байфэнь, — вздохнул Сичэнь, кивая мальчику на стол с учебным гуцинем. — Она важна для него, и то, что он хотел сделать — не менее важно.
***
Ванцзи подошёл к брату незадолго до отбоя. Сичэнь отвлекся от кучи бумаг и поднял на брата мягкий и встревоженный взгляд.
— Что-то случилось, Ванцзи?
— Да. Брат, я хотел попросить разрешения покинуть Облачные Глубины на несколько дней.
— Что-то случилось? — Сичэнь встревожился ещё сильнее.
Одного взгляда на брата хватило, чтобы понять — это связано с молодым господином Вэем. Хуань не был слепым, он прекрасно умел понимать невыразительное лицо своего младшего брата. И прекрасно знал, что Лань Чжань был искренне заинтересован в своём бывшем соученике. Вэй Усянь сумел вывести Ванцзи из привычного равновесия, но поселил в нём не чувство отвращения или ненависти, а свет, которого Ванцзи был лишён. А Лани любят всего раз в жизни, и в первое время Сичэнь опасался, что эта любовь убьёт его брата, но оказалось наоборот — она давала ему силы жить. А ещё он оживал именно рядом с Вэй Усянем, переставал походить на нефритовую статую, и это обстоятельство безмерно радовало главу Лань.
Пока не случился Безночный Город, где погиб заклинатель Тёмного Пути. Хотя Сичэнь и видел, что, на самом деле, Вэй Усянь не делал ничего предрассудительного, его голос бы не услышали в шуме голосов, кричавших о ненависти и мести. Как не услышали голос Лань Чжаня, когда он стремился защитить своего избранника. И Лань Хуань, к сожалению, слишком хорошо это понимал, осознавал своё бессилие, от которого становилось настолько тошно, что хотелось запереться и вырвать это страшное и давящее чувство прочь из груди. Но он должен был быть сильным. Ради своего брата и приёмного племянника.
А теперь он смотрел на брата и понимал, что гибель Вэй Ина сломила его, заставила одеться вновь в привычную ледяную броню, чтобы спастись от боли, которая пожирала его изнутри. Но только эта броня совсем не спасала — это Сичэнь видел во влажно блестящих золотистых глазах, в мелко подрагивающих пальцах.
— Я хочу отправиться на гору Байфэнь, — тихо произнёс Ванцзи, сжав кулаки. — На два-три дня. Я хочу…
— Я понял, — мягко произнёс Лань Хуань, не скрывая больше тревоги за своего разбитого брата. Слишком ярка была в его сознании картинка, когда брат вернулся в Гусу с ребёнком на руках и залитым слезами лицом. Хорошо ещё, что дело было после отбоя, и никто не видел этого. А потом оба свалились, был кнут, болезнь А-Юаня… Который был так похож на Вэй Усяня, что Сичэнь, грешным делом, подумал, что это и правда ребёнок непоседливого заклинателя. — Тогда отправляйся, я не могу отказать тебе в этом.
Они смотрели друг другу в глаза, и во взгляде брата Лань Хуань видел облегчение и благодарность, прикрывшие мучительную, раздиравшую его боль. А потом Ванцзи разорвал зрительный контакт, поклонился и покинул брата, чтобы подготовиться к своему путешествию.
***
Сичэнь некоторое время смотрел, как мальчик устраивается за столом, а потом вздохнул. Стоило ему рассказать, да и Ванцзи не говорил ничего о том, чтобы хранить это в тайне от Сычжуя. Поэтому, усевшись напротив племянника и протянув ему учебный свиток, Сичэнь заметил:
— Ванцзи потерял в Безночном Городе очень близкого ему человека. И потому отправился на гору Байфэнь, чтобы сделать там могилу для него. Эта гора очень важна для Ванцзи тем, что там он окончательно принял и понял себя в отношении человека, который погиб в Безночном Городе.
— Это… Тяжело… — Сычжуй не до конца понимал, но мог осознать, в некоторой степени, боль потери. И сопоставил ночные кошмары Лань Чжаня с тем, что услышал сейчас, придя к выводу, что в своих снах отец видит именного того человека, который погиб.
— Верно. Но Ванцзи… Он переживает куда сильнее, чем может показаться. А теперь, пожалуй, займёмся делом. Что ты выучил вместе с Ванцзи?
Сычжуй тут же сосредоточился и показал то, что успел выучить. Да, всего пара слов, не слишком идеально, но для шестилетнего мальчика, который заниматься начал всего полгода назад, это был весомый прогресс. Сичэнь невольно улыбнулся, глядя, с каким старанием Сычжуй играет нужные иероглифы, едва не высунув язык от усердия.
— Немного не так, — остановил мальчика глава Лань, услышав ошибку. — Слушай внимательно.
Он сыграл несколько нот, медленно и чётко, чтобы Сычжуй расслышал, и кивнул, предлагая повторить. Сычжуй выслушал, наклонив голову к плечу, и постарался повторить. Вышло не идеально, и Сичэнь снова сыграл правильные ноты, легко улыбаясь. Помогать племяннику с учёбой было совсем не сложно, и Сычжуй чувствовал, что дядя правда очень хочет ему помочь, поэтому играл старательно, вслушиваясь в каждый звук.К тому же, искусство игры на гуцине впечатлило мальчика настолько, что он готов был часами сидеть и учить новые мелодии. Пока, конечно, не вкладывая духовную силу, да и откуда она у ребёнка? Но сама возможность стать таким же опытным, как отец, стимулировала Юаня к учёбе. Хотя его пугало то, что Ванцзи играл Расспрос буквально до крови, он не отступался. Потому что игра его завораживала. И, несмотря на своё желание узнать, кого так упорно зовёт отец, мальчик ни о чём не спрашивал, зная, что Ванцзи ему не ответит, а вопрос причинит ему боль. Потому что душа, которую он искал, не отзывалась. И это очень сильно расстраивало Лань Чжаня, и Сычжуй это видел. А сегодняшний рассказ дяди ещё больше утвердил мальчика в том, что он должен научиться играть Расспрос, чтобы помочь отцу. Может, на его призыв та душа ответит? Пусть Юань ничего не помнил до Гусу, он почему-то был уверен, что человек, который был дорог его отцу, был не менее важен и ему, Сычжую. Иногда, во снах, он видел тьму, расчерченную алой вспышкой. И после таких снов чувство потери только усиливалось, словно у мальчика забрали кого-то очень важного, кого-то, кто любил его, как родного.
— Дядя Сичэнь, — сыграв, наконец, как надо, Сычжуй поднял голову от гуциня и посмотрел на главу Лань, — можно я спрошу кое-что?
— Что случилось? — Лань Хуань встревожился — уж больно несчастно прозвучал голос его племянника.
— Мне снятся сны, — немного помявшись, произнёс Сычжуй. — Отца они расстраивают, потому что они связаны с кем-то… Наверно, из того времени, которое я не помню. Но я вижу во снах темноту, но она не холодная и злая, а добрая и тёплая. И её расчёркивает алый всполох. Я как-то сказал папе об этом, и он сильно расстроился. А иногда я слышу, как в этой темноте играет флейта. Похожая на вашу Лебин, но точно не она. Иногда мне виделось, что в темноте покачивается алая кисточка. Папу это всё сильно расстраивало, поэтому я опасаюсь говорить с ним об этих снах. Это как-то связано с тем человеком, который умер?
Сычжуй заметил, как улыбка главы клана поблёкла. Он тяжело вздохнул и кивнул. Мальчик почувствовал, что дяде тоже тяжело вспоминать того человека, и задался вопросом, что же за человек он был, что грустно не только отцу, но и дяде. В своих снах Юань почти никогда не видел человека, только темноту, алый росчерк и мелодию флейты. Но он чувствовал, что этот человек был ему важен. Что он любил его. И это понимание приносило и боль, и разочарование от того, что он не может вспомнить ни лица, ни имени, ничего. Почему-то ему казалось важным вспомнить его, вспомнить всё то, что было до Облачных Глубин, но Сычжуй не мог. И его это расстраивало. И, похоже, не только его и отца.
— Тот человек, — медленно начал Сичэнь, и Сычжуй насторожился, — был не похож на остальных. Казалось, его окружает свет. Он был честным, добрым, искренним и весёлым юношей. Терпеть не мог несправедливость и всегда защищал свою семью. Ванцзи сильно привязался к нему, молодой господин Вэй умел расположить к себе людей, а рядом с ним Ванцзи становился более живым, более… Человеком, а не нефритовой статуей.
Сычжуя удивила улыбка, грустная немного, но тёплая и спокойная. Он понял, что даже дядя, похоже, весьма и весьма хорошо относился к молодому господину Вэю, и его самого гнетёт мысль о том, что его больше нет в мире живых.
— Но умер он ужасной смертью, — покачал головой Сичэнь и посмотрел на мальчика. — Давай вернёмся к занятию, хорошо?
Сычжуй кивнул и вернулся к гуциню, одновременно думая о том, что рассказал ему Сичэнь. Для своего возраста Сычжуй был слишком смышлёным, он мог понять то, что многие его ровесники не понимали. Но даже для ребёнка тема смерти была слишком тяжёлой, несмотря на то, что он мало что понимал в этом. Воспоминания, блокированные после болезни, не давали полноту картины, но почему-то Сычжую казалось, что однажды он смерть всё же видел. И ему эта мысль совсем не нравилась.
***
Сычжуй нетерпеливо переминался с ноги на ногу у ворот, не обращая внимания на добродушные смешки адептов, стоящих на страже. Сегодня должен вернуться Ханьгуан-цзюнь, и Сычжуй с нетерпением ждал, когда на горной тропе появится заклинатель в белом ханьфу. Сдерживать нетерпение было очень сложно, но мальчик старался изо всех сил не выдать своего нетерпения и возбуждения. Ведь отец должен вернуться сегодня, и Юань ждал его.
Сычжую с трудом удалось не подпрыгнуть на месте, когда Ванцзи появился на тропе. Уставший, с погасшим взглядом, он шёл медленно, и мальчик буквально ощутил волны отчаяния и безысходности, исходящие от его приёмного отца. Словно он потерял всякую волю к жизни, превратившись в куклу. Но, стоило ему заметить ребёнка, взгляд золотистых глаз прояснился, и мальчик, обрадованно улыбнувшись, поклонился отцу, стараясь не кинуться ему навстречу, чтобы обнять и больше не выпускать из своих рук, пока ему не станет легче. Только он знал, что легче Ванцзи станет только тогда, когда он вновь встретится с тем, кто был ему дорог. Но мальчик видел, что отец рад его видеть, и невольно задумался о том, что могло ли это быть от того, что он каким-то образом связан с тем человеком, господином Вэем. Но потом отмёл эту мысль — отец любил его таким, какой он есть, а если и была у него какая-то тайна, то не ему Сычжую, расспрашивать Ванцзи об этом.
— Сычжуй, — голос был привычным и спокойным, и это немного сняло тревогу мальчика, — всё хорошо?
— Да, всё в порядке, — мальчик пристроился сбоку от отца, направляясь с ним к цзинши. — Цзэу-цзюнь помогал мне с учёбой, пока тебя не было. Но мне ещё над многим стоит поработать. Звуки пока ещё не совсем чисто выходят.
— Ты учишься игре всего полгода, — заметил Ванцзи, но в его взгляде была гордость за сына, и мальчик невольно растаял. — Но у тебя уже хорошие успехи. Не торопись, торопливость не даёт нужного результата.
Сычжуй кивнул, успокоенный. Отец вернулся, с ним всё хорошо, он не ранен, и мальчику от этого стало легче. Он боялся, что Ванцзи не вернется, как не вернулся другой человек, которого иногда Сычжуй слышал во сне. Иррациональный страх отпустил, и Юань надеялся, что он больше не вернётся.
— Твоё состояние нестабильно, — заметил Ванцзи, и Сычжуй покраснел. — Пойдём.
Когда Сычжуй понял, что они идут на его любимую поляну, у него моментально поднялось настроение, а страхи отступили. Белые комочки успокаивали, и мальчик опустился на колени, потянулся к кролику и осторожно взял его на руки. А потом с тихим смехом растянулся на траве и, видя едва заметную улыбку отца, прижал к себе маленький пушистый комочек.
Сычжую и правда нравилось, когда на нём копошились живые белоснежные облачка, рассаживаемые его приёмным отцом.