Часть 1

Примечание

Эта работа писалась в период, когда я находилась в одной из глубоких фаз депрессивного эпизода (поэтому её эмоциональный фон может быть достаточно тяжёлым). ФФ в каких-то местах может показаться сумбурным. Вся история исключительно глазами Чимина, все реакции, домыслы, выводы и решения раскрываются только с его позиции.

Чимин прячет своё лицо за маской. Обычное дело. У него дома. На него смотрят пару секунд, отмечают про себя, что азиат, и больше маска на нём не кажется прохожим чем-то вычурным. Но он всё равно не ожидает, что как-то сможет привлечь к себе внимание. В конце концов, он в большом многонациональном городе, здесь уже никто не должен чему-то удивляться. Но, может быть, люди всё равно чувствуют в нём новичка? Вроде по телевизору, бывает, здесь показывают репортажи, где журналистка с большим носом и в целом резким лицом вещает в микрофон о культуре Азии, а на её фоне они в масках — так нуна говорила.

Нуна.

Чимин вздыхает тяжело. Угораздило же её рвануть на другой край света за большой любовью. Страдает теперь без этой самой большой любви одна в чужой стране. И ведь упрямая такая, ни разу не упомянула об этом в переписке, когда Чимин интересовался, точно ли он не потеснит её своим приездом. Она говорила: «Да что ты, Чимин, мы же семья, куда ты ещё пойдёшь, если есть я». Ну, вообще-то, у Чимина был как вариант общежитие, но нуна настояла на том, чтобы Чимин жил именно у неё. «И метро недалеко, доберёшься нормально до своего университета, всё хорошо, а здесь у меня рядом, знаешь что? Такие вкусные блинчики в кофейне делают, нигде таких нет. Тебе понравится», — был её последний аргумент. Чимин, правда, промолчал, что блинчики ему не желательно, ему бы наоборот вес сбросить и дальше строго следить за собой. В Высшую Школу Искусств в Нью-Йорке было тяжело поступить. Конкурс был такой, что Чимину пришлось пить транквилизаторы и закрашивать седые пряди, когда всё кончилось. В этом они с нуной похожи. Она ради любви бросила всё. И он тоже.

Родители очень сначала ругались, что все разъехались, а они уже немолодые, кто им поможет в случае чего? Чимину было стыдно. Правда. Он сильно поссорился с отцом из-за этого, мать довёл до слёз. А Чимин не специально, он просто не мог всё бросить, не мог закончить местный университет и пойти работать в офис. Да, это было бы безопаснее, да, более устойчиво. А что его ждёт здесь? Кто его, чёрт возьми, знает. Может быть, он вылетит с курса в первый же месяц или не потянет на втором.

Но когда он увидел нуну после долгой разлуки, понял, что есть ещё одна причина, почему он должен приложить все усилия. Она выглядела посеревшей, перестала за собой следить, ногти на руках все обгрызаны, с волос почти смылась краска, под глазами синяки. Чимин обнял её, а она прямо на пороге разревелась. Они не говорили с ней об этом. Он не хочет растревожить её раны, а она, видимо, ещё не готова. Чимин всё это время наблюдает, как она ночами плохо спит, питается полуфабрикатами и курит много. Чимин тоже плохо спит: нервяк и новое место. Он старается что-то готовить урывками, поддерживать её и улыбаться счастливо каждый раз, когда она хмурая выползает из комнаты под вечер.

Вчера он помог ей накраситься и причёску сделать красивую. Они сели вместе на фоне кирпичной стены — там уютно, рядом стоит торшер и цветок в горшке, который каким-то чудом не завял — поставили на колени ноутбук и позвонили родителям с веб-камерой. Нуна держалась хорошо, много улыбалась и шутила, всё Чимина за щёку таскала, а Чимин делал удовлетворённый вид ситуацией и говорил, что ему очень нравится в Нью-Йорке.

Ложь во благо. Вот, что это было.

Сейчас Чимин стоит на пешеходном переходе, сжимая в пальцах ручки пакета из аптеки. Маска скрывает его помятое со сна лицо. На улице холодно.

Он выбежал в тонких трико и джинсовой куртке поверх футболки. Всё случилось так быстро. Чимин сквозь сон услышал звон, а потом завывания нуны. Он тут же подскочил, в глазах ещё была муть со сна, а самого пошатывало. Нуна сидела на кухне прямо на полу, смотрела на свою кровоточащую ладонь и осколки разбитой тарелки и плакала. Чимин только вздохнул, пошарился по шкафчикам, узнал, что аптечка давно не обновлялась и там, кроме аспирина, ничего нет. Он собрался, сказал сестре промыть хотя бы проточной водой руку, а та всё с пола подняться не могла. Нуна его оказалась очень несамостоятельной.

Чимин огорчён. Он понятия не имеет, как она держалась всё это время, как он продержится теперь? Иной раз ему хочется бросить всё, сказать ей: «Всё, нуна, я в общагу, буду навещать на выходных», а иной раз его топит жгучая жалость и отвращение к своим эгоистичным мыслям. Так нельзя, думает он и бежит вот так в аптеку, сломя голову. Они семья, куда она без него. Да и перед родителями всё ещё стыдно за то, что вот так получается, за то, что они одни теперь за тысячи километров.

Чимин стоит уже перед дверью в квартиру, сжимает ключ без брелока слегка покоцанный на зубцах. В этом есть своё очарование. В ключах и замках много символики, а у них в Корее уже давно вместо такого вот ключа и замочной скважины электронные замки с паролем. Он вставляет ключ в скважину и прислушивается к щелчку. В квартире с ночи душный воздух, пахнет не очень приятно — нуна постоянно окна закрывает везде — свет нигде не горит, кажется, что никого, кроме Чимина, нет. Он разувается, поджимает голые пальцы, ощущая на полу мелкий сор. Если у него хватит сил после учёбы, он приберётся. Чимин как-то грустно усмехается: мысль про уборку приходит ему последнюю неделю, но каждый раз, когда он вваливается в квартиру, нуна так много из него высасывает сил, что единственное на что его хватает после — дойти до кровати. Чимин не окликает нуну, проходит на кухню к гарнитуре, ищет ножницы около раковины, раскладывает бинт, ватные диски и обеззараживающее средство. Ему нужно ещё успеть сходить в душ перед учёбой, погладить рубашку и брюки, да и в целом «сделать» своё лицо. Главное, на его поприще не показывать слабость и быть в глазах других сильным конкурентом. Естественный отбор, чёрт возьми.

Он раскрывает ножницами пачку ватных дисков и отрезает нужное количество бинта. Нуна наверняка забилась у себя в спальне. Спряталась на кровати под одеяло, жалеет себя. Вместе с ней Чимин чувствует себя особенно дерьмово.

«Нуна, я очень счастлив тебя видеть снова. Люблю до безумия», — обычные слова, которые должны произносить младшие братья своим старшим сёстрам. Это ведь так правильно. И нуна должна отвечать: «Люблю тебя тоже, мелкий. Мы так давно не виделись, ты очень изменился, что с твоим лицом?!». Чимин любит нуну, правда. Он уже думал об этом, думал о том, как это странно: вот так любить кого-то. Потому что, если бы не их семейные узы, он бы ни за что к ней не приблизился. Да, сквозь все обстоятельства, Чимин до сих пор на неё обижен.

Когда он сказал ей, как человеку, которому было меньше всего страха довериться, что ему не нравятся девочки, а вот его сосед по парте очень даже его возбуждает, она скривилась. Лицо её тогда было такое уродливое. Чимин не думал никогда, что за считанные секунды кто-то может так сильно измениться. Поэтому через неделю он сказал ей, что ему просто показалось. И с того времени он продолжает делать перед ней подобный вид.  

Нуна и вправду лежит под одеялом. Чимин присаживается осторожно рядом, зачёсывает нервно свои волосы со лба назад, пальцы запутываются в прядях, и он с ужасом понимает, как же отвратительно на самом деле выглядит. Вторая его рука опускается на край одеяла, он тянет на себя, пока нуна не дёргает одеяло назад.

— Дай руку посмотрю, — говорит он.

— Всё в порядке, — слышится неясное в ответ.

Чимин вздыхает тяжело в очередной раз.

— Я просто хочу позаботиться о тебе.

— Я сама могу о себе позаботиться.

Нет.

Чимин качает головой. Отводит взгляд на груду нестиранной одежды у кресла, сжимает своё колено. Это всё нужно прекращать.

— Тогда я положу всё на тумбочку сюда, — Чимин специально со стуком ставит бутылку с обеззараживающим средством. — И ты сама обработаешь свою рану.

Он встаёт с кровати, отшвыривает в угол носок, вертит шеей с хрустом и с чувством невыполненного долга идёт в душ. В какой-то момент, когда он понадеялся, что всё налаживается, Чимин понял насколько устал от всего этого. И теперь, когда всё повторяется по новому кругу, у него просто нет сил уже заставлять нуну что-то делать. Он до сих пор не знает, что у неё произошло, и запала что-то вытягивать из неё — совсем нет.

▼▼▼

Чимин на самом деле очень дружелюбный. По крайней мере, у него не составило труда завести приятельские отношения со своей группой. Они вместе придумывают локальные шутки, чтобы было легче справиться со стрессом, друг другу занимают место на обеде, делятся лекциями и просто ходят везде вместе. Чимину это нравится. Более того, он чувствует себя лучше всего, когда проводит с ними время. Их всего девять человек, но он считает, что этого вполне достаточно. И это чувство общности, когда возникает конфликт с другими группами. Ох, правда, это действительно интересная система конкуренции. Их сталкивают лбами, группа на группу. Это помогает им совершенствоваться, расти и быть лучшими среди лучших. Чимин просто наслаждается тем, что есть сейчас, он знает, как и другие, что на старших курсах лбами уже столкнут согруппников. Но это им не мешает сейчас улыбаться друг другу и чувствовать себя в кругу друзей. Все они знали на что шли, и подобное ни для кого не является новостью, потому что в танцевальном классе все из них стараются сделать па лучше, чем рядом стоящий, чем вся группа.

Все хотят стать любимчиком учителя.

После тренировок он, как и полагается, принимает душ. На полочке стоит жидкое мыло и маленькая баночка шампуня — Чимин не разобрал, чем они пахнут — из сумки он достаёт своё. Всегда при себе: маленькая мочалка, зубная щётка с пастой, шампунь, полотенце и сменное бельё с носками. В любой момент он может не прийти домой к нуне, а остаться у кого-нибудь из его одногруппников, при этом не испытывая дискомфорта вечером и утром. Это и вправду очень удобная привычка, как и вместительная сумка. Чимин уже забыл, когда смотрел на сумки поменьше, его взгляд автоматически направляется к стойкам, где стоят самые большие.

Он вытирается насухо, сушит волосы одним из фенов, которые хранятся в комнате перед душевыми. На нём снова рубашка, брюки и лаковые туфли. Да, несмотря на все изьяны, он выглядит отлично.

Возле душевых его ждёт одногруппница. Ванесса — миниатюрная девочка, ниже его на голову, с тонкой талией, затянутой широким поясом платья, и выкрашенными в платину длинными волосами. Он мило ей улыбается. Ванесса отвечает ему тем же.

Они идут по коридору, и Чимину хочется уже задать вопрос о том, почему она его ждала, но Ванесса хватает его за руку и тянет за колонну у большого фактурного окна. Он смотрит на неё с лёгким прищуром. Ванесса очень сильно волнуется — она сжимает крепко руки в замок и опускает голову.

— Я не хочу тебя обидеть.

— А? — Чимин не понимает её настроения.

— Ты же хорошо говоришь на корейском.

Чимин на секунду вспоминает о деланной вежливости и страхе задеть случайно чувства людей. Вопрос национальности всё ещё стоит ребром в их мире.

— На корейском я говорю даже лучше, чем на английском, — говорит он мягко.

Ванесса поднимает голову, всё ещё нервно улыбается и подзывает его к себе, чтобы он нагнулся пониже.

— Очень неловко тебя просить, но мне нужна помощь в этом. Понимаешь, недавно я случайно стукнула машину своего парня, и если он увидит, то прибьёт меня. Я вот отвезла её в сервис, и там есть один механик, который взялся за мою машину, кажется, он совсем не понимает по-английски.

Чимин удивлённо смотрит на девушку. Он не совсем догоняет.

— Как же он тогда работает там?

— Я не знаю!

— Так, успокойся, он кореец?

— Да, да, я бы тебя тогда не просила!

Чимин прикрывает глаза, делает вдох. Сейчас Ванесса кажется ему немного грубой.

— Почему ты решила, что этот механик не понимает по-английски?

— Да потому что за всё время пока я пыталась ему объяснить, что мне надо, он молчал и, кажется, вообще на меня не смотрел! А потом он с кем-то говорил по телефону по-корейски. Это же логично!

— Тогда тебе надо было попросить поменять механика.

Ванесса округлила ярко накрашенные глаза и стукнула Чимина слегка по плечу, выпуская смешок.

— Ты что-о! Это было бы очень некрасиво, он же должен как-то зарабатывать деньги.

«Это можно принять за благородство?» — думает Чимин.

— Так ты хочешь, чтобы я с ним говорил за тебя?

— Да! — Ванесса щёлкает пальцами. — Не хочу чувствовать себя идиоткой, понимаешь?

Чимин согласно кивает, а сам с каким-то злорадством думает, что она и так будет выглядеть идиоткой, когда механик поймёт, что та привела корейца только для того, чтобы сказать ему «спасибо за работу». Он одёргивает себя с мыслью, что они ещё не на старшем курсе, сейчас им нужно быть друзьями.

▼▼▼

Ванесса чуть поодаль разговаривает со своим парнем по телефону. Чимина слегка дёргает от того, с какой лёгкостью с её губ срывается ложь, он пытается не слушать их разговор, а наоборот обратить всё своё внимание на механика, ради которого его и привели в автосервис.

Он смотрит на бейджик, читает по буквам имя: С ь ю з а н. На лице его отражается непонимание. Переводит взгляд на самого механика. Он строгий, чёрные брови нахмурены, на подбородке проглядывается щетина. Чешет свою смуглую щёку грязными в машинном масле пальцами и косо поглядывает на Чимина, который застыл перед ним с открытым ртом.

О’кей, возможно, Чимин слишком долго и пристально на него смотрит. Это должно быть неприятно. Он делает глубокий вдох, собирая всё своё мужество, чтобы сказать хотя бы слово. Стоя здесь, перед этим парнем, он чувствует себя очень неловко, и ему не хочется показаться дураком. Чимин оглядывается на Ванессу, которая как будто специально долго говорит по телефону, а потом снова смотрит на механика.

— Машина твоей подруги уже готова.

Чимин хлопает удивлённо глазами. Английский. Даже чище, чем вымученный за несколько лет чиминов.

— А, ага, спасибо, — кажется, сейчас его акцент делается ещё ярче, из-за чего он стыдливо краснеет.

— В тот бокс пройдите, — кивает головой Сьюзан (?).

— Спасибо, — говорит Чимин и тут же прикрывает свой рот.

Он так волнуется, что его «спасибо» становится ещё более неразборчивым, чем в первый раз. Чимин отворачивается от механика. Ему до жути хочется спросить, почему на его бейдже «Сьюзан», но он боится произнести ещё хотя бы одно слово. В конце концов, его ведь это не должно касаться, да? Наверняка, этого парня спрашивают каждый день по несколько раз, почему он Сьюзан.

Боже, как же это глупо.

Прежде, чем отойти от него, Чимин кланяется по привычке и с удивлением понимает, что ему кланяются в ответ. В животе почему-то поджимается всё. Он не подаёт вида, поправляет лямку своей сумки и идёт к Ванессе, которая при его приближении подозрительно быстро заканчивает разговор.

Она вообще хоть с кем-то говорила на самом деле?

Чимин в точности передаёт слова механика. Ванесса его облегчённо обнимает и шустро идёт в том направлении, куда ей указали. Чимин остаётся на месте, он не знает, стоит ли ему идти за одногруппницей, он ведь, по сути, ей больше не нужен. Но с другой стороны, если он сейчас уйдёт, то будет выглядеть в глазах — ох, боже, ладно — Сьюзан идиотом-недопереводчиком. Он делает в нерешительности шаг за Ванессой и снова слышит хороший, не в пример его, английский.

— Ты студент?

Чимин не сразу понимает, что обращаются к нему. Он смотрит на механика, заторможено кивает.

— Твоя булавка.

— Булавка?

— Да, — механик подходит ближе и указывает на прикреплённую к чиминовой рубашке булавку, которую выдавали всем на посвящении.

Чимин хлопает себя по лбу и согласно кивает.

— Да, я студент.

— Тебе будет тяжело с таким английским.

За несколько минут рядом с этим парнем, Чимин успевает прокатиться на эмоциональных горках, а теперь в окончании он ещё и чувствует себя ущемлённым.

— Предлагаешь свою помощь? У меня нет денег ещё и на репетитора.

Механик задирает голову и громко смеётся. Чимин смотрит на его подбородок и думает: «Какой же ты, всё-таки, чёрт, высокий!». 3:0. Не в пользу Чимина.

— Меня зовут Ким Намджун.

Чимин, надувшись, смотрит на протянутую ему руку для рукопожатия и со скрипом пытается переварить информацию.

— Я вытер руки, — со смешком огорошивает его снова Ким Намджун.

— Пак Чимин. И мне всё ещё не нужен репетитор.

— А если я предложу тебе услугу?

Чимин, кажется, начинает покрываться пятнами.

— К-какую?

— Ты пригласишь своих друзей вот сюда, — Намджун-Сьюзан протягивает ему помятый флаер. — А я в ответ помогу тебе с английским.

— Это как-то невыгодно…

Намджун пожимает плечами. Всё просто, весь выбор-то не за ним.

Чимину хочется демонстративно выкинуть флаер, но он разглаживает его, смотрит на название клуба, дату и время. Возможно, в один из этих жутких вечеров с его нуной, ему стоит всё же провести его не с ней?

— Я подумаю, — говорит Чимин и дёргается, слыша, как от автомастерской отъезжает машина.

Обычный звук для этого места. Машины приезжают и уезжают. Ничего такого. Но Чимин почему-то уверен в одном: это была Ванесса. Что ж, он ведь тоже бросил бы её тут, если бы ему было плевать на то, что подумает про него совершенно незнакомый механик.

За пределами университета у Чимина нет друзей.