Вы стоите на морозе вместе с Фриск и думаете, что идти от входа в Руины обратно к Асгору — не самая умная мысль, которая посещала девочку. Но когда та сначала негромко стучится, а потом и звонит Ториэль, вы всё понимаете. Вы сжимаете зубы и проклинаете Санса.

Он мог хотя бы дать надежду на благополучный для всех исход. Он мог бы сказать, что верит в Фриск, что поможет, он мог бы помочь. Но он этого не сделал. Вы морщитесь и думаете, что при всём своём втором дне, при всей своей любви к брату, Санс обычный трус. Он не хочет ничего менять. Он не хочет ничего делать. Он не хочет сражаться.

Вы не понимаете, почему, а ещё Санс вам не нравится, так что вы просто решаете отрешиться от этого и понаблюдать за действиями девочки.

Конечно же, Ториэль не откликается, и порядком поникшая Фриск тащится в Сноудин. Вы идёте сбоку и думаете, что Лодочник, даже несмотря на то, что лодка плывёт по течению, передвигается слишком быстро. И как он каждый раз оказывается именно там, где нужен? Как заводит свою лодку вверх по течению? Что за таинственные фразы выдаёт каждый раз?

Сплошные вопросы, ответ на которые один: магия.

Вы вместе с Фриск вздрагиваете, когда звонит телефон. Девочка хватается за него с надеждой, но тут же огорченно поджимает губы. Вы понимаете, что звонит не Ториэль.

— Хэй, это Андайн! — надрывается телефон. — Заткнись, Папайрус! Это всё было твоей идеей! Человек! Тебе придётся кое-что для меня достать! Эм... пожалуйста?.. Я в Сноудине, дома у Папайруса. Ещё увидимся, панк!

Вы переглядываетесь, и Фриск пожимает плечами, натягивая переживший многое свитер пониже:

— Ну, мы идём туда сейчас, верно?..

Тут вам возразить нечего, так что вы послушно тащитесь за Фриск и с ехидным выражением лица смотрите на протягивающую письмо Андайн. Если бы у вас был голос, вы бы сказали очень многое по поводу Альфис. Но голоса у вас нет и, судя по короткому взгляду Фриск, она даже рада.

Фриск зевает, засовывая письмо в один из своих бездонных карманов, и вы тут же вспоминаете, что она на ногах уже слишком долго. Повинуясь вашему грозному взгляду, девочка всё же ночует в гостинице. Впрочем, можно ли сказать «ночует», если в подземелье нет разделения на время суток?

После этого путешествие в Хотленд проходит бодрее. Вы с непонятным чувством смотрите, как Фриск здоровается с каждым монстром, а с некоторыми из них даже заводит разговор (который больше похож на монолог этих монстров), и не понимаете. И вот они одобряют убийство детей?..

Останавливаясь у входа в жилище Альфис, девочка на секунду замирает, помяв в руках письмо, а потом решительно засовывает его в щель между дверью и полом. С минуту ничего не происходит, и вы не понимаете, почему Фриск так долго стоит на месте (зачем ждать ответа, если послание от Андайн, а Альфис может не быть дома, или она где-нибудь на втором этаже, смотрит аниме... или что делают такие, как она, в свободное время?), а потом дверь открывается.

— Эй, если это шутка, то... — Альфис замолкает. — О боже. Это письмо от тебя? Оно не подписано, поэтому я понятия не имела, от того... О боже. О нет. Это мило, — она неожиданно краснеет.

Вы смотрите на Фриск, лицо которой опять перестаёт что-либо выражать, и вздыхаете. Кажется, она попалась в эту ловушку с неловким свиданием, которое закончится очень плохо, опять. Вы вздыхаете и послушно идёте вместе с Фриск и Альфис, не видя смысла оставлять их двоих наедине.

— Эм... ты... любишь... аниме? — после довольно продолжительного неловкого молчания спрашивает Альфис. Фриск чуть склоняет голову набок.

— Да, — просто отвечает она.

— Я тоже! — эхом откликается Альфис и опять замолкает.

Когда Альфис приводит вас на свалку, вы всё ещё не отрываете руку от лица. Ну как, как можно было такое предложить! Это ещё более неловко, чем подарки, явно заточенные под кого-то другого. Впрочем, всё становится намного интереснее, когда Альфис трусливо прячется за первый же попавшийся предмет (иронично, что это мусорный бак) и приходит Андайн.

Вы думаете, что в повседневной одежде она выглядит ничуть не менее круто, чем в своей броне.

— Ты вообще встречала её?! — мечет громы и молнии Андайн, говоря об Альфис. Вы переводите взгляд на хвост ученой, который дрожит.

Фриск неожиданно для вас отвечает отрицательно. Вы бы хмыкнули, если бы могли. На вашей памяти Фриск всегда старалась быть честной... или это ложь во спасение одного желтого монстра? Вы, конечно же, не осуждаете; вы и сами думаете, что если Альфис сейчас сдать Андайн, то случится нечто непоправимое.

— Нет? Но раз её не было дома, то где она, черт возьми?!

— О боже. Ну, я думаю, это очевидно, — говорит Альфис, осторожно выходя из-за бака с мусором, когда Андайн уходит. — Я... эм... она мне очень нравится. Ну, даже больше, чем все остальные. Прости. Я п-просто подумала, что, ну, знаешь... было бы весело сходить на милое, что-то вроде... ненастоящего свидания с тобой?

Вы думаете, что это было очевидно, а ещё то, что Альфис совершенно не умеет подбирать слова. Стоит ли говорить, что вы облегченно вздыхаете, когда эти двое наконец-то объясняются и находят друг друга? Вы с Фриск неожиданно одновременно качаете головами и как можно тише уходите.

Фриск осторожно проводит рукой рядом с яркой звездой, но не останавливается. Вы с недоумением шагаете рядом, не понимая, почему. Ей ведь всегда это нравилось. Нравилось слушать ваши слова о решительности. Нравилось наполняться ею...

Ещё секунда — и у девочки опять звонит телефон.

На этот раз в трубку кричит Папайрус.

— Мне кажется, — говорит Фриск после разговора с Папайрусом, — что тут что-то не так.

Впрочем, она послушно идёт в дом Альфис, который Папайрус по ошибке чуть не назвал лабораторией. И, конечно же, через страшный лифт вы попадаете именно туда. В лабораторию.

В лаборатории пыльно, в лаборатории есть записи, проливающие свет на то, что здесь происходит в целом и что натворила Альфис в частности, а ещё в лаборатории куча монстров. Страшных, страшных монстров. Фриск еле сдерживает желание каждый раз отвернуться: боится их обидеть и вызвать гнев. Так что она просто, как и вы, смотрит в пол.

И в ужасе отшатывается от поддельной звезды, которая тоже превращается в монстра.

— Так меня ещё не предавали, — с усмешкой говорит Фриск, не смотря на вас.

Когда вас окружает куча монстров и приходит Альфис, Фриск уже на грани истерики. Вы почти слышите этот её внутренний крик, но видите лишь равнодушное лицо. Вы почти восхищаетесь таким умением себя контролировать. Сами вы не можете слушать исповедь Альфис с таким безразличным лицом.

Когда Фриск выходит из лаборатории, ей кто-то звонит, и по чуть дрогнувшим пальцам девочки вы понимаете, что этот голос она ещё ни разу не слышала. Хотя, казалось бы, девочка уже передружилась со всеми монстрами в подземелье.

Когда вы взглядом спрашиваете, что же это было, она только мотает головой.

...Асгор оказывается похож на Ториэль — и глаза у него такие же грустные.

— Оу, ты уже здесь? Как себя чувствуешь?

— Готовой, — тихо произносит Фриск.

Асгор кивает. Он тянется к своему оружию... Но появляется Ториэль. Вы с Фриск замираете и смотрите на неё в немом шоке. Шок только усиливается, когда приходят и все остальные. Красная душа, полная решительности, до сих пор неярко светится, но, кажется, это никого не волнует. Разве что Санс кидает на Фриск куда как более долгий взгляд, чем обычно.

— Ну, скажем так, — вы внезапно слышите голос Папайруса, и всё у вас внутри замирает при следующей фразе, — мне помог маленький цветок.

Вы видите, как меняется лицо Фриск.

— Идиоты, — презрительно-весело говорит Флауи, опутывая всех монстров... корнями?.. и возникая перед Фриск. — Пока вы все тут беседовали, я забрал человеческие души. А теперь не только они под моей властью, но и все души твоих друзей! И знаешь, что лучше всего? Это всё из-за тебя.

«Ну, вообще, — думаете вы, — технически, это всё Альфис».

Додумать и развить мысль хорошенько вы не успеваете — Флауи атакует вас, его прерывают ваши друзья, и вы смотрите прямо на Санса. Тот, конечно, не молчит, но и не делает того, чего вы бы хотели от него. «Вот же... трус», — думаете вы с презрительной улыбкой.

Когда вы были угрозой, он сражался. Да и то лишь в самом конце, уже тогда, когда все были мертвы. Теперь же он совершенно ничего не делает, хотя на кону не только его жизнь, но и жизни его друзей.

Ведь он сильнее их всех. Ненадолго, но... что-то могло бы получиться.

Флауи, не выдержав, превращается в какого-то подозрительно похожего на Ториэль с Асгором (это вызывает у вас странные... мысли? воспоминания?) и атакует. Фриск, конечно же, не сражается в ответ, она просто уклоняется от атак и пытается что-то сделать. Если вдаваться в подробности, то мечтать и надеяться.

А потом ей приходится подбирать подход к каждой душе. Вы улыбаетесь, когда Санса и Папайруса она освобождает с первой же попытки, рассказывая какой-то неловкий и вряд ли хороший каламбур.

Улыбка спадает с вашего лица, когда Фриск протягивает руки к Азриэлю, который всё ещё продолжает с ней сражаться. У Фриск проявляется удивительная стойкость: казалось, она давно должна была умереть, перезапустить это всё... но она не умирает. И Азриэль становится маленьким мальчиком, в котором вы видите что-то знакомое.

Он смотрит на вас и будто не верит в то, что видит.

— Чара... я... — пытается что-то сказать он, но потом мотает головой и грустно улыбается. — Спасибо. Я разрушу барьер.

Как только Азриэль высвобождает все души, вы слышите, как трескается и рушится барьер, и как падает на землю Фриск. Вы смотрите на Азриэля — на глазах у него слёзы, и вы слушаете, что он говорит, и не верите ему. Не хотите верить.  

Вам не нравится Флауи. Вам нравится Азриэль. Ужасно, что даже главный злодей оказывается обычным ребёнком.

Вы обнимаете его быстрее, чем Фриск успевает подняться и сделать неуверенный шаг.

И, наверное, нет ничего удивительного в том, что вы не слушаете, как все поздравляют Фриск, как все заново узнают королеву Ториэль. Вы разворачиваетесь и под пристальным взглядом Санса идёте прочь. Только оборачиваетесь под конец, чтобы махнуть скелету рукой и скорчить угрожающую рожу. Он всё ещё странный, жуткий, неправильный и что-вообще-может-нравиться-Фриск.

Лодочник словно видит вас и послушно довозит до Сноудина. Дверь в Руины открыта, и вы заходите туда, торопитесь, идя к заветной поляне с золотыми цветами.

Азриэль уже стоит там. Он оборачивается и грустно качает головой.

— Ты тоже, да, Чара?

***

Белый свет — последнее, что вы видите перед тем, как очнуться.

Компьютер глядит на вас одной простой фразой.

«Как же назвать упавшего человека».