Крепкий американо и карамельный латте

Она чувствовала себя маньячкой, наблюдая, как он в очередной раз берёт кофе в этой небольшой забегаловке. Он всегда брал крепкий американо, и она не понимала, как можно пить такой крепкий кофе – она всегда брала карамельный латте. Она всегда стояла в очереди за ним, видела, как он привычным жестом достает портмоне (кому вообще удобно ходить с таким кошельком и засовывать его во внутренний карман пиджака?), достает карту и небрежно прикладывает ее к терминалу. Как можно быть таким беззаботным и даже не пользоваться картой с пин-кодом? Она чувствовала себя ворчливой старомодной женщиной, но не могла перестать следить за каждым его движением.

Она ненавидела тщательно отглаженные костюмы с белыми рубашками и затянутыми галстуками, но это именно то, что он носил каждый день. Стоя за ним в очереди в потрепанном старом кардигане, растянутых на коленях штанах, заляпанных местами красками, и натянутой на самые глаза вязаной шапке, она чувствовала себя не просто серой мышкой – она чувствовала себя никем. И переминаясь с ноги на ногу в порванных кроссовках, на которых шнурки заменялись обрывками ткани, она быстро и сбивчиво делала заказ и бросала взгляд на него, останавливающегося около стойки и залпом выпивающего свой кофе. Кто вообще так пьет его? Кофе нужно пить медленно, с наслаждением, чувствуя, как каждая клеточка организма просыпается, чувствуя все сотни и тысячи оттенков вкуса кофе.

А он уже широким взмахом закидывает стаканчик в мусорку и выходит из кафе, привычно придерживая для нее дверь, когда она держит свой огромный стакан двумя руками, согреваясь. Она едва слышно бормочет спасибо, но не уверена, что он её слышит. Не уверена, что он даже её замечает. Он направляется к своему всегда идеально чистому автомобилю, садится в него и уезжает, провожаемый её взглядом. А она медленно идет вдоль улицы, расписанной жёлто-зелеными красками осени и поднимается на последний этаж обшарпанного дома, где открывает дверь в захламленную квартирку. Ставя пустой стакан рядом с сотней точно таких же стаканов, она скидывает обувь и кофту и входит в огромную светлую комнату, заставленную, завешанную его портретами. Она сама не понимала, почему рисует его вновь и вновь – со всех ракурсов, во всех оттенках, всем подряд – карандашами, акварелью, гуашью, маслом…

Она закатывала рукава и садилась рисовать снова и снова, словно зачарованная. Рисовала его снова и снова, каждый изгиб делового костюма, каждый наклон головы, каждый взгляд, каждый взмах руки. Она ненавидела костюмы, прилизанные прически, строгие часы и шикарные автомобили. Но все это на нём и с ним создавало идеальную гармонию. Даже этот чертовски дорогой парфюм – по одному запаху можно было понять, что он дорогой – ассоциировался теперь только с ним. И она откидывала в сторону очередной лист бумаги в раздражении. Этот парфюм – единственное, что она не могла передать в картинах, и это её раздражало. Она злилась и засыпала на небольшом диванчике в углу, чтобы следующим утром ровно в 6:55 стоять в очереди за ним.

Она стояла в назначенное время в очереди и рассеянно оглядывалась в поисках него. Нигде не видно. Он не входит уверенным шагом в кафе, не здоровается с баристой, не достает свой дорогущий кошелек. Он не заказывает свой противный американо, и она случайно заказывает его вместо него. И понимает это лишь когда делает глоток и чувствует отвратительный вкус крепкого кофе на языке. И слезы текут лишь от того, что этот кофе слишком крепкий. А совсем не из-за того, что он не пришел. Она стоит истуканом около кафе уже около часа, пялясь на свой остывший крепкий кофе, а он не появляется. И она совсем не хочет идти в свою квартиру, где повсюду его совсем неживые портреты, совершенно не пахнущие ужасно дорогим парфюмом.

Начинается дождь – она понимает это только тогда, когда вдруг чувствует, что кофта прилипает к коже, а по спине струятся капли. Дождевая вода ничуть не делает вкуснее этот крепкий американо с солоноватым привкусом слез. Ничто не делает этот кофе вкуснее. Но почему-то она делает глоток снова в надежде на что-то неуловимое. И это что-то происходит, хотя она и не сразу понимает, почему капли перестают касаться ее лица, хотя все еще весело скачут по лужам на тротуаре.

Непонимающе она поднимает голову и видит над собой зонт – чёрный большой зонт, какие бывают всегда только у самых деловых людей, предпочитающих зонты-тростья удобному маленькому зонтику, помещающемуся в карман. Резко оборачиваясь – настолько резко, что мокрые волосы взлетают и прилипают к щеке, – она видит его со стаканом кофе в руках. Со стаканом ее карамельного латте – его запах примешивается к привычному аромату дорогого парфюма, создавая совершенно новый для неё аромат, отпечатывающийся в голове так сильно, что она снова чувствует, как на глаза набегают слезы.

– Ты взяла мой кофе сегодня, – улыбаясь, говорит он, забирая ее холодный стакан с американо и дождевой водой и отдавая свой – еще обжигающе горячий стакан карамельного латте. Его галстук повязан немного криво, волосы не так идеально уложены и слегка растрепаны, а пиджак расстегнут, и рубашка заправлена не до конца. Её внимательный взгляд подмечает это всё, и она улыбается сквозь слезы. 

– Ты опоздал.