Я вернусь

Ву всегда был хитрее, подлее и решительнее всех злодеев, пытавшихся покорить Ниндзяго. Возможно, благодаря этому добро на острове всё ещё торжествует. Если бы команда в разноцветных пижамах знала, как ловко и хитро их наставник торгует душами и артефактами, уползая «по делам», они поняли бы, что Ву вовсе не безобидный бородатый гриб с чайником. А если бы мастер решился рассказать им хотя бы о малой части своих похождений, понадобилась бы целая ночь для рассказов. Если бы у ниндзя выдержали нервы.

Мне повезло присутствовать при некоторых обрядах. Это помогло мне закалить психику и не превращать образ учителя в мирного барашка, которым Ву никогда не был. Говорят, что чем злее злодеи, тем добрее добро. Но это не так.

 — Вы учили меня считать, и там были положительные и отрицательные числа. И чтобы заставить баланс подняться выше нуля, нужно много чисел — или людей, или злодейств, которые Вы называете «крайними мерами». Больше, чем у «минуса». Тот, кто зовёт себя добром, должен быть жёстче и хитрее зла. Иначе ему не победить. Чтобы превзойти зло, придётся действовать в одной с ним категории. Раздавая бумажные красивые фонарики, войну не остановить. Если бы можно было побороть всё плохое исключительно добром, ниндзя не носили бы мечей.

 — Выходит, добро и зло действуют одинаково, но в разных целях? Выходит, это одно и то же?

Ву улыбается. Глаза и рот скрываются под густыми белыми бровями и усами, лица почти не видно из-за шляпы. Так и кинулся бы к нему на шею, но совесть не позволяет. После всего, что я натворил и о нём надумал, даже такой наглец, как я, не смеет лезть к учителю.

 — Да. Вы сами говорили, что добро и зло — это единый организм. В нём всё зависит от силы и направления движения.

— Хорошо, что ты понимаешь. Ты не сердишься?

 — Сердился, — честно отвечаю я.

 — На что?

 — Вы поступили так…

Я замолкаю на пару секунд, пытаясь подобрать слова так, чтобы его не обидеть. Он поступил подло. Он обманул мои надежды. Бросил, не попрощался. Но я же не знал, что он вернётся, не успев пройти десяти шагов!

 — Плохо? По-злому? Так если добро и зло — это одно и то же, на что тебе обижаться? — Ву захихикал.

Я тоже смеюсь, но внутри висит неприятный холодок. Хорошее объяснение только что совершённому злодейству не может меня успокоить. Да, решал не я, и всё произошло стремительно, как вихрь. Но неприятно.

Ураган великолепен. Когда по небу вместе с облаками несутся куски крыш и выдранные с корнем деревья, а люди забиваются в погреба, как насекомые. Когда небо темнеет и сморщивается, траву вырывает из почвы и между землёй и небом господствует только ветер. Но ураган не наносит природе непоправимого вреда. Он разрушает людские муравейники и вырывает деревья, которые недостаточно сильны, чтобы противостоять ему. Но он не ломает гор и не крошит остров, как печенье. А этот крошил. Бедный остров, мой мир оказался расколот на множество кусков. Когда Ву вызвал мой дух, я не смог сдержать крика. Там, где когда-то была деревенька, красовался огромный разлом. Под тонким слоем тёмной почвы находился широкий пласт красной сухой породы. В ней копошились трупные черви — мусорщики, пожирающие мёртвые миры. На дне плескалось море. Остров весь был обезображен такими разломами. Это был ураган, разрушивший не просто город или лес, а саму ткань мира. Иначе мусорщики бы не смели копошиться в плоти Ниндзяго, его земле.

Но была ли это уже его земля? Нет. Сухая, красная, мёртвая. Плоть погибшего мира. Произошла катастрофа, подорвавшая саму сущность Ниндзяго. Остров умирал и осыпался. Ву сказал, что мы должны это остановить. Что если я не пожелал стать защитником своего мира в первый раз, я должен стать им в этот.

Я не мог отделаться от мысли, что Ву вернул меня только потому, что ниндзя больше не было. Просто не было. Они похоронены под обломками Ниндзяго-Сити — гордый, напыщенный и наполненный высокими зданиями город ураган, конечно же, не пощадил. Я понимал, что я лишь запасной вариант, нежелательный «план Б». Что у Ву просто нет выбора. Это было неприятно. Но я теперь жил, дышал, и это всё окупало.

 — Мастер Ву… А где теперь этот мальчик? — несмело спросил я.

 — Странно, что тебя это волнует, — ответил Ву неожиданно резко. — Неужели ты меняешь привычки? Думаешь о другом? Это неплохо, но в данном случае мешает. Морро, я надеюсь, ты понимаешь: твоя жизнь сейчас куда важнее, чем жизнь того мальчика. Ты не должен испытывать вины.

 — Я и не испытываю! — мгновенно соврал я.

Мне нельзя быть виноватым перед мальчишкой. Перед тем, чью жизненную силу Ву отдал мне, вырастив мне новое тело. Я не должен жалеть того, кто стал никому не видимым и не слышимым призраком для того, чтобы я смог выполнять поручения Ву и восстанавливать мир. Ву, как всегда, абсолютно прав: мальчик с его мизерными знаниями и подготовкой ничего не мог сделать для сохранения своего мира. А я могу.

Если знать лазейки, можно провернуть всё. Ву забрал у мальчишки всю жизненную силу, чтобы восстановить моё тело. Именно моё, такое привычное, живое. Которое помнит, как драться с вымершими ныне монстрами или плести из лозы и палок ловушки для птиц. Мне с трудом верилось, что я теперь снова живой. Я не мог сдерживать себя, я поглаживал пальцами гладкие полоски заросших шрамов на теле. Я вырывал из земли травку и, растирая руками, нюхал. Слишком долго я был лишён осязания и обоняния, чтобы сейчас просто сидеть спокойно. Мне не терпелось взять в руки оружие, размяться, ощутить собственную живую плоть, почувствовать усталость в мышцах. Огромный букет забытых ощущений ударил мне в голову, и я сидел, широко раскрытыми глазами глядя на разломы и разрушения. Ставший бесправным духом мальчик был почти забыт. Ву прав: он бесполезен. Зря он тогда ко мне подошёл. Если бы не стал расспрашивать, я бы его не узнал потом и не заманил в тихое место, где Ву провёл обряд.

Учитель поднялся. У нас с ним ещё много дел. Я тоже встал, подобрав синий блокнот, в который Цыплёнок записывал мои ответы.