Он не помнил своего детства. Ну, почти. Только некоторые фрагменты: весёлые, грустные, а иногда и просто нелепые. Одно было неоспоримым — его детство было мечтой для многих. И, что удивительно, Арий уже тогда это понимал.

Прогуливаясь по улице, наблюдая за другими и даже просто читая книги, он имел вполне ясное представление о том, как живут люди. И Арий часто не понимал, почему бо́льшая половина историй жизни столь грустна. Ему не хотелось верить, что и его самого может постигнуть такая же участь. Поэтому он начал изучать всё, что могло ему пригодиться в будущем. О, а учиться он любил.

Уже к своим двадцати годам Арий многое что мог сделать сам. Жаль, что выбрал он довольно шаткую тропу, или же наоборот — самую стойкую в умелых руках и с чистым разумом. Правда, дорога эта пугала столь многих, что его уже тогда боялись. Отец же, узнав, словно постарел лет на десять. Единственный сын! Но желал он ему только хорошего и, уж если выбрал — пусть так и будет, лишь бы счастлив был. А он и был, да и сейчас его нельзя назвать несчастным.

Тёмная магия. Шаг не туда — всё упадет, словно карточный домик под яростным ураганом. Арий всегда был осторожен. Единственное, о чём он по-настоящему жалел — это то, что мать его не видит, что он так её никогда и не узнал. Она была… отец часто по ней скучал, сидя у окна и смотря в даль, когда за окном становилось серым-серо, и вот, ещё миг и начнёт плакать небо. Но о ней они никогда не говорили. Мать умерла, когда он был ещё совсем мал. Точнее, он думал, что она умерла. Позже же, когда он пробовал узнать о ней что-то ещё… она была жива и вполне здорова. Арий понял, что умерла она лишь для отца в тот момент, когда оставила их.

Детство у него было замечательным: ему почти ни в чём не отказывали, и всё внимание родителя было его безраздельно. Ребёнком он был не то чтобы послушным, скорее понимающим. Понимал он и то, что отец у него — единственный, кто остался, и то, что он у отца тоже один.

И уже тогда знал то, что поможет ему в дальнейшем… не выжить, нет — жить хорошо, не беспокоясь почти ни о чём. Мало знать пару заклинаний, всё равно, какой мощности. Хотя учил он их все. Особое внимание Арий уделял психологии, изучению законов и их понимаю, самоконтроль занимал тоже не самое последнее место. А после двадцати началось изучение оружия и техник боя.

Сколько раз он думал, что уже умер, что попал в ад, или же что всё это — просто страшный сон, и сейчас он проснется… Но не смел всё бросить. То, что казалось лёгким по-началу, давалось с кровью, а то, что изначально было сложнее, казалось недостижимой вершиной. Вот-вот поймёшь, как нужно, и маленькая, почти незаметная ошибка, а ты уже катишься, падаешь вниз, или тебя придавливает лавиной! Ни вдоха, ни выдоха. И каждый раз, отряхиваясь, залечивая ранения, он вставал. И маленькими, почти ничтожными, шагами продвигался вперёд. Не годы, а века потребовались для изучения того, что он знает сейчас, для осознания себя.

Потерявшись во времени, он не заметил, как остался один. Но сдаваться нельзя.

***

И вот, вечер, очень поздний ужин был хоть немного лучше двоих своих предшественников. Рыба с еле поджаренной корочкой и пюре: сытно, вкусно и, что главное, — съедобно.

Отказавшись от предложенной ему помощи, Арий добрался до комнаты, которую уже гордо именовал своей. Что важно, его наконец перестали закрывать. «Прогресс, чтоб его! — он хмыкнул — Насыщенный день выдался».

Ворвавшись в детскую, он сначала хотел вернуться к грозному «мужу», но, посмотрев на того в дверях, решил, что ещё не время. Н-да, помимо обнимающего его ребенка, на вид самого старшего, на него с любопытством и истинно детской радостью смотрели ещё двое, близнецы. Пару минут — и они тоже бросились к нему с радостными возгласами.

— Что-то не так? — и спокойный взгляд просто в лицо «мужа».

— Прости, больше так резко не уходи, — и мужчина покинул комнатку, с лёгким стуком закрывая за собой дверь.

— Папа-папа, почему тебя так долго не было? Мы соскучились!

— Папа был занят, — он, если признаться, то и с одним ребёнком не контактировал никогда, а тут аж трое! Что делать в таких случаях, Арий не знал абсолютно.

— Расскажешь? — и взгляд совсем-совсем, как у взрослого.

Выходить сразу же из комнаты было не самым разумным, и ему пришлось начать придумывать, чем бы занять детей.

— Это не самая интересная история, давайте, может, поиграем во что-то?

Арий ожидал возмущений, криков, уговоров, но… или детям было не очень-то и интересно, или были приучены, что если нет, то — нет. Все трое, не отпуская его — кто за руку, кто за край футболки, — потянули к стеллажу. Из кучки была выбрана одна коробка с игрой. Арий с ужасом ожидал, как пройдёт этот день, но его опасения не оправдались. Он быстро разобрался, как играть: близнецы просто посмеялись, что папочка, как маленький, всё забыл, а вот старший с немым вопросом посмотрел на него, но все правила игры объяснил. Удивительно, но игра ему показалась интересной и даже не напрягало то, что играет он с детьми. Почему-то ему моментами вспоминалось детство, как они вместе с отцом тоже играли, правда, из памяти абсолютно стёрлось, во что именно.

Время пролетело почти незаметно, Арию давно не было столь спокойно. Даже ощущение вечного ожидания удара в спину на миг пропало. Вечер прервал всё тот же дворецкий, который сообщил, что ночь и что детям уже пора спать, да и самому «Дарию» вредно нарушать режим. Удивившись себе, он попрощался и готов был уже выйти, когда близнецы захныкали — почему он не поцеловал их и собирается уйти без сказки?

«Папа больше не любит нас, мы что-то не так сделали?»

Ужасаясь тому, что он не знает ни одной сказки, Арий всё же поцеловал всех троих в лоб, когда старшенький — он успел выяснить, что того зовут Виталием — крепко прижался к нему и:

— Ты ведь больше нас не бросишь, да? Я видел тогда тебя в саду, а вокруг кровь… Отец тогда жутко злой был, — личико его скривилось, А Арию стало не по себе: что делать с «плачущим ребенком» он знал ещё меньше, чем с «просто ребенком».

— Всё хорошо, видишь, я рядом… Ложись, отдыхай.

— А ты завтра придёшь? Я соскучился сильно-сильно: ты к нам не заходил почти две недели.

— Обещаю, — не зная, зачем, сказал он.

Выходя в коридор, Арий уже знал, что заснёт ещё не скоро. Ведь теперь он почти уверился, как попасть обратно.

***

День обещал быть незабываемым, ну… или просто необычным. Проснувшись в своей комнате, он недолго понежился под одеялом, а ещё чуть позже спустился завтракать.

Сегодня утром, ну, как утром… ведь закон «когда проснусь, тогда и утро» никто не отменял, а по факту — обед, был… вот будь он чуть более сентиментальным, возможно, даже бы пустил слезу: на столе его ожидали пюре с тушёной свининой и — ну куда же без него?! — салат. Но вот свинина была явным прогрессом. На радостях Арий даже никак не прокомментировал то, что из напитков было только молоко, правда, против него он не возражал совсем, ну, лишь иногда, но и это он делал скорее из некой вредности. Ах, эта вредность, его почти перестало смущать то, что он понемногу теряет самоконтроль, ведь всё скоро завершится.

И вот, закончив почти праздничный… пусть будет — завтрак, Арий, по-обыкновению, знакомой дорогой, завернул в одну из комнат. Детская. Не то чтобы он любил детей, но тут его никто не трогал, и вот уже пять дней подряд он всё возможное время проводил тут. Здесь ему никто не мешал обдумывать, как выбираться. Что для этого нужно, Арий знал, оставались детали. Контроль над ним не очень-то и уменьшили, даже то, что дверь не запиралась, не делало его свободнее, ведь он почти сразу осознал, что всю ночь недалеко от двери караулит охранник, и стоит ему лишь скрипнуть дверью, как его снова начнут запирать. Так пусть останется хоть видимость, а обдумать он может и находясь с детьми.

Как же он был благодарен тому человеку, кто их воспитывал! Ни одного лишнего вопроса, без капризов, и смотрят на него просто с немым восторгом. Иногда перед тем, как уснуть, закрывая глаза, проскальзывало некое так давно забытое им чувство — сожаление. Арию казалось, что он изредка будет скучать по детям. Ещё его немного пугало, что дети будто понимают — перед ними не их папа. Но ни слова об этом, а лишь иногда просто напоминают ему, казалось бы, прописные истины, принятые в обычных семьях. «Что за ужас тут происходит, если даже меня тут принимают за хорошего родителя?!» — не раз мелькало в его мыслях. И всё же, ему нравилось бывать в детской, пусть и прикрывая это желанием подумать в спокойствии. Там, откуда он, дети были, но столь рано повзрослевших он встречал впервые.

Сегодня, лишь слегка скрипнула, открываясь, дверь, а Ария уже встречало три безумно счастливых ребёнка Насколько он смог понять, они были, как и он, что-то наподобие девушек в его мире. Как к его нынешнему полу относились в этом мире, он так и не смог узнать, да и откуда бы? А вот в доме их вроде любили, вроде всё самое лучшее им, вроде столько же прав, как и у других. Но если бы не это «вроде»…

Искренне радуясь вместе с ними, он изменил их небольшому ритуалу, правда, совсем немного. Арий, как обычно, взял одну из настольных игр, хотя обычно выбирал кто-то из детей, и дальше всё пошло, как и все пять дней подряд. Почти. Арий проводил тут весь день с момента, как вставал и что-то съедал. А сегодня он засобирался раньше: на улице даже не стемнело. Малыши ужасно расстроились этим, и Арий так же резко передумал и остался с ними.

И вот уже настало время идти ложиться отдыхать и начинать видеть забавные мультики перед глазами. Но Арий, так спешивший поскорее уйти, теперь не мог заставить себя покинуть комнату. Он дольше обычного желал всем сладких сновидений, а старший, будто что-то понимая, безумно не хотел его отпускать. С ним он просидел дольше всего, осознавая, что это, наверное, их последняя встреча. Хотя… всё бывает.

Наконец всё же заставив себя дойти до двери и даже приоткрыть её, Ария остановил грустный, с капельками слёз обиды, голос:

— Ты обещал, что не уйдёшь больше, помнишь?

Увы, не все обещания нам дано сдержать. И он не смог. Хотя… тут как посмотреть.

Добравшись до своей комнаты, и, даже не удостоив вниманием охранника, который «чисто случайно» прогуливался по этому же коридору, проскочил к себе.

Дальше же всё было, словно в перемотке. Арий достиг кровати, удобно разместился на ней и достал заранее спрятанный за, как всегда, очень поздним ужином нож. «Н-да, туповатое лезвие». Его безмерно удивляло, как ему, с опаской давая маленькие маникюрные ножницы, за обедом клали ножи?

Собираясь с мыслями, — «не так-то просто… всё-таки» — он пролежал минут пять. А потом дверь будто силой выбили. И Арий, ещё не до конца осознавая, быстро провёл по руке, правда, слабовато. Второй раз он не успел: его схватили и крепко сжали руки. Он не увидел, кто именно это был, да и столь ли это важно?

А потом словно выключили лампочки.

***

Новое пробуждение было похоже… а ни на что оно не было похоже — обычное. Правда, смена места пробуждения снова прошла без его участия. Это начинало раздражать. Место снова было незнакомым.

После первого пробуждения Арий почти сразу задремал, сон был без сновидений, будто чёрный омут. Пару раз он ещё открывал глаза, но перед ними будто стояла серая дымка, и он опять падал в омут, с каждым разом всё быстрее. Пока одно падение не прервалось резким ударом, и он очнулся в постели. На этот раз почти без тумана перед глазами и с достаточно ясным мышлением.

Очнулся же он в комнатке не то чтобы тесной, но, на контрасте с его прошлой, она явно была тесновата. Мебели, опять же, на контрасте, казалось маловато: стол у стены, рядом с ним стул, чуть дальше комод, на котором заботливой кучкой была сложена одежда. На полу был довольно пушистый ковёр, почти не отличающийся по цвету от деревянного пола, разве что немного светлее. На стенах были обои в нежном цвете с желтоватым отливом.

Он сел на кровати, да, она тоже была многим меньше его предыдущей, но вместе с тем спать на ней было всё же приятнее.

Первым делом Арий посмотрел на руки и, не сдержав раздражения, запустил подушкой в стену: руки по-прежнему были не его. Дальше он посмотрел на то место, где должны были оказаться раны. Что удивительно, повязок не было. И он понял почему — руку пересекала только тонкая полоса шрама. И ниже, странно, что раньше не заметил, была ещё пара полос на обоих руках.

«Это что за бред?! Я же только одну царапину сделать успел… откуда?» — Арий будто очнулся и впервые за последние недели две, а хотя, кто его знает, сколько точно прошло времени, начал основательно думать, как выбираться. Окно в комнате было, но всего одно и крайне маленькое. Он бы пролез, но тут опять же были решётки, да к тому же не так скрыты, как в его прошлой обители, намного толще и вмонтированы между двумя стёклами. Дверь дёргать смысла, сразу понятно, что не было. Через минуту в одном из углов им была замечена даже ничем не прикрытая камера: «А-а, вот почему мне не дали завершить начатое…».

После же он, испугавшись, что пролежал слишком долго, — раны же так быстро не зарубцовываются — поднял футболку и уставился на живот. Красивый, в меру подкачанный. И всё с той же маленькой выпуклостью внизу: «Ну хоть больше вроде не стал».

Новая догадка вспыхнула в его мыслях. Если его раны зажили так быстро, может, не всё так печально? Возможно, к нему по чуть-чуть начали возвращаться способности? Арий посмотрел на свою руку, сосредоточился, и на миг ему показалось, что воздух вокруг пальцев немного всколыхнулся, но то, чего он так желал, не вышло. На кончиках пальцев не оказалось лёгкого, почти воздушного, но такого горячего для всех остальных огонька.

На пол полетело вслед за подушкой одеяло.

Ещё одна попытка. Теперь ему показалось, что воздух вокруг чуть потеплел. И всё же, опять неудача. Но миг!

На его ладонь упала красная капля, потом ещё одна — из его носа. А ему будто всё равно: «Неужели, если не выйдет, придётся учить всё заново?! А дадут ли?»

Дверь резко распахнулась, а он и не услышал звука ключа в замке, и к нему подбежал мужчина в белом халате, стал вытирать что-то под его носом. Накатила слабость и какое-то безумное безразличие. Если силы возвращаются в этом теле, не значит ли это, что вернуться он уже не сможет?

— Дарий, ты меня слышишь? — Арий нехотя повернул голову в сторону говорившего, это оказался «муж». Вот он-то уж обрадуется как!

— Допустим, слышу, дальше что? — всё же отозвался он, смотря в лицо собеседнику.

— Что произошло, объясни, будь добр. Я отлично понимаю гормональные всплески, короткую стрижку, — мужчина внимательно следил за каждым движением, лёгкую нервозность выдало лишь прикосновение к переносице, к тому месту, где удобнее всего поправлять очки, — очки, которых нет, — так знакомое каждому, кто носил их даже непродолжительное время. — Я был невероятно счастлив, когда ты стал больше времени проводить с детьми, правда, меня смутило то, почему ты совсем не заглядываешь к младшим. Я понимаю, что с ними не так интересно, но им тоже не хватает твоего внимания… — он на минуту прервался, вздохнул с какой-то горечью и продолжил уже более обвинительным тоном: — Я думал, на тебя так повлияло то, что ты совершил, может, совесть проснулась? Какой же я был наивный. А ведь меня предупреждали… — он опять прервался, будто задумавшись, а Арий и не думал перебивать. — Хорошо, что в твоей комнате были камеры, иначе не знаю, чем бы всё завершилось. Просто ответь, почему?

— Если отвечу, ты не поймёшь, так стоит ли напрягаться? — и он посмотрел прямо в глаза «мужу».

— Всё же он был прав… увы, ты не Дарий. Он бы никогда не смог так на меня посмотреть, прямо в глаза. Но… — обвинение в его голосе потихоньку начало перерастать в гнев, — Ответь, кто или что ты такое?! И что ты хочешь в обмен за моего супруга?

— Любимый, почему же ты так со мной? — с плохо скрываемой иронией ответил Арий. — С чего ты всё это взял?

— Хорошо… назови моё имя. Признаться, сам только недавно понял, что ты за всё время ни разу не назвал меня по имени. И твои руки… — на этот раз он с лёгким ужасом посмотрел на Ария, — Рана, что ты нанёс, прошла за ночь, оставив после себя один лишь шрам.

— Подумаешь, небольшой шрам, — он с откровенным любопытством следил за «мужем». Похоже, до того начало доходить, что происходит.

— А твои волосы… они потемнели, да и глаза, теперь я вижу, они тоже меняют цвет. Кто ты?

— Выпусти — узнаешь.

— Похоже, сейчас ты ничего не можешь сделать, а знаешь, что сказал врач? Ты полностью здоров. Правда, из-за твоей выходки один из малышей, что ты сейчас носишь, погиб, — взгляд его затуманило лёгкое безумие, и Арию стало неуютно. — Не знаю, что ты за тварь, но ты никуда не денешься, пока не родишь. А дальше посмотрим. Может, я захочу ещё наследников?

В этот момент… как же Арию захотелось ответить достойно! Но снова ненавистное ему «но»! Он ничего не мог противопоставить. Он сейчас был, словно маленькая, беззащитная зверушка, а так хотелось снова стать самим собой. Нет, сдаваться он не будет. Если играть, то до конца!

— Если так, давай хотя бы представимся друг другу, — обычно он запоминал имена всех, кто так или иначе ему, ну, скажем так… не понравился.

— Максимилиан, — и больше, не сказав ни слова, не поинтересовавшись именем, мужчина покинул комнату.

В двери тихо щёлкнул замок. В мозгу вспыхнул калейдоскоп чувств, а перед глазами, будто фильм в быстрой перемотке, побежали чужие воспоминания:

Они познакомились вполне обычно для их круга, хотя… нет, это было, в неком роде, волшебно. В первый раз они столкнулись по чистой случайности, и даже не обратили на друг друга никакого внимания, кроме, разве что, вежливого извинения и дальнейшего бега по своим делам. Позже же их официально представили друг другу родители. А через месяц была свадьба, достойная их двоих.

Так уж вышло, что им даже повезло испытать некую симпатию друг к другу. Правда, о любви речи ещё не было.

А через пару месяцев семейной жизни было объявлено о будущем пополнении. Каждый день казался сказкой. Потом родился их первый ребёнок. Имя ему дали в честь одного из отцов главы семьи — Виталий, но не всё было так гладко: Виталий был омегой, не то чтобы это как-то отразилось на отношении к нему, нет, у него было всё самое лучшее. Они часто гуляли втроём в парке у дома, тогда он ещё не столь разросся. А немногим позже, когда малыш подрос, была объявлена ещё одна радостная весть — у него будет братик! А после молодой отец с ещё большим рвением стал следить за своим Дарием. Но, увы, про первого ребенка он, казалось, совсем забыл. Виталия не оставили лишь уже немолодой дворецкий да второй дедушка.

А родители Дария и вовсе забыли о сыне, теперь же было на какие деньги дальше радоваться жизни. Нет, Дарию не хотелось верить, что его продали… Ведь лучше думать, что его просто передали в руки мужа, который точно его не обидит. Ведь так? И он верил. Надеялся, что вот-вот ребёнок подрастёт, и он сможет посвятить своё время своим желаниям. Не вышло.

Вторым пополнением стали два прекрасных мальчика, и тоже омеги. Ему нравилось проводить с ними своё время, они были такими… забавными? И снова ожидание, что вот пройдёт немного времени и всё, о чём он так упорно мечтал каждый вечер, станет настоящим, а не простой дымкой, созданной его воображением. Но нужен наследник — альфа!

И вот, снова «радостная весть»! Врач смотрит чуть осуждающе, и почему-то на него, а не на мужа. А муж всё также ободряюще улыбается и снова, будто весь его мир сошёлся на его супруге: море внимания, ласки, подарков.

А одним вечером он, по привычке, зашёл к детям. Он и не заметил, когда старший стал таким самостоятельным, не знал, какие слова стали первыми у его близнецов. В тот вечер он долго не мог уснуть, тихо сопя в подушку, стараясь не разбудить мужа. А так хотелось, чтобы его просто обняли, как в детстве. Но как раньше уже никогда не будет: он теперь сам несёт ответственность за своих детей.

Четвёртый ребёнок тоже оказался омегой. А у него в тот день глаза будто покрылись лёгкой пеленой грусти. Когда же ему дадут пожить для себя? Потом же, когда было не так больно передвигаться по дому, он иногда забирался в ванну, включал воду, и по его лицу вместе с водой стекали солёные дорожки, смешиваясь с воздушной пеной.

Дарию дали почти год отдыха, и то настояли врачи. В этот год и был посажен тот клён, под которым позднее он так любил отдыхать.

Как же он мечтал вырваться, как его родители, уехать далеко-далеко, посмотреть на мир. Но вокруг лишь золотая клетка и надежда на наследника.

Он иногда наведывался к своим детям, но его пугала та отчуждённость, которую он к ним чувствовал, пугала та надежда на детских лицах, когда он всё же к ним заходил, та невероятная любовь, которую он не заслуживал! А после он опять садился в ванну, полную пушистой пены, и снова солёные дорожки смешивались с пресной водой.

Через полгода после рождения четвертого сына он уговорил дать ему отдельную комнату. Дарий так и не забыл тот взгляд, которым одарил его Максимилиан после того, как он всё же решился попросить. Но он не отказал. А через год, причём день в день, завалился к нему в комнату. После была ещё одна «радостная» новость.

И опять омега. Как проклятие. Он хоть когда-то поживёт для себя?

Дарию было противно от самого себя, когда он начинал винить детей в том, что они родились не теми, кем нужно. А потом, раскаявшись, покупал им всё то, о чём мечтал в детстве. Но большего дать не мог.

Спустя пять лет семейной жизни у него появилась первая седая прядь.

Однажды Максимилиан даже зашёл к нему, хотя не проведывал его уже… он не помнил, сколько времени. И по его взгляду было понятно, что скоро будет… Нет! Как же Дарию не хотелось осознавать, что вся его жизнь пройдёт в этом месте, в этих стенах, всего лишь с редкими минутами покоя во время его вылазок в «убежище». И неизвестно, сколько времени ему удастся удержать его исключительно в своём пользовании.

Он иногда проклинал свой эгоизм, всё сильнее ненавидел себя за то, что неправильный. За то, что не смог стать идеальным супругом, а ведь его муж так ни разу и не упрекнул его. Он же не виноват, что не может родить альфу, правда?

А потом, перед следующей «радостной» вестью, которая так и не была озвучена, ему дали отдохнуть почти два года. И тем больнее было осознать, когда он только начал дышать свободнее, что вот-вот всё повторится.

«Не вышло». На этот раз он не видел осуждающего взгляда врача, да может, и к лучшему. Простой телефонный разговор, которых в день происходит неисчислимое множество…

«Удалось».

Наследники будут, но их рождение полностью перекроет ему кислород. О, он это отчетливо ощутил в момент разговора, в тот миг, когда были озвучены последствия их рождения для него. «Эгоист». Сломанный, утративший малейшую жажду к дальнейшему существованию — эгоист.

И он сломался.

«Так вот, кто ты такой, — стало единственной мыслью Ария. — Жаль, я не узнал это всё немного раньше, — он рассмеялся в пустой комнате, невидяще уставившись в одну точку: в голове его роилось множество мыслей. — Зато теперь мне более ясно устройство этого мира… Безумный, с точки зрения того, где родился я, но в тоже время ни больше ни меньше заслуживающий право на существование…»

Арий, будто в первый раз, вспоминая всё, что он учил ранее, ещё раз сделал жест рукой, сосредоточился и… опять ничего!

Если бы Максимилиан не побоялся оставить в комнатушке зеркало, которое могло стать опасными осколками, если бы Арий случайно в него заглянул, многим ближе оказалась бы дорога домой. Но всё уперлось в «если бы», и он так и не увидел почерневшие пряди волос, по которым будто пробежала искра, и теперь абсолютно чёрные глаза, в которых почти незаметен зрачок.

Он увидел другое, то, что заставило его на миг потерять контроль. Ещё одно воспоминание:

Ту, его первую спальню, но в ней ещё чувствовалась жизнь. Себя, но тогда это был Дарий, который с неким ужасом и обречённостью смотрел на открывающуюся дверь. На входящего в комнату, как всегда уверенного в своих силах, мужа. И понимал, что сейчас будет, и безумно не хотел с этим мириться. Он в последний момент попробовал прорваться к двери, сдаваясь под напором страха. Не удалось.

Первый их раз был похож на романтический фильм, дальше всё переросло в некую обыденность, теперь же он просто ждал, пока всё закончится, рассматривая потолок, обои, вид за окном, и снова потолок, потолок… в одном месте пошла тонкая паутинка трещин, он запомнил её до мельчайшей полосочки. Слёз уже не было: а что не так? Нужен наследник! И его муж не виноват в том, что он не может ему его подарить уже в который раз.

Когда всё закончилось, о случившемся напоминало лишь ржавое пятно на простыне, которое так же быстро было убрано кем-то из слуг.

Арий почувствовал всё, будто сам там присутствовал. И снова он сосредоточился, опять жест рукой, лишь бы забыть, занять голову чем-то другим. И снова неуда… удача! Меж пальцев правой руки вольно скользил огонек — не опасный для него, но с лёгкостью спаливший бы дотла всё, до чего бы смог дотянуться.

Долго ещё он тренировался, но кроме огонька, с каждым разом всё слабеющего, вызвать больше так ничего и не смог. Наверное, он бы так и просидел до утра в новых попытках, но его остановила начавшаяся кровь из носа да жуткое головокружение. Арий провалился в сон моментально, будто в глубокую яму, в которую не проникает и лучика света, так к нему не проникло ни единого «луча» сновидения.

Проснулся же он, на удивление, бодрым, и по часам, которые неизвестно откуда взялись, понял, что сейчас утро. Странно, не мог же он после такого так быстро отдохнуть: даже в те далёкие времена его первого обучения это было невозможным.

Ответ нашёлся довольно быстро: почти сразу после того, как Арий сменил положение из спящего на сидячее, после тихого стука в комнату бодрым шагов вошёл дворецкий. Он принёс поднос, полный еды. Арий уже не обращал внимания на то, что там было: сошло бы даже отравленное. Да что там, он был бы и сам рад так просто покончить со всем этим фарсом. И всё же снова его цель была вполне близка. Нужно лишь упорнее тренироваться, забыв про головокружение, и в следующий раз просто заткнуть чем-то нос. Да, сегодня будет бессонная ночь…

— Господин, — дворецкий поставил поднос на кровать рядом с Арием, — Вам стоит позавтракать: вы сутки проспали, — мужчина с некой заботой посмотрел на него, — Пожалуйста, съешьте всё, я не говорил Максимилиану об этом, — сделав голос на тон ниже, добавил он. — За посудой я зайду позже.

Дверь закрылась, выпустив дворецкого, и тихим щелчком ключа будто бы сказала: «этим путём не выбраться, не-а».

Ну, зато вот так сразу пришёл ответ на мимолётный вопрос — вот и причина, почему он так хорошо отоспался, а часы, наверное, дворецкий и принёс, когда наведывался к нему раньше. А в том, что тот наведывался, Арий не сомневался.

— Кстати, а почему бы не вспомнить его имя? — Арий осознавал, что теперь он может вспомнить почти про всё, что его может поджидать здесь, хотя, по-правде говоря, не особо понимал, как так вышло. Но вместе со всем этим слишком удивлён и не был — чего только не происходило за его вполне насыщенную жизнь… — И не из такого выбирались… — еле слышно, гипнотизируя только что закрывшуюся дверь, произнёс он. Камера, стоящая в углу, смогла передать лишь шевеление губ, а вот микрофон не смог засечь звука голоса.

Он так и не понял, почему ему стало вдруг интересно имя какого-то слуги, но размять мозг перед следующими попытками всё же было нужно. На удивление, имя выпорхнуло из памяти довольно быстро — Константин. «Эх-х, какие же нудно-официальные здесь везде имена!». А потом, будто завалившееся домино, цепной реакцией на него навалилось ещё одно воспоминание, после которого Арию вдруг стало хорошо-хорошо: ещё один рычаг давления — отличнейший повод для мимолетной радости, ведь так?

Он сразу заметил взгляд, которым проводил его мужчина: очень уж польстил этот взгляд. Вот бы и муж когда-нибудь так на него посмотрел…

Позже он встретил этого мужчину во время первого семейного ужина в этом доме, а потом тот каждое утро будил его вкусным завтраком в постель. И ни разу даже намёком не оскорбил Дария, он также не нарушал традицию их общения — обычные повседневные разговоры младшего хозяина и дворецкого, но вот взгляд… взгляд, которым Константин его провожал каждый раз…

Дарий любил своего мужа, хотя… может, ему просто хотелось в это верить… но факт в том, что ни разу за всё время ему и в голову не приходила мысль о другом мужчине. Но со временем даже изначальное подобие любви было задавлено прессом повседневности, прессом убитых надежд, моментами, когда ничего не хочется и просто живёшь, «потому что»… не задумываясь, зачем и для чего.

А после рождение очередного ребенка, в который раз не оправдавшего ничьих надежд, под конец небольшой передышки… Когда стало ясно, что ещё не конец, он пошёл на крайнюю меру.

Одним дождливым, почти зимним, днём он позвал Константина в свою комнату, чтобы попросить что-нибудь, что поможет согреться. И вот когда тот принёс ему дополнительный плед да чашку крепкого чая с лимоном, Дарий впервые ответил на взгляд, уже не зная, поступает правильно или потом станет ещё хуже.

А через пару дней в другой ещё более морозный первый день зимы им, чтобы согреться, не потребовалось ни чая, ни ещё чего-либо другого: им хватило друг друга. Так он пал ещё ниже, чем просто омега, который не смог подарить наследника. Теперь, если об этом узнают, то им обоим грозят огромные неприятности.

На следующий день к нему пришёл муж, а потом… потом было всё, словно в тумане. Сквозь дымку проступала одна надежда… надежда, которая всегда умирает последней — надежда, что хоть так у него выйдет наследник. И пусть он будет не от мужа. Ведь никто не узнает, так?

Безумно нужная информация: теперь-то у него есть хороший «союзник» в лице дворецкого, пускай тот об этом ещё и не подозревает… «Интересно, то, что Константин ещё не знает о нём, ведь, по его поведению, не было похоже, что они любовники… А та «одержимость», которую я увидел в воспоминаниях, не могла растаять так быстро. — Арий ненадолго впал в раздумья; дальше все его мысли заняла тренировка.