Сначала мне просто было очень плохо: болела голова, тело тянуло вниз, будто на каждой клеточке лежало по камню, глаза не открывались. Через несколько секунд я всё-таки смогла, прищурившись, приоткрыть глаза. Помещение было слишком светлым, так что я сразу же их закрыла и обратилась в слух: шуршание одежды, стук пальцев по клавиатуре, плеск воды… плеск воды? Я ещё раз попыталась открыть глаза.

— Эй, он, кажется, наконец-то очнулся!

— Очнулся? — заботливо переспросили совсем рядом. Я сквозь полураскрытые ресницы выхватила из общей обстановки лицо человека, который протягивал мне чашку с чем-то очень терпко пахнущим. Чтобы принять чашку, придётся сесть, но как же это сложно! В процессе неловкого трепыхания выяснилось, что меня облепили какие-то трубки, только замедляющие попытки нормально выпрямиться. Ну, хотя бы не повозка и не «поймали, пока пытался пересечь границу», и то хлеб… — Всё будет хорошо, выпей, это лекарство.

«Лекарство» в данной ситуации точно бы не помешало, так что дрожащей рукой взяла маленькую чашечку и одним глотком выпила всё, что в ней было. Тут же закашлялась, впрочем: жидкость была такой горькой, что заслезились глаза, а к горлу подкатил неприятный ком. Чашечка выпала из пальцев и, судя по всему, разбилась, если я правильно истолковала резкий звук. Человек, подавший мне лекарство, о чём-то говорил с другим (или другими?) находящимся в комнате, но я этого не слышала, слишком занятая своим плохим самочувствием.

Минут через десять я, наконец, перестала откашливаться и подрагивающими руками стёрла с глаз слёзы. Горло больше не жгло, глаза не пекло; вместо этого болела голова. Я улеглась обратно на кушетку, закрыла глаза. Хотелось просто… спать. Так что я заснула.

Сон не принёс с собой никакого спокойствия, только путаницу. Мне казалось, будто я просыпалась в этом месте шесть раз, включая только что случившийся, и пять из них брала из рук первого увиденного человека лекарство¹. Этот человек всегда оказывался моим отцом. Всегда перед тем, как опять проснуться, я чувствовала боль, злость, растерянность, страх… предательство? Казалось, будто в общей сумме я провела в этой нескончаемой петле около семи дней, но ведь не только в петле было дело! До петли я просыпалась совершенно в другом месте куда больше шести раз, и каждый день там не был похож на карикатуру предыдущего!

Проснуться, встретиться с Суйгецу и Орочимару, узнать, что Орочимару — мой родитель. Узнать, что таинственный враг отобрал мои воспоминания, вместе с Орочимару пойти их возвращать. Встретиться с врагом, понять, что он — моя копия, просто лет на десять старше. Встать перед выбором: клон предлагал уничтожить все эксперименты Орочимару, а потом счастливо самоубиться вдвоём, Орочимару предлагал закрыть глаза на этичность создания клонов и дать ему продолжить, все же мы его дети, всех же он нас любит. Независимо от выбора Орочимару и клон непонятно переглядывались и вместе меня побеждали. Темнота. Новое пробуждение.

Было облегчением осознать, что на этот раз рядом с моей… кушеткой?.. не стоит мой отец. С одной стороны, это печалило, с другой стороны, даже радовало, с третьей стороны — у меня в отцах теперь Орочимару?! Я села и осмотрела своё тело. Не было никаких трубок, хотя об их недавнем присутствии напоминали небольшие пятнышки от иголок и присосок тут и там. Да и в целом тельце моё выглядело побито, и это ещё мягко сказано.

Медленно осознавая весь ужас ситуации — день сурка, серьёзно?! — попадания в другой мир (ну, хотя бы знакомый), в другое тело (в целом, Мицуки хорошенький), в неизвестное время (вроде как сейчас везде должен быть мир-жвачка?), я буквально сползала со своей кушетки. Простыночка, прикрывающая нижнюю половину моей тушки, чуть не слетела, но я неожиданно цепко за неё ухватилась. Ха, смешно. Трясусь вся, а такая ловкая.

— О, теперь-то с тобой всё нормально, — скучающим тоном донеслось с другого конца комнаты. Я подняла голову. На меня с усталостью смотрел Суйгецу. — Одежда?

— Да, пожалуйста, — сказала я и чуть опять не закашлялась. Голос звучал слабо, но даже так слышалось, что он был достаточно низким. — Где я? Почему я…

Суйгецу сухо усмехнулся и указал мне на один из стоящих в комнате столов, где, аккуратно сложенная, лежала та же форма, что и была надета на самом мужчине, только размерчик другой. Я на подкашивающихся ногах доковыляла до цели, схватилась за стол, пережидая слабость. Удивительно, но с каждым новым шагом будто становилось лучше. Всё ещё не так хорошо, чтобы я назвала себя здоровым человеком, но уже не хочется сразу в гробик, чтобы не мучиться. На секунду я даже поверила, что Орочимару дал мне лекарство. Потом дошло: лекарство он мне давал в тех многочисленных трубках, а в чашке были исключительно вызывающие дивную прочистку мозгов вещества.

Итак, что мы имеем? Суйгецу где-то на заднем плане болтал о том, что я посеяла все свои воспоминания на миссии с «Орочимару-сама», я же натягивала на себя одежду и рассеянно кивала, вставляя нужные слова. Это был пятый раз, и речь совершенно не менялась. Не удивительно, что у Суйгецу такой усталый вид: наверняка ему уже надоело разыгрывать этот спектакль.

Имеем мы очень сильного парнишку, который на данный момент должен очень слабо понимать, что он умеет и что он вообще есть. Тут уже начинаются проблемы, я-то отлично помню все пять неудачных попыток, и драться каждый раз приходилось достаточно отчаянно.

— Стоять холодно, — негромко сказала я, прерывая Суйгецу. Ничего, всё равно уже самый конец речи, следующим шагом стало бы тыканье в меня кунаем, чтобы проснулись базовые боевые инстинкты. Я осторожно сцепила руки за спиной, но потом быстро их развела. Нет… не буду пробовать. Суйгецу же достаточно сильный шиноби, верно? Если я попытаюсь применить свои способности, он может заметить. — Как меня зовут? Как зовут тебя?

— Прости, обуви больше нет, — развёл руками Суйгецу. Я переступила с ноги на ногу: пол и правда холодил стопы, я не врала, когда просила обувь. Холодил каждый раз, но я всегда почему-то стеснялась об этом сказать… и мне совершенно не нравится, что результат не изменился! — И ты — Мицуки. Совсем не помнишь?

А потом он напал на меня. Я отшатнулась назад и в сторону, и машинально обхватила его руку с оружием своей. Обхватила в прямом смысле: вся рука до плеча включительно стала будто резиновой и тянущейся, так что я щедро намотала её вокруг противника, задерживая, подхватила выпавший кунай другой рукой… И остановилась. В прошлые разы я ранила себя, если успевала защитить шею мужчины своей же рукой, или Суйгецу, но тот быстро превращал половину своего тела в воду, так что под конец на нём не оставалось ни царапинки. На этот раз удалось что-то изменить.

Я осторожно отцепилась от Суйгецу. Ощущения в руках были… странные. И всё произошло так быстро! Я совершенно не успела понять, что мне нужно сделать, чтобы добиться такого эффекта. Рефлексы — это прекрасно, но мне бы и понимание техник, которые я использую, не помешало бы.

Ощущения вообще казались какими-то притупленными. Даже на каменный пол можно было не обращать внимания, что уж говорить обо всём другом? Зрение не подводило, как и слух, как и обоняние, но постоянно казалось, что я могла бы ощущать мир вокруг себя лучше — в основном потому, что я помнила, что могу ощущать мир лучше. Спустя несколько часов, когда мы с Орочимару уходили на миссию по «спасению памяти», зрение становилось острее, запахи — насыщеннее, слух — во много раз лучше.

— На самом деле ты не хочешь меня убить, так зачем? — слово в слово повторила я свои слова из третьей попытки. Кунай, кстати, так и не вернула, оставила себе. Как и всегда. С ним почему-то ощущалось безопаснее, но черт возьми, как же меня достали все эти ассоциации из предыдущих попыток! Особенно когда Суйгецу начал свою отрепетированную речь… Менялись только первые несколько фраз, чтобы адекватно ответить на мой вопрос, вся остальная информация подавалась абсолютно один в один.

Так недолго и свихнуться!

К Орочимару я пришла злая. Прям совсем злая. Не помогало и то, что я до сих пор чувствовала себя очень побитой, шлёпала босыми ногами по полу, а тут он сидит, весь такой цветущий и красивый. Ух, падла! Волосами машет, прочувственные фразы про родительские узы на уши вешает. Что же ты пять раз мне память стирал, родитель?

— Не надо мне воспоминания возвращать, — мрачно сказала я и даже ногой топнула со злости. Суйгецу поперхнулся не иначе как той водой, из которой состоит, Орочимару просто выгнул бровь. Ну да, это что-то новенькое, обычно я на этом моменте вся такая растерянная и плаксивая. — Я и так всё помню. Все пять попыток, это шестая, ведь так? Надеюсь, что шестая, иначе вообще ужасно! Пока Суйгецу говорил, у меня чуть нервный срыв не случился, каждый раз одно и то же! И вообще, что за глупый выбор вы мне с Мицуки-старшим каждый раз даёте?!

Ненадолго воцарилось молчание.

— Ого, — наконец, сказал Орочимару и улыбнулся. Миленько так. — И что же не так с этим выбором?

— Орочимару-сама… — начал Суйгецу.

— Молчи. Что не так с выбором?

— Да глупый он, — раздражённо выплюнула я. Конечно, меня нельзя было назвать именно Мицуки, у меня была своя жизнь за спиной, но пять чертовых попыток, прочно укоренившиеся в голове, заставили… сродниться, что ли? Так что раздражение было вполне искренним. — Конечно, давайте с одной стороны предложим мне убиться, а с другой — делить родителя с ещё армией таких же. Оба варианта очень плохие. Очень плохие!

Суйгецу опять начал издавать странные звуки, будто того и гляди — помрёт. Я скосила взгляд в его сторону и надулась. Смеётся, зараза. Ну-ну, смейся. Посмотрим, кто будет смеяться последним. Скорее всего, Орочимару, но не ты же… так что тоже хорошо.

— И что же ты собираешься делать? — всё так же доброжелательно спросил Орочимару. Я на секунду задумалась, взвесила кунай в руке… Но тут же опомнилась и неловко пожала плечами. Орочимару улыбнулся — на этот раз совсем не мило, а широко и страшно. — Нет-нет, Мицуки-чан², скажи то, что хотел сказать.

Мысль, которая промелькнула в моей голове, была очень кровожадной. Не знаю уж, почему она вообще мне в голову пришла — может, всяких аниме пересмотрела, может, от Мицуки досталось. Но я на секунду захотела взять кунай, спросить у Орочимару, где хранятся все остальные клоны, пойти туда… и всех убить. Так сказать, взять лучшее от обоих вариантов: и с родителем остаться, и сократить ему число детей. Но что-то мне подсказывает, что я убью одного своего клона, может двух — и сдуюсь.

Возможно, будь на моём месте именно Мицуки, он бы смог — при условии, что такая идея вообще бы стукнула ему в голову. Но я? От Мицуки была всего неделя жизни по чужой указке, которая сильно проигрывала двадцати годам моей. Я была главной. И я очень сомневалась, что мне хватит духу убить кого-то, кто не хочет убить меня. В противном-то случае рефлексы опять возьмут верх.

Я прокрутила кунай на пальце и опять посмотрела на Орочимару. Он разглядывал меня так, будто картины интереснее в жизни вообще не видел, я же подбирала слова. Идея в голову пришла хорошая, нужно просто исполнить её по-другому. Вот сейчас как скажу!

— Если ты мой родитель, — медленно начала я, — значит, ты меня любишь?

— Конечно.

— Очень сильно? — уточнила я.

— Безусловно.

— И ведь ты меня знаешь, так много потратил времени на всю эту затею, — продолжила рассуждать я.  — Наверное, ты любишь меня так же сильно, как моего старшего клона. И явно намного сильнее, чем тех, кто ещё только создаются, верно?

На этот раз Орочимару промолчал. То, к чему я веду, не понял бы только глупый — а он глупым точно не был. Я победоносно улыбнулась и уже весело закончила:

— То-чан, пожалуйста, сделай так, чтобы остались только два твоих самых любимых ребёнка — и, конечно же, одним из них обязательно окажусь я.

Опять воцарилось молчание. На этот раз Суйгецу не смеялся, он был предельно серьёзен. Я, не отрываясь, смотрела на Орочимару и упрямо крутила кунай за кольцо в рукоятке. Смерти (на удивление) не боялась — судя по всему, я очень нравлюсь своему отцу, слишком он много на меня усилий потратил. Чего я боялась, так это повторения «дня сурка», и с таким поведением повторение мне точно не грозит. Орочимару хмыкнул, кивнул чему-то своему и поднялся с места. Взгляд у него был уже не просто доброжелательный, а счастливый донельзя. Стоило ему сделать шаг вперёд — я отшатнулась назад.

— Ну, чего ты, Мицуки-чан, — проворковал Орочимару. — Ты прав, ты — моё любимое дитя. Так что идём.

— Куда идём? — с опаской поинтересовалась я.

— Для начала — за обувью, — серьёзно сказал он. — А потом — по обстоятельствам.

Казалось, что после выдачи сандалий (тёмно-синих и неожиданно удобных), все обо мне резко забыли. Не оставили на том складе, иначе помещение не назовёшь, где и подобрали мне обувь по размеру, конечно, но отвели в полупустую комнату, снабжённую только кроватью и бесполезным шкафом — и ушли.

Первые несколько часов я даже рада была тому, что меня оставили в одиночестве: с приглушенными ощущениям окружающий мир вызывал у меня лёгкое раздражение, и взаимодействовать с ним хотелось мало. Больше хотелось разобраться в себе, чем я и занималась. Покрутила-повертела кунай в руках, убедилась, что могу творить с его помощью неведомые ранее чудеса моторики и реакции, порадовалась. На познание своей способности удлинять конечности ушло куда больше времени, в основном потому что сначала пришлось почувствовать чакру, и как это сделать, я не понимала.

Да, если бы прямо сейчас на меня напали, я бы смогла сообразить какую-нибудь технику, но это было бы что-то больше инстинктивное, чем сознательное, прямо как в воспоминаниях. Пришлось погрузиться в эти самые воспоминания с головой, по крупицам разбирая моменты сражений и силясь понять, что же я — Мицуки — в этот момент чувствовала. Как ощущалась чакра? Как нужно было её направлять?

Минут через сорок я счастливо гнула и растягивала свою правую руку. Потом левую, потом ноги, потом всё вместе, напоминая себе не человека, а водоросль. Поулыбалась сравнению. Движения всё-таки получались не очень уверенными, растянутые конечности двигались немного иначе, и правильное управление тоже нужно будет нащупать.

Как использовать эту технику правильно, я не знала, но принцип уловила, а всё недопонятое додумала сама. Инстинкты заполоняли чакрой то место, которое нужно было растянуть — сознательно я могла это повторить, пусть и не сразу. Инстинкты как-то размягчали ткани, делая их резиновыми — я в прямом смысле приказывала чакре сделать моё тело резиновым. Чакра неведомым образом слушалась, тело слушалось, и всё возвращалось к исходному положению, как только вложенная в преобразование чакра заканчивалась, «выжигалась».

Самой большой морокой этой техники был именно первый этап, выведение чакры из системы циркуляции прямо в ткани организма. Чакра стремилась то путешествовать по телу дальше, то вылезти наружу через тенкецу — мне не нужно было ничего из этого, так что я метафорически впитывала телом чакру в нужном месте, что было непросто.

Чакра и её система в целом оказались куда интереснее, чем я представляла ранее. У меня не было никакого резерва, из которого я черпала энергию — чакра появлялась из очага в нужном для техники количестве и направлялась в нужное место силой желания. Я закрыла глаза и попыталась воспроизвести процесс создания чакры ещё раз. Процесс создания чакры воспроизвёлся, энергия бесполезно прошлась по системе циркуляции и вышла через тенкецу. А можно оставить её в системе?

Оказалось, что можно. И даже не очень сложно, просто требовалась концентрация. Или контроль чакры? Я громко и драматично вздохнула. Знания мои знания, где же вас получить?

Баловаться с чакрой, не понимая природы происходящего, было не очень увлекательно, так что я решила опять побаловаться с резиновой модификацией, но на этот раз не только на конечностях, но и на всём остальном теле. Я направила чакру, придала телу нужную характеристику, попыталась вытянуть шею… и тут же закашлялась. Голова вернулась на место, я схватилась за горло. Ух! Отвратительное ощущение удушения. Откашлявшись, я попробовала ещё раз — с тем же результатом.

Хм. Ещё раз пытаться не стоит, решила я. Всё-таки не мазохизмом занимаюсь, а благородным делом — исследованиями!

Скорее всего, дело в строении дыхательных путей, которые я не учитываю при применении модификации и которые страдают от неправильной модификации. Не учитываю я это строение по той простой причине, что не знаю его. Печалька. Попросить то-чан преподать мне несколько уроков? Знаю же, что он должен уметь вытягивать шею.

Мир мне знаком, отрицать нельзя: я смотрела Наруто. Да, пропускала филлеры, а мангу и вовсе не читала, но представление о мире шиноби и разворачивающихся там событиях у меня имелось, и достаточно четкое. Но вот Мицуки… о нём я знала разве что дизайн да статус одного из главных героев. «Новое поколение Наруто» я смотреть категорически отказалась, начитавшись спойлеров в духе «мы всё просрали». Я упала на кровать, на которой до этого момента просто сидела, и издала печальный вздох. Легла звёздочкой. Поздно уже жалеть.

Всё из того же положения попыталась что-нибудь сотворить со своим торсом. Грудную клетку сразу пропустила: там и лёгкие, и сердце… не надо рисковать. А вот нижнюю половину растянуть попыталась, но тут же скрутилась в клубок и прикусила одеяло. Живот пронзила резкая боль, и уходить не хотела. Черт возьми! Всё, прекращаю свои эксперименты, а то ещё сломаю в своём тщательно выращенном в пробирке организме что-нибудь, и всё, прости-прощай, Мицуки.

Первым за пару часов посетителем стал мой старший клон. Лог, если мне не изменяла память — а она мне не изменяла, это имя я слышала не один раз. Я увидела его силуэт сквозь стены, когда он подошёл поближе: красновато-желтое пятно на фоне привычного мира. У меня было время подготовиться к его приходу, принять чуть более подобающую позу… Я не стала. Во-первых, разбиралась со своим неожиданно открывшимся тепловым зрением, во-вторых, просто не захотела.

Таким образом, когда Лог открыл дверь, я лежала всё в той же позе эмбриона, только повернулась так, чтобы видеть вошедшего… брата? Если людей с полностью идентичным ДНК можно так назвать. Но не близнецы ведь, мы рождены (рождены, ха) в разные дни.

А ещё от него несло сигаретами.

— Орочимару очень впечатлён, — без предисловий начал Лог. — Знаешь, он ведь действительно пошел уничтожать всех остальных клонов. Сказал, что армия ему не нужна, а всего остального он уже добился с нашей помощью… Ты в порядке?

— Я попыталась использовать эту технику Резины на своём животе и, кажется, что-то сломала…

— Мягкую Модификацию Тела, — поправил меня Лог и только потом, кажется, осознал, что я сказала. — Что?!

Наше «не-день-сурка» знакомство с братом прошло замечательно. Как приём у врача. Лог резко оказался рядом, распутал меня из моего скрюченного положения и засветил руки техникой Мистической руки. Боль мгновенно отпустила, и пусть на данный момент от первоначального режущего ощущения осталась едва ли половина, я и без всяких техник расползлась по кровати. Было приятно.

— Ты говоришь по-другому.

Я приоткрыла один глаз (сама не заметила, как закрыла оба) и наградила Лога очень недовольным взглядом. Одна из его рук легла мне на горло, но я даже не дёрнулась. Техника Мистической руки ощущалась приятно.

— Знаешь, Лог, вы все хотя бы жили до, между и после каждой из попыток что-то со мной сделать. Вся моя жизнь в этих попытках и заключалась. Теперь посчитай, насколько мне хочется продолжать делать нечто хоть немного похожее на то, что я делала ранее, и пойми, почему я перешла с этого вашего boku на миленькое watashi³.

Лог несколько секунд выглядел так, будто хочет что-то ответить, но потом только кивнул — то ли мне, то ли себе. И, наконец, перестал меня то ли обследовать, то ли лечить. Я села на кровати, куда внимательнее разглядывая своего клона… и того, кем я стану в будущем? По виду, ему немного за двадцать, верно? Только этот шрам… У меня его не было. Вроде. Я не видела себя в зеркале, но видела в отражении воды все те несколько раз, когда послушным ребёнком шла за Орочимару для выполнения его неведомого «теста».

— Я буду выглядеть так же, как ты, когда вырасту? — решила не ходить вокруг да около я. — За исключением шрама, да? У меня же его нет?

— Шрама нет, — со вздохом подтвердил Лог, а потом подцепил меня за руку, поднял и поставил на пол. Я озадачилась подсчётом того, сколько килограмм он только что удержал на вытянутой руке. — Ты будешь выглядеть точно так же, если не захочешь ничего поменять. А теперь идём, Орочимару ждёт.

Вопрос о килограммах всё ещё казался интересным, в конце концов, мы ведь клоны, значит, такая сила будет доступна и мне, но адекватный ответ на озвученный вопрос и упоминание Орочимару несколько сбили с мысли.

— Я могу поменять свою внешность? — переспросила я. — Я хочу поменять свою внешность! Я хочу, чтобы мы выглядели как родственники, а не как клоны. И с Орочимару тоже! О, я же могу звать тебя «нии-чан»?

— Ты можешь звать меня «нии-чан».

— Я могу продолжать звать Орочимару «то-чан»?

— Это тебе нужно будет спрашивать у него.

— А ты как думаешь? — хитро спросила я и взяла идущего впереди «братика» за руку. Рука у него была безжизненной, так что я, недовольная, сжала ладонь — и только после этого она чуть сжалась в ответ. Ха. Ничего, Лог скоро поймёт, что приятный мне человек от меня никогда не убежит. — Исключительно по ощущениям?

Я лукавила, когда говорила Логу, что начала «якать» иначе из-за «дня сурка». В данной ситуации мне было куда комфортнее говорить о себе нейтрально: не радикально «девочково», но и не брутально. В конце концов, это прекрасно отражало положение, в котором я оказалась: девочка в теле мальчика. И как же хорошо, что мальчику лет семь-восемь! Не то чтобы тельце вызывало у меня отторжение, оно было просто… непривычным. Я не собиралась менять своё отношение к себе. Ну звали меня одним «унисекс» именем, теперь будут звать другим. А то, что между ног что-то болтается… пусть болтается, я мешать не буду.

Но вот в чём я не лукавила, так это в желании всё изменить. Желательно — под свой вкус, который включал улыбки, счастье, единорогов и радугу над всем миром. И как удачно, что дорогой Наруто сделал за меня половину работы: создал условия! А конкретно изменения начинать стоило со своих ближних. Орочимару уже получил первое внушение, теперь нужно не спасовать и сделать второе, одновременно не забывая про Лога. А уж если рядом ещё и Суйгецу окажется… ох, милый. У меня есть, что тебе сказать.

— По ощущениям: ты можешь сесть ему на шею, он только спросит, куда идти, — внезапно сказал Лог. Я издала вопросительный звук. — Ты ведь уже понял, что было главным в этом эксперименте?

— Это был очень плохой эксперимент, ноль из десяти, — тут же недовольно поморщилась я. — Но я поняла. Свобода воли. Получается, если я сама сяду Орочимару на шею и сама скажу, куда именно нужно идти, то всё будет хорошо?

— Вроде того.

— Это же прекрасно! — обрадованно воскликнула я и вцепилась в ладонь брата уже двумя руками.

Весь оставшийся путь мы проделали в тишине, а путь был немаленьким: коридоры подземелья (я почему-то нутром чуяла, что мы были под землёй) нещадно виляли. Я это сразу заметила, но прогулка с Логом окончательно убедила меня в том, что проектировщик данного места был слишком изобретателен. Сначала я пыталась запомнить дорогу, потом бросила и начала играться с ладонью брата. Брат сначала закаменел, потом расслабился, потом неловко дёрнул пальцами. Ути-пути, лапочка! От дальнейших поползновений Лога спасло то, что мы пришли.

Я отцепилась от брата и посерьёзнела. Мы находились в той же комнате, где я очнулась. Да, кушетка и аппараты с трубками, которые я заметила при пробуждении, куда-то делись, но во всём остальном это была та же комната. По шее вниз поползли мурашки, а уверенность в том, что меня опять не напоют чудо-отваром, отшибающим память, пошатнулась. Конечно, Лог мне сказал, что всё хорошо, но я ведь понимаю, что он на стороне Орочимару… Сам Орочимару сидел за столом и разливал чай по чашкам. Чашек было три штуки.

— Не бойся, — поймав мой взгляд, сказал он. — Не отравлено. Обычный чай. Тебе пока лучше повременить с едой, но попить стоит.

Как только он это сказал, я почувствовала жажду и невольно сглотнула. А ведь он прав. Я вообще пила хоть раз, как Мицуки? Ни разу. Всё происходило слишком быстро, чтобы я успела сделать что-то противоречащее заготовленному сценарию.

Я села рядом с Орочимару и взяла в руки чашку. По другую сторону от меня сел Лог. Ни Орочимару, ни брат не пили, так что я, раздраженно фыркнув, сделала большой глоток.

— Вам же лучше не травить меня снова! — подчёркнуто решительно сказала я. Даже использовала «брутальное» «я», но быстро одумалась. Выходило как-то… неудобно. — Кто знает, какая Мицуки выпадет в следующий раз?

— Данный Мицуки меня полностью устраивает, — заверил меня Орочимару, спрятав пол-лица за поднятой ко рту чашкой. Отпил. — И теперь перед нами встаёт вопрос: что же ты будешь делать, Мицуки-чан?

Чай был вкусный. Без сахара, но всё равно вкусный. И не кипяток, как раз приятной температуры. Я сделала ещё один глоток и повертела в руках изрядно полегчавшую чашку. Хороший вопрос. Но очень глупо его задавать мне. Что я знаю об этом мире, о себе, об Орочимару? Жалкие крупицы.

— Учиться, — как само собой разумеющееся ответила я. Орочимару прищурился. — То-чан… я же могу продолжать звать тебя «то-чан»? Отлично! То-чан, я не знаю ничего. Я веду себя уверенно и решительно, верно, но только потому что раздражена и хочу выйти из этого повторяющегося круга.

— Ты уже вышла, — сказал Лог.

— Ну, да, — вздохнула я. — И теперь я не знаю, что делать. Не потому что не хочу, а потому что не знаю ничего, кроме того, что помню из этих нескольких дней. Пока я была одна, я попыталась применить, эм, Мягкую Модификацию Тела, но получилось не очень удачно. И это только техника! Что я могу натворить в целом?

Не задуматься о том, что я могу натворить в масштабах мира или хотя бы отдельной страны, было нельзя. Я ведь чертовски сильная, вряд ли Орочимару врал об этом. Потенциально — даже сильнее его самого, а он, ни много ни мало, саннин, который живёт уже лет шестьдесят. Я могу многое натворить как с миром, так и с собой, тот неприятный инцидент с техникой — хороший пример.

— Я могу научить тому, что вложил в тебя, — доброжелательно сказал Орочимару. — Но в остальном из меня не самый лучший учитель, а из этого места — не самый лучший дом для ребёнка. Хотя бы потому что тут больше нет детей… как ты и просил.

— Прекрасно! — энергично кивнула я. — Я пока проигнорирую, что стала причиной смерти большого количества людей, хорошо?

Я говорила правду: думать о произошедшем решительно не хотелось, потому что, как только я позволю себе хоть немного в это погрузиться, вылезет очень неприятная правда. Мне же хотелось думать о себе только хорошее, так что я всеми силами переключалась на другие вещи, благо, интересных тем для занятия мыслей было достаточно.

— Ты уже шиноби. На твоих руках в любом случае будет кровь, — Орочимару задумчиво побарабанил пальцами по столу. — Возможно, и лучше, что ты уже сейчас принял такое решение. Когда ты до конца осознаешь, что совершил, это станет для тебя уроком. Жестоким, но полезным.

— И что ты собираешься делать? — подал голос Лог. Я открыла было рот, чтобы сказать, что совершенно не знаю, но поняла, что он обращался не ко мне. — Придерживаться того же плана или…

— Никакого плана, что ты, — хмыкнул Орочимару и вдруг положил передо мной фотографию. — Посмотри сюда, Мицуки-чан.

На фотографии был изображен мальчишка. Лет восемь, не больше. Светловолосый блондин с широкой улыбкой и странными шрамами на щеках. Я на пару секунд залипла на этих шрамах, не понимая, откуда у Орочимару фотография маленького Наруто, а потом до меня дошло. Это был не Наруто, это был его сын! Шрамов-то не три, а два на каждой щеке! Честно говоря, я плохо помнила внешность анимешного Боруто, но она бы мне мало помогла: реальность несколько отличалась от мультипликации.

Боруто был красивым малым, легко признала я. Учитывая количество просмотренных за жизнь аниме и количество увиденных там маленьких мальчиков и девочек, шутки о педофилии в голове давно перестали быть тревожными. Тем более что смазливым личиком я наслаждалась исключительно с эстетично-умилительной точки зрения: у Боруто были прекрасные пухлые щёчки.

— Красивый мальчик, — чистосердечно произнесла я и подняла взгляд на Орочимару. — Но зачем ты мне его показал?

— Как я и думал, — протянул Орочимару. — Тебе больше не нужно солнце, не так ли?

— Меня не прельщает навсегда остаться в подземельях, — не совсем понимая, о чём он, сказала я. — Так что, наверное, всё-таки нужно.

— Но не необходимо?

Я кинула беспомощный взгляд на Лога, но лицо у него было непроницаемым, хотя видно было, что он внимательно слушает. Сам Орочимару тоже не подсказывал ответ: наоборот, он выглядел искренне заинтересованным в том, что я могу ему сказать. Похоже, среди нас троих я одна ощущала себя актёром, случайно занявшим чужую роль и не знающим ни строчки своего текста.

Тут стоило бы крепким словцом помянуть японские метафоры, но они, вроде как, должны быть понятны всем говорящим на японском языке, а не только избранным!

— Не необходимо, — осторожно сказала я. — Но без него было бы немного не то.

Орочимару усмехнулся и забрал фотографию Боруто. Я проследила за тем, как она исчезла в его рукаве, растерянным взглядом. И это… всё? Странный и непонятный диалог закончен? Слава богу, я уже испереживалась вся! То-чан долил мне чая, и я выхлебала почти весь. Лог тоже, наконец, пригубил свой.

— А теперь, Мицуки-чан, давай обсудим твоё обучение. Я и Лог можем объяснить тебе, как пользоваться почти всеми твоими способностями… хотя некоторые из них, признаться, недоступны даже мне.

— Я хочу понять, как использовать Мягкую Модификацию не только конечностей, но и всего тела! — почти перебив Орочимару, выпалила я. — Шеи и торса особенно, а то я то задыхаюсь, то умираю от боли. Ещё хочу поподробнее узнать про змей… потому что я точно помню, что я могу их призывать, но не уверена, каким образом и почему они оказываются именно в рукаве. Подружиться с ними тоже было бы хорошо!

— Полезно поддерживать хорошие отношения со своим призывом, — серьёзно кивнул Орочимару. — Если не ошибаюсь, это всё, что ты знаешь о своих способностях?

— Не знаю, могу ли я делать как Лог… лечить, я имею в виду, — пояснила я непонимающе дёрнувшему бровью брату. — Но мне бы хотелось научиться. Это полезно. Теперь всё.

— Ты хотел что-то сделать со своей внешностью, — негромко подсказал мне Лог.

Я вскинулась. А ведь и правда! Послав брату полный любви взгляд, я небрежным жестом обвела собственное лицо:

— Я похожа на тебя, то-чан, ведь так? Мне это нравится, ты мой родитель. Но я не хочу выглядеть как клон Лога, мне хочется индивидуальности. Лог сказал, что черты лица можно изменить, так вот, я очень «за»! — я помолчала, раскачиваясь, и выпалила: — А ещё у тебя серёжки классные, тоже хочу! И одежду!

Судя по тому, как с каждым сказанным словом улыбка Орочимару только ширилась, я могла получить абсолютно всё, что мне бы взбрело в голову. Неужели я такой интересный эксперимент? Хотя, конечно, что может быть интереснее внезапно взбунтовавшегося послушного болванчика… Ничего, то-чан, я уж постараюсь сделать так, чтобы ты ощутил себя самым настоящим отцом. И первый шаг: искренне посчитать Орочимару таковым. Вряд ли это будет сложно, выглядит саннин исключительно располагающе.