— Эге… И чего это ты такое делаешь, хороший мой?
Лало стоял у входа в собственный шатёр, опираясь плечом о балку, скрестив руки на груди и рассматривая снизу-вверх чужую спину. Спина тут же напряглась. Лошало в душе не знал, какой идиот решил пробраться в его шатёр посреди дня и пиздить его одежду — но он уже был готов нагадать этому человеку настоящих цыганских люлей. Он с силой оттолкнулся плечом, опустив руки, и уже приближался к замершему воришке, как тот внезапно развернулся. И Лало резко замер. Чем больше он смотрел перед собой, тем выше поднимались его брови.
Тончик. Перед ним стоял Тончик. В его шмотках. С его кольцами на пальцах. Без кепки. В очках. Лошало бы и хотел это как-то прокомментировать, но сил хватило только на короткое: «Ага». А потом на ещё одно, уже более уверенное: «Ага». Тончик всё это время стоял, растерянный, пойманный с поличным. Тончик. Тончик, который всегда говорил, что шмотки у Лошало бабские. Этот Тончик, которые всегда фыркал на предложения примерить что-нибудь из украшений. Тончик, для которого роднее бирюзовой ветровки и спортивок не было ничего. Кстати, они сейчас валялись на подлокотнике дивана неподалёку — а Лало и не заметил. И этот Тончик сейчас стоял посреди шатра, босой, в широких тёмно-фиолетовых штанах, в приглушённо-бордовой рубахе из ламе, заправленной за пояс, и бежевой жилетке с золотистым витиеватым узором по краю; на пальцах у него было много колец — они были надеты вразнобой, но всё равно получалось изящно и с вкусом, Лошало даже удивился — на шее висела золотая цепь, и до того как быть пойманным с поличным Тончик ещё пытался застегнуть на запястье какой-то золотой браслет с тихо позвякивающими подвесками. Лало столько всего хотел сказать, съязвить, а может, бросить что-нибудь провокационно-горячее, но вместо этого он со спокойным лицом, тепло улыбнувшись, произнёс:
— Тебе идёт, — Тончик слегка приоткрыл рот, пытаясь найтись с ответом — Лало вечно сбивал с мысли своим неожиданными искренними словами.
— Да ничего мне не… я… э-э-э… — Тончик тщетно пытался что-то ответить, неловко перебирая в пальцах карабин золотого браслета, — и вообще, — он сердито нахмурился, — спасибо.
Лало мягко рассмеялся, подходя ближе к насупленному Тончику, и аккуратно отнял у него украшение:
— Это вообще-то на ногу.
— А.
— Ага, — цыган тонко улыбнулся, когда Тончик потянулся забрать браслет, и слегка отодвинул руку, — я могу помочь.
— Да не надо, я сам, — отозвался Тончик, чувствуя, как внезапно потеплели щёки и аккуратно потянуло под рёбрами.
— Да у тебя толку не хватит, — усмехнулся Лало и тут же кивнул головой на диван, — садись.
Тончик хотел было возмутиться, но быстро вспомнил где он, как выглядит и что делает, поэтому тут же прикрыл рот и недовольно плюхнулся в мягкие подушки, забираясь с ногами. Лошало аккуратно присел рядом, вполоборота, и мягко схватил Тончика за левую лодыжку, притягивая её на себя. У Тончика глаза на лоб полезли, и он растерянно заёрзал.
— Это ты чего это, это ты куда? — Он звучал взволнованно, и Лошало тонко улыбнулся, глядя на изящную лодыжку в своих загорелых музыкальных пальцах. Тончик хотел уже было предъявить Лошало за несмешные приколы и рассказать, что он о них думает, но чуть не прикусил язык, отводя взгляд и поджимая губы, — Лало, едва касаясь, пальцами левой руки ласково провёл по выступающей косточке.
— Прекращай, — тихо произнёс Тончик, не поворачивая головы, и слегка прижмурился, когда беглые пальцы успокаивающе погладили его чуть выше. Тончик знал — цыган улыбается.
Звякнул браслет в смуглых руках, и Тончик слегка вздрогнул, ощутив лёгкое прохладное прикосновение золота к тёплой коже. Он перевёл взгляд на ногу и зачарованно наблюдал, как отточенными движениями Лошало надевает браслет.
— И чего это ради, ты решил примерить мои… дурацкие тряпки? — Лало несильно потянул браслет так, что тот на мгновение стянул лодыжку. Тончик слегка нахмурился, и давление тут же ослабело. Он помолчал.
— Ну ты давно предлагал, — пожал плечами Тончик, и цепочка мелодично звякнула, — ну я и подумал: ты ж заебёшь, — браслет снова слегка дёрнулся, и пальцы чуть основательнее схватили лодыжку. Тончик глубоко вдохнул и тихо выдохнул, пережидая секундное напряжение между рёбер, — да и я подумал… тебе приятно будет.
Лало как мог, давил улыбку, которая норовила расползтись тонкой змейкой по его красивым губам. Не отрываясь от дела, он спокойно отозвался:
— Мне приятно.
И Тончик брякнул, не подумав:
— Мне тоже.
И замолчал, тихо матерясь про себя и снимая очки, потирая веки. Очки он отбросил куда-то к ветровке. Лало тихо усмехнулся.
Щёлкнул карабин, и цыган довольно хмыкнул, отталкивая аккуратно ногу. Тончик, не задумываясь, вытянул её вдоль спинки дивана, за спиной Лало, с тихим шорохом проехавшись стопой по ткани. Помолчали.
— Ну и? — Наконец не выдержал Тончик, вопросительно заглядывая прямо в глаза Лало, замечая бесноватые искорки.
— Что? — Тот приподнял угольную бровь, усаживаясь удобнее и придвигаясь чуть ближе.
— Ну… как оно? — Отозвался Тончик, сгорая от неясного чувства, сконцентрировавшегося где-то в районе левой лодыжки. Лошало наклонился чуть ближе, заглядывая в глаза, и взгляд у цыгана был такой непонимающий, что Тончик не поверил ему ни на секунду.
— Что — оно? — Чуть склоняя голову набок, спросил Лало, и шатёр объяли взметнувшиеся кругом языки пламени, разгоняя полутьму. Или это был пламень в угольных глазах?
— Ну… я. И вот это всё. Как я тебе?.. В этом, — не отрываясь, сумел наконец выговорить Тончик, замерев.
— Очень хорошо. Тебе очень к лицу, — Лошало улыбнулся, — Анатоль, — и, положив одну ладонь Тончику на талию, а другую — на щёку, легко прижался губами к губам напротив. Тончик прикрыл глаза и всё, что он слышал дальше, это треск пламени да лёгкий золотой перезвон.