in silence under the moonlight

Примечание

Спасибо за интерес к работе и приятно прочтения ❤

Он помнил его взгляд.

Темные и пронзительные глаза, ещё не прикрытые белоснежной повязкой. Яркие, не задымлённые злостью и грязью мира. Не отравленные ещё горечью людских поступков.

 

Даже у него не получилось добавить туда хоть каплю после всего им совершенного.

 

Глаза, в которых Сюэ Ян ещё долго будет видеть своё собственное отражение: смотрящие сверху вниз, но не надменно и ненавистно, а с чем-то иным, отчего в груди поднимался обжигающий все нутро поток непонимания, жажды ясности и разгадки, а за неимением их — злости.

 

Сюэ Ян не знал раннее этого взгляда, никогда и ни от кого.

 

Он дерзил в ответ, криво ухмылялся, словно победил, тихо смеялся и громко сыпал проклятиями и шипел угрозы, а глазами, горящими острой ненавистью ко всем, вглядывался вверх, не пропуская наружу ни единого отзвука своего удивления и растерянности, с усилием подавляя рвущийся неразборчивый поток слов и произнося сквозь зубы одну единственную понятную и четкую фразу, обращённую к человеку в ослепляющих белых одеждах перед ним: «Даоцзан, не забывай меня. Мир тесен».

 

Но ничего в ответ не услышал.

 

Лишь этот странный взгляд его глаз, продолжающий излучать дикий для ощетинившегося беспризорника свет, на коленях, с мечами у горла и цепями на ногах застывшего незаметно для всех в ожидании почему-то столь важного отклика, и ещё больше возненавидевшего в этот миг всех, кто окружал их сейчас на этой площади.

 

Сяо Синчэнь был слишком чист и возвышен для подобного. Слишком добр и наивен, не готов морально ко всему, что происходило ниже подножия горы, на которой вырос, обучился и вернулся к ним, словно и правда в глазах недалёкого народа являлся мессией.

 

Сюэ Ян, скорее всего, был первым, кто столь явственно открыл ему эту сторону людей и их пороков, живущих по своим законам. Невольно, случайно встретившись и встретив, показал Даоцзану мир, о котором тот толком ничего и не знал, но который так желал спасти.

 

Спасти — было его единственным ослепляющим желанием. Только этого он и хотел, когда пускался в бой повсюду и спешил на выручку везде, где требовалась хоть какая-то помощь от тёмных существ, и никогда не требовал ничего взамен, все же каким-то чудесным образом продолжая оставаться на плаву в легко подкупаемом обществе.

 

Сначала один, не ответив ни одному Ордену заклинателей на их щедрые предложения. А после так тем более.

 

Сюэ Ян не знал, где и как Сяо Синчэнь встретил на своём праведном пути Даоцзана Сун Цзычэня, что вовсе не удивительно — как-то совсем не довелось слышать каких-либо слухов на эту тему, а сам спрашивать, разумеется, не мог. Да и не хотел.

 

Одного упоминания этого человека хватало, чтобы теперь зубы со скрипом смыкались, оставляя лишь всегда вызывающе торчащий клык с краю, а костяшки пальцев белели от сжатия любого подручного предмета, случайно попавшего в хватку — раздавшийся далеко за мыслями хруст, скорее всего, лишь очередная корзина для фруктов.

 

Сюэ Ян по-настоящему ненавидел.

 

Если бы Сун Ланя не было, все сложилось бы иначе. Если бы Сунь Лань не пришёл тогда — тоже. Если бы все обстоятельства следовали желаниям Сюэ Яна.

 

<i>Все было бы так, как он однажды случайно захотел.</i>

 

Даоцзан тоже был первым, кто открыл Сюэ Яну новый взгляд на мир — может и плохой, потерянный, лживый, прогнивший насквозь, но еще не окончательно обреченный.

 

***

 

Пальцы в кармане вновь нащупали маленький шарик конфеты, давно уже испачканный в смеси земли, пыли и пота, почерневший и явно непригодный в пищу абсолютно никому, даже если бы мертвецы могли бы есть.

 

Сюэ Ян медленно поднёс раскрытую ладонь к глазам, совершенно привычно взглянул и надолго зависнул на этом предмете детских обид и причин, возможно, совершенно всех его несчастий и бед, перенесённых им за столь короткую жизнь, а в голове, уже на старой, одной и той же ноте, безвольно прокручивались все те мысли:  почему же он все ещё не избавился от всего этого?

 

Вторая рука на полу мертвой хваткой безжалостно сгребла остатки того, что ещё совсем недавно можно было бы принять за неплохую в своё время и аккуратную до недавних пор корзинку для фруктов и овощей ручной умелой работы, также запылившуюся, но по какой-то причине случайно подобранной и все ещё находящейся в руках, как последние остатки воспоминаний и цели, за которые Сюэ Ян хватался как мог.

 

Слабый из-за сильного тумана лунный свет из маленького окошка в этом их стареньком похоронном домике просачивался совсем немного, но как раз идеально ложился на гроб с чуть сдвинутой крышкой и на заклинателя рядом с ним, облокотившегося спиной о чёрное дерево и будто бы погрузившегося либо в слабую дремоту, либо самостоятельно введшего себя в состояние, когда человек, из-за множества свалившихся на него мыслей и чувств уже не способен контролировать тело, отпуская его безвольно покачиваться из стороны в сторону, будто его хозяин уже сошёл с ума.

 

Возможно, так и есть. Он не обращал внимания, и не было места в голове для таких вопросов.

 

Сун Ланя слышно не было — Сюэ Ян предпочитал всегда прогонять его как можно дальше, не позволял даже и близко подходить к себе и, тем более, к дому, чтобы только тот появлялся в крайних ситуациях, наблюдая со стороны за возможными ожидаемыми переменами в городе и время от времени пугал лишний раз эту надоедливую Слепышку А-Цин, если та снова осмелится показаться.

 

И вот, кажется, знакомый до скрипа зубов стук бамбука о землю где-то вдалеке, но в оглушающей вечно траурной тишине этого места кажущийся довольно громким и совсем близко. И следом за ним звук пары бегущих в их направление ног. Короткий незнакомый свист.

 

Нехотя расставаясь с мыслями, Сюэ Ян потерянно моргает пару раз, приходя в себя, грязным рукавом проходится по покрасневшим в уголках глазам, чтобы, разумеется, только лишь смести пыль, непрестанно летающую тут, и, главное, крайней мыслью убедить в этом самого себя, а затем наконец медленно разворачивается, строя кривую ухмылку с виднеющимся в ней озорным клычком, и бросает взгляд вниз, говоря почти шепотом, но в своей привычной игривой манере. И чуть ли не впервые без лжи.

 

— Даоцзан, — лишь один взгляд и еле заметный тихий смешок, своей редкой единственной ноткой выдающий умело скрываемый, дрогнувший лишь на миг голос, разумеется, только лишь от того, что долго ни с кем не говорил. Так он предпочитает думать, — Старейшина Илин, учитель Вэй наконец тут. Сун Лань его заметил. Я не отпущу их, пока он не выполнит то, что должен.

 

Он мог бы взглянуть вниз ещё один разок. Поддавшись порыву, потянуться и наконец позволить себе дотронуться и даже провести по темным, навсегда идеально уложенным волосам и уже давно не кровоточащей, все такой же исключительно белоснежной повязке, но вместо этого заранее одергивает руку, поднимается, опираясь на край чёрной крышки, после секундного колебания сдвигая её до тихого характерного стука закрытия, и мягко отпускает из пальцев корзинку, в этот же миг развалившуюся по темному грязному полу на мелкие лоскуты. Руку с конфетой Сюэ Ян сунул за пазуху, дотронувшись почти невесомо и с осторожностью проверяя там мешочек Цянькунь с покоящимися в нем остатками чужой души, и следом изящно вытаскивая оттуда белоснежную ленту, плавно ложащуюся на глаза.

 

Пыль, повисшая в воздухе на фоне слабой луны, дернулась от открывшейся в ночной туман двери одновременно с холодным лязгом меча, совершенно не принадлежащего тому, из чьих ножен теперь вынут на свет.